Найдёныш

Глава 12

Тропу, натоптанную за много лет, здорово размыло весенними водами, местами до скального основания. Бяшка неслась вверх, как ветер, только мелкие камешки летели из-под подошв. Ух, хорошо! Как же она соскучилась по такой простой вещи — вольному бегу!

Девушка вылетела на вершину чувала и встала, дыша полной грудью. Весь мир до самого горизонта был виден отсюда как на ладони.

Весь её мир. Точнее, крохотный клочок этого мира, в котором билась, как в клетке, пойманная богиня Огды.

Там, на заимке, в таинственном и непостижимом аппарате мигал-переливался огонёк, свидетельствующий — гипер-маячок работает, посылает сигналы. Остаётся только ждать. Рано или поздно её найдут, должны найти. Обязаны найти!

Бяша ещё раз глубоко вздохнула, окончательно восстанавливая ровное дыхание. Да… охилела она за зиму, нечего сказать. Раньше вот на эту горушку взбегала, даже не почувствовав. А сейчас поди ж ты… ещё чуть, и запыхалась бы…

По спине прополз лёгкий холодок. А вдруг это старость приближается, неслышно, как рысь, ступая мягкими когтистыми лапами? Нет, нет… не должно такого быть… она ведь ещё совсем молода… очень молода!

Бяшка чуть усмехнулась. Молода… что она может знать о своей молодости? Когда у таких существ, как она, наступает старость? Вон собаки дряхлеют уже в двенадцать лет… и лошади… и коровы ещё скорее… Может, это только людям отмерен такой долгий век. Вот ей уже почти двадцать, и, возможно, лет через пять кожа начнёт понемногу сморщиваться…

Перед глазами встало видение — она, бывшая грозная богиня Огды, сморщенная как сухой гриб, еле ковыляет, опираясь на палку… И не может бегать. Совсем. Совсем-совсем!

Бяшка свирепо тряхнула жёсткими кудрями сильно отросшей гривы и рванула с места, вниз по тропе. Ну-ка их, такие мысли, к чертям собачьим!

…

— Правее, правее бери!

— Куда правее, там камни!

— А тут коряги!

Лошадь, натянув бечеву как струну, изо всех своих лошадиных сил тащила вверх по течению тяжелый плот, наспех сбитый их неошкуренных сырых брёвен. На плоту было навалено экспедиционное имущество. Вообще-то плотов было два, на втором находились продовольственные припасы. Ну и лошадей поначалу было две… то есть поначалу-то не две, но излишки пришлось продать ради найма рабочих. Да, энергия фанатизма порой может прошибать стены, и товарищу Кулику всё-таки удалось сколотить рабочую бригаду в количестве трёх рыл… вот именно что рыл!

Но всё-таки в начале этого безумного похода лошадей было две. Однако одна лошадка благополучно издохла. Околела, не выдержав тягот экспедиции. И теперь плоты приходилось проводить вверх по реке поочерёдно — сперва один, потом второй… Что будет, если издохнет и эта лошадь? Заставит ли начальник экспедиции своих коллег впрячься в бечеву, угрожая «маузером»? Ещё не так давно он, барон фон Гюлих, с негодованием отверг бы эту мысль. И даже после инцидента с кабатчиком в Кежме отверг бы. А вот сейчас уверенности не было уже никакой. Кто знает, что в голову ущербную придёт? Одно лишь ясно — мысли светлые её не посещают…

— Осторожно, гляди, льдина!

— Пихай её, пихай!

Барон фон Гюлих орудовал неошкуренным шестом наравне с нанятыми варнаками, то отталкивая льдины, всё ещё плывшие с верховьев, то отводя плот от мелей-перекатов… Кулик, впрочем, тоже орудовал, когда приходилось совсем туго. Наравне с варнаками, ага. Но разве доблесть руководителя в том, чтобы и самому пасть среди бездыханных тел соратников? Единственный, кто не орудовал шестом, был тунгус, всё тот же Охчен. Вообще-то поначалу, сгоряча, Леонид Алексеевич настроился было не иметь больше со строптивцем никаких дел, однако вскоре выяснилось, что других проводников, годных на то, чтобы добраться до эпицентра, попросту нет. Лючеткан? О да, после кружки разведённого спирта он готов был идти хоть в эпицентр, хоть к самому чёрту в гости. Вот только было уже очевидно — однажды, проснувшись на рассвете и отойдя по малой нужде, сей проводник молча растворится в тайге. Даже не похмелившись напоследок. Шибко надёжны товарищ, да!

Эх… если бы и он, барон фон Гюлих, имел возможность поступить так же…

— А, едрить тя в дышло! Посадили таки на мель!

— А ты куда смотрел?! Впереди ишо стал!

— А чё я-то, чё я?! Лошадь тянет вона, чего я могу?!

— Что тут у вас? — Леонид Алексеевич, оставив лошадь, которую тянул под уздцы, явился на шум перебранки. — Понятно… А ну все в воду! А ну навались!

…

— Привет.

Рысь, прижав уши и выпустив на всякий случай когти, стояла в боевой стойке. Нет, не то чтобы она так уж боялась этой громадины, чай, не первый раз пересекаются на таёжных тропах. Но, видит кошачий бог, от двуногих любого рода можно ждать чего угодно…

— Я рада, что ты перезимовала, — Бяшка доброжелательно разглядывала маму-рысь с высоты своего роста. — Рысик твой тоже жив-здоров, да ещё как здоров! Чего, опять котята у тебя? И опять трое? Ну-ну-ну… не рычи, не нужно мне больше. Рысик исправно со своей работой справляется. А я тебе гостинец принесла.

Бяшка извлекла из рюкзачка нечто завёрнутое в сыромятную кожу, развернула — в свёртке оказался изрядный кус мяса. Наклонившись, Бяшка положила кусок прямо перед носом лесной кошки. Рысь в полнейшем изумлении переводила взгляд с двуногой дылды на мясо и обратно. Это что… это мне?!

— Ну котята же у тебя, — пояснила Бяшка, оттирая ладошку. — Надо много есть, чтобы молоко не иссякло. Да ты ешь, ешь, не бойся!

Мама-рысь, ухватив кусок, прыгнула в кусты и исчезла из вида. Бяшка, слабо улыбнувшись, проводила её взглядом. Вот дурёха…

Ладно, хватит возиться с кошками. Есть и другие дела в тайге, достойные богини Огды.

…

— Поберегись!

Двадцатиметровый ствол, давно и начисто лишённый ветвей, наклонялся медленно, как в дурном сне, издавая протяжный глухой звук, ни на что не похожий. Наклонившись на достаточный градус, мёртвое дерево вдруг разломилось на куски, и наземь со страшным грохотом рухнули гнилушки, каждая толщиной в добрых пол-аршина.

— Тут гляди в оба! — бросил через плечо Охчен, шагая впереди, как и положено проводнику. — Мёртвы лес, само опасно место!

Ледяная жижа сочилась из торфяников при каждом шаге, противно хлюпая, мертвящий холод вечной мерзлоты ощущался даже сквозь толстые фланелевые портянки. Правда, сапоги, пропитанные загодя рыбьим жиром, покуда держали воду. Но долго ли это продлится?!

Барон фон Гюлих с невольной тоской вспомнил питерскую коммуналку. Ну да, склоки, ну да, бабы визгливые порой друг другу в волосья готовы вцепиться… Нормальная человеческая жизнь. И для контраста — этот вот филиал ада…

— Поберегись!

Ещё один мёртвый лесной великан рухнул с грохотом и скрежетом. За два десятилетия корни деревьев, ободранных дочиста чудовищным взрывом в зените и соответственно пришедшей оттуда ударной волной сильно подгнили, и даже не слишком сильный ветер легко валил древесные трупы. А ветер сегодня разгулялся, что да то да…

— Поберегись!

Древесный труп рухнул буквально в шаге от барона, обдав вонючей ледяной жижей. Шедший следом рабочий в сердцах смачно выругался — струхнул, видать… И вообще, судя по мордам, энтузиазм пролетариев таял с каждым шагом. Когда-то это приведёт к открытому бунту?

Тунгус, ведший товарищей самоубийц по здешнему филиалу ада, вдруг остановился.

— Смотри, начальник. Здесь?

Протерев от грязевых брызг очки, Кулик водрузил их на нос, разглядывая открывшийся пейзаж. В обширной котловине, особенно у северо-восточного ее участка, виднелись десятки плоских кратеров-воронок, весьма схожих с лунными. Их легче всего было заметить в торфянике, обожженном некогда небесным огнём и не успевшем еще восстановить как следует весь свой растительный покров. Воронки имели самый разнообразный поперечник, но чаще — от десяти до полусотни метров.

— Да, это здесь. Молодец, Охчен! Объявляю тебе благодарность!

— Рад стараться, товарищ начальник!

Все загомонили, от души хлопая друг друга по плечам и спине. На мордах пролетариев читалось облегчение на грани детской радости. Как будто вход в рай нашли, честное слово…

— А вы чего такой мрачный, Александр Эмильевич? Устали, понимаю, все мы устали… — Кулик вновь протёр очки. — Ладно! Сегодня по случаю обнаружения мест падения осколков метеорита объявляется торжественный ужин! Александр Эмильевич, распорядитесь!

Вздохнув, барон покопался в припасах и извлёк на свет две банки тушёнки, почти пустые мешки из-под перловки, пшена и муки.

— Это всё, дорогой Леонид Алексеевич.

— Как всё? — Леонид Алексеевич озадаченно моргал.

— Ну так, всё. Можно гулять во всю ширь. На ужин, пожалуй, хватит. На один ужин.

— М-да… — начальник экспедиции в раздумьи почесал нос. — Когда успели?.. Ну да ничего. Охчен!

— Чего, начальник? — тунгус, сидя на поваленном трухлявом дереве, тщательно наматывал свежие, сухие портянки.

— Можно у тебя занять пару мешков муки?

— Не понял… — глаза тунгуса округлились.

— У тебя ж в лабазе всё сложено. Вон Александр Эмильевич с тобой сходит, лошадь есть. На лошадь погрузите муку…

— Теперь понял, — засмеялся Охчен, надевая сапог. Встал, потопал, проверяя, не жмут ли портянки. — Пока, начальник!

Барон фон Гюлих смотрел в спину удаляющемуся проводнику и люто завидовал. Вот же, нашёлся один здравомыслящий среди полоумных…

— Ладно, переживём, — вновь заговорил начальник экспедиции. — Тайга кругом, дичи полно! А сегодня у нас пир!

— Выбираться надо отсюда, начальник, — подал голос один из нанятых варнаков. — И быстро притом!

Леонид Алексеевич обвёл взглядом свою команду. Радость от обретения вожделенного эльдорадо с морд люмпен-пролетариев уже улетучилась, сменившись угрюмой настороженностью.

— Леонид Алексеевич, дорогой, — теперь барон говорил задушевно и ласково, как с буйным сумасшедшим, которого ни в коем случае нельзя злить. — Эпицентр мы нашли. Воронки метеоритные — вот они, перед нами. Цели и задачи экспедиции на этот сезон полностью выполнены, и более мы ничего всё равно сделать не сможем. Давайте в самом деле выбираться уже из тайги. Пока мы тут ноги не протянули.

…

— … Сколько он будет там ходить! Сеять без него сеяли уже! Картоху вот-вот сажать надо!

Асикай ожесточённо орудовала мутовкой, сбивая масло. Женщина была здорово расстроена — ну что такое, в самом деле, дома жена-дети, работы невпроворот, а муж шляется где-то в тайге с какими-то непонятными типами!

— Ты на него не злись, Аська, — Варвара штопала прореху на старых мужниных штанах. — Важное дело делает мужик, за пришлыми учёными пригляд осуществляет. Не хватало ещё, чтобы они заплутали сдуру да и на заимку нашу выскочили!

— Сё равно домой пора!

Варвара вздохнула.

— Пора вообще-то… Бяша, а Бяша!

— Чего, ма? — девушка, прибиравшаяся в соседней комнате, выглянула на кухню.

— Ты этих олухов не слышишь часом?

— Неа. Во-первых, далеко, и во-вторых, на кой мне их мысли?

— А Охчена?

Бяшка замерла на пару секунд, и вдруг сдавленно хихикнула.

— Вот Охчена как раз слышу. Встречайте героя. Аккурат к воротам подходит!

— Идёт! — встрепенулась Асикай. — Пойду встречу!

— И я, пожалуй, — Варвара отложила шитьё. — Из трудного похода мужик возвращается, как-никак.

— Ну а я-то уж точно пойду встречать, — в глазах Бяшки плясали бесенята. — Ванюшка! Дарёнка! Собирайте всех, идём дядю Охчена встречать!

Делегация встречающих успела в самый раз — только-только вышли за ворота, как из тайги показался герой-походник. Тунгус шёл тяжело, опираясь на палку, заметно прихрамывая. Правый сапог, явно просивший каши, был примотан верёвочкой.

— Ва! С добычей! — глаза Бяшки весело блестели. — А где никель метеоритный?

На измученном лице тунгуса проявилась улыбка.

— Никель там остался. С учёными дурнями. От ить как может быть, однако — такой учёный, и такой дурной!

…

— Ну вот, какая-никакая добыча! — Кулик разглядывал пару убитых уток с таким удовлетворением, точно это был как минимум лось.

— Да какая это нахрен добыча! — зло возразил один из люмпен-пролетариев. — Весенняя утка, в ей токо перья одни!

Лошадь равнодушно слушала перебранку, смачно хрупая молодую сочную траву. Барон фон Гюлих, рассматривая отваливающуюся подошву собственного сапога, ощутил прилив адской злобы. Жрёт, сволочь… здесь под каждым ей кустом был готов и стол, и дом… Почему, ну почему человек устроен не так, как лошадь?!

Возвращение героической научной экспедиции всё более напоминало бегство наполеоновских полчищ из-под Москвы. Плоты, оставленные у речного переката унесло половодьем, и сейчас они уже, верно, путешествовали где-то ближе к Енисею. Или приткнулись где-нибудь на отмели… неважно. Важно, что плотов на месте не оказалось, и искать их было бесполезно. Тем более нереально было пытаться срубить новые… на пустой-то желудок, ага!

Там, на перекате, они вытрясли из пустых мешков мучную пыль и в последний раз сварили жидкую болтушку. Дичь, на изобилие коей этот полудурок, возглавляющий экспедицию возлагал надежды, отчего-то не спешила лезть в котелок. Ни лося, ни оленя, ни даже завалященького зайчишки! То есть, вероятно, опытный охотник-абориген, да ещё и с собакой, нашёл бы достойную добычу, однако у членов экспедиции времени на обшаривание тайги не было совсем.

Поскольку в отсутствии плотов держаться берега Чушмо, разлившейся до полного безобразия во всю ширь своей поймы, смысла не имело, Кулик решил срезать крюк и двигаться на факторию прямиком, примерно тем маршрутом, которым они пытались пролезть тогда, ещё по глубокому снегу. Решение, в общем-то логичное, как оказалось, таило в себе изрядный подвох. Тропу пришлось прорубать в непролазных дебрях, и хотя рубщики менялись каждые полчаса, за день удавалось пройти километров двенадцать. Скоро и этого не удастся, подумал фон Гюлих, тоскливо глядя в блёклое небо. Как только жировая подкожная прослойка закончится и силы иссякнут…

Сегодня, правда, им повезло, причём дважды. Сперва они наткнулись на изрядную куртину какой-то растительности, напоминающей ревень. Один из люмпенов сообщил, что трава эта съедобна, если очистить её от листьев и кожицы, местные называют её «пучек» — очевидно, от слова «пучить». Калорийность растения оказалась весьма так себе, однако всё лучше, чем совсем пустой желудок. Лошадь одобрительно наблюдала за тем, как люди неумело пытаются пастись, и время от времени издевательски-ободряюще ржала — не огорчайтесь, опыт приходит со временем… Верным путём идёте, товарищи!

И вот сейчас они вышли на охотничью тропу, идущую в нужном направлении, в сторону хребта, за которым пряталась Ванавара. От хребта там уже всего вёрст тридцать…

— Да, следов полно, а дичи не видно, — Кулик разглядывал следы на тропе. — Вот интересно, как звери не боятся по охотничьей тропе бродить?

— Зверь, он не дурак, чтоб через непролазные дебри ломиться, — подал голос один из люмпен-пролетариев, ощипывая тощую утку. — Коли тропа есть, завсегда по ней пройдёт. Охотника али собаку зачует ежели, так в сторону уйдёт, и делов!

— Гм… — Леонид Алексеевич поправил очки. — Кондрат Кондратыч, вы, помнится, говорили, что всякого зверя по следу распознаете?

— Ну… — настороженно откликнулся другой люмпен, тот самый, что подстрелил уток.

— Подойдите-ка сюда. Вот это что за зверь тут прошёл?

Варнак нехотя поднялся, подошёл, вгляделся в следы.

— Чёрт…

— Так что за зверь?

Люмпен-пролетарий уже озирался вокруг дикими глазами.

— Во влипли…

— Вы про зверя так и не ответили…

— Чёрт тут пробежал, чего неясно?!

Кулик озадаченно заморгал.

— Какой чёрт? Что за чёрт? Да объясните толком!

— Какой-какой! Самый настоящий!

Стряхнув сонное оцепенение, обычное состояние после целого дня пути натощак, Гюлих подошёл поглядеть на источник скандала. Прочие люмпен-пролетарии также подтянулись.

Следы действительно выглядели очень необычно. Вообще-то Гюлих в своё время служил в кавалерии, так что в следах копытных мало-мало разбирался, но таких не видывал нигде и никогда. Некрупные, значительно меньше конских или лосиных, оригинальной формы… марал? Да нет, ерунда, откуда тут, на Тунгуске, маралы… что-то тут не то…

Барон почувствовал озноб. Чёрт там или не чёрт, но это существо бежало на задних лапах. На двух ногах бежало, понимаете?!

— Дорогой Кондрат Кондратыч, — начальник экспедиции протёр очки и вновь водрузил их на нос. — Современная наука отрицает возможность существования чертей. Полностью и абсолютно.

— Да что мне твоя наука! — варнак сплюнул. — Вот они, следы-то! Протри очки ещё раз!

— Уходить надо отсюда, начальник, — заговорил третий люмпен, до сих пор молчавший. — Ночи светлые ныне, за ночь через хребет перевалим, оно, Господь и помилует, можа…

— Да вы все сговорились, что ли?! — разозлился Леонид Алексеевич. — Какой чёрт, откуда?! Кто его видел, того чёрта?!

— Ха! Кто его видал, из тайги уж не вернулся! И нам такого счастья не надобно!

…

— … А на Бяшиной планете картоху не сажают!

— Да тебе-то откуда знать?

— Во, гляди, у нашей Бяши какие копыта! А ежели бы картоху сажали, так были бы ноги как у нас, кочергой! Это чтобы удобно было на лопату заступать!

— Так это Бог нарочно нам такие ноги приделал? Чтобы картоху удобно было копать? — вмешался Полежаев, улыбаясь в бороду.

— А то! — Иван Третий отвечал солидно, как и положено в ходе учёной дискуссии. — Ежели бы нам надо было по деревьям хорошо лазать, так были бы снизу ещё руки, как у обезьян из книжки! А кому надо бегать быстро, тем всем Бог копыта приделал!

Бяшка вовсю потешалась, слушая научные рассуждения малышни, да и прочие взрослые не отставали. Ноги кочергой для удобства обращения с лопатой-заступом… чего только не придумают!

Посадка картошки продвигалась быстро и уверенно. Иван Иваныч, Охчен, Варвара и Асикай, как существа, самим Богом наилучшим образом приспособленные для копания, орудовали заступами, мелкие обитатели заимки сажали в борозды уже хорошо проросшие в плоских ящиках, в тепле картофелины. На долю богини Огды выпало обеспечивать огородников посадочным материалом. Варвара вспомнила, как некогда Бяшенька, пыхтя, таскала маленькие ведёрки-четвертинки [по 3 л. Прим авт.], стараясь вносить посильную лепту в общее дело. Сейчас девушке не составляло особого труда таскать и четырёхпудовые кули. Да, как летит оно, времечко…

— … А вот когда за Бяшей прилетит небесный корабль…

— Так! Тихо все! — Бяшка подняла руку, и малышня замолчала. — Что нужно правильно сказать? Ну?! Все разом — ап!

— Я никогда не буду думать об обезьяне с красным задом! — хором продекламировали юные обитатели Чёртовой заимки.

— Ну то-то!

…

— Гм… ну что тут можно сказать, товарищи…

Завзаготпунктом глубоко задумался — как бы это правильно сказать, чтобы и правду, и при этом учёных товарищей из столицы не обидеть…

Учёные товарищи, только что выбравшиеся из тайги, выглядели так, что любой столичный милиционер задержал бы их немедленно, до выяснения. Особенно впечатляли прорехи на штанах — у Гюлиха так даже торчало голое колено — и сапоги, плотно обмотанные шпагатом ради удержания подошв. Ну а очки на носу начальника экспедиции с одним треснувшим стеклом (другое и вовсе выпало), это уже, право, штрих мастера.

— А оборудование ваше где? Приборы и всё такое?

— Приборы и инструменты законсервированы на месте проведения работ до следующего сезона, — похоже, товарища Кулика смутить прорехами на штанах было невозможно.

— Понятно… — вздохнул завпунктом. — А лошади?

— Лошади пали. Последняя совсем недалеко, уже на хребте.

— А если бы не она, то пали бы мы, — деревянным голосом добавил Гюлих. — С голодухи.

Александр Ермилыч крякнул.

— И каков ваш дальнейший план? Если не секрет, конечно.

— Ну, поскольку все задачи нынешнего сезона выполнены, остаётся один пункт, возвращение домой, — Кулик держался уверенно, точно на учёном совете при защите проекта. — Дабы подготовиться к следующему сезону. Мы рассчитываем на вашу помощь, уважаемый Александр Ермилыч.

— Лошадей нет.

— А если подумать?

— Лошадей нет! — повысил голос завпунктом. — Можете думать чего хотите.

Вздохнув, Кулик выложил на стол карабин, рядом легла тульская двустволка.

— Александр Эмильевич, дайте ваши часы, пожалуйста.

Барон бесстрастно выложил часы. Если бы этот псих сейчас сказал, что необходим его, фон Гюлиха, золотой зуб, он также отдал бы его без звука. Сейчас не о мелочах думать надо. Сейчас надо думать, как выбраться из этого кошмара…

— «Маузер» не могу, — улыбнулся начальник экспедиции. — Так что?

Завзаготпунктом разглядывал разложенные вещи.

— Лошадей всё равно нет, товарищи. Хоть пристрелите. Но вам же, я так понимаю, не лошади как таковые, вам отсюда выбраться надо. Есть хорошая лодка-перевозня, мы на ней на тот берег даже коней переправляем. Очень остойчивая посудина. С вёслами обращаться умеете?

— Да уж как-нибудь, — подал голос Гюлих, боясь спугнуть удачу.

— Ну вот и ладненько, — завпунктом откровенно обрадовался, видимо, также от души желая сплавить поскорее учёных товарищей со своей шеи. — Тунгуска река быстрая, через неделю будете на Енисее, а там уже и пароходы. Провиант вам соберём на дорожку. Маша! Слышь, Маша!

— Чего? — в дверях показалась супруга, незаметно исчезнувшая сразу завидев учёных — вероятно, дабы их не смущать.

— Маша, там мои штаны старые где-то были, аккурат товарищам подойти должны. Да, и ещё опорки в чулане стояли, я видел намедни. Тоже обе пары тащи!

…

— Ну вот, а ты думала, я тебя обманываю? Гляди, какой котище вымахал! Рысик, это же мамка твоя. Поздоровайся!

Рысик, сильно округлившийся на здоровом питании — кстати, мыши и бурундуки, регулярно отлавливаемые при попытках проникновения в кладовки тоже неплохое дополнение к сметане — поводил ушами, настороженно разглядывая незнакомую кошку. Вообще-то идея прогуляться на малую родину целиком принадлежала Бяшке, коту было вполне даже неплохо и на заимке с ближайшими окрестностями. Однако с богинями не спорят, и притом отчего бы не размять лапы? Всю дорогу Рысик бежал подле хозяйки, лишь время от времени отвлекаясь то на заячий след, то на выпорхнувшую из кустов птицу…

Мама-рысь, в свою очередь, смотрела на пришлого кота крайне неодобрительно. Бяшки она уже давно не боялась, а уж то, что двуногая время от времени подкармливает — это очень хорошо и совершенно правильно. Но на кой ляд она привела сюда этого котяру? Здесь её, рыси, охотничий участок, и присутствие посторонних сородичей тут крайне нежелательно!

— Чего, не узнали друг друга? — удивилась Бяшка.

Вместо ответа мама-рысь выставила когти и предупреждающе заурчала. Трое подросших котят нынешнего помёта, высунув мордочки из укрытия, с любопытством таращились на сценку.

— Ну вот… — огорчилась девушка. — Всё у вас не как у людей. Чуть с глаз долой, из сердца вон… Не любите вы друг друга, вот что!

…

— Товарищ, мы не можем тут ждать! Мы должны попасть в Москву, и далее в Ленинград!

Капитан переводил взгляд с документа на двух оборванцев и обратно. Вообще-то документы были солидными, с фотографиями, печатями и всё такое прочее… но, если учёные Академии Наук СССР выглядят вот так, как эти двое, то Академию можно лишь сердечно поздравить.

— Ну, и что, прикажете развернуть судно? — ухмыльнулся капитан.

— Дайте радиограмму! — Кулик поправил очки с единственным треснувшим стёклышком. — У вас же на пароходе есть радио? У вас просто должен быть в наличии передатчик.

— Гм… — откашлялся капитан. — Радио, положим, имеется… только не работает оно. Ламп к нему нету. И радиста как назло аппендицит скрутил, едрить его…

Капитан ещё раз оглядел учёных оборванцев.

— В общем, так… Платить за проезд вам нечем. Провоз пассажиров «зайцами» воспрещён. Предлагаю такое решение — у меня имеется штатная единица кочегара. Был один забулдыга, списал я его. Могу взять вас на штат как временных, аккурат по полставки на брата. Работа нехитрая, бери больше, кидай шибче. Одному-то, может, оно и трудновато с непривычки, а так, ежели через вахту — любой задохлик справится. Дойдём до Туруханска, там радио точно есть. А коли до Игарки, то там уж мы и так развернёмся.

А ну как взбрыкнёт, пронеслась в голове у фон Гюлиха дикая мысль. Псих, он и есть псих, и чего от него ждать, никому неизвестно…

Вообще-то завзаготпунктом не соврал, и лодка-перевозня оказалась вполне крепкой и остойчивой, чтобы выдержать сплав по порожистой реке, и река не подвела — отплыли от фактории утром тридцатого июня, а уже восьмого июля к вечеру были в Устье. Только вот интенсивность судоходства на Енисее до сих пор немножко отставала от Миссисипи. Во всяком случае, сегодня было уже шестнадцатое июля, и это был первый причаливший пароход, к тому же шедший вниз по реке. Запас перловки и пшена, щедро отсыпанного на фактории, несмотря на жёсткую экономию, закончился позавчера, то есть четырнадцатого. Правда, вчера удалось поймать довольно крупную рыбу…

— И когда же вы намерены добраться до Красноярска?

— Нууу… — капитан почесал нос, — от груза зависит, конечно… Но к концу августа точно будем!

— Сегодня шестнадцатое июля!

— Больше ничем помочь не смогу, — лицо капитана парохода отвердело.

— Леонид Алексеевич, — заговорил барон задушевно-проникновенным голосом, — соглашайтесь, родной!

…

Ночи стали заметно длиннее, и здесь, на вершине сопки-чувала, ветер уже холодил разгорячённую стремительным бегом кожу. Бяшка стояла на голом каменном бугре, и звёзды наперебой подмигивали ей. Она знала, почему они мерцают — неоднородные турбулентности в атмосфере… Там, где летают звёздные корабли, эти страшно далёкие светила должны выглядеть острыми и немигающими.

Вот уже и август. Всё так же переливается огонёк на капсуле, из которой её вынули когда-то. А ответа всё нет… Никто не прилетает.

Или никто не ищет.

Бяшка молитвенно сложила руки. Подумав, сложила свои длиннейшие ноги, медленно встала на колени. Стоять на коленях девушке было очень неудобно, и к тому же гранит буквально высасывал тепло. Она не знала, услышит ли Бог молитвы на чуждом языке той, что вообще не является человеком. Но что ещё можно сделать?!

Закончив молитву, Бяшка поднялась, растёрла голые коленки. Скоро, совсем скоро ей не придётся бегать голоногой. Впереди осень, и мама уже связала дочуре-найдёнышу новые облегающие штаны из мягкой шерсти — поскольку бегать в меховых совершенно неудобно. Да, связала загодя. А папа с Охченом приготовили полную обойму чёртовых сапожек… Помирать собрался, а рожь сей, так тут говорят.

А следом за короткой осенью придёт длинная, невыносимо длинная зима. С ужасными морозами, не позволяющими дышать. И вновь она будет приседать как заведённая, чтобы не онемели от отсутствия движения ноги…

Как долго?

Как долго…

…

Город кишел толпами разномастнейшей публики, от прекрасных дам в модных европейских костюмах до шмыгающих носом пацанов-карманников, шныряющих в толпе в поисках поживы. Разумеется, основную долю граждан составляли серые пролетарские массы, как и положено в стране победившей рабоче-крестьянской революции. Но всё равно… как это прекрасно…

Гюлих даже зажмурился, отгоняя кошмарное видение — он и этот полудурок, одетые в рваные шкуры, бредут по бескрайней тайге. Творческий научный отпуск?

— Ну вот, дорогой Александр Эмильевич, — Кулик, облачённый в новый, но уже варварски измятый костюм, вручил помощнику кассовый чек. — Денежки наши в целости, как и ожидалось, всю начисленную зарплату можете получить хоть сегодня. Надеюсь, на следующий год…

— Дорогой Леонид Алексеевич, — невежливо перебил начальника фон Гюлих, — вам говорили, что вы психопат? Так вот, я вам заявляю официально — вы психопат!

Барон говорил отчётливо, резко, словно вбивая гвозди.

— Нет там никакого никеля. Нет никакого метеорита. Есть ямы, наполненные тухлой водой, и только. Карстовые провалы — слышали такой термин? Обычное дело для вечной мерзлоты.

Фон Гюлих насмешливо вскинул два пальца к несуществующему козырьку.

— Желаю дальнейших успехов!

Кулик молча смотрел вслед уходящему от него барону. Подумать только… и этого человека он считал свои добрым приятелем, почти другом… Да больше, больше — соратником!

…