— Это здесь.
— Откуда такая уверенность, шеф? То, что это аборигенское логово чуть покрупнее прочих, ещё не значит, что представитель славного вида свиров в состоянии жить в подобных условиях. Тем более девочка. С таким же успехом можно решить, что маленькая свирка может выжить в норе или морской пучине. Да вот, полюбуйтесь! Вот тут и тут подобные же строения… И вот ещё, и вот!
Вибрирующие, клекочущие голоса спорили, переливались. Ни одного слова, даже близко похожего на русский язык… и на тунгусский. Других языков Бяшка никогда не слыхала, но тем не менее там, во сне, она понимала всё.
— И тем не менее мы садимся.
— Как скажете, капитан здесь вы. Но всё же, откуда такая уверенность?
— Видите, на крыше логова что-то вращается? Это, несомненно, примитивный ветродвигатель. У прочих хижин их не наблюдается. Всё, пошли на посадку! Отключение маскировки непосредственно над объектом.
— Демаскировка второй категории…
— Я здесь капитан! Мы должны подавить аборигенов зримой мощью и величием, этот простой приём позволяет в большинстве случаев избежать силовых эксцессов…
Она проснулась как от удара, мгновенно. Рысик, по обыкновению отдыхавший в покоях богини Огды — жарковато, правда, в меховой рысьей шубе, однако данные хозяйкой привилегии всегда следует использовать, не то ещё окажешься в компании презренных собак во дворе — испуганно озирался, поводя кисточками на ушах.
— Рысик?
Вместо привычного приветственного мурчания-тарахтения кот зашипел и выставил когти. Во дворе залаяли собаки, и тут же, как по команде, заржали кони. Коровы замычали последними.
Но Бяшка уже и сама чувствовала, без коней-коров. Что-то приближалось к Чёртовой заимке, стремительно и неотвратимо. Как сама судьба.
Бяшка торопливо натянула вязаные шерстяные штаны, накинула соболью душегрейку и ринулась во двор, только копытца прогрохотали по доскам пола.
Ночой воздух был прозрачен и кристально чист, пахло близящимся заморозком. Звёзды в небесах переливались, подмигивали. Ну вот, а ты боялась, дурёха! Видишь, всё хорошо, что хорошо кончается!
— Бяша?! — на крыльце возник отец, держа в руке привычную винтовку — тайга любого научит. Хлопнула дверь флигеля, и в другой стороны двора нарисовался Охчен, и также с винтовочкой. Ещё чуть, и все обитатели заимки высыпали во двор, от мала до велика.
Собаки уже не лаяли, лишь тонко скулили-повизгивали. Звёздная россыпь небес затвердела, сгустилась, и из россыпи этой проявилось нечто плоско-округлое, сияющее розовым светом. Эллипсоид вращения, пронеслась в голове у Бяшки посторонняя и дикая мысль…
Она вдруг испугалась так, как никогда в жизни.
— Бросьте винтовки!!! Сейчас же, где стоите, ну?!!
…
Сон не шёл. Да какой тут к чёрту сон?!
Кулик нервно отпил из кружки чёргого, как дёготь, чаю. Только сейчас до него стал доходить масштаб открытия. Великого? величайшего? нет… слабовато… Пожалуй, тут более всего подойдёт термин «грандиозное открытие».
Не в силах более ворочаться на топчане в жарко, до духоты натопленной избушке, Леонид Алексевич натянул ватник, подхватил уникальный «цейсс», треногу к нему и вышел на воздух. В воздухе буквально накапливалось… что накапливалось? напряжение? Вздор… Нет таких терминов в человеческом языке, чтобы передать ЭТО ощущение.
Начальник экспедиции, кряхтя, полез на лабаз — из всех построек лагеря он был самым высоким, поскольку стоял на столбах. Забравшись на крышу, учёный принялся устанавливать теодолит. Повозиться пришлось заметно, хотя двускатная крыша лабаза крутизной не отличалась. Развернув трубу в ту сторону, где должна была, по примерным прикидкам, находиться Чёртова заимка, он припал к окуляру. Зачем? А чёрт его знает… Всё равно ведь не видно ни зги, да и если бы дело было ясным днём, то поверх тайги не увидеть ничего с такого-то расстояния… это надо на ту гору лезть… Шакраму то есть…
Яркое розовое сияние возникло слева от поля зрения, но Кулик сообразил и мгновенно перевёл трубу. Нечто, похожее на овальную жемчужину, подсвеченную изнури розовым светом, повисло совсем низко, едва не погрузившись за горизонт. Эллипсоид вращения, пронеслась в голове у Кулика посторонняя и дикая мысль… да что же это такое-то?!
Но мозг, уже подточенный сложившейся мозаикой, сопротивления очевидному на сей раз не оказал. Это корабль. Это звёздный корабль. Который прилетел на эту вот чёртову Чёртову заимку.
Учёный глухо застонал от бессилия. Где же вы, товарищ Струков?! Зачем вы извели всю киноплёнку на всевозможные глупости, вроде постройки бани и перетаскивание лодок через речной перекат?! Почему вас нет здесь сейчас, когда вы так нужны?! Вы сами себе враг, товарищ. Кинооператор, заснявший прилёт межзвёздного корабля, остаток жизни ходил бы по ковру из роз…
Кулик уже не застонал, зарычал от злой обиды. Один ведь он здесь, как перст один остался! Кто поверит?! И Петя сбежал, трус позорный! И фотопластинки все до единой потрачены на эту идиотскую топографическую съёмку! Что Струков — вы-то сами, Леонид Алекеевич, себе злейший и смертельнейший из врагов!!!
Розовое сияние погасло, как и не было, но это было уже неважно. Важно дожить до утра. Важно не помереть тут от разрыва сердца. Завтра, чуть рассветёт, со всех ног на эту чёртову Чёртову заимку!!!
…
Длинный язык пандуса, открывшегося в днище звёздного корабля, спускался прямо во двор заимки. Собаки спрятались под крыльцо и ни малеейших звуков не издавали. Люди также стояли столбами. И ни ветерка, пронеслась в голове у Бяшки очередная посторонняя мысль…
Четыре высокие, длинноногие фигуры в серебристых костюмах, увенчанных прозрачными пузырями шлемов, стояли на краю пандуса, как раз напротив обитателей заимки, разглядывая людей пристально и внимательно, будто силясь понять — не держат ли они их соплеменницу в жестоком плену?
И у всех, ну то есть буквально у всех на ногах имелись копытца. В точности такие, как у богини Огды.
Один из обладателей копыт сделал неопределённый короткий жест, и пузыри шлемов лопнули, точно мыльные, втянулись в широкие воротники. Теперь они уже улыбались. Тот, что сделал жест — похоже, он из них главный, сообразила Бяшка — посторонился и приглашающе повёл рукой, указывая ей, то есть богине Огды, путь к спасению.
Бяшка двинулась туда, в сияющее нутро звёздного ковчега, как во сне переставляя ноги. И обитатели Чёртовой Заимки, как зачарованные, неподвижно стояли и смотрели, как уходит от них их богиня Огды… их любимая Бяша…
Дойдя до середины пандуса, девушка вдруг повернулась и ринулась вниз, в три гигантских прыжка одолев расстояние до родных.
— Папа… Мама, родненькая… дядя Охчен… Аська, Ванюшка…
Поцелуи сыпались градом. Бяшка целовала своих родных-близких куда попало, и они отвечали ей тем же, стряхнув колдовское оцепенение.
— Бяша! Бяшенька!
Варвара опять рыдала. Копытные сородичи богини стояли и смотрели, и на лицах их отражались эмоции, вполне даже понятные аборигенам дикой планеты. Особенно тем, которые ежедневно, многие годы видели в упор лицо богини Огды. Любимой Бяши.
Один из копытных осторожно тронул девушку за плечо, вновь указывая рукой в недра аппарата. Бяшка, оторвавшись от родных-близких, устремилась туда теперь уже бегом — а бегать-то богиня ой как умела… Но уже пройдя пандус, не утерпела и вновь обернулась.
— Я вас никогда, никогда не забуду! Никогда! До конца жизни, понимаете?!
…
Сапог, как ни печально, таки пришлось подвязать шпагатом. Последние ведь кирзачи, подумал Кулик, ни одной запасной пары не осталось, как назло… только резиновые болотники, но они для похода годятся примерно как дамские туфли на высоком каблуке…
Добраться до чёртовой Чёртовой заимки за один день так и не удалось, невзирая на огромное желание и нетерпение начальника экспедиции. День в сентябре уже не тот, что в июне, и белых ночей давно нет в помине. К тому же таёжные тропы вели отнюдь не прямо туда, куда было желательно, так что дорожка вышла в сумме изрядно ломаной. Пришлось устраиваться на ночлег в тайге, у костра. Сил едва хватило на то, чтобы нарубить лапника для постели, и оставалось лишь радоваться, что нет дождя или мокрого снега — не то пришлось бы после таёжного марафона сооружать ещё и крепкий шалаш. С вечера где-то совсем рядом грозно рычал медведь, но геолог пальнул разок из карабина, и зверь понял намёк, ушёл от греха. А может, затаился, ожидая, когда двуногий уснёт? Только надежды косолапого на обильный ужин не оправдались. Спать Леонид Алексеевич не собирался. Да, сна не было вторую ночь подряд, организм держался на чудовищном нервном напряжении.
Впереди загавкали собаки, явно предупреждая хозяев о появлении чужого. Ещё немного, и открылся вид на крепкие строения, срубленные из лиственницы. На крыше главной избы крутился трёхлопастный ветряк вертикальной конструкции — мельница, очевидно. Нашёл-таки, подумал учёный… вот она, Чёртова заимка… Учёный огляделся. Отсюда, с заимки, та самая сопка-чувал, где чёрт любит стоять на вершине, смотрелась совсем близко.
Собаки всё не унимались, но Леониду Алексеевичу на их собачье мнение было наплевать. Он пришёл сюда ради Истины. И он её выяснит.
— Кого чёрт припёр? — отозвался нарочито грубый мужской голос, реагируя на стук в ворота.
— Да вроде не так в Сибири гостей встречают! — Кулик излишней робостью не страдал.
— Гостей-то по-разному встречают, вот только мы гостей вроде не ждали!
— Да вы пустите заплутавшего на двор, какой разговор через ворота? Вас там много, похоже, я один. Если так уж боитесь, могу затвор из карабина вынуть!
— А наган через забор перебросишь? — вмешался второй голос, показавшийся знакомым. Кулик даже поперхнулся.
— Охчен?!
Два мужских и один женский голос заговорили по-тунгусски, причём один мужчина безусловно был русским — по-русски говорил бегло и без малейшего акцента, а вот по-тунгусски с запинкой. Вероятно, разговор сейчас вёлся с расчётом на то, что пришелец по-тунгусски ни ухом ни рылом…
— Ну так что решили? Неужто на вашей завалинке мне ночь коротать?
В двери заскрежетал мощный засов, и калитка распахнулась.
— Ну входи, раз совсем невмоготу!
Двор Чёртовой заимки был вполне под стать прочим крепким сибирским хуторам-отрубам, вот только здоровенная бочка возле южной стены немного выбивалась за рамки стандарта. Сейчас бочка была пуста, очевидно, ввиду близящихся заморозков.
— Здравствуйте все! — Кулик уже усвоил, какую немалую силу в тайге имеет обходительное обращение. — Здравствуй, Охчен, здравствуйте, уважаемая Асикай. Вас, простите, хозяин, не знаю как величать…
— Полежаев, Иван Иваныч, — помедлив, представился крепкий пожилой мужчина с аккуратно подстриженной бородой. — Это вот Варвара, супруга моя. Асикай, жену Охчена, так полагаю, вы уже знаете.
— Рад знакомству, — Леонид Алексеевич улыбнулся как можно более располагающе. — Меня звать Леонид Алексеевич, Кулик фамилия. Вот тут заплутал маленько, вышел, гляжу — строение…
— Врёт он всё, — внезапно заговорил старший из смешанного набора отпрысков, похоже, обоих семейных пар. — Нарочно сюда пришёл!
— Действительно, Леонид Алексеевич, — Полежаев ухмылялся в бороду, — врать детям нехорошо. Тем более взрослым.
Поняв, что маневр не удался, Кулик со вздохом присел на скамейку-завалинку. Далеко отставил карабин, помедлив, вынул из-под полы «маузер» в кожаной кобуре, отбросил на самый край завалинки. Ещё подумав, вынул нож и отправил туда же. Показал растопыреннные пальцы.
— Сдаюсь. Нарочно пришёл я.
— Зачем? — Асикай отнюдь не лучилась приветливостью.
Кулик ещё подумал.
— Как правильно начать… Тут у вас вчера такое было…
— Какое «такое»?
Учёный снял, протёр очки. Водрузил их на нос.
— Это был звёздный корабль?
Обитатели заимки переглянулись. Первой засмеялась самая младшенькая девочка, и тут же, как по команде, грохнули все.
— Напрасно вы так, — подождав, когда взрыв веселья утихнет, Кулик улыбнулся. — Мировая наука…
— Да какое нам дело до твоей науки? — перебил Полежаев. — Мы живём тут тихо, никого не трогаем…
— А тогда покажите вашего чёрта, — обезоруживающе улыбнулся геолог. Сейчас, вот сейчас… замешательство в глазах их всех выдаст…
Общий хохот. Вероятно, они тут веселятся, по очереди демонстрируя друг другу палец, с закипающим раздражением подумал начальник экспедиции.
— Ты вот что… гм… Леонид Алексеевич, — вновь заговорил Иван Иваныч. — Оружье мы твоё до утра в шкаф крепкий спрячем… гм… и спички отдай, пожалуй. А так, чего ж — приветим путника, накормим-напоим, спать в тепле уложим. Раз уж ты такой честный и настырный. Ну а завтра в путь-дорожку до вашей, как его… Кстати, много никеля нашли?
…
Сапоги противно чвякали, требуя каши. Надо было побольше моток шпагата взять, мрачно подумал Кулик, переставляя ноги как чугунные тумбы. Хотя тут уже чуть-чуть осталось, дотянут сапожищи…
Нстроение было препоганейшее. Они смеялись. Они все смеялись дружно и весело, включая подрастающее поколение. Примерно так смеются, когда злого ворога удалось оставить с носом, и теперь уже всякие усилия того ворога бессмысленны и потому потешны.
Весь двор на Чёртовой заимке был утыкан следами этих чёртовых копыт. И они смеялись. Это было самое обидное. Если бы тот Иван Иваныч, или Охчен просто выстрелил в лоб безумцу, проникшему в их сокровенную тайну, и закопали бы они его где-нибудь при болоте, это было бы понятно. И не так обидно. Но в глаза-то зачем так издевательски ржать?!
Возможно, следователи ГПУ и смогли бы распутать змеиный клубочек. Вот только если начать объяснять чекистам насчёт инопланетного корабля и чёрта на заимке, им самим немедленно займутся санитары из психиатрической лечебницы. Следы? До них ещё нужно добраться, до тех следов…
Ладно. Мы ещё посмотрим, кто кого. Кусок инопланетного корабля необычного состава — это вам не байки про розовый эллипсоид и инопланетянина с копытами. Это факт, совершенно неоспоримый. Сейчас важно как можно скорее доставить находку в Академию Наук…
И это только начало. Там, в воронках, лежат основные фрагменты взорвавшегося инопланетного корабля. Да-да, преизряднейших размеров! Возможно даже, некоторые из них повреждены не столь безнадёжно, и можно будет определить кое-что насчёт конструкции… Это вам не никель, батеньки!
Вот только распространяться насчёт инопланетного корабля пока не надо… так прямо в лоб не надо. Сперва очень осторожно — вот, мол, кусочек метеорита любопытнейшего состава… Когда учёные академики начнут спорить, втягиваться в дискуссию, теряться в догадках, также осторожненько вбросить версию насчёт инопланетных пришельцев. Со смехотульками, ага, по меткому выражению Витеньки. Ну да, гипотеза совершенно безумная, но разве полёт фантазии советских учёных не самый смелый в мире?
И к тому времени, как настанет пора отправлять новую экспедицию, товарищи академики — а даже, вероятно, и не только они — уже будут морально готовы. Нет-нет, вслух этого ещё никто произносить не станет. Разумеется, поиск метеорита — а вы что подумали? Но что «зелёный свет» будет открыт по-полной, само собой разумеется…
Ну а уж когда крупные фрагменты будут подняты из болота, можно вернуться и на Чёртову заимку. Для вежливого, очень вежливого разговора. Ведь лучше откровенно поговорить с интеллигентным, всё понимающим учёным, нежели с грубыми следователями ГПУ, разве нет?
Над «штурмовым» лагерем клубился сизый дым — очевидно, печку затопили сырыми дровами. Несмотря на смертельную усталость, Кулик почувствовал прилив облегчения. Они вернулись. Вернулись, ребятушки, энтузиасты-комсомольцы вы мои дорогие!
В рабочей избе дым стоял коромыслом. Петя, сидя у печного зева, дул в него и отчаянно кашлял.
— Петя?
— Леонид Алексеич! — комсомолец обрадовался так, будто они уже извлекли вожделенный метеорит из болота. — Куда же вы пропали-то! Я пришёл, тут пусто, на вашем столе записка какая-то несуразная…
— Я очень рад, что вы вернулись, ребята, — совершенно искренне произнёс Кулик, осторожно присаживаясь на топчан — ноги ныли жутко.
Петя вдруг сник.
— Да, собственно… собственно говоря… я один.
— То есть?
Глаза комсомольца зло блеснули.
— Шкурники они, а не комсомольцы! Как Витя помер, так и раскисли. И прямиком из Ванавары в Кежму! Только что штаны не потеряли!
Кулик помолчал. Вот как… и Витя тоже, вечная ему память…
— Где похоронили? До Ванавары довезли хоть?
Петя совмем сник.
— Неа… Он ещё на Чамбе помер. Там и похоронили. Место солнечное, возле реки…
Кулик бледно улыбнулся.
— Ладно, Петя. Работы нам тут осталось совсем ничего, оборудование вон в лабаз стащить. Законсервируем до следующего года… И по воде домой. Скоро в Питере… тьфу ты — в Ленинграде будем!
…
— … А тогда, говорит, чёрта мне покажите!
— Хаа-ахаха!
Торжественный ужин на Чёртовой заимке проходил буйно. Да, так бывает иногда — сжатая до упора пружина страшного нервного напряжения со звоном раскручивается, и тут уж хоть палец покажи, все будут хохотать до упаду.
Удалось. Всё удалось. Чудо, которого устали ждать, всё же случилось. Бог услышал их молитвы. Звёздный корабль прилетел, и Бяша, их любимая Бяша-Огды теперь будет жить. Стальные челюсти судьбы-злодейки щёлкнули впустую. Она не умрёт нынче зимой от тоски. Её не застрелят «при задержании» злые люди. И уж тем более её не будут держать голой в клетке. Она будет жить долго и счастливо, там, среди своих!
Варвара Кузьминишна смеялась веселее всех, блестя всё ещё белыми, крепкими зубами. Ужас приближающейся неминуемой утраты любимой дочери… да никакому врагу нельзя пожелать такого!
— А как кто думает, далеко сейчас наша Бяша? — Иван Третий лопал клюквенное варенье, прошлогоднее, из ягод, собранных ещё Бяшкой.
— Да уж наверное далеко! — Дарёнка уписывала ячменную лепёшку с творогом.
— А дома она скоро будет?
— Да наверное скоро!
— Нет… — Иван Охченыч сказал это негромко, ровно. — Здесь, дома у нас, она никогда уже не будет.
И враз утихло веселье. Варюха, передумав кусать сочную морковку, осторожно положила её на большое деревянное блюдо. Блюдо стояло как раз там, где и должно — напротив Бяшкиного места. Сейчас пустого.
— А человека этого надо было застрелить, — продолжил юный тунгус ровным голосом. — Он хотел причинить вред нашей Бяше-Огды. И то, что он не смог его причинить, человека этого никак не оправдывает.
…
— Левее, левее!
Река Чамба, раздувшаяся после осенних дождей, несла свои воды мутным потоком, не разбирая мелей и перекатов. Не весеннее половодье, но близко, пронеслась в голове у Леонида Алексеевича посторонняя мысль. Впрочем, во всяком минусе таится плюс, и если им удастся не разбиться о какой-нибудь валун, скрывающийся в мутной водице, на Тунгуску их вынесет уже сегодня. Ночевать, правда, придётся на берегу… а впрочем, перевёрнутая лодка — лучшая защита от мокрого снега.
Река ещё бушевала и ярилась напоследок, но по берегам уже падал и не собирался таять цепкий крупитчатый снег. И в этом тоже был свой плюс. Чем раньше ударят морозы, тем скорее встанет лёд на Тунгуске, тем более прочих речках. Значит, можно дождаться обоза из Кежмы. Но можно попробовать и не ждать… верхами… вот только Ермилыча придётся брать третьим, иначе как вернуть ему договорных лошадок… да согласится ли он переться до Кежмы в такую погоду…
Удар в днище был очень силён, однако прочная лодка-плоскодонка выдежала, не раскололась. Зато комсомолец Петя вылетел за борт как из катапульты, и сам Кулик начал что-то соображать, лишь ощутив у тела ледяную водичку.
— Петя!!
— Уабрлбрл! — комсомолец, похоже, всерьёз собирался потонуть. Сделав несколько взмахов руками, Леонид Алексеевич добрался до коллеги и перевернул его на спину, не давая ухватить себя и утопить панически барахтающемуся парню.
— Спокойно, Петя, нас уже выносит на отмель! Гребите, за мной гребите лапами!
Жертвы кораблекрушения кое-как выбрались из бурного потока, карабкаясь по скользкому крутому берегу, покинули русло разбушевавшейся реки.
— Ну что, Петя, со вторым рождением вас… — Кулик принялся стаскивать промокший насквозь ватник, и вдруг замер. Захлопал себя по бокам, по карманам…
— Идиот… Идиот! Какой идиот!!!
— Леонид Алексеич?.. — отплевавшийся от воды комсомолец лупал глазами.
Губы начальника экспедиции тряслись.
— Несчастье… какое несчастье… Метеорит пропал, Петя!
…