Иногда имя это просто имя. Как у обычных людей. Иногда имя это капитал. Как у Сперата или актеров моего мира. Иногда имя это сила. Называя его ты можешь угрожать или наоборот, отвести от себя угрозу. Как имя «весового» на районе, или моё имя в этом мире. Почти всегда это будут три разных имени, потому что слишком большая известность не нужна силе, а если нет силы и денег, то трудно стать известным.
С местами всё по другому. В моем мире для кого-то лондонский «Сити» центр всех денег, а для кого-то тесный анклав старых зданий, посредственная туристическая достопримечательность. В этом мире то, что Горун назвал «Сокровищницей» тоже действовало на людей по разному. Не могу сказать, что подземник до этого проявлял чудеса самообладания, но и трусом его назвать было нельзя. И все же, он трясся от страха. Даже несмотря на отек, его зубы стучали а руки тряслись, как будто он оделся по летнему и уже полчаса ждет автобус промозглым октябрьским утром. Взгляд метался, дыхание было неглубоким и частым. Подозреваю, давление у него было как у американского пилота, сажающего самолет на палубу авианосца.
И чем больше мы углублялись внутрь этого строения, тем сильнее бедолага впадал в панику. И это было особенно хорошо видно на фоне остальных моих людей — весело перекидывающихся шутками и подначками, улыбающихся, собранных и внимательных но полных энтузиазма. Они шустро и споро разбились на тройки-четверки и тщательно обшаривали многочисленные комнаты этой «сокровищницы» не нуждаясь ни в каких особых указаниях. Горун стал бесполезен, на все вопросы твердя «не знаю» и прося меня уйти из этого места. Связав подземника и сдав его в «обоз», я избавился от его испуганной рожи. Чтобы не мешал мне не торопясь продвигаться вперед.
Его страх пока не был обоснован, ведь мы не встретили ничего особо пугающего.
Пара вендикатов — тусклые, едва заметные фигуры, слабо светящиеся зеленым светом. Они бросились на нас недалеко от входа, в большом зале, среди леса великолепно обработанных колонн. Их развеяли так же легко и походя, как деревенский пацан срубает палкой стебель крапивы. Чуть позже мы нашли их источник — в основном, по запаху. Десяток тел раскиданные среди колонн, несколько в одной из комнат. Следы схватки, закончившейся резней. Тела были уже частично скелетированные — над ними хорошо поработала местная живность. Были еще видны остатки плоти, облепленные светящимися личинками местных жуков-светляков. Целый рой их вспорхнул с тел, потревоженный вошедшими, заполнив комнаты как конфетти. Красиво. Если забыть, на чем они так процветают. Вообще местной экосистеме было очень по вкусу мясо — тела проросли светящейся синим грибницей и бледными, похожими на поганки, плодовыми телами грибов, вокруг шустрили всякие многоножки.
Красивая мерзость отвратительно вдвойне. Я побрезговал подходить ближе. Как и многие другие. А вот Леонхарт проявил удивительную невозмутимость. Либо привычка, либо психологические отклонения. Врожденные или приобретенные. Надо было его назвать «Железный желудок».
— А головы-то, порублены, — доложил он мне результаты осмотра. — Только Император знает, сколько они там лежат. Как оно тут, под землей, я ж не знаю. Ежели по вендикатам смотреть, то месяца четыре, сами развеялись почти. А если по тушкам, то наверху я бы сказал, и трех недель не пролежали. Там не токмо мужики, ещё бабы и пара деток в комнате. Одежду у многих оставили, не бедные, значит, их порешили. Сначала мужиков побили, потом баб. Я так мыслю, кто-то их на выходе встретил. Что-то они вынесли снизу, я видел лямки от мешков срезанные, и у одного, вон там, руки вот так сложены.
Он сложил руки на груди, показывая.
— Император не дай соврать, дыркой в заднице чую, нёс он что-то, до конца к себе прижимал, у него потом пальцы срезали, шоб, значит, из рук вынуть…
Надо ли говорить, что эти сведения только добавили оптимизма всей компании. И люди ломанулись в темноту запутанных переходов не жалея факелы. Да ладно, на первой волне энтузиазма я и сам полез в темноту переходов.
Находок все не было. Некоторое время меня слегка отпустило и я вернулся к Адель, которая с двумя десятком слуг и прачек и своей свитой, сохранила самообладание и осталась у входа. Там я провел некоторое время, размышляя, не разбить ли лагерь. Пока просто повалился на пол, отдыхая — набегался в полных доспехах. Кажется, даже успел немного вздремнуть. А потом меня позвали смотреть упокоенного. Обычная нежить — некромагия слегка иссушила ему плоть, не остановив, впрочем, процесс гниения полностью. Он безобразно распух и стал зеленого цвета. Упокоили его арбалетным болтом в голову. Аккуратно в центр лба. Хороший выстрел, учитывая не располагающую к спокойному прицеливанию мишень. На упокоенном болтались лохмотья оставшиеся от одежды. Когда-то, не плохой. Широкий кожанный ремень и на одной из рук, почти скрытый кусками отслаивающегося гнилого мяса, наруч. Явные признаки воина. Возможно, один из тех, кого мы встретили у входа. Убежал от врагов, но истек кровью во тьме. И вместо того, чтобы выпустить из себя вендиката, сразу переродился.
— Молодой мертвяк, глупый, — сказал парнишка с арбалетом, стоявший рядом. Тот самый, который был другом Полуха. — Увидел меня, и сам за булькал, и на встречу побрел.
— Тебя, кстати, как зовут? — спросил я этого меткого арбалетчика.
— Мелкий, Сеньор Магн,— сказал парень. И зачастил:
— То есть, ваше святейшество, я хотел сказать Четвертак, сын Третьяка Зудливого, мой отец арендатор земли в Трех Хвостах, это имение сеньора…
Мелким парень не был. Мне он доставал макушкой до скулы. А я, как мне кажется, за последнее время будто подрос. Наверное, сейчас рост метр девяносто. И мышц добавилось — на моих старых латах ремни на ногах и руках до конца не затягивали. Здоровяк Леонхарт был выше большинства пехотинцев на голову и примерно одного роста с рыцарями. И то доставал мне макушкой только до подбородка. Прозвище «Мелкий» — пример простого сольдатского юмора. Я перебил паренька, и сказал как можно громче, сурово оглядываясь вокруг на остальных:
— А давай ты будешь не Мелкий, а Меткий! Точно, с этого момента ты Меткий! — на самом деле я просто не хотел слушать историю его жизни. Положил руку на плечо переименованному. И, уже тише, добавил, наклонясь к нему. Кстати, парнишка явно старался мыться, воняло от него не сильно. — И, Меткий, мне очень жаль, что Полуха погиб. Тяжело терять друзей. Я знаю. Я не могу ничем помочь, но я разделяю твою горечь.
Парнишка кивнул, хотел что-то сказать, открыл рот… Но закрыл его и только шмыгнул носом, кивая. Как же легко их растрогать. Хотя, если бы меня в моем мире за плечо пощупал кто-то вроде Илона Маска и сказал банальность, да хотя бы в соцсетях в комменте что-то сочувственное написал, я бы тоже потек.
— Не, не. Сочный мертвяк, настоенный, — встрял в разговор вездесущий Леонхарт. Внимание перетягивает. — Так то он старый. Просто оголодал. Вон, видите, мойсень, мясо с костей уже отваливается. Скоро скелетом бы стал.
Метаморфозы местной дикой нежити сильно зависели от того, сколько эта нежить в процессе умертвит живых людей. Или других разумных — магия, поднимающая мертвых, действовала только на разумных. Магну это даже преподавали, но увы, ученик он был так себе. Запомнил главное, зомбяк, вроде этого, очень сильный, лучше бить издалека — а то от их хватки не то что кости ломаются, даже доспехи, бывает, гнутся. Может и придушить. Зато зомбяки медленные. Скелеты легкие, если без оружия, почти не опасны. Могут ударить, с ног сбить, даже цапнуть — зубы у них растут. Но в основном как человек, только легче, и рассыпать легко. А вот дикие гули, со здоровенными пастями, опасны — быстрые, хитрые, любят нападать из засады. Но и воняют тухлятиной так, что мимо не пройдешь. Хуже мертвяков. Говорить это вслух я не стал — Леонхарт и сам начал раздавать команды. Которые, в основном свелись к «смотреть глазами, а дыркой от жопы и нюхать, если воняет сразу назад, подмогу звать».
Не считая десятков, если не сотен, кучек старых человеческих костей по углам со следами горения или естественного разложения, больше мы никого не встретили. Куда больше проблем нам создало само здание.
Большой, заполненный десятками колонн зал у входа в имел стенах проходы. Аж в два ряда. Проходы вели в коридоры. Которые вели дальше, переплетались, дробились и, как ветви деревьев листья, выводили в множество комнат. Большие, маленькие, совсем крохотные. Проходные, сквозные, узловые…
Некоторые планировки живо напомнили мне опенспейс. Сохранились даже ряды каменных скамей, а отдельно, на приподнятом полу, за колоннами, место начальника. Другие комнаты, как заподозрил, раньше были мастерскими — пол и стены все еще хранили технологичного вида ниши от оборудования и освещения. Некоторые комнаты явно были чем-то вроде туалетов и душевых. Только тут были не душевые, а бассейны, теперь пустые. Были и жилые комнаты — единственные, что несли на себе следы отделки. Раскрашенная штукатурка. Какие-то рыбки, птички. Нейтральный узор. Пол щербленый, видимо отделку скололи и унесли. Зато кое-где сохранились каменные кадки. Скорее всего и в самом деле кадки, хотя какой цветок может расти под землей? На кадках сохранились облупленные краски, дававшие представление о том, что когда-то они были ярко окрашены. Как, должно быть, и все остальное в этом месте.
Нагромождение комнат само по себе напоминало лабиринт, но дело усугублялось еще и тем, что этот лабиринт был трехмерным. То и дело встречались колодцы винтовых лестниц. Не такие глубокие, с сохранившимся ограждением — но все равно ведущие на несколько уровней и вверх, и вниз. Да, это сооружение может и задумывалось для иного, но строилось явно без строго плана. И получился просто отличный лабиринт.
Я сам пару раз заплутал. Вернее, я то и не парился — но моя свита заблудилась. К счастью, у нас с собой была фея Сперата. Это существо явно имело встроенный радар — она вывела нас обратно, всего пару раз уткнув в тупики.
Я велел Леонхарту собрать людей. Не хватало еще потерять половину отряда в лабиринте. Видя, с какой неохотой он на это согласился, я понял, что я поторопился с этой вылазкой. Люди все еще надеются найти в этой заброшке жесткий диск с биткоинами и страшно разбогатеть. А это не те люди, и не то время, что можно просто приказать им двигаться дальше. Я не боялся бунта, но и не хотел терять популярность, которую так долго взращивал.
— Муж мой, прости за то, что отвлекаю. Но я прошу тебя об одолжении, — подошла ко мне Адель. Я вопросительно поднял бровь. Она осторожно показала взглядом в сторону.
— Ждите здесь! — рявкнул я свите. — Я говорю с женой, никого не подпускать.
Покинув свиту, я с Адель отошел в сторону. Одна из её служанок достала бутыль из под вина и протянула мне. Внутри был лепесток Светоцветка. В воде.
— Мы взяли несколько отростков, — залепетала служанка…
— Оставь их и иди, — велела ей Адель. После чего она по очереди подавала мне бутыли с цветком, я брал их в руки и заставлял прорасти из каждого листочка крохотные корни. Прямо в воду. Это было не трудно. Я бы мог так рассаду на десять соток приготовить. Лечить было куда сложнее и маны тратилось раз в сто больше. Но я не торопился. Вполголоса мы обсуждали с женой создавшееся положение.
— Не думаю, что стоит сейчас уходить. Следует лишь ограничить использование факелов и обустроить лагерь, — сказала Адель. — Эти люди с оружием словно браконьеры в лесах Адвес. Их легко обратить в бегство, когда они еще только намереваются войти в графский лес. Они опасны, когда возвращаются с добычей, но и тогда можно заставить их бежать, бросив часть добычи, лишь показавшись им на глаза. Но если встретить их в лесу, когда они только начали охоту, и только расставили ловушки, это значит обязательно нарваться на стрелу или удар копья из замады. Ведь тогда они сражаются не за зайца в своем мешке, а за тушу кабана, или даже лапу Кокатриза в своих мечтах.
Я задумчиво покрутил бутылку в руках. Посмотрел сквозь неё на свет лампы на поясе Адель. Я зря отношусь к своей пехтуре, да и к рыцарям, как друзьям или сотрудникам. Некоторые из них, может даже многие, мне лояльны. Но это люди с совсем другой картиной мира. В которой нет абстрактной верности идеалам или государствам. А договор, скрепляющий наши отношения, можно и пересмотреть. Да и сами люди не обычные. Как минимум, это такие люди, которые готовы рисковать своей жизнью и убивать за деньги. И сейчас они распаляют свое воображение сокровищами. Может, я рановато отмахнулся от возможности бунта?
— Сколько ты им предложила, чтобы они пошли с тобой? — спросил я жену.
— Три месячных платы, — коротко ответила она.
Тосно. Тут еще и срез, так сказать, общества, своеобразный. Кто-то, может, и в самом деле пошел на это ради меня. Однако, я уверен, большинство было готово драться против целого города просто за горсть серебряных сольдо. Не стоит испытывать силу их алчности. Я мельком взглянул через плечо. Первые поисковые партии уже возвращались. Они были уставшие, и очень злые. Никогда не видел их злыми. Собранными, готовыми к драке, испуганными — да. Злыми — нет. Действительно, остается только разбить лагерь и ждать, пока они не налазятся тут вдоволь. И, совершенно точно, половина заблудиться в этом лабиринте…
— Нет тут ничего. Даже штукатурку со стен почти везде соскоблили. Наверно заново пережгли, — ворвалась в мои размышления выскочившая из тьмы Гвена. — Все вынесено. Я и вниз, и вверх смоталась. Дальше надо идти. Я еле вас нашла, хорошо хоть твоё дурачье гремит и орет на половину подземелья…
Она раздраженно взмахнула своим костяным мечом в их сторону, подчеркивая свои слова.
— Помолчи, — сказал я и закрыл глаза. Надо подумать.
Все это здание мне что-то напоминало. Но это было никак не связано с тем, что ворочалось внутри меня после Сердца бога. И справочник Магна молчал. Нет, это было что-то мое, личное. Пришлось напрячься, чтобы понять. Торговый развлекательный центр и офисное здание. Вот что это такое. Только построено безумными таджиками без оглядки на план и здравый смысл. И что это дает? Это понимание есть у меня, но нет у местных. Что есть в офисном здании такого, о чем могут не знать местные? Квартиры люкс на верхних этажах? Я их уже видел, разграблены. Что еще? Техэтаж с насосами? Скорее всего это те несколько странных закутков, в которых сходятся маленькие тоннели. Вентиляция, а может и водопровод. Они тоже пусты. Что еще? Гаражи… Стоп.
— Гвена, — сказал я. — Вернись к выходу, и внимательно осмотри фасад этого здания снаружи.
— Чего осмотреть? — переспросила она. Я опять применил слово из своей прошлой жизни. Тут не знают слова «фасад».
— Мы вошли через главный вход. Праздничный. Поищи потайные ходы. Маленькие, замаскированные. Или наоборот, большие, через которые можно затаскивать сюда большие грузы, — попытался объяснить я ей. Она смотрела на меня с сомнением. — Смотри, если бы я был тут главным, разве стал бы я заходить сюда вместе со всеми? А ведь тут, похоже, жило сотни, если не тысячи, людей.
— Нет, тебе бы сделали отдельный ход, — хмыкнула она. И блеснула в улыбке идеальными зубами. — Или отдельный выход. Как раз от сокровищницы или из личных покоев. Которые, может, еще и заперты до сих пор! Поняла!
И она, позвякивая наплечниками, умчалась в темноту.
Закончив с рассадой Адель, я вернулся к своим людям. И начал давать ценные указания.
— Тут легко заблудиться. Поэтому я хочу, чтобы вы оставляли метки! — начал я. Напрягая память Магна, припомнил в общих чертах то, что он знал о способах ориентироваться у долгобородов.
— На каждой развилке оставляйте стрелку, указывающую, откуда вы пришли. Вот так! — и я рисовал. — Всегда на левой стене! Можно на обоих, но на левой всегда! Надо выцарапать глубоко, чтобы можно было нащупать даже во тьме. Так, если заблудитесь, сможете нащупать дорогу назад!
Пока я этого говорил, потом повторял для вновь подошедших, заставлял повторять тех кто слышал, прошло не мало времени. Люди наскоро перекусывали, злость из их лиц уходила, теперь они выражали скорее нетерпение. Но слушали меня внимательно — уже поняли, что тут заблудиться легче, чем помочиться. Эту и другие аналогичные шутки из толпы я терпел, улыбаясь и пережидая смех. Леонхарт появился в самом конце, с несколькими своими людьми. Похоже, искал потерявшихся. Мне тоже казалось, что не хватает человек десять. Для Леонхарта я повторять не стал, устроив экзамен для нескольких рыцарей. Рыцари вели свои поисковые партии. Это было естественно. Всадники не привыкли отвечать у доски, дело шло медленно. Вот только их торопить и перебивать тупыми шутками пока стеснялись. Так, шепотом и в задних рядах. Дукат оказался сообразительней всех остальных, остальные всадники отчаянно тупили. Хуже пехотинцев. И срывались, хватались за меч, и пытались немедленно устроить поножовщину с шутниками из толпы. Лишь бы не думать.
— Не отвлекайтесь на смех! В этих коридорах вас может отвлечь что-то более неприятное, — говорил я. — Сеньор Дукат, будьте добры, придержите сеньора Сандо.
Гвена вернулась, когда я уже сформировал поисковые партии и распределял между ними лампы подземников — оставшиеся факелы, всего штук десять, я отобрал и отдал Сперату. Может в полутьме им быстрее надоест тут шариться и они запросятся идти дальше. Демоница встала в стороне, и довольно лыбилась. Явно что-то нашла.
— Ну, — спросил я у неё, отойдя в сторону. — Что ты нашла? Маленький, потайной, или большой?
Чуть не ляпнул «технологический». Сколько я уже на ногах? Кажется я уже начинаю уставать.
— И ни такой, и ни такой. Лучше, — хихикнула Гвена.
Вскоре мы стояли перед её находкой. Я вынужден был признать. Это было лучше. В стороне от главного хода, укрытая за пьедесталом, прямо в стене, была рваная, грубая дыра. Я разглядывал её с мрачным удовольствием.
— Что это, мойсень⁈ — не выдержал Леонхарт. — Будто выполз кто!
— Ставлю дукат против ченти, — сказал Дукат. — Не выполз, а вполз.
— От этого не легче! — Леохарт явно нервничал. Это вызвало у Гвены и Дуката смешки. А вот пехотинцы за моей спиной хранили настороженное молчание.
Я вздохнул. Как только у нас появился шанс действительно что-то найти, пехтура вдруг решила испугаться.
— Это тоннель грабителей, — сказал я. — Кто-то пробил его, точно зная, где храниться все самое ценное.
Леонхарт думал меньше минуты. После чего решительно двинулся вперед.
— Стоять! — рявкнул я. Скорее устало, чем зло. — Впереди могут быть ловушки. Первой пойдет Гвена и я.