Непокорная невеста, или Аджика по - попадански

Глава 13

— Он уже два дня у тебя здесь ошивается, — прокаркал Геннадий. — Телегу свою он починил, забор тебе поправил, камни все во дворе перетаскал и яму около калитки засыпал, — перечисляет недовольный ворон дела, что успел сделать торговец. — Что-то он не торопится на рынок, раз так надолго у тебя подзадержался. Ты хоть имя у него спросила?

— Спросила, — недовольно морщусь. — Его зовут Рион, и на рынок он поедет сегодня. А сделал он это все потому, что хотел меня отблагодарить за помощь, — в словах Гены была доля правды, просто отчего-то я на этот момент как-то не обратила внимания, а нужно было, как мне кажется. И в самом деле, почему мужчина не уехал сразу?

— Да клинья он подбивает к тебе, — словно бы услышав мои мысли, вдруг произнес ворон. — Вот увидишь, на обратном пути свататься будет. Это если порядочный.

— А если нет? — я насторожилась.

— Если б не был порядочным, то уже б к тебе ночью наведался, — то ли хохотнул, то ли каркнул ворон.

— Да ну тебя, пошляк, — я смутилась и отмахнулась от слов говорящего ворона.

Геннадий, как всегда, в своем репертуаре. Но, несмотря на показное раздражение, его слова заставили меня задуматься. Рион действительно провел у меня два дня. Помогал по хозяйству, рассказывал забавные истории из своих путешествий и каждый вечер угощал меня душистым чаем, собранным им, по его словам, в далеких горах. И, признаться честно, его компания мне нравилась. Его улыбка, чуть кривая, но такая обезоруживающая, его тихий голос, рассказывающий о диковинных краях, и даже его неуклюжие попытки галантно ухаживать — все это вызывало во мне странное, давно забытое чувство.

С тех пор как я попала в этот мир, я была одна. Вот только ворон Геннадий составлял мне компанию, но все же ворчливый ворон — это не совсем то, чего хотелось бы женщине по вечерам.

И вот вдруг, словно весенний ветер, ворвался в мою жизнь этот странный торговец Рион. К слову, с его появлением мои грядки больше никто не посещал, и чьего-то навязчивого присутствия я больше не ощущала. Он был другим, не таким, как местные жители. В его глазах горел огонь любопытства и жажды приключений. И этот огонь, как ни странно, зажег что-то похожее и во мне.

Я украдкой наблюдала за ним из окна, пока он возился с телегой. Его движения были ловкими и уверенными, хотя вид у него был скорее интеллигентный, чем рабочий. Солнце играло в его густой бороде, делая ее почти золотой. И в этот момент я поймала себя на мысли, что он мне… симпатичен. Очень даже. И этот факт меня насторожил еще больше, чем его внезапное появление. Почему я, попаданка, выдающая себя за вдову, живущая в доме, о котором ходит дурная слава, потому что в нем обитала ведьма, вдруг начала испытывать интерес к незнакомому мужчине?

Может быть, Гена прав? А может, я просто соскучилась по мужскому вниманию? По теплому слову, по помощи по хозяйству, по ощущению, что рядом есть кто-то сильный и надежный. Но что-то все равно зудело внутри, как заноза. Что-то не давало мне полностью расслабиться и довериться Риону. Он избегал прямых ответов на некоторые мои вопросы, и его рассказы иногда казались слишком уж приукрашенными. Как будто он что-то скрывал.

Неужели я ошибаюсь? Неужели моя интуиция подводит меня? Или, быть может, я просто боюсь впустить в свою жизнь новое чувство, опасаясь разочарования и боли?

Вечером, когда Рион должен был отправиться на ярмарку, я надела свое лучшее платье, простое, но подчеркивающее мою фигуру. Расплела косу, в которой обычно были убраны мои волосы, и закрепила две прядки, чтобы волосы не падали на лицо.

Я не хотела, чтобы он уезжал, и этот факт меня пугал.

— Спасибо вам, Аэлита, за гостеприимство, — сказал Рион, протягивая мне руку. — Вы очень хорошая хозяйка и замечательный человек. Я никогда не забуду эти дни, проведенные у вас.

Его голос был искренним, взгляд теплым. И в этот момент все мои сомнения на секунду отступили. Я позволила себе улыбнуться и пожала его руку.

— Счастливого пути, Рион, — сказала я. — И будьте осторожны на дороге.

— Спасибо, но я надеюсь, мы вскоре увидимся в городе, — в глубине глаз мужчины появился какой-то блеск, а может, мне показалось.

— Да, я собираюсь завтра тоже на ярмарку, — ответила, стараясь не расплываться в глупой улыбке.

— Тогда до встречи, — махнул рукой мужчина, щелкнул поводьями.

Он тронулся, лошадь медленно потянула телегу. Я долго смотрела ему вслед, пока телега не скрылась за поворотом. И тогда я поняла, что, возможно, зря так настороженно к нему относилась. Возможно, он просто хороший человек, которому нужна была помощь. И, возможно, мне хочется, чтобы он вернулся.

Слова Геннадия, что Рион не тот, кем кажется, врезались в память, как заржавевший гвоздь в старую трухлявую доску. Мужчина уехал на ярмарку, и, несмотря на смутное предчувствие беды, я хотела с ним еще раз увидеться, да и товар свой надо было продать. В конце концов, зима не за горами, и запасы нужны всем, как ни крути.

Рано утром, еще до того, как первые лучи солнца озолотили горизонт, я запрягла свою кобылку в телегу. Наполнила ее доверху банками с соленьями, пряными травами, сушеными овощами и, конечно же, своим фирменным оружием массового поражения — аджикой. Сердце колотилось неровно, словно загнанный зверь, предчувствуя что-то неладное. Я старалась отгонять дурные мысли.

— Все будет хорошо, Аэлита, просто немного переволновалась после визита Риона, — бормотала я себе под нос, пытаясь унять предательскую дрожь в руках.

Дорога до города показалась тягучей и бесконечной, как сироп. Каждый скрип колес, каждая колдобина на пути, каждый порыв холодного осеннего ветра казались мрачными предзнаменованиями. Встречные путники бросали на меня странные оценивающие взгляды, от которых мурашки бежали по коже. Но я упрямо продолжала путь, словно зачарованная, ведомая неведомой силой.

Я прибыла на ярмарку, когда солнце уже вовсю заливало городскую площадь своим холодным осенним светом. И то, что я увидела, повергло меня не просто в шок — в ледяной ужас, сковавший все тело.

Ярмарка, обычно бурлящая жизнью, пестрая и радостная, встретила меня гнетущей зловещей тишиной. Всеобщее веселье, казалось, испарилось, оставив после себя лишь плотную атмосферу враждебности. Люди перешептывались за спиной, бросая на меня косые недобрые взгляды, полные злобы и презрения. Некоторые отворачивались, словно я была прокаженной.

Я попыталась пробиться к своему привычному месту, которое занимала в прошлый раз. Но каково же было мое удивление, когда я обнаружила, что оно нагло занято грудой каких-то старомодных корзин, покосившихся бочонков и мешков с зерном. Словно бы кто-то нарочно расставил их там, чтобы не дать мне возможности торговать. Чтобы выгнать меня с ярмарки.

Я подошла к соседним торговцам, которые в прошлый раз любезно болтали со мной, выспрашивая рецепты, надеясь узнать, что происходит. Но они отворачивались, прятали глаза, делая вид, что меня не замечают. Их лица окаменели, превратились в бездушные маски.

— Что случилось? Почему вы так себя ведете? Что я такого сделала? — спросила я, чувствуя, как в горле пересыхает, а сердце сжимается от необъяснимого страха. Но в ответ лишь лицемерная тишина и испепеляющие взгляды. Все лавки были заняты, и мне, словно бездомной собаке, оставалось лишь ютиться на своей телеге, молиться, чтобы хоть кто-нибудь обратил внимание на мой товар.

Время тянулось мучительно медленно. Мои заготовки, обычно разлетавшиеся, как горячие пирожки в студеный день, нынче никому не были нужны. Никто не подходил к моей телеге, никто не интересовался моими продуктами. Я чувствовала себя отверженной, изгоем, попавшим в чужой, враждебный мир, где каждое слово, каждый взгляд были отравлены ядом ненависти.

И вот, когда надежда почти угасла, ко мне подошла женщина. С виду обычная горожанка. За ее юбку цеплялся мальчик лет десяти, худенький и бледный. Она внимательно, с какой-то даже болезненной сосредоточенностью осмотрела мои банки и вдруг остановилась на аджике.

— Сколько стоит? — проскрипела она хриплым голосом, не отрывая своих темных запавших глаз от заветной банки. Я назвала цену, и она, к моему удивлению, не торгуясь, выудила из-под платка монеты и протянула мне.

— Дайте ложку, — сухо сказала она, открывая аджику.

Я молча протянула ей деревянную ложку. Она, не говоря ни слова, протянула ложку мальчику.

— Попробуй, сынок, эта госпожа готовит очень вкусную приправу. Она острая, но полезная, — прошептала она, словно заколдовывая.

Я с удивлением смотрела на это действо. Аджика была не огненной, но все же давать такое острое ребенку, да еще и без хлеба, — это уже перебор. Что ж это за мать то такая?

Мальчик, повинуясь материнскому приказу, неохотно взял ложку, зачерпнул щедрую порцию аджики и с энтузиазмом отправил ее в рот. На несколько мгновений воцарилась тишина. А затем… что-то произошло. Лицо мальчика мгновенно исказилось гримасой дикой, нечеловеческой боли. Он взвыл, схватился за живот, согнулся пополам и забился в конвульсиях на грязной мостовой.

— Мама, мне плохо! Мне очень плохо! Живот горит! — прохрипел он, падая на землю и корчась в муках.

Женщина как по команде вдруг заголосила, своим криком разрывая на части и без того напряженную тишину.

— Люди добрые, помогите! Отраву продает! Моего ребенка отравила! Ведьма! — кричала она, тыкая трясущимся пальцем в мою сторону. Ее глаза метали молнии, полные слепой ярости.

В мгновение ока вокруг моей телеги образовалась плотная злобная толпа. Люди кричали, ругались, проклинали, требуя немедленного наказания. Их лица исказились от ненависти, а в глазах горел дикий первобытный огонь. Я пыталась оправдаться, объяснить, что аджика приготовлена по проверенному, отточенному рецепту, что я сама ее ем каждый день и ничего страшного не происходит. Я пыталась доказать свою невиновность, но меня никто не слушал. Мои доводы тонули в оглушительном хоре обвинений и угроз.

— Ведьма! Отравительница! На кол ее! На костер! — кричали самые ярые, подстрекаемые кем-то из толпы. Кто-то кинул в меня гнилым помидором, кто-то — комком грязи. Я почувствовала себя загнанным зверем, окруженным стаей кровожадных волков.

Внутри меня все оцепенело от ужаса. Мои руки дрожали, колени подгибались, а в глазах застыли слезы отчаяния. Я не понимала, что происходит. Кто надоумил этих людей? Кто стоит за этой чудовищной провокацией?

— Она ведьма! Это не заготовки, это ведьмино зелье! — орет скрюченная старуха и пытается сбить с прилавка банку с аджикой.

Запах жареного мяса, щедро приправленного незнакомыми специями, густой аромат конской сбруи и терпкий дух пота — эта ядреная смесь буквально вбивалась в нос на рыночной площади. Назойливые крики торговцев, визгливый смех кружащих у ног детей, жалобное блеяние коз, привязанных к телегам, — оглушительная какофония звуков обрушилась на меня, словно ледяной водопад, лишив остатков ориентации. Я по-прежнему не могла осмыслить происходящее и поверить в эту сюрреалистическую реальность. Буквально еще вчера мои руки любовно упаковывали банки с домашней аджикой для уютного фермерского рынка в Подмосковье, а сегодня… сегодня меня пытается разорвать на части обезумевшая толпа, словно я угодила прямиком в какой-то мрачный средневековый фильм. Дыхание перехватило от ужаса.

— Ведьма! Сжечь ведьму на костре! — ревели голоса, вторя крику старухи, нарастая до оглушительного крещендо. Казалось, еще мгновение — и мои барабанные перепонки не выдержат этого неистового вопля. Сердце колотилось в груди, словно бешеная птица, готовая вырваться на свободу.

Вчерашний помидорный рай — стройные ряды банок с моей фирменной рубиново-красной аджикой, любовно расставленные на домотканой скатерти — в мгновение ока превратился в зловещий алтарь. Вокруг моей тележки, словно голодная стая волков, рыскала толпа, готовая растерзать не только меня, но и мой "колдовской товар". В их глазах читались злоба, страх и какое-то дикое предвкушение.

— Она отравит нас своими зельями! — проорал какой-то толстяк с пунцовым, лоснящимся от пота лицом, неистово размахивая кулаком. Его обвислые щеки тряслись в унисон с каждым криком, словно желе. — Вонь от ее банок сводит с ума! От нее молоко скисает.

— Да это все магия! Черная магия, не иначе! — поддержала его какая-то злобная старуха, опираясь на кривую клюку, украшенную зубами неизвестных животных, и смачно плюнув мне под ноги. Слюна, густая и желтоватая, медленно расползлась по пыльной земле. Меня передернуло от отвращения.

Я сжалась, инстинктивно пытаясь защитить свои драгоценные банки. Неужели моя аджика действительно так отвратительно пахнет? Я же готовила ее с любовью, с душой, как учила меня бабушка. Слезы подступили к глазам.

— Постойте. Пожалуйста, дайте мне хоть слово сказать, — взмолилась я, чувствуя, как в горле образовался болезненный ком, перекрывающий дыхание. — Это просто… консервация. Обычные овощи, специи, уксус… Никакой магии. Я клянусь, честно, — голос дрожал, выдавая мой неподдельный страх.

Но меня никто не слышал. Толпа надвигалась, словно неумолимая волна, их лица искажены гримасами ненависти. Один из торговцев, здоровенный детина с перекошенным лицом и дубиной в мозолистых руках, замахнулся на ближайшую банку с аджикой. Его глаза горели нездоровым блеском.

— Сейчас мы проверим, что там у тебя внутри, ведьмовское отродье! — прорычал он, обнажая кривые пожелтевшие зубы.

Я зажмурилась, вжавшись в тележку, ожидая оглушительного звона разбитого стекла, едкого запаха помидоров и хлынувшей волны липкого соуса.

Я была готова к худшему, но ничего не произошло. Лишь тихий шепот молитвы сорвался с моих губ.

Осторожно приоткрыв глаза, я увидела, что передо мной, словно нерушимый бастион, стоит высокий мужчина. Одной рукой, облаченной в тонкую кожаную перчатку, он крепко перехватил дубину торговца, не позволяя ей обрушиться на мои банки, а другой — жестом отгораживал меня от разъяренной толпы.

Он был одет в простой, но элегантный камзол насыщенного графитового цвета, выгодно подчеркивающий его атлетичную фигуру. Ткань выглядела дорого и благородно. Его волосы цвета вороного крыла, гладкие и блестящие, были собраны в низкий хвост, открывая высокий лоб и волевой подбородок. Но больше всего меня поразили его глаза… О, эти глаза. Пронзительные, пепельно-серые, словно грозовое небо, затянутое тяжелыми тучами, они смотрели на толпу с неприкрытым презрением и… казалось, с легкой, едва уловимой усмешкой. В них читались уверенность в своей силе и какая-то скрытая, опасная игра.

— Что здесь происходит? — его голос был низким, бархатистым, обволакивающим, но в нем отчетливо чувствовалась властная сталь, от которой толпа на мгновение замерла как по команде. В его тоне не было ни капли вопрошания, скорее констатация факта и требование немедленного отчета.

— Господин, эта женщина — ведьма! Она торгует отравленными зельями, сэр! — завопил толстяк, выставив вперед дрожащую руку, указывая на меня, как на опасную змею. Его глаза бегали, полные страха и подобострастия.

Мужчина медленно повернулся ко мне. Его взгляд был пристальным, изучающим, проникающим в самую душу. Я почувствовала, как кровь прилила к щекам, а сердце пропустило удар. Он смотрел так, словно пытался прочесть меня как открытую книгу.

— Это правда? — спросил он, не отрывая от меня своих обжигающих глаз. В его голосе звучала сталь, но в то же время нотки любопытства.

— Нет! Клянусь, нет! Это просто… аджика! Острая закуска из помидоров! Я могу это доказать, если вы мне позволите, — запаниковала я, тараторя скороговоркой, чувствуя, как мой шанс на спасение тает с каждой секундой.

Мужчина едва заметно приподнял безупречно очерченную бровь.

— Аджика? Никогда не слышал о таком зелье. Звучит… занятно.

Он снова повернулся к толпе:

— Я сам разберусь с этим. Расходитесь по своим делам, пока я не передумал.

— Но, господин… она опасна! Она может наслать проклятье на весь город, — попытался возразить торговец с дубиной, не желая упускать шанс.

Мужчина бросил на него такой ледяной взгляд, полный презрения и явной угрозы, что тот тут же побледнел, замолчал и, пятясь назад, быстро растворился в толпе. Толпа, бормоча что-то невнятное, неохотно начала расходиться, оставляя нас одних посреди опустевшей площади.

Когда последний зевака скрылся за ближайшей лавкой, мужчина наконец-то повернулся ко мне, его взгляд стал более внимательным.

— Итак… аджика, говоришь? — он окинул взглядом мои банки, словно рассматривал диковинных заморских зверей, привезенных на ярмарку. — Что это такое и почему эти простолюдины решили, что ты — ведьма, изготавливающая яды?

Я выдохнула с облегчением, чувствуя, как напряжение медленно отступает, позволяя сделать хоть один полноценный вдох.

— Ну… это довольно сложно объяснить в двух словах. Это… соус. Очень острый. Из помидоров, перца, чеснока… В моей стране это очень популярно, его едят почти с каждым блюдом.

— В твоей стране? — он снова приподнял бровь, демонстрируя легкое недоумение.

— Совершенно верно, — подтвердила я, чувствуя, что хожу по краю. Хотелось ответить: “Я из России”, но потом передумала и сказала: — Из-за моря. Прибыла совсем недавно.

— Из-за моря? — мой спаситель нахмурился. — И как тебя зовут?

— Аэлита, — произнесла еле слышно.

— Интересно. И как ты, Аэлита, попала сюда, в Элдервуд? — и на губах мужчина появилась какая-то странная улыбка, словно я уже прокололась и он понял, кто я такая. Мозг лихорадочно соображает, что ответить, но ничего не приходит на ум, и сердце делает кульбит. Неужели это все? Конец?

— Приехала, — произношу медленно. Что-то в облике мужчины кажется мне знакомым.

Рост? Комплекция? Нет.

Глаза! Я определенно их когда-то видела. Но где?

— Отправляйся-ка ты домой, Аэлита, — произносит мужчина усмехнувшись. — А я поговорю с городским главой и выясню, откуда пошли слухи.

Его слова, произнесенные с такой властью и уверенностью, звучали как приговор, но, вопреки здравому смыслу, в моей душе разлилось странное, почти нелогичное облегчение. Будто неподъемный камень, давивший мне плечи все это время, вдруг обратился в пушинку. Кто он? Почему заступился? Вопросы, словно потревоженный рой ос, жалили мозг, заставляя кровь быстрее бежать по венам. Что-то в его пронзительном взгляде, в его аристократичной осанке и уверенной манере держаться не позволяло мне перечить, провоцировало безропотное подчинение.

"Не стоит испытывать судьбу, — промелькнуло в голове предостережение. — Он явно не из тех, с кем стоит играть в кошки-мышки. И лучше не привлекать к себе его внимание сверх необходимого. Иначе последствия могут быть непредсказуемыми."

С дрожащими руками, стараясь обуздать растущую тревогу, я принялась собирать остатки своего товара. В голове пульсировала одна лишь мысль: "Хоть бы не разбилась ни одна банка". Не знаю, по какой причине, но именно это сейчас было важнее всего.

Я старалась не смотреть в его сторону, чтобы не выдать свой страх, но чувствовала на себе его пристальный взгляд. Каждое движение, каждый вздох, казалось, анализировались и оценивались этим незваным судьей. Он молча наблюдал за мной, словно хищник, оценивающий добычу, прикидывая, стоит ли тратить на нее свои силы. От этого взгляда по коже пробежали мурашки, а в животе завязался тугой узел.

Когда, наконец, все банки были аккуратно сложены и телега снова обрела более-менее пристойный вид, я робко подняла глаза на своего спасителя, ощущая, как краска смущения заливает щеки.

— Спасибо вам, — прошептала я еле слышно, чувствуя, как ком в горле мешает говорить. "Спасибо" — это ничтожно мало, ничтожная плата за избавление от неминуемой гибели, но в тот момент я не могла выдавить из себя ни слова больше. Я была слишком напугана, слишком подавлена, слишком запутана.

Мужчина лишь слегка кивнул в ответ, словно принимая должное, и продолжал молчать. Ни улыбки, ни ободряющего слова, ни даже простого человеческого сочувствия. Только его пронзительные серые глаза по-прежнему буравили меня, словно пытались разгадать какую-то сложную головоломку, скрытую глубоко внутри моей души.

Не дожидаясь дальнейших вопросов, которые, я чувствовала, не заставят себя ждать, я торопливо забралась на телегу, натянула вожжи и тронула лошадь. Мне отчаянно хотелось как можно скорее покинуть это место, где меня чуть не растерзала обезумевшая толпа, ведомая слепым страхом и невежеством. Хотелось в тишину и спокойствие своего дома, где я могла бы наконец-то прийти в себя, отдышаться и попытаться осмыслить этот кошмар.

Телега медленно тронулась с места, пробираясь сквозь остатки ярмарочного хаоса, словно корабль, с трудом проходящий сквозь штормовой вал. Я старалась не смотреть в сторону незнакомца, но отчетливо чувствовала его взгляд у себя на спине, обжигающий и пронзительный, будто клеймо, навеки запечатленное на моей коже.

Когда, наконец, выехав за пределы городской площади, телега тяжело поползла по дороге, я позволила себе немного расслабиться. Вдохнула полной грудью чистый прохладный воздух, стараясь отогнать от себя мрачные мысли, которые, казалось, прилипли ко мне, как репейник.

"Кто он? Почему помог? И что теперь будет?" — эти вопросы, словно стая назойливых мух, кружили в голове, не давая сосредоточиться на дороге, грозясь свести меня с ума.

Незнакомец… Его властный голос, пронзительный взгляд, дорогая, явно и сшитая на заказ одежда… В нем чувствовались скрытая сила и неоспоримая власть. Какая-то внутренняя, почти космическая уверенность, которая подчиняла себе окружающих, заставляла трепетать даже самых дерзких. Да, мой спаситель явно очень важная шишка в этом городе. В этом я была уверена на подсознательном уровне, это чувствовалось интуитивно, словно запах приближающейся грозы.

И еще эти глаза… пепельно-серые, словно грозовое небо, заряженное электричеством… Где же я их видела? Эта мысль сверлила мне мозг, словно неумолкаемая дрель, готовая проделать в нем дыру. Я отчаянно пыталась напрячь память, перебирая в голове все свои немногочисленные знакомства, вспоминая лица, обстоятельства, события, но ничего не приходило на ум. Память словно заблокировала этот образ, оставив лишь смутное тревожное ощущение дежавю.

"Может быть, это просто игра воображения?" — промелькнула робкая надежда, но я тут же отбросила ее. Нет, это было не просто мимолетное впечатление. Я точно видела эти глаза раньше.

Всю дорогу до дома я провела в изнурительных раздумьях, пытаясь сложить воедино произошедшее. Пыталась понять, что же произошло на ярмарке. Кто стоит за этой чудовищной провокацией?

Добравшись до дома, я первым делом заперла все двери и окна на засовы и щеколды, словно вокруг бушевала осада. Задернула плотные шторы, создавая в комнатах полумрак, который, вопреки ожиданиям, не принес успокоения. Мне хотелось спрятаться от всего мира, исчезнуть, растаять в темноте. Свернуться калачиком в самом темном углу и забыться глубоким беспробудным сном. Геннадия нигде не было, и это тоже пугало.

В голове по-прежнему билась тревога, а тело не слушалось, заходясь мелкой дрожью. Я хотела уснуть, но сон не шел. Ворочалась в постели, мучимая кошмарами, в которых реальность переплеталась с фантазией, образуя причудливую и пугающую картину. Мне снилась обезумевшая толпа с горящими факелами, тянущая ко мне свои грязные руки, и незнакомец с серыми глазами, смотрящий на меня не с презрением, а с каким-то холодным расчетливым любопытством, как ученый, наблюдающий за подопытным экземпляром.

Под утро я все же смогла забыться тревожным, беспокойным сном. Но даже во сне меня не покидало липкое, гнетущее чувство опасности. Словно кто-то неусыпно следит за мной из темноты. Словно я всего лишь пешка в чьей-то игре, и правила этой игры мне совершенно неизвестны.

Проснувшись, я почувствовала себя совершенно разбитой, словно меня пропустили через жернова. Голова раскалывалась от напряжения, все тело ныло от усталости, а в душе царила угнетающая пустота.

Но, несмотря на это, я решила не сдаваться. Нельзя позволить страху парализовать меня, превратить в бессловесную жертву. Нужно разобраться в произошедшем, докопаться до истины — узнать, кто стоит за этой провокацией и какие цели он преследует. Иначе моя жизнь в этом странном враждебном мире превратится в настоящий ад.