Наследник Судьбы

Зора

Феликс вытащил меня из моей тюрьмы.

Феликс.

Честно говоря, я надеялась, что этот отвратительный мужчина был частью ‘фасада Босса’ моего брата, но пока что во всем этом было больше правды, чем лжи. Я раздраженно ворчу, когда Феликс заламывает мне руки за спину и, схватив за запястья, толкает меня вперед.

— Разве я не твоя гребаная принцесса? — я рычу, когда он глубоко вдыхает мой запах надо мной. Я вздрагиваю.

Он хрипло смеется.

— Это все еще Подполье.

Верно.

Я неуклюже шагаю по системе туннелей, мои глаза бегают слева направо, когда по обе стороны открываются ниши.

— Где мы? — спросила я Ксавьера, как только он втолкнул меня в камеру.

Он захлопнул дверь, его глаза горели.

— Садись, Зора. Это будет нелегко воспринять.

Я подчинилась ради ответов, хотя в горле у меня зачесалось от паники, когда он запер разделяющую нас дверь, его лицо выглядывало из-за железных прутьев.

— Подполье, которое ты знаешь и в котором работала, представляет собой внешнюю сеть туннелей и клубов. Оно принадлежит Боссам. Иди дальше, гоняйся за тьмой дольше, и ты найдешь все, что принадлежит нам.

Он глубоко вздохнул.

— Ты находишься в подземном дворце, который пустовал после того, как покойный король Эстал убил его предыдущих правителей — наших родителей.

Я вцепилась в край кровати.

— Правителей?

— Они были королем и королевой Подполья, некогда процветающего, но скрытного королевства, которое стало угрозой для Эстала.

Он обхватил руками дверную решетку, вглядываясь внимательнее. В его глазах был возбужденный блеск — родственная душа разрушения.

— И ты, и я, мы следующие в очереди. С тех пор как я сбежал из плена, я использовал каждый вздох бодрствования, чтобы восстановить то, что король Эстал стремился разрушить. Настало наше время, сестра, вернуть то, что принадлежит нам по праву.

Феликс толкает меня через арку, задрапированную прекрасными тканями, вырывая из воспоминаний.

Я наклоняю голову и удивленно выдыхаю, увидев открывшуюся комнату.

Роскошь была бы преуменьшением. Ее скалистые стены почти полностью покрыты виноградными лозами. На них растут маленькие белые бутоны, а сами лозы пышные, темно-зеленые. В некоторых местах по камню стекает вода. Светильники рассыпаны по потолку, как мерцающие бусины, каждая нить сходится в центре, а затем свисает вниз, образуя мерцающую люстру.

Я ступаю на плюшевый ковер, мой взгляд останавливается на массивной овальной кровати в углу, открытом шкафу, заполненном сверкающими платьями и серебряными доспехами. Но именно при виде сверкающего оружия мне хочется подбежать и схватить каждое из них, как маленькому ребенку новые игрушки. Мое сердце трепещет при виде такого количества искусно изготовленных клинков, даже двух копий и топора.

Феликс хватает меня за бицепс и тянет назад.

— Ты подождешь свою горничную.

— Не нужно, — произносит сочный женский голос.

Миниатюрная женщина высовывает голову из отдельного арочного проема сбоку от комнаты. Она старше, морщинки от улыбки возле глубоких карих глаз и серебристые пряди волос, уложенные в каштановый пучок. Она оглядывает меня с головы до ног, прежде чем бросает на Феликса довольно властный взгляд.

— Кыш, — рявкает она, и веснушки на ее носу сморщиваются. — Ты больше не нужен.

Феликс колеблется, поэтому я вырываю свой бицепс из его хватки. Я ожидаю почувствовать искру, когда сделаю это, такую, которая зажжет меня идеями врезать ему коленом по яйцам для пущей убедительности. Вместо этого от небольшого напряжения мои кости устают, а разум отключается.

Феликс наконец отступает, и я неуверенно обхватываю руками живот.

— Я могу помыться сама, — говорю я.

Женщина проводит меня через следующую арку, ведущую в ванную комнату, такую же роскошную, как и спальня.

— Какое облегчение, — протяжно произносит она. — Я не хочу оставаться здесь дольше, чем нужно.

— Ладно… — я иду к ванне, хотя она больше похожа на бассейн — утопленный в полу, от воды идет пар.

Более крупный водопад сталкивается с ним в дальнем конце, его звук заглушит мое утопление. То, что я не считала возможным.

— Зора.

Я поворачиваюсь обратно к женщине, и мое тело напрягается.

— Кайя, — выдыхаю я, и мой желудок скручивается.

Сестра Кристена сидит, прислонившись к гранитной столешнице в ванной, пожилая женщина, которую я видела раньше, не более чем искусная иллюзия. Она перебрасывает свои длинные темные волосы через плечо и поджимает губы.

— Он послал меня.

Мое тело замирает, и моя защита усиливается.

Ее кислое выражение лица лишь слегка смягчается, когда она говорит:

— Ты ужасно выглядишь.

Я усмехаюсь и отворачиваюсь, во мне вспыхивает смущение.

— Твой брат выставил меня дурой и отдал на растерзание в тюрьму. Я мало ем, и это первый раз за, не знаю, сколько времени, когда я выхожу за пределы подземелья.

— Он хочет, чтобы ты знала правду, — осторожно произносит она. — Он хочет, чтобы ты знала, почему он сделал то, что сделал.

— Ааа, он хочет? — я поворачиваюсь к ней, мой гнев — о, черт возьми, спасибо — разгорается. — Тогда он должен быть здесь. Собственной персоной.

Кайя смотрит вниз и играет со своим платьем, шелковая голубая комбинация колышется под ее пальцами, как вода.

— Он был бы здесь, если бы не был так упрям в отношении законов Судьбы.

Я хмурюсь.

Она вздыхает и разочарованно машет рукой.

— Ладно, он меня не посылал. Я пришла сама. Но если бы ты могла увидеть его, ты бы поняла почему.

Я издаю резкий смешок.

— О, так ты пришла извиниться от имени его королевского высочества, но на самом деле он не принес извинений? — я качаю головой. — Уходи, Кайя. Все кончено. Теперь мы — отдельные Королевства. Я мало что знаю о планах моего брата, и я даже не до конца понимаю, во что ввязываюсь, но я точно знаю, что твоя семья — причина, по которой моя семья была разлучена.

Я прижимаю руки к блузке и с хмурым видом расправляю плечи.

— Тебе повезло, что я скорблю. Если бы не это, у меня хватило бы сил снести тебе голову с плеч.

Кайя отталкивается от столешницы и встает во весь рост — плюс лишние четыре дюйма ее туфель на шпильках.

— Хорошо, я уйду и больше никогда тебя не побеспокою, — говорит она.

Она делает уверенный шаг ко мне и встречается со мной взглядом.

— Но ты должна знать, Зора, что он сделал то, что сделал, не потому, что хотел, а потому, что должен был это сделать. У него были намерения все исправить, вытащить тебя отсюда, но от попыток ему стало плохо, и наше Королевство не может позволить себе потерять его прямо сейчас.

Я судорожно втягиваю воздух.

— Плохо?

— Когда Кристен вмешивается в то, чего не хочет от него Судьба, это может убить его, — объясняет она.

Я киваю, вспоминая разговор, который у меня был с ним на арене. Я хмурю брови.

— Он пытался прийти за мной?

— Судя по тому, как он выглядит иногда по утрам, я думаю, что он все еще пытается, — признает она. — Но в основном он был вынужден сдаться. На наших улицах раздоры, ходят слухи о том, что некогда великое королевство, королевство легенд, может возродиться. Ему пришлось сосредоточить свое внимание на искоренении преступности, процветающей в крупных городах, включая Гронем.

— Я не понимаю. Зачем ему вообще хотеть моего возвращения? Он собирается жениться. Более того… Мое Королевство — причина раздора.

Я смотрю на нее.

— И почему бы тебе просто не вызволить меня? Очевидно, что ты уже здесь.

— На самом деле меня здесь нет, Зора, — Кайя протягивает руку. — Прикоснись ко мне.

Я сглатываю, но протягиваю руку, мое дыхание сбивается, когда мои пальцы проходят сквозь ее.

— Это иллюзия. Я потратила последние два месяца на то, чтобы создать ее для других целей, но я не могу видеть, как страдает мой брат. Итак, я воспользовалась ею, чтобы навестить тебя. Пройдут месяцы, прежде чем я смогу воссоздать её снова.

Она опускает руку и пожимает плечами.

— Что касается брака, это потому, что он должен, со всеми этими раздорами. В противном случае, я думаю, он отослал бы Хармони в ее… состоянии.

Мои брови взлетают вверх, а сердце бешено колотится.

— Она беременна?

Глаза Кайи расширяются.

— О боги, нет. Нет, она сошла с ума. Действительно сумасшедшая. Она не стала прежней после турнира.

Ее лицо мрачнеет.

— Она видела, как умирали ее сестра и отец, и могла спасти только свою мать. По крайней мере, она спасла свою мать на одну ночь. Женщина покончила с собой на следующее утро, и Хармони нашла ее мертвой в ванне. С тех пор Хармони либо смертельно тиха, либо кричит несвязную чепуху.

Я сжимаю челюсти, не в силах в это поверить. Хармони была сильнейшим воином на той арене.

Но что, если бы ты потеряла три «Гретты», а не только одну?

Я сжимаю переносицу.

— Черт.

— Да, — Кайя проводит рукой по волосам, отбрасывая их вдоль позвоночника. — Тейлис пытается помочь ей пережить худшие моменты. Он чувствует себя виноватым, учитывая, что сам придумал этот турнир, но он поступил так, как велела ему Судьба.

У меня пересыхает во рту.

— Тейлису становится плохо, когда он не подчиняется Судьбе?

Кайя поджимает губы. Затем, после долгого, напряженного молчания.

— Нет.

Я киваю и подхожу к одной из двух раковин, упираясь руками в столешницу.

— Значит, это все он.

— Это несправедливо, — начинает Кайя.

Я свирепо смотрю на нее.

— Все это дерьмо с Судьбой — вы трое позволяете ей управлять вашими жизнями. Вы не люди, вы — инструменты. Даже у Кристена есть выбор, он просто выбирает самосохранение. Я понимаю это, но это не значит, что я прощу это.

Кайя изучает меня.

— Я же говорила тебе: он был бы здесь, если бы мог.

— На что бы это вообще было похоже, Кайя? — спрашиваю я, искренне любопытствуя, но также и вне себя от разочарования. — Теперь мы по разные стороны баррикад. Тебе вообще не следовало здесь находиться.

— Ты бы выбрала своего брата? После того, как он убил твою подругу? — спрашивает она, гнев наполняет ее голубые глаза электричеством.

Я оцениваю ее.

— А ты бы нет?

Она открывает рот, затем закрывает его.

Я сжимаю пальцами столешницу.

— Я знаю, ты пытаешься сделать так, как лучше для твоего брата, но я больше не позволю играть с собой. Я не хочу быть орудием Судьбы.

Кайя встречается со мной взглядом в зеркале надо мной.

— Я завидую тебе в этом, — говорит она с тоской в голосе.

— В чем? — спрашиваю я.

Она слегка улыбается мне.

— За твою веру в то, что Судьба управляет не всеми нами. Было время, когда я тоже верила в возможность выбора. Затем я была привязана к самому Наследнику Судьбы.

— Это не вера, Кайя. Это реальность, — отвечаю я.

Улыбка Кайи становится печальной.

— Но не моя, — говорит она, — и уж точно не Кристена.

Она протягивает руку, словно для того, чтобы нежно взять меня за плечо, затем опускает ее, когда вспоминает, что на самом деле ее здесь нет.

Она облизывает губы и серьезно смотрит на меня.

— Ты знаешь, в течение многих лет мой брат рассказывал о таинственной девушке из шкатулки, о шкатулке с нитями, которую он нашел спрятанной нашим отцом. Он рассказал мне, какой она была неистовой, блестящей и красивой, и я увидела, как загорались его глаза. Ему нравилось наблюдать за твоими воспоминаниями, он вбирал их в себя по-настоящему. Он никогда не мог себе представить, что у него будет столько свободы, сколько у тебя, но наблюдение за твоими воспоминаниями, твоим выбором — они сохранили ему жизнь, Зора. Сохраняли малейшую вспышку собственного гнева. Его воля вспыхивала каждый раз, когда наш отец резал его, меня или Тейлиса. Это все, что у него было. Спасательный круг в шторме, который заключался в том, чтобы быть Наследником Судьбы.

Она сглатывает, видно движение ее горла.

— Потом, когда он впервые встретил тебя той ночью в Подполье, ему даже не нужно было говорить нам с Тейлисом, что это ты. В тот момент, когда ты вошла, все его существо озарилось, как это было всегда, когда он говорил о тебе. Это было похоже на то, что твои нити взывали к нему, и он просто знал, что ты была женщиной, за которой он наблюдал, которую так долго желал, ждал.

Кайя вздергивает подбородок, ее глаза в отражении остекленели.

— Мне бы не хотелось знать, что он каким-то образом стер эту женщину.

Я смотрю на нее, мои губы приоткрываются, когда я делаю глубокие, успокаивающие вдохи. Слезы щиплют глаза, а щеки заливает жаром.

— Я не… Я не могу… — слова застревают у меня в горле, когда рев тревоги пронзает меня изнутри.

Кайя бросает на меня мрачный, понимающий взгляд.

— Мне жаль Гретту, — говорит она, но ее голос едва слышен, только мягкая ласка в воздухе.

Я смаргиваю слезы, мое зрение проясняется достаточно, чтобы увидеть, как исчезает ее тело.

Там, где она стояла, на мгновение вспыхивает магия, иллюзия распадается на части, и рыдание вырывается из моей груди.

Я позволяю себе расплакаться, потому что думаю, что я одна, думаю, что никто не видит, но, клянусь, из зеркала передо мной доносится тихий шепот: «Ты прекрасна даже тогда, когда плачешь».

Я вытираю глаза и смотрю в зеркало, но в ответ вижу только свой собственный пустой взгляд. Тогда я проклинаю себя за то, что поверила, хотя бы на мгновение, что Кристен, возможно, был достаточно неравнодушен, чтобы появиться, быть здесь, когда я больше всего в нём нуждалась.

Я делаю долгий, ужасный вдох и ухожу.