Найдёныш

Глава 10

— Скажите, товарищ, где тут у вас метеоритный отдел?

— Вон по коридору, и сразу налево.

— Спасибо!

В коридорах Академии Наук СССР было людно и довольно шумно для научного учреждения. Снующий по коридорам народ выглядел весьма пёстро — тут тебе и почтенные академики старорежимного облика, в костюмах-тройках, пенсне и цепочками часов, напоказ высунутых из нагрудного кармашка, и молоденькие комсомолки в полосатых блузах, и энергичные молодые люди в армейских галифе и гимнастёрках разной степени поношенности, стриженные «под бокс». Невысокий сухощавый мужчина в круглых очках, которому бородка и усы придавали сходство с убиенным царём Николаем ничем особенным в этой толпе не выделялся. Найдя нужную дверь, мужчина без церемоний распахнул её и вошёл, явив тем самым близкое знакомство с нравами советских учреждений.

— Вам кого? — молодая симпатичная машинистка, разумеется, в непременной полосатой блузе бойко колотила пальчиками по расшатанному вусмерть «ундервуду».

— Где-то здесь должен находиться товарищ Обручев. Я ему звонил, мы договорились о встрече.

— Сергей Владимирович! — голос у девицы тоже оказался симпатичный, звонкий и чистый. — Тут вас ищут! Один товарищ!

На голос из-за стеллажей выглянул моложавый мужчина лет за тридцать с небольшим, с острым умным лицом.

— Чем могу?

— Здравствуйте, Сергей Владимирович, это я вам звонил. Моя фамилия Кулик, Леонид Алексеевич.

— А! Очень, очень рад знакомству! Записку вашу я получил. Да вы проходите, проходите!

…

— … Энергия взрыва оценена мною примерно в десять-двадцать миллионов тонн тротила. Столько взрывчатки не использовали за всю Мировую войну. Представляете, каких размеров было упавшее тело? Десятки тысяч тонн!

— Да, но отчего вы уверены, что метеорит этот железо-никелевый?

Кулик помешал ложечкой в стакане с чаем, любезно предложенном ему хозяином кабинета.

— Исходя из вашей же статистики, дорогой Сергей Владимирович, железные метеориты составляют более пяти процентов от общего числа небесных гостей, и ещё два процента — смешанного типа, то есть железо-каменные. Совсем немаленький процент, не находите?

— Да я же не против, отнюдь! — засмеялся хозяин кабинета, доброжелательно рассматривая гостя. — Мда… не скрою, заманчивое дело вы изложили. Очень даже заманчивое. Никелистое железо, да плюс ещё солидная примесь кобальта, по статистике шесть десятых процента… думаю, этаким тараном можно прошибить самые непрошибаемые лбы. В общем, можете смело считать меня союзником!

— Сказать откровенно, ознакомившись с вашими замечательными трудами, иного ответа я и не ожидал, — ответно улыбнулся гость.

— Да, но сам я, к сожалению, участвовать в вашей экспедиции не смогу. Убываю буквально на днях на Колыму. Работы там невпроворот, такие края, размером с Европу, лежат втуне!

Геолог долил гостю чаю.

— Вы вот что, Леонид Алексеевич… Для пущей надёжности хорошо бы вам посетить ещё пару-тройку людей из наших. Владимир Иванович Вернадский — слышали про такого?

— Ну ещё бы!

— Вот и замечательно. А с Вознесенским и Сусловым я вас прямо сейчас сведу, — Обручев засмеялся, — покуда они тоже по тайге не разбежались.

…

— У-ух! Хорошо! А ну ещё наддай!

Бяшка лежала на полке, аж пристукивая копытцами от удовольствия, в то время как Асикай старательно обрабатывала её двумя берёзовыми вениками. Варька и Дарёнка, по праву младшего поколения, брызгали друг на друга холодной ключевой водицей из чана, не забывая при этом визжать. Варвара Кузьминишна с удовольствием разглядывала творящуюся чехарду, отдыхая на нижней приступке банного полка, где жар был не так силён. Верхние венцы банного сруба выделялись светлым — пришлось-таки Иван Иванычу нарастить высоту парилки, сообразно потребностям богини Огды.

— Уау! — Бяшка перевернулась на спину, подставляя усердной банщице живот и грудь. — А ну ещё наддай пару!

Этой весной Бяшке исполнилось восемнадцать, если учесть, что нашли малышку совсем ещё грудничком-сосунком, явно менее года от роду. Восемнадцать земных лет… сколько было бы ей лет там, на родине?

— Всё, Аська, спасибо! Достаточно! — Бяшка встала с полка, во весь рост. Опасения, что грозная богиня дорастёт до четырёх аршин, к счастью, не оправдались, но и достигнутые неполные три с половиной смотрелись очень даже внушительно. И вообще за последние годы Бяша стала очень красивой, если смотреть без кондовой человечьей предвзятости. Стройные, длинные ноги налились взрослой силой, широко и откровенно развернулись бёдра. Тонкая талия, высоко посаженные, тугие округлые полушария грудей, топорщащиеся крупными острыми сосками, длинная, сильная и гибкая, благородных очертаний шея, дивные округлые плечи… Вот только волос в интимных местах и под мышками у девушки так и не наросло, и уже было очевидно, что подобных излишеств природа бяшкиному организму не положила.

— Нравлюсь, да-а? — Бяшка, как обычно, без труда читала мысли и ощущения в головах у окружающих.

— Бяша, ты самая-самая красивая из всех нас! И умная тоже! — заявила Дарёнка, с непосредственным детским восхищением глядя на сводную сестрицу. Очевидно, то, что все прочие «из нас» также являются красивыми и умными, подразумевалось по умолчанию.

— Ну ещё бы не самая! — засмеялась Бяшка, окуная в таз с кипятком свежий веник. — У меня во какие копыта, а у вас-то нету!

— А ты можешь так медведя пнуть, чтобы он сдох? — не унималась Дарёнка.

— А зачем его пинать? — Бяшка весело блестела глазами.

— Нууу… а то по тайге ходить страшно! Ягоды берёшь, а он раз!

— Да ничего не страшно, — вновь засмеялась Бяшка.

— Ага, конечно, тебе-то не страшно! Тебя все звери кругом боятся! Ты кого хочешь можешь догнать, и чего хочешь сделать!

— Медведя кругом нету! — встряла Варюшка, не выдержав. — Бяша-Огды их всех распугала! Она всех сильней в тайге!

— Так, вы намерены болтать или париться? — сделав строгое лицо, сквозь смех пригрозила Варвара. — А ну полезайте на полок, болтуньи!

…

— …На основании всех этих соображений я считаю в высшей степени важным возможно быстрое нахождение метеорита в районе Подсменной Тунгускн, выяснение его размеров, его состава и строения. Посылка экспедиции, предполагаемая музеем, возможно окажется делом очень большого научного значения, и полученные результаты могут сторицей окупить затраченные на них время и средства. Они никаким образом не могут быть вообще напрасными!

Академик Вернадский откинулся на спинку стула, давая возможность оппонентам осознать грандиозность масштаба и прочее.

— Гм… — председатель комиссии рассматривал бумаги, разложенные перед ним. — Ну что ж… товарищи тут представили весьма убедительные доводы. Если предположить по максимуму, что масса осколков Тунгусского метеорита порядка ста тысяч тонн, то при содержании никеля, как обычно, восемь и четыре десятых, это же свыше восьми тысяч тонн, в пересчёте на чистый металл. Настоящее промышленное месторождение, можно фабрику открывать. Есть вопросы к товарищу Кулику?

— У меня вопрос, — подал голос мужчина с выпирающим кадыком. — Когда вы планируете отправиться на поиски?

— К сожалению, этот сезон потерян, — Леонид Алексеевич поправил очки. — Но если уважаемая комиссия утвердит проект, можно будет основательно всё подготовить и отправиться на Тунгуску следующей весной, как только ослабеют морозы. Сами понимаете, проводить изыскания зимой, когда ртуть в градуснике замерзает даже днём, не говоря о ночах не слишком-то продуктивно…

На лицах членов комиссии отразилось сочувствие. Вот же, есть люди в России, по собственной инициативе лезут в ад…

— Где вы намерены основать исходную базу экспедиции? — не унимался кадыкастый.

— Ближе всего к месту падения находится пушная фактория Ванавара, — Кулик указал на карте, в крупном масштабе изображавшей указанный район. Карта, правда, была скорее контурная, нежели топографическая, ибо никто соответствующих промеров в данном районе отродясь не делал. — Оттуда до эпицентра около семидесяти километров. К тому же туда эпизодически, в период весеннего половодья, а также отчасти осенью осуществляется завоз товаров водным путём.

— Выше Байкита река Подкаменная Тунгуска официально несудоходна, — встрял лысый крепыш.

— И тем не менее провоз возможен, и осуществляется. Малые речные суда с моторной тягой или даже паровые буксиры вполне там проходят в мае-июне. Вот справка из Речфлота.

— Какова же сумма? — дребезжащим голосом поинтересовался пожилой мужчина с выдающимся носом.

— Да вот же смета! — председатель комиссии поднял из вороха бумаг одну. — Кому интересно, пожалуйста.

Бумажка пошла по кругу.

— Тоже мне, сумма… — хмыкнул лысый крепыш. — Столько народу собрали…

— Больше вопросов к товарищу Кулику нет? — председатель обвёл свою паству взглядом. — Тогда голосуем, не будем время тянуть. Кто за? Решение принято!

…

— Ааиии!!!

— Ага, страшно?

— Неее! Хорошоооо!

Дарёнка визжала и дрыгалась, взлетая выше крыши, но всякий раз ловкие и сильные Бяшкины руки аккуратно ловили малолетнюю акробатку, не допуская до жёсткого контакта с землёй. Варюшка и Иван Третий, как более старшие, терпеливо ждали своей очереди на полёт. Труднее всего приходилось Ивану Охченычу. С одной стороны, здоровущий уже парняга, десятый год пошёл, того гляди женилка заторчит, а с другой — ну кому же такого счастья не охота-то, на ручках самой богини Огды покачаться-полетать?!

— Чего насупился, Вань? А ну-ка иди сюда!

Крепкие пальцы ухватили Ивана Охченыча за бока, и спустя секунду он уже летел вверх, растопырив конечности, хохоча от восторга.

— И как не умаялась ты, Бяша, — Варвара Кузьминишна наблюдала за аттракционом, сидя рядом с прочими взрослыми на бревне-завалинке. — Гляди-ко, парень-то какой здоровущий!

— Этак ты, пожалуй, и меня метать сможешь? — подначил Иван Иваныч, посмеиваясь в бороду.

— Не искушай, па!

Летнее солнце понемногу скатывалось к горизонту, но гнус, прибитый полуденной жарой, до сих пор осторожничал, не вылезал из укрытий. Редкой красоты день для здешних мест — тихо, тепло как в тропиках, и гнуса нету…

Рысик, давно выросший в роскошного полуторапудового кота, лениво возлежал в тенёчке, с кошачьей снисходительностью наблюдая за вознёй. Неподалёку валялись собаки, высунув языки на всю длину. Раз отдых, то отдых для всех!

Сегодня было семнадцатое июня одна тысяча девятьсот двадцать шестого года. Или, по новому революционному календарю — тридцатое. Сегодня никто на заимке не работал, ну разве что коров пришлось подоить. Когда это началось, не мог уже вспомнить никто, но обычай выделять этот день из череды трудовых будней постепенно окреп и врос в быт.

День Поминовения.

— Уф!.. — Бяшка поставила последнего акробата на грунт. — Всё, достаточно!

Сегодня по случаю жаркой погоды девушка была одета предельно легко, то есть в короткую до предела шёлковую сорочку, едва прикрывавшую стыд. Сорочку эту Варвара перешила из своей запасной, подаренной Иваном ещё на свадьбу французской вещицы, отпустив бретели так, что край рубашки лёг ниже грудей. Для прикрытия же самих титек пришлось притачать чашки, слепленные из лоскутков. А впрочем, остальные обитатели заимки были одеты ненамного теплее — на бабах сорочки с юбкой, на мужиках холщовые штаны да рубахи на голое тело. Младшее поколение и вовсе обходилось костюмами, выданными природой, не испытывая при том никакого стеснения — когда ещё в другой раз выпадет такая дивная погодка для загара!

— Совсем дикие ведь растут ребятишки-то, — произнесла Варвара. — Маугли прямо. А, Иван?

— Да брось, мать! — отмахнулся Иван Иваныч. — Тоже скажешь, «маугли»… Все вон про Маугли того уж читать без запинки могут! Дарёнка и та грамоте обучилась, а ты — «маугли»!

— Однако, обносились мы шибко, Вана Ваныч, — заговорил Охчен, расслабленно щуря глаза. — Сукно-полотно, мануфактура скоро запас выйдет. Пять лет, шесть лет — все штаны дырявые будут.

— Умеешь ты настроение поднять, — вздохнул Полежаев, скучнея.

Действительно, проблема с одеждой и обувью, задвинутая на задний двор более насущными хлопотами об урожаях, исподволь назревала и таки вызрела. Запасы ткани, оставшиеся со времён царизма, помалу таяли. Фактории, в том числе и Ванавара, правда, по окончании гражданской войны помалу ожили, однако характер торговли несколько изменился. Во-первых, пушная монополия государства вкупе с монополией на боеприпасы, водку и соль позволяла товарищам держать цены, от которых покраснел бы стыдливо любой купец, и во-вторых, как успел понять Полежаев, прибыль для большевиков была отнюдь не главное. И вообще, товарищи лучше знали, кому, чего и сколько надлежит потреблять. Оставалось с умилением вспоминать, как ещё не так давно можно было заказать привезти всё что угодно, от редких книг до швейной машинки и даже водяного насоса. Ассортимент нынешних факторий был суров — спички-соль-сахар, махорка-патроны-чай-порох… И, конечно же, водка, по-прежнему составлявшая львиную долю товарообмена. Завоз материи если и производился, то скверный ситчик стоил как парча, сукно же для освобождённых народов Севера товарищи полагали излишней роскошью.

И ещё одно «но»… После той истории с конями Иван Иваныч не рисковал соваться даже в Ванавару. О Кежме и речи быть не могло. Советская власть была ой как злопамятна.

— Надо было тогда у душегубов не одни сапоги, штаны тоже забрать, однако, — продолжил хозяйственные рассуждения тунгус. — Хватило бы…

— Охчен! — Бяшка повысила голос. — Действительно, умеешь настроение поднять!

— Моя чего? Моя ничего, — тунгус перешёл на давно заброшенную ломаную речь, явно придуриваясь. — Вата дырка ся из штаны вылезай, яйса Вана Ваныч да Охчен замерзай, велика Огды нас опять лечи. Хорошо, ва!

— А ей мы из соболя штаны сошьём, — включился в игру Полежаев. — Богиня как-никак.

— Больши штаны, широки, — поддержала дуракавалянье Асикай. — От таки! — она развела руки.

— Ну, вы меня доведёте! — окончательно возмутилась Бяшка, но не сдержала смех.

Ещё миг, и хохотали все.

— Ладно… — Иван Иваныч встал. — Посмеялись малость. Пойдём на чувал, Бяшка…

…

— … Во-он там мы тебя нашли.

— Да ты уже много раз показывал, папа.

Огненный шар светила висел уже совсем невысоко, в воздухе понемногу копилась вечерняя прохлада. Человек и нечеловек стояли на голой вершине сопки, именуемой местными аборигенами смешным словом «чувал». Вокруг расстилалась тайга, бескрайняя и вечная, и только на севере выделялась гигантская проплешина.

— Сколько лет пройдёт, прежде чем зарастёт эта рана? — задумчиво произнесла Бяшка, неотрывно вперив взор в прогалину, словно силясь углядеть там нечто своим нечеловечески зорким оком.

— Лет сорок ещё, не то пятьдесят. Тайга, она всё проглотит, дай только срок.

Звёздный найдёныш стояла неподвижно, как статуя, и только губы неслышно шевелились. Полежаев молча ждал. Пусть помолится.

— Я часто думаю… вот не нашли бы вы меня тогда, и вся ваша жизнь пошла бы по-другому. Разбогател бы ты на мехах, уехал в Петербург… А сейчас, наверное, уже б в Америке был. Бизнесом занимался.

Полежаев помолчал.

— И вся моя жизнь прошла бы как во сне. Раб денег… И ведь уважал бы себя небось, весьма и весьма. А может, напротив, спился… Но проще того — обобрали бы меня большевики, а не то и вовсе шлёпнули.

Иван Иваныч взглянул дочери прямо в глаза.

— Спасибо тебе. За то что нашлась. За то что спасла от сонной жизни такой. За Ивашку, и за Дарёнку. За светящиеся счастьем глаза Варвары моей. За всё спасибо.

Вместо ответа девушка наклонилась, и Полежаев почувствовал на своих губах крепкий, взасос поцелуй.

— Ладно! — Бяшка встрепенулась. — Солнце садится, пойдём-ка и мы домой.

— Ты беги, а я потихоньку, — улыбнулся Иван Иваныч. — В сумерках доберусь.

— Неа… Вместе пойдём.

— Для тебя же таким шагом топать, что на четвереньках ползать, — засмеялся Полежаев.

— А если я так хочу? Или ты смеешь противиться воле грозной богини Огды?

…

Коммунальная квартира некогда явно знавала лучшие времена, и даже сейчас массивные бронзовые канделябры на стенах длинного, вконец захламлённого коридора смотрелись благородно и изысканно. Правда, стеклянные плафоны с тех канделябров были утрачены, и засиженные мухами электролампочки выглядели уже вполне по-пролетарски. Из кухни доносились скандальные бабские голоса и запах палёного, гремела посуда.

— Красиво живёте, господин барон, — сострил Кулик, озирая интерьер.

— А вот так вот не надо, — не принял шутки хозяин, заботливо проводя гостя между сундуком и висящим на стене велосипедом без переднего колеса, точно меж Сциллой и Харибдой. — Аккуратнее с язычком, Леонид Алексеевич. Тут кругом ушей масса… чего нельзя сказать о мозгах.

— Виноват, — подобрался гость. — Куда прикажете?

— Да вот они, мои пенаты, — хозяин уже отпирал дверь, украшенную резьбой, но сильно пошарпанную. — Прошу!

С Александром Эмильевичем Гюлихом, а не так уж давно бароном фон Гюлих Освальд Адольф Эмиль, Кулик был знаком ещё с довоенных времён — вместе в Финляндии тянули армейскую службу. Сдружились сослуживцы не то чтобы намертво, однако бывший барон был определённо из тех людей, от которых удара в спину ждать не приходится. Короче, надёжный человек.

— Сейчас мы с вами чайку… — хозяин пристраивал на электроплитке большой жестяной чайник. — Как удачно, не успел сильно остыть…

— Кухней, как можно понять, пренебрегаете, — проницательно констатировал Леонид Алексеевич.

— Ну не всегда, но в данном случае определённо, — барон воткнул вилку в розетку. — Слыхали, какой там кавардак?

— Знакомо, — понимающе кивнул гость. — Не дороговато, на электричестве-то?

— Вовсе нет, — возразил хозяин. — В отличие от местных пролетариев, я имею некоторые познания в электротехнике. Договориться со счётчиком не так уж трудно, право. Простите, забыл спросить — вы завтракали?

— О, да, спасибо!

Барон аккуратно разложил на столе корзинку с печеньем, сахарницу, тонко порезанный белый батон.

— Ну как вы тут живёте-то, Александр Эмильевич?

— Да как… Жив, уже неплохо по нынешним временам.

— И это знакомо, — усмехнулся Кулик. — А я ведь вам дело одно хочу предложить, Александр Эмильевич. Вот только не знаю, как вы к этому отнесётесь.

— А вы изложите, — барон снял с плитки закипевший чайник, принялся заливать в заварник.

— Вы помните историю с Тунгусским метеоритом? В тысяча девятьсот восьмом…

— Ну как же, громкое было дело. Все газеты шумели.

— Так вот… Академия наук удовлетворила моё ходатайство насчёт экспедиции. По поиску упавшего небесного тела.

— Гм… — хозяин недоверчиво поглядел на гостя. — Это не розыгрыш?

Покопавшись за пазухой, Кулик извлёк документ.

— Вот, ежели угодно. Я предлагаю вам, дорогой Александр Эмильевич, принять участие в сей экспедиции. Оплата, содержание, проезд и прочее соответственно… Кстати, если опасаетесь потерять нынешнее место службы, то вот ещё бумага. Предоставить отпуск в связи с исполнением гособязанностей длительностью до года, и в вашем учреждении не посмеют отказать — подсудное дело. Нет, если хотите подумать, время есть…

— Да чего тут думать! — Гюлих оглянулся на дверь. — Куда угодно, лишь бы подальше от этого вертепа!

…

Коса со свистом ходила туда-сюда, и ячменная нива ложилась на землю ровными широкими полукружьями.

— Хорошая какая коса, па. Не тупится почти совсем.

— Да вот только пара таких кос и осталась, — Иван Иваныч правил свою косу бруском наждачного камня. — Знатный мастер ковал, с любовью к делу. Не знаю, жив ли теперь?

Сельская страда продвигалась споро. Ровный участок позволял косить, а не жать серпами. Что, в свою очередь, позволяло задействовать в работе богиню Огды. Косами махали трое — богиня, Охчен и сам хозяин заимки, прочие споро прибирали скошенное в снопы и скирды. Дома за хозяйку осталась самая младшенькая из ребятни, Дарёнка, и оставалось надеяться, что с хозяйством до возвращения взрослых ничего ужасного не произойдёт.

— А где он жил, тот мастер? В Кежме? — звёздная пришелица дышала ровно и легко, как будто отдыхала, а не занята была тяжкой мужской работой. Ну в самом деле, что такое какая-то там косьба для прирождённой бегуньи, способной играючи обогнать лошадь?

— Не, из Илимска кузнец, — Иван Иваныч вновь замахал косой. — Помнишь, я тебе на карте показывал.

Бяшка засмеялась.

— Это где Африка?

— Ну почти что, — поддержал шутку Полежаев.

Девушка откинула со лба прядь непослушных волос.

— Подумать только… Целая планета. Огромная планета… а я видела лишь крохотный клочок. В самой глуши.

Пауза.

— Вся ваша Земля, папа, для меня лишь крохотный клочок реальности, окружённый пятнами на бумажной карте.

…

— Нет-нет, ни о каком багажном вагоне не может быть и речи! Ещё не хватало, чтобы ваши небритые грузчики кантовали ценное научное оборудование! Вы в курсе, дорогой товарищ, сколько стоят эти приборы?

Начальник поезда, вызванный бдительным проводником, заколебался — ящик с наклейками «Академия Наук СССР» выглядел весьма солидно.

— Вы уверены, что оно войдёт в купе?

— Товарищ, да это стандартные ящики для научных приборов! Мы по всему Союзу в таких возим, и ничего до сих пор не случилось!

Разумеется, насчёт стандартов Леонид Алексеевич приврал, однако приём сработал — начальник поезда махнул рукой.

— Пускай везут… Еремеев, сопроводи товарищей учёных!

Перрон Казанского вокзала бурлил, словно река в половодье, людские толпы сновали туда-сюда, лязгали вагоны, где-то ревели паровозы, где-то свистел милиционер — словом, зримое воплощение вавилонского столпотворения.

— Уф… — с лязгом задвинув наконец дверь купе, Кулик стянул с головы шапку. — Устроились вроде как… Вы раздевайтесь, Александр Эмильевич, располагайтесь как дома. До самого Тайшета нам шубы не понадобятся… во всяком случае, хотелось бы на это надеяться.

— Как буржуи едем, а, Леонид Алексеевич? — барон фон Гюлих рассматривал убранство мягкого купе. — В первом классе, купе на двоих…

И только тут барон заметил деревянные пробки, посредством коих были довольно небрежно заделаны отверстия, располагавшиеся характерной цепочкой.

— А повидал вагончик на своём веку, ой, повидал от пролетарской революции…

— Все мы от неё изрядно повидали, — философски заметил Кулик, доставая из дорожного саквояжа коробку с бутербродами. — И ещё повидаем, будьте покойны. Есть у революции начало, нет у революции конца… Давайте уже не будем, Александр Эмильевич. Все, кто не желал приспосабливаться к новой суровой действительности, давно в Париже. Приспосабливаются к тамошней, по слухам, не менее суровой. Будьте добры, спросите у проводника чайку покрепче.

…

Цветные огоньки бегали в недрах огромной жемчужины, таинственные символы бежали цепочками, как муравьи в муравейнике… Нет. Не настолько уж они и таинственны, эти огненные знаки. Во всяком случае, не намного таинственней, нежели письмена майя или японские иероглифы.

Бяшка улыбнулась. Как они с папой смотрели в подзорную трубу на Марс, гадая, где там может быть бяшкина родня… А потом, малость подрастя, она сама уже выдвинула смелую гипотезу, насчёт венерианского происхождения. Какие глупости, право!

Девушка потыкала пальцем в значки-огоньки, и в молочно-туманной глубине возникла объёмная картинка — звёздочка в центре и рой светлячков, вьющихся вокруг. Один из них, второй по счёту от центрального светила, пульсировал, явно выделяясь среди прочих. Вот там и есть её родина. И Бяшка даже знала, зачем в неживую память капсулы — а в том, что это именно спасательная капсула, сомнений не было изначально — занесены эти сведения. Примерно так в колыбельку здешних, земных младенцев кладут картонку с именем-фамилией и адресом… или в кармашек одежды… Если нашедший обладает разумом — а колыбелька открывалась лишь при соответствующем положении ладоней на её поверхности, наложенных по команде, никакому зверю такое не под силу — то, по замыслу конструкторов артефакта, сведения эти позволят дать знать родным найдёныша о его местонахождении.

Хорошо бы ещё узнать, где та звезда…

Бяшка пошевелила ушами. Нет, это уже просто праздное любопытство. Допустим, её родное светило находится даже не так уж далеко, и его можно увидеть. Хотя бы в подзорную трубу. И что дальше? Видимо, создатели капсулы ушли в своём развитии так далеко, что и мысли не допускали, что разумные существа попросту не смогут дать знать родным несчастного ребёнка, где он находится, даже зная адрес.

Но именно так всё и случилось. Варвара Кузьминишна вполне смогла открыть капсулу, наложив ладони на светящиеся сенсоры. А вот дать знать о случившемся родным и близким найдёныша не в силах даже все здешние учёные скопом. Радио? Бяшка вновь усмехнулась. Уже было понятно, что радио бессильно перед межзвёздными безднами. Нет… тут не радио. Этот сигнал летит мгновенно через любые бездны.

Осталось сделать решительный шаг.

Помедлив, Бяшка ткнула пальцем в один из светлячков, и на поверхности вновь засветились следы пятипалых ладоней. Она осторожно приложила руки к этим следам. Раздался мелодичный звук, и в молочной мути возник чёткий контур — изображение четырёхмерного конуса. Ну… с Богом!

Тычок пальцем в переливающийся всеми цветами радуги кружок. Капсула издала короткий глубокий звук, будто лопнула незримая басовая струна. Изображение конуса замерцало, огненные символы побежали быстрее. Ещё миг, и бывшая колыбель погасила всё разноцветье огоньков, кроме одного. Один огонёк переливался-мерцал непрерывно, что означало — работает поисковый маяк. Почему гипер-маячок не включился сразу после той катастрофы, Бяшка не знала и даже не догадывалась. Ну вот не включился… наверное, неправильно была выбрана настройка. Работал только радиомаячок, и световой, по которому её, собственно, и нашли среди хаоса поваленных деревьев. После же того, как женщина приложила ладони к сенсорам и извлекла из капсулы спящего младенца, аппарат, вероятно, счёл свою спасательную миссию исполненной.

Бяшка обессиленно откинулась к шершавой стене, сработанной из лиственничных хлыстов. Получилось…

Теперь остаётся только ждать.

…

Паровоз издал протяжный рёв, будто прощаясь с безумцами, рискнувшими сойти в этой беспросветной дыре, вместо того, чтобы поскорее проследовать дальше в уютном тёплом вагоне. Состав мягко тронулся, с каждым мгновеньем наращивая ход, колёса застучали на стыках пути. Ещё чуть, и хвост уходящего поезда исчез за семафором, и лишь характерная вонь горелого каменного угля свидетельствовала, что транссибирский экспресс не приснился.

— Ну что, Александр Эмильевич, с прибытием!

Начальник научно-поисковой экспедиции и его зам, одетые в собачьи шубы, разглядывали здание вокзала, на фронтоне которого красовались крупные буквы: «Тайшет». Седьмая буква, «ять», некогда явно присутствовавшая в надписи, оставила после себя лишь ржавые потёки от гвоздей.

— Скажем так осторожно, с началом прибытия, — Гюлих шумно высморкался. — До Кежмы отсюда ещё четыреста вёрст с гаком, да от той Кежмы до Ванавары двести…

— Ну а там уже совершеннейшие пустяки, верст под сотню, — Кулик примеривался к ящику с упакованным оборудованием. — Доктору Ливингстону было не слаще, так полагаю.

— Там и близко не было этакого собачьего холода.

— Ну, если вам не нравится пример с Ливингстоном, можете смело поминать Амундсена, Скотта или нашего дорогого Георгия Яковлевича Седова. Беритесь с той стороны!

— Как насчёт носильщиков?

— Помилуйте, батенька! Вы всё время забываете, какой на дворе нынче год. Пролетарская революция освободила пролетариев от переноски тяжестей! Беритесь, беритесь!

…

— … Тесто неважнецкое вышло, чего уж там, откуда из ячневой-то муки хорошее тесто? Ну да ведь в пирогах да ватрушках тесто не главное, главное начинка. Правда, Бяша?

— Истинная правда, мама!

Сегодня на заимке Полежаевых бушевал пир горой. Из кладовок были извлечены запасы варенья всех видов, жареная в масле картошка с грибами шкворчала на большущей сковороде, распространяя умопомрачительный аромат. Грибы-ягоды пошли и на начинку пирожков, коих Варвара и Асикай настряпали целую гору. Ватрушки с картошкой и творогом дополняли картину. Разумеется, мясные деликатесы тоже присутствовали, пусть главная виновница торжества и была к ним равнодушна.

— Рысик, Рысик, на-на-на! — Бяшка, стащив со стола немаленький кусок говядины, сунула его ластившемуся коту. Рысик, урча, прижал угощение лапой и принялся смачно его поедать.

— Привадишь зверя, гляди, потом на стол полезет…

— Ну, ма, не каждый день у нас праздник!

Виновница торжества сияла ярче солнышка, и вообще смотрелась как истинная богиня. Шёлковая ярко-алая блуза поверх известной уже шёлковой же комбинации, и даже в чёрных кудрях повязаны белоснежные банты — Варвара настояла. Разумеется, настаивать надеть штаны любого рода в столь знаменательный день было бы оскорблением — штаны любого рода с длиной штанин более чем в дюйм богиня Огды воспринимала как зло, более или менее неизбежное.

— Ну, все готовы? — Полежаев поднял гранёную стопку. — Скажу просто. Вот оно и случилось, то, чего мы все ждали. Бяше нашей удалось. Теперь осталось только ждать, ждать, когда сигнал дойдёт. Когда примут его там, — Иван Иваныч ткнул пальцем в потолок, — и вышлют за нашей Бяшенькой спасательный корабль. Ну или на чём там летают меж звёзд?

Полежаев взял паузу.

— За Бяшу!

— Оооо! Огды! — узкие глаза Охчена лучились искренней любовью вперемешку со смехом.

— Да, я такая! — Бяшка, окунув в сметану морковку, смачным хрупаньем поддержала тост. — Вон Аська не даст соврать… Когда Охчен её только привёз сюда, я ещё маленькая совсем была. Но пообещала, что Огдища вам тут всем со временем огого какая будет!

Общий хохот.

— Бяша… — вдруг тихо спросила Дарёнка, — ты что ли теперь от нас улетишь? На небо?

Веселье увяло, как цветок в кипятке. Бяшка опустила надкусанную морковку.

— Да, Дарёна. Как только пришлют корабль.

…

— Я поражён тем равнодушием, товарищ, с которым вы относитесь к делу государственной важности! Вот же, русскими буквами написано — Академия Наук СССР! Настоятельно требует оказывать всестороннюю помощь и поддержку! А где эта помощь и где поддержка? Уж не суметь достать лопаты и муку!

Леонид Алексеевич Кулик был в бешенстве. В самом деле, на станцию Тайшет они прибыли двенадцатого февраля. Февраль благополучно кончался, а воз был и ныне там… то есть, собственно, ещё даже и возов-то не было! Не было, как оказалось, практически ничего из необходимого. Кирки, лопаты-заступы, ломики обыкновенные — не достать. Пилы-топоры — ни-ни, дефицит! В местных магазинах в достатке имелись сквернейшая махорка в пачках, патроны к трёхлинейкам, а также развесные порох и дробь, и, естественно, столь необходимая для жизни в тайге водка. Однако мыло, спички, чай, мука и сахар как таковые отсутствовали, а если и присутствовали где-то, то очень недолго и исключительно для своих. Местные жители, с коими Кулик вёл переговоры о проезде до Ванавары, а также и о закупке лошадей, с большим любопытством разглядывали купюры Государственного банка СССР и даже пытались их читать. Однако, убедившись, что ничего кроме привычных призывов к единению пролетариев всех стран там в общем-то нет, вежливо возвращали дензнаки, утрачивая к ним интерес. Как уже успел убедиться начальник экспедиции, местным служащим на железной дороге зарплату выдавали непосредственно продуктовым пайком, основной же валютой для меновых схем служили беличьи шкурки. Разумеется, можно было попробовать распечатать стратегический валютный резерв экспедиции, двадцатилитровую жестяную канистру со спиртом, но чутьё подсказывало Кулику, что там, в тунгусских дебрях, без спирта экспедицию ждёт бесславный провал.

Председатель Тайшетского окружкома ВКП(б) выслушал гневную тираду учёного мужа совершенно снисходительно.

— Вы меня не пугайте, товарищ, меня в своё время колчаковские палачи из контрразведки не испугали. Ну хорошо, давайте подумаем, чего для вас можно сделать…

…