Наследник огня и пепла. Том VII. Враг моего врага

Глава 22 Когда все смеются

В институте, наш преподаватель имел привычку останавливаться на середине предложения и просить случайного человека из аудитории продолжить. Скучные лекции от которых хочется спать, после этого небольшого нововведения, превращались в полное внимание и требующее полной мыслительной вовлеченности упражнение на выживание. Ибо аудитория однокурсников не прощает ошибок. Простые и понятные, выверенные определения и пояснения из учебника, которые обычно вызывают лишь скуку — ну сколько можно талдычить одно и то же — оказывались вовсе не так очевидны, если их надо продолжить самому с середины.

Попытки несчастного, который был избран жертвой закончить, первое время неизменно вызывали смех. Преподаватель обязательно спрашивал ещё двух-трех, потом требовал, чтобы мы всей кодлой решили, кто из жертв ответил правильно или хотя бы был ближе всего к ответу.

Не знаю, откуда этот очень пожилой, родившийся сразу после войны, человек взял такой прием педагогики. Но работало это отлично. Его предмет я зал. Не только потому, что слушал. А потому, что приходилось на его парах ещё и думать.

Однако, самое главное, что я из этого вынес, так это то, что над теми кто чаще всего был ближе всего к истине, обычно и сильнее всего смеялись. Я не могу сказать, почему это так работало, но это работало. Поэтому меня всегда немного напрягало то, что все смеются над Жириновским. Хотя, честно говоря, он ведь говорит такую дичь, что это нельзя воспринимать всерьез.

Сейчас, когда ехидная Гвена и даже умирающий как гусеница на булавке Рудо, захихикали, я не был обескуражен. Я не то, чтобы привык, но я был готов к такой реакции.

— Вот видите, вы смеетесь, — сказал я. — А почему вы смеётесь? Думаете, что люди должны жить как скот, страдать и умирать?

— Нууу… — протянула Гвена.

— За просто так? — быстро добавил я. И приказал. — Встань!

Гвена с недоумением на мордочке поднялась, перестав пилить тело. Я всучил ей вскрикнувшего от боли Рудо.

— На, подержи, — и принялся искать вокруг палец с когтем. — А вот в чем смысл твоей жизни, Рудо? Где твоя вершина, где тот момент, когда ты скажешь, что тебе больше нечего желать? Пожрать, потискать девку и чтобы все тебе завидовали? Ну вот я богат, все мне завидуют и все девки мои. Я стою на этой вершине давно. Тут очень скучно, Рудо. Внизу куда веселее, и некогда думать о большем. Но сверху каждый, у кого есть глаза, видит, как все хреново устроено в этом мире.

Говоря это, я наконец добыл искомое. Машинально отбив рукой в сторону ловко пущенный мне прямо в лицо Зартаном окованный медью круглый щит, я подтащил пальце-щупальце к столу. И отрубил его мечом Рудо, как мясник на колоде отрубает лишнее. Меч оставил на столе едва заметную зарубку. Хорошая столешница, наверно из мореного дуба. Я немного перестарался, слишком много силы вложил в удар. Меч такого обращения не выдержал и отломился в верхней трети. Досадно. С другой стороны, очень кстати что у него пальцы не такие прочные. Я подозреваю, это как-то связано с магией внутри этого тела.

— А ведь, если подумать, что может быть достойнее и невероятнее, чем сделать жизнь людей лучше? Не раздать каждому монетку, а сделать так, чтобы им было легче жить? Это долгая и трудная задача. Но, если разбить её на меленькие, и выполнять постепенно? Сначала дать людям возможность противостоять тем, кто их притесняет. Пусть и ограниченно, через представителей в палатах. Создать правило помощи тем, кому не повезло. Найти способ дать им землю с которой они будут кормиться. Защитить их. Пусть не полностью, не всегда, не сразу. Но хоть как-то, чтобы они не оставались с бедой наедине.

Говоря это, я копался в адском спагетти. Палец отлетел на пол и потерялся среди переплетений остальных пальце-щупалец. Тело Зартана периодически конвульсивно дергалось, распрямляя и сжимая свои отростки. Это несколько осложняло задачу. С другой стороны, он то и дело высовывался за границы Пелены, отжигая себе пальцы. Поэтому большинство уже были сравнительно короткими обрубками. Наконец, я нашел отрубленный палец. Он яростно дергался в моих руках, пытаясь уползти или даже ударить меня когтем. Я приложил его к столешнице, используя обломок меча Рудо отрубил палец у самого когтя. В моих руках оказался мерзкая острая дрянь длинной сантиметров десять.

— Красивые слова, — пропела Гвена. — Примерно такие говорят себе те, кто заключает договоры с демонами. Половина, не меньше, утверждает что все это ради людей. А потом приносят кровавые жертвы.

Рудо на её руках закашлялся. Из его горла пошла кровь, потекла из уголков рта. Значит и кишечник задет. Плохо. Рудо недовольно вытер кровь рукавом, посмотрел на меня. Искоса, лицом он старательно прижимался к кирасе демоницы. Гримаса боли отпустила его. Похоже, несмотря ни на что, ему полегче, от близости к Гвене. А потом сказал.

— Тебе стоило родиться с талантом огня, как у твоего отца. Только представь, как бы ты облегчил жизнь нам всем! — и Рудо засмеялся. Впрочем, смеялся он не долго, боль прервала его смех, заменив на болезненный стон.

Я с размаху воткнул черный коготь в грудь Зартана. Черная дрянь вошла в белую кожу легко. Так, как и должен был войти стальной клинок. Сначала ничего не происходило. Но потом я увидел, как мутный поток, видный в моем магическом зрении, заструился в мою руку.

— Что ты делаешь? — удивленно спросил призрак.

— Магн, — позвала меня Гвена.

Я не слушал их обоих. Я продолжил говорить. Возможно, как это часто бывает, я убеждал скорее себя, чем их.

— Всегда кажется, что есть другой способ. И время. И люди, у которых получится лучше, — сказал я, не оборачиваясь. Черная магия из тела Зартана, проникала в мое тело, я чувствовал это. Но она была какая-то… Сырая? Пожалуй. Именно так я бы мог описать это ощущение. В меня явно текла мана, но я никак не мог её переварить, превратить в лечение.

— Магн, — снова сказала Гвена.

— Нет, Рудо. Иногда нужно просто делать то, что ты можешь. Молча. Ведь если ты скажешь, как делать правильно, над тобой будут смеяться…

— Магн! — громко сказала Гвена. Я обернулся к ней. Она показала мне Рудо. — Он умер.