- Всегда была своенравной. Всегда, все делала по-своему.
Гримодан пожал плечами. Он не очень хорошо знал Кармин Эллинэ, как до ее… кхм… «воскрешения» так и после него. Семья Эллинэ до сих пор не входила в круг его интересов. Немножко… высоковато. Пока. Пока высоковато.
Начальник охраны семьи Эллинэ смотрел остановившимся взглядом на прихотливый золотисто-изумрудный рисунок обоев. Но видел он явно не его. Череста мысленно был далеко отсюда, то ли в прошлом, где непослушная девчонка Мими первый раз отчебучила что-то «своенравное», то ли на другом конце города, там, где все та же непослушная девчонка подвергала себя ненужной и бессмысленной – с точки зрения Череста – опасности.
- Капризной никогда не была, всегда понимала, что есть вещи, которые – нельзя. Но если ей НАДО… Никто не могу убедить. Ни родители, никто…
- Она умная девочка, - произнес Гримодан. Просто потому, что нужно было что-то сказать. Череста, собственно, сейчас не нужен был диалог, ему нужны были свободные уши, чтобы излить то, что душило и отравляло его изнутри. Выплеснуть гнетущее наружу – и успокоиться. Почему бы и не побыть для него таким понимающим собеседником? В конце концов, им вместе работать над ловушкой для неуловимого убийцы Спектра, а терзающийся чем-то компаньон в таком деле опасен даже не столько для самого себя, сколько для тебя.
- После того взрыва она даже как-то… повзрослела, что ли… Даже гибель родителей на нее так не повлияла. Наоборот, как будто тормоза отпустила. Еще немного и пошла бы вразнос… Или не пошла бы… Все-таки за наркотики она схватилась, значит, смогла пережить все произошедшее без химических костылей. Но после взрыва немного успокоилась…
- Взрыв, знаете ли, меняет людей, - Гримодан усмехнулся странной улыбкой человека, который услышал шутку, понятную только ему одному.
- Как говаривал мой сержант в семнадцатом кавалерийском: «Пуля многое меняет в голове. Даже если попадает в задницу».
- Надеюсь, потом ему пуля не угодила в зад?
- Да нет. В голову.
- Сочувствую.
- Чему? Он остался жив. Только окосел. Эти современные гуманные пули…
В дверь кабинета коротко постучали. Вошел один из охранников Череста, бросил короткий взгляд на примостившегося в углу щуплого старика с острой седой бородой и дымящейся сигарой в руке, и обратился к начальнику:
- Господин Череста, все готово к поездке.
- Так отправляемся. Доктор Шлойм, рад был с вами встретиться. Всего хорошего. Поехали!
Стены кабаре «Божья коровка» были выкрашены в кричаще-алый цвет, бросающийся в глаза любому, кто оказался на бульваре Печатников. Но это было единственное неудобство, которое оно доставляло соседям. Толстые стены не пропускали наружу громкой музыки, обнаженные девицы тоже не выскакивали из дверей, чтобы пробежаться по улицам, смущая благонравных горожан. Даже из окон не выглядывали, потому что в кабаре не было окон. Вернее, были красивые разноцветные витражи в стрельчатых окнах, которые каждый вечер сияли изнутри мягким светом, якобы от освещенных внутренних помещений. На самом деле – от включающихся светильников, которые висели за витражами на кирпичах, которыми были заложены оконные проемы.
Череста не поехал к кабаре сразу. Он не исключал вероятности, что за ним может следить Спектр или кто-то из его людей. Которые могут заподозрить неладное, если начальник охраны рванет прямиком к прячущейся подопечной, даже не озаботившись обрубанием излишне любопытных хвостов. Так можно и выдать свое намерение поймать кое-кого в ловушку. А кому нужна ловушка, которую раскрыли? Правильно, никому.
Он вошел в гостеприимно распахнутые перед ним двери, прямо под сияющими – о, совсем, совсем неярко! – буквами «Божья коровка», возле которых светился символ кабаре, та самая божья коровка, которая, фантазией оформителя, выглядела как девушка с небольшими кокетливыми рожками и призывной улыбкой. «Коровка» была одета вполне пристойно, в длинное, до самых туфелек, карминовое платье. А то, что складки этого самого платья выглядели так, что при небольшом напряжении фантазии можно было увидеть длинные стройные, совершенно обнаженные ноги… Фу, какие у вас фантазии, господа! Мы? Сделали это намеренно? Нет-нет-нет, вы ничего не докажете! По крайней мере три раза ревнители нравственности доказать это и не смогли, после чего в ожерелье «коровки» появились три звездчки, по числу выигранных судов.
Начальник охраны семьи Эллинэ прошел по тихому холлу – представление уже началось, поэтому посетителей видно не было, бросил плащ гардеробщику и подошел к тяжелым створкам дверей ложи, которые, собственно, и вели в царство веселья и соблазна.
Двери распахнулись…
Свет!
Музыка!
Яркие цвета!
Наверняка владельцы кабаре, когда сделали его стены и двери звуконепроницаемыми, имели в виду не только избежать жалоб от досужих соседей, но и вот этот вот эффект ошеломления, который возникал у каждого, переступающего порог кабаре.
Они были хорошими психологами, эти владельцы.
Темное помещение, сверкающее всеми оттенками красного цвета, от алого шелка драпировок на стенах до малинового бархата кресел, волнами спускающимися к сцене, на которой и происходило то действо, за которое «Божью коровку» неоднократно хотели закрыть и которое было причиной того, что зал в настоящее время был переполнен.
На сцене искрились и брызгали весельем, ослепляли вспышками сверкающих нарядов и белизной нижнего белья, зачаровывали обольстительно демонстрируемыми стройными ногами Искушение и Обольщение, Соблазн и… нет-нет-нет, никакого Разврата, господа! Вы ничего не докажете!
Хотя «Божья коровка» и была тем самым заведением, в котором пятнадцать лет назад танцовщица на сцене разделась абсолютно догола, но сейчас подобное зрелище на здешней сцене было… нет, не редкостью. Просто владельцы кабаре прекрасно понимали, что прямая нагота скоро приестся. А вот бесконечное балансирование на грани, обещание, что вот-вот – и будет продемонстрирована женская красота во всей ее очаровательной обнаженности…
Не так соблазнительна нагота, как полуприкрытость.
Череста сел в кресло, с полуулыбкой принял бокал вина от бесшумно подошедшей девушки, и лениво перевел взгляд на сцену, где как раз скрывался за кулисами радужный каскад одного номера и сменялись декорации для другого…
Он резко наклонился вперед, буквально впившись взглядом в появляющихся на сцене… мужчин?
Конечно же, нет: одетые в мужскую одежду девушки, в масках – а танцовщицы «Коровки» всегда выступали только в масках - в цилиндрах и смокингах, с блестящими тросточками и… о, боже, да ведь это не брюки, это черные лосины, облегающие стройные ножки так, что будь они голыми – это было бы и вполовину не так чарующе.
Череста продолжал внимательно наблюдать за происходящем на сцене, не пропуская ни одного движения девушек, ни одного па, ни одного взмаха ногами или оборота трости. Если кто-то и наблюдал за ним, то не увидел бы ничего необычного: мужчина любуется прекрасными девушками. Если кто-то наблюдал за ним последние четыре раза, когда Череста появлялся здесь – а он начал ходить в это кабаре совсем недавно – то этот внимательный кто-то обратил бы внимание, что начальник охраны Эллинэ просматривает вполглаза все номера, иногда даже уходя раньше конца выступления, но всегда очень и очень пристально смотрит номер «Черные смокинги». Не только наблюдательный, но и умный кто-то мог бы предположить, что Череста ожидает какого-то знака от одной из танцовщиц. И, не получив его, спокойно покидает кабаре.
Номер уже подходил к концу, когда Череста вздрогнул, наклонился вперед, как будто не веря собственным глазам, и, вскочив, бросился к выходу из ложи. Вышеупомянутый умный кто-то в этом месте сделал бы вывод, что сегодня начальник охраны получил этот самый долгожданный знак и бросился на встречу с кем-то, кто, возможно, скрывается за кулисами кабаре под видом одной из десятка танцовщиц.
Собственно, в этом выводе и заключалась ловушка.