Настоящий полковник

Глава 11

Событие двадцать второе

– Эк тебя разнесло-то, – укорял Сидор Марфу, в которую угодил артиллерийский снаряд.

Что сразу дураков не убивает, то делает их ещё дурнее.

Пистолет M1911 хромированный, сверкающий в лучах восходящего солнца, смотрелся в этом месте дико. Для кино делали и девушек впечатлять. Но чёрного не было. Брехт эту штуковину сунул назад в кобуру, поняв её неуместность, и перекинул из-за спины пистолет – пулемёт Томпсона. На горку эту Пулемётную россыпным строем бежало около сотни японцев. Иван Яковлевич кровожадным маньяком не был в отличие от героев писателя Поселягина, что остался в прошлом-будущем, но стрельнуть из этого девайса хоть раз в супостата хотелось. Руки, может, не чесались, но проверить игрушку прозванную «чикагской пишущей машинкой» в деле желание имелось.

Не пришлось. Во всём японцы виноваты. Они лодыри. Сказали же им командиры окоп откопать, нет, узкую и короткую щель выдолбили. Прибежал Брехт к месту встречи с противником, запрыгнул в окоп и понял, что двадцать погранцов в него тупо не влезут в дополнение к его диверсантам. Вылез и отвёл Устюгова за кучу камней, что японцы для пушки насыпали.

– Пётр Петрович, тут вам придётся под пулями на голой земле лежать. И кроме того нас могут слева обойти. Там высота или сопка Заозёрная, – махнул рукой на запад. – Выдвигайтесь туда и держите наш фланг, и о своём озаботьтесь. Ещё левее высота Безымянная, туда пару человек пошли.

– Понял, – пограничник покричал минуту, своих созывая, и увёл их на соседнюю сопку. До неё метров восемьсот, может, чуть больше. В реальной истории именно на ней все основные действия Хасанского конфликта и заварились.

Пока Иван Яковлевич разговаривал с пограничником, пока тот созывал своих, пока соратники растворились в зарослях деревьев, хоть и без листвы, но достаточно густых, уже в тридцати метрах ничего не видно, диверсанты начали стрелять по приближающимся японцам. Не залпами. Каждый выцеливал своего клиента и стрелял, когда выстрел гарантированно позволял уменьшить число спринтеров. Брехт заскочил в окоп, опять пристроил на каменный бруствер свою «пишущую машинку», готовясь бить по японцам, и увидел в сотне метров внизу уже их грязно-зелёные спины. Достать очередь ещё могла, но стрелять не стал. Явно не последняя атака и патроны ещё пригодятся.

Оставив Томсона в покое, Иван Яковлевич взял в руки бинокль и осмотрел диспозицию противника. Прямо внизу метрах в трёхстах находился лагерь противника. Чуть западнее ещё один. Там сейчас бегали люди, что происходит на том берегу реки видно не было. Самое интересное, что там уже Корея. Правда, сейчас и Маньчжоу-го и Корея оккупирована Японией, а Корея даже входит в состав их империи. Под ружьём у Хирохито сотни тысяч человек и вскоре он их организует, подтянутся с Маньчжоу-го и с Кореи. А пока там очухаются, неплохо было бы лагерь японцев напротив зачистить, а потом и соседний на ноль помножить.

– Фёдор, – Брехт вылез из окопа и подошёл к артиллеристам, что разворачивали ближайшее орудие, – сможешь вон по тому лагерю попасть?

– Погодьте чуток, Иван Яковлевич, сейчас настроим эту реликвию, и ясно станет. Из таких стрелять приходилось. Это же крупповское орудие, оно позволяет даже на пять градусов вниз ствол опускать. Попробуем. По второму лагерю, так гарантированно. Он на склоне сопки Богомольная, как раз с нами на одной высоте. Прямой наводкой бить можно.

– Пока по ближнему попытайтесь, – Брехт в окоп назад не пошёл. Чего там делать. Проверил оба пулемётных расчёта.

Японцы делали под себя и теперь фланги из-за гор камней не простреливались, а сами пулемётчики были не прикрыты с боков. Вот сейчас оба расчёта и занимались перекладыванием боковых стенок гнёзд.

– Не спешите. Время есть. Аккуратно камни складывайте, – остановил кидающих булыжники пулемётчиков.

Запаренные красноармейцы остановились и стали работать спокойней. Удовлетворённый Брехт вернулся к пушкарям. Те уже развернули одно орудие, подготовили его к стрельбе и сейчас пытались навести его на копошащийся внизу лагерь. Не получится, на взгляд определил Иван Яковлевич. Угол явно больше пяти градусов. Но артиллеристы удивили. Вшестером приподняли орудие сзади, (как это называется у таких пушек – лафет?) и вкатили на подготовленные булыжники. Теперь ствол точно смотрел на лагерь японцев.

– Откат все настройки собьёт. Медленно будем стрелять, – развёл руками командир батареи.

– Как получится, Фёдор Семёнович. Начинайте.

Ушёл в окоп. Японцы за это время бросили бегать туда-сюда, как тараканы на кухне при включении света, и организовали новый штурм Пулемётной горки. На этот раз тактика поменялась кардинально. Теперь товарищи использовали кусты и камни в качестве прикрытия, а на проплешинах передвигались по-пластунски. Молодцы. Сработало бы против другого подразделения. Но тут собралось почти тридцать снайперов, да ещё у всех замечательные цейсовские прицелы, точнее их аналог, который стали по лицензии выпускать на Подольском оптическом заводе – «Оптический винтовочный прицел образца 1930 г.» сокращённое наименование «ПТ». Четырёхкратный.

Стрелять начали по готовности. Каждый успел сделать выстрела по три – четыре, когда за спиной грохнуло орудие. Блин-блинский, семьдесят пятый калибр – это громко! Уши заложило капитально. А ведь Фёдор криком предупредил: «Батарея! Триста тридцать ТРИ!» Наивные албанские юноши, которые видели стрельбу из пушек только в кино, слышали, как командир грозно кричит, «Батарея, огонь». Тут не кино. Никто так в артиллерии не кричит. Все вместо «огонь» используют: «Триста тридцать ТРИ!». Это является чем-то вроде обратного отсчёта до выстрела, который происходит ровно по команде «Три!». Предшествующие команды позволяют расчётам подготовиться к одновременному выстрелу из всех орудий батареи. У Брехта пока одна пушка стреляла, но команда в подкорку въелась.

Что мешало во время этой считалочки рот открыть?

Событие двадцать третье

Троцкий ещё и потому обижался на Ленина, что вождь его политической проституткой называл, а подарки к Восьмому марта почему-то не дарил…

Иван Яковлевич помотал головой, потом, как учили, сделал несколько глотательных движений. Чуть отпустило, звон в ушах почти прошёл и вату из них частично повытаскивали. Взглянул на лагерь самураев, не зря хоть страдал. Почти зря. Там было до выстрела штук пять деревянных домиков и чуть в отдалении пара палаток. Домики стояли на месте. А вот палаток не было. Вместо них зияла приличная рыже-чёрная воронка, и поднимался по её периметру дымок.

Оглянулся, артиллеристы снова накатывали орудие на камни. Нет, нужно перебраться отсюда подальше. Только хотел Брехт из окопа выскочить, как над головой засвистели пули. Только теперь вспомнил о тех «товарищах» японских, что на сопку ползли. Сколько человек принимало в атаке участие первоначально, сказать было трудно. Не меньше пятидесяти. Сейчас по всем проплешинам лежали убитые или раненые, и их было прилично. Но из-за камней и кустов японцы теперь стреляли. Бросили из себя зелёных ящериц изображать. Не перспективное занятие. Не оценили зрители. Теперь стреляют. На что надеются? Окоп успели бруствером огородить, бойницы понаделать.

Диверсанты огрызались редкими выстрелами, и огонь с той стороны становился всё реже и реже, а вскоре и вовсе прекратился.

– Товарищ комбат, готовы ко второму выстрелу, – раздалось позади.

– Взвод, рты открыть, – скомандовал Иван Яковлевич и головой махнул, разрешая Фёдору выстрел.

Бабах. Нет, тут открывай рот, не открывай, один чёрт, громко. Кто только в артиллеристы идёт? Мазохисты настоящие. Нужно будет у докторов ваты попросить, – решил Брехт и посмотрел на результат стрельбы. О! Совсем другое дело. Один из домиков, как корова языком слизнула. Ещё несколько выстрелов и с ближайшим лагерем будет покончено. Бог войны, мановением руки домики сносит.

В это время раздались приглушённые расстоянием выстрелы с сопки Заозёрная. Выходит, из второго лагеря японцы всё же послали людей в обход. Правильно он туда пограничников отправил. Ничего бы у самураев не получилось. Там два пулемётчика в засаде. Один с японским реквизированным станковым пулемётом «тип 3» образца 1914 года, калибра 6,5 миллиметра, второй с немецким «Косторезом». Не жалко ни капельки, пусть и пограничники постреляют. Нужно крепить братство родов войск. Ещё ведь нет у погранцов пренебрежительного отношения к другим родам войск. Потом станут они пренебрежительно всех обзывать «шурупами». Это пойдёт от их неофициального девиза, гласящего, что «Пограничники – это щит родины, а остальные рода войск – это шурупы…»

Какие ещё будут? Ага, ещё такой вспомнился: «Железо, может быть, согнётся, Но ПОГРАНИЧНИК – никогда!».

В это время на границе слышимости зажужжал самолёт. Если бы Брехт его не ждал, то и не услышал бы. Ждал по той простой причине, что на нём должен прилететь один из самых важных участников этого действа. А именно – кинооператор Андрей Тимофеевич Пирогов. И так уже кучу прекрасных кадров пропустил. Или кадры у фотографов, а в документальном кино как это называется? Эпизодов? Нет. Сюжетов? Пусть будет сюжетов.

– Фёдор Семёнович, продолжайте стрелять по ближнему лагерю, как уничтожите, переносите огонь на дальний. Соловьёв за старшего, я самолёт встречать.

Опять блин блинский споткнулся. Чего бежал, что решает одна минута? Чуть шею не свернул себе Брехт. Ещё повезло, что в куст влетел. Весь исцарапался и опять рукав порвал, но хоть жив и почти здоров остался. А нет, ногу ещё знатно зашиб. Так, что дальше хромать пришлось. Пока дохромал, большую летающую лодку уже разгрузили. Прибыло шесть человек. Андрейка с кинокамерой был. Три сапёра с небольшим количеством мин ещё и двое медиков прибыли. Военврач 1 ранга – Колосков Пётр Петрович сейчас во Владивостоке, лечит Мерецкого, так что прибыл китаец и военврач 3 ранга Воронов Пётр Михайлович с медикаментами.

Осталось из намеченных к переброске только пара человек. Ещё повар прибудет следующим рейсов и комиссар батальона Балабанов Василий Васильевич. Комиссар в батальоне всего-то без году неделю. Недавно прислали. Всего пару недель как. До этого был дедок из пролетариев. Тоже Василий Васильевич. Прямо – преемственность. Только фамилия было Зверев. На зверя не походил. На дедушку старенького походил. Дед Мазай настоящий. Так все и звали его – «Дед». Бороды не носил, а вот будёновские усы и круглые троцкистские очки – это да. Был он, как говорится – «отец солдатам». А ещё фанат закаливания. Вечно босиком по утрам бегал, даже по снегу и даже в тридцатиградусные морозы. Набрал хоть и небольшую, но и не маленькую группу поддержки десятка в полтора человек, и в основном с ними и проводил время весь день. Закалял. В дела батальона почти не лез. Прочитает когда передовицу из «Красной Звезды» или «Правды» и опять его неделю не видно не слышно. Лазят босиком по лесам адепты здорового образа жизни. Одним положительным качеством Дед точно обладал. Он был большевиком со стажем аж с 1905 года, и его трогать сверху конкретно боялись. С Лениным и Сталиным в ссылках вместе сидел. С Троцким вместе воевал в Петрограде, а в 1927 году был один из тех, кто выступил резко против него. Одним из первых. Даже собрал подписи коммунистов Приморья под обращением к Сталину, чтобы Льва Давидовича расстреляли. Давидовича выслали из страны, а шебутного комиссара узнал весь Приморский край. Зачем его к нему прислали, Брехт понять не мог. То ли следить, то ли помогать? Помогал иногда. Приедет командир 21 дивизии из Спасска-Дальнего, чего требовать, поделиться, чем дефицитным, а Брехт ему навстречу Василия Васильевича. Оп-па, а чего это комдив вдруг резко к себе в дивизию засобирался, и не нужно ему больше тракторов. Полезный был Дед временами.

Теперь вот прислали Балабанова. Тоже человек не плохой. Вреда пока никакого нет от него. А вот польза есть. Он оказался фанатиком радиофикации войск. Уже выбил кучу раций и организовал в батальоне кружок радистов. И раньше не обижали, а теперь, как попёрло. Иван Яковлевич давно хотел немного в этом деле попрогрессорствовать, но вокруг него уже столько странностей творится, что пора опасаться начинать. А была идея. Посотрудничать с Заводом «Светлана» в Ленинграде по конденсаторам и радиолампам. Конденсаторы делать из слюды. Она в Иркутске есть. Это Брехт точно из прошлой жизни помнил. А ещё попробовать наладить производство стержневых ламп, уверенно работающих на частотах в 400 мегагерц. Это бы решило проблему помехоустойчивости. Даже стеклодува в свои артели заманил, ну, в смысле артели Дворжецкого. А потом решил осетра урезать, пока органы в покое оставили. Художественную артель Павла Звонникова, что нашли во Владивостоке на 1-й Морской улице, перебазировали к себе под бок. Построили хорошие печи, дали учеников и работают они теперь, почти шедевры, выдавая, Брехт им иногда советы и эскизы подбрасывает, а до производства радиоламп дело, к сожалению не дошло.

Вот сейчас эта японская заварушка закончится, и можно будет попробовать замутить эти ноу-хавы через комиссара, самому не подставляясь.

Событие двадцать четвёртое

Стук в дверь в три часа ночи:

– Кто там?

– Жан Клод Ван Дамм…

– Вот, щас как выйду, и всем четверым вам наваляю!

Второй самолёт прилетел через десять минут. Маленькая летающая лодка Ш-2. Если ей лететь почти четыре часа, то она ночью вылетела? А в ней, в лодке, сюрприз. Прилетел Балабанов. Не выдержал комиссар. В бой потянуло. Что ж, назад не выгонишь.

– Приветствую, Василий Васильевич.

Андрейка поднимался на сопку почти на коленях. Иван Яковлевич себе зарубку сделал, что нужно красноармейца Пирогова потом погонять. Физподготовку подтянуть. То, что у тебя творческая жилка есть, совсем не значит, что мышцы должны быть дряблыми. Вон, автор сценариев, режиссёр и актёр Жан Клод Ван Дамм вполне себе с мышцой. Будем и из Пирогова делать Джеки Чана.

Забрались с кинооператором и комиссаром в окоп и огляделись. Снимать Андрейке было нечего, ну, разве десятки трупов японцев, разбросанных живописно по склону сопки. Орудие, за тот не полный час, что Брехт отсутствовал, успело полностью помножить на ноль ближний лагерь и теперь споро разделывалось с дальним, там мудрить с закатыванием орудия на камни не надо было, и расстояние в полтора километра не мешало делать артиллеристам очень быстро и качественно свою работу. Во втором лагере на сопке Богомольная всё было в дыму и пламени. Рассмотреть разрушения было невозможно и даже не ясно, а не пора ли эту вакханалию прекратить.

– Фёдор, отставить стрельбу, – докричался до увлёкшегося командира батареи.

И тишина настала. Классно.

– Андрей, сними тут всё, что получится. Как там у вас положено, сначала панораму общую, а потом приближай. Японцев поснимай и пожар тот несколько раз.

– Сколько минут…

– Ну, минут пять. Пока, один чёрт, тут снимать больше нечего.

И только это сказал, как басовито загудели оба пулемёта и немецкий, и японский. Из окопа, по кому они там палят, было не видно, но сама стрельба вызывала серьёзную тревогу. Пограничники молчали, не стреляли, а это могло быть в двух случаях, либо патроны кончились у пограничников, либо сами пограничники. Вот дурак старый, ругнул себя Брехт. Помнил же, что у них мало патронов. Хотя, чем мог помочь, у него такого калибра патронов нету. Чтобы не создавать путаницу со снабжением, в батальоне нет ни одной винтовки Мосина. Все Арисаки. А у них калибр меньше.

Выбрался из окопа одновременно со Светловым и комиссаром Балабановым. Ползком, чтобы под шальную пулю не подставиться переползли на ту сторону укреплений к оборудованному японцами пулемётному гнезду. У пулемётчика как раз коробка с патронами закончилась, и он её менял. А немец короткими очередями огрызался, давая возможность напарнику перезарядиться. Лезть под руку Брехт не стал, отполз чуть от груды камней и взглянул вниз. Ползли и отстреливались из-за камней и кустов несколько фигур в японской серо-зелёной форме. Эх, опять Андрейки нет. И тут прямо над ухом застрекотала кинокамера. Твою ж, налево, так и заикой можно сделать. Этот кинооператор стоял в полный рост и, держа на плече эту бандуру, умудрялся ещё и ручку крутить. Брехт уже совсем было собрался повалить безумного эйзенштейна, как заговорил вновь трофейный пулемёт и японцы, не выдержав огня, стали откатываться, прекратив стрелять. Одна цель у них осталась, жизни унести свои, подальше от этих «косторезок».

Кончились опять патроны в коробках и стрельба стихла. Только стрёкот кинокамеры и звук осыпаемых бегущими японцами камней нарушали тишину утра на сопке Пулемётная горка.

И тут опять под боком забабахало. Это Светлов стал палить из своей снайперки вслед убегающим японцам. И у него обойма кончилась.

Тишина.

Нет. Видимо дым развеялся во втором лагере, и артиллеристы опять цели увидели. Бабах. Нда. Война – это громко.