Наши уже не придут

Глава тридцатая Люди с винтовками

— Всё в порядке! — генерал помахал сжимаемой в руках телеграммой. — Петроградский Совет надавил на правительство и к нам больше никаких претензий!

Несомненно, это Ленин повлиял. Эсеры к нему прислушиваются, ну и среди рабочих депутатов уже немало большевиков. Он умеет работать с толпой, даже солдат неплохо «зарядил» на митинге в прифронтовой зоне — нужно было показать, что реформы на Северном фронте не просто слова, а реальное дело.

Петроградский совет рабочих и солдатских депутатов пошёл на уступки, хотя это, несомненно, понравилось далеко не всем.

— Это отличные новости, ваше превосходительство, — улыбнулся Аркадий.

— Отставить! — потребовал Алексеев. — Я тут написал накануне инициативу «Об изменениях форм обращения к рядовому, унтер-офицерскому и офицерскому составу». Как только солдаты проголосуют, нужно будет обращаться к командирам «товарищ», а не по этому морально устаревшему табелю о рангах. Но ты уже можешь обращаться ко мне «товарищ генерал» уже сейчас.

— Слушаюсь, товарищ генерал, — козырнул Аркадий.

— И, на время, прекращайте вылазки к немцам, — приказал Николай Николаевич. — Сейчас нам нужно затишье на фронте. Если они снизят активность в ответ — будет отлично. Если не снизят — возобновляйте вылазки ударных подразделений.

— Будет сделано, товарищ генерал, — вновь козырнул Аркадий.

— И давай, идём в блиндаж — нужно написать речь, — позвал его Алексеев. — Владимир Ильич выступил хорошо, но нужно дожать — пусть солдаты точно знают, что все изменения санкционированы лично мною.

Большевицкие агитаторы получили специальные удостоверения, с фотографиями и данными, разрешающие им агитировать в рядах армий Северного фронта, а вот остальные агитаторы, как и прежде, закрываются на гауптвахте до выяснения.

Эсеры и кадеты обязательно будут чинить препятствия в будущем, но у них нет Северного фронта в кармане, а у Ленина есть.

Немирова сейчас напрягало то, что глобально он ничего не контролирует. Теперь дело за Лениным и большевиками, которые, согласно достигнутым договорённостям, не будут торопить события и тщательно подготовятся к взятию власти. Нужно было, что Временное правительство торопилось и допускало ошибки. Чем больше ошибок оно допустит, тем легитимнее будет переход власти.

Самое важное сейчас — набрать большинство в Петроградском совете. Перевес среди рабочих депутатов уже есть, а вот солдатских депутатов надо теснить. Среди них слишком много эсеров, но это поправимо.

Оказывается, Северный фронт, по причине искусственной политической изоляции, никак не представлен в Петроградском Совете, что нужно было срочно исправлять.

Ближе к концу мая туда поедут избранные солдатские депутаты от армий, основательно разагитированные компетентными большевиками. Времени мало, поэтому нужно интенсифицировать эту работу — Аркадий прилагал к этому усилия, что благотворно сказывалось на отношении к нему солдат. Он и так имел хорошие отношения с подчинёнными, а тут ещё и оказалось, что он «топит» за большевиков, изначально очень понятных солдатам.

— Товарищи солдаты… — заговорил генерал. — Нет. Товарищи солдаты, унтер-офицеры и офицеры… Нет-нет, не то.

— Просто «товарищи», — предложил Аркадий.

— Годится, — кивнул Алексеев. — Россия стоит на пороге пропасти… Хм… Нет. Россия переживает великий перелом… Вот, так лучше, но… Отечество переживает великий перелом!

Аркадий кивнул и записал.

— Старый порядок рухнул, царь отрёкся от престола, — продолжил генерал. — А мы, солдаты, во имя Отечества, должны встать на рубеж, дабы оградить достижения Революции от поползновений кровожадных врагов, жаждущих откатить нас назад, вернуть сословия, погрузить нас в мракобесие и несвободу! Мы, солдаты, должны защитить мирных граждан и нашу Родину от козней империалистических людоедов!

Немиров записал.

— Не допустим падения фронта! — начал распаляться Николай Николаевич. — Не дадим немецкой гадине прорваться к нашим беззащитным гражданам, к нашим отцам, матерям, детям! К дедам и бабушкам! Не позволим попрать прах наших предков! Мы — последний заслон. Мы — защита тех, кто надеется на нас!

— Считаю, что последнее — лишнее, — произнёс Аркадий.

— Тогда не записывай, «мы — последний заслон» — это и так неплохо, — кивнул генерал. — Эта война уже перестала быть империалистической. Не для врага, а для нас. Мы хотим лишь мира. Но они никогда не дадут нам мира, даже если мы будем решительно настроены получить мир любой ценой! Они воспользуются нашими мирными намерениями и попытаются сломить нас силой! И сломят, если мы уйдём с рубежей! Человек, любящий своё Отечество, не захочет ему такой участи!

— Желательно добавить чего-нибудь о земле крестьянам и заводам рабочим, — предложил Аркадий.

Генерал задумался, после чего выпил воды из стакана.

— Кхм, — кашлянул он. — А мир, который мы создадим, будет основан на равенстве и братстве! В этом мире, ради которого я готов положить свою жизнь, заводы и земля будут обобществлены! Каждый желающий получит свой надел, а заводы больше не будут приносить барыши жадным промышленникам-эксплуататорам! Землю — крестьянам! Заводы — рабочим!

Была у них беседа с Лениным. Аркадий предложил не медлить и сразу же спереть лозунг у эсеров. Землю он предложил раздать, а затем, экономическими методами, объединять крестьян в крупные агрохолдинги, которые он назвал артелями.

Централизованное снабжение техникой и инструментом, а также качественным посевным материалом, должно обеспечить первым артелям нечестное конкурентное преимущество, которое поможет им перебороть в том числе и кулаков. Эффект масштаба играет в том числе и против кулаков.

Пока кулак будет тратить личные средства на покупку конкурентоспособной сельхозтехники, артель получит всё это бесплатно.

Зерно артель будет сдавать государству по рыночной цене, а вот уже потом, когда будет подавлено последнее сопротивление кулаков, которые обязательно проиграют в этой заведомо нечестной игре и разорятся, «внезапно» окажется, что артели-то государственные. И там уже давно трудятся функционеры на зарплате, сильно рассчитывающие на ежемесячные премии. А премии эти будут зависеть от выручки за сданное зерно.

Чисто технически, землю никто у крестьян обратно не отнимет. Они просто не смогут конкурировать с государственными агрохолдингами, поэтому вынуждены будут перейти в них со своей землёй.

Конкуренция в таких условиях невозможна — частник всегда проиграет государству, настроенному его разорить.

По мнению Немирова, это некрасиво, но необходимо.

Альтернативный вариант — идти по историческому пути, с коллективизацией, вынужденно проведённой Сталиным спешными темпами, а затем с не менее спешной индустриализацией.

Немиров считал, что всем будет лучше, если коллективизация будет иметь другую форму, более щадящую, без кровавых эпизодов и насильственного раскулачивания. Гораздо красивее будет раскулачить кулаков экономическими методами, чтобы никто потом не обижался.

«Но будут обижаться», — подумал он. — «То, что в моей истории они обижались на жестокость, совсем не значит, что тут они не будут обижаться на то, что их прокинули рыночными методами. Им же будет не с чем сравнивать».

Ленин даже представить себе не может, как дорого потом обойдутся СССР действия после Гражданской войны.

«Сталинская коллективизация — это расплата за то, что все 20-е годы телились с НЭПом и земельным вопросом», — подумал Немиров. — «Но никто не знал — вот в чём проблема. Только вот я знаю рецепт, который уже сработал в моей истории. Совсем не важно, что мы будем использовать методы печально известных агрохолдингов. Главное, что итог будет не личная нажива без личной ответственности, а укрупнение и централизация сельского хозяйства».

В его истории агрохолдинги сначала сожрали село, а потом начали жрать друг друга. В итоге остался только один большой агрохолдинг в частных руках.

Государство его совершенно не по-рыночному раздробило, но это привело лишь к тому, что куски, оправившиеся от шока, начали интенсивно жрать друг друга и все положительные эффекты от дробления были скоротечными.

Экономисты его времени говорили, что это «естественная монополия», но в этот бред никто уже не верил. Неприкосновенность частной собственности, защита «честного бизнеса» и прочие аргументы властей привели к тому, что начали случаться продовольственные кризисы.

«У страны с третьей армией мира», — подумал Аркадий. — «Такого вообще никогда нельзя допускать».

По земельному вопросу он знал главное. Такого вида агрохолдинги будут эффективнее обычных хозяйств, поэтому начнут выдавать гораздо больше зерна. Больше зерна — это больше пищи для городов. Больше пищи для городов — основа для индустриализации.

«В 29 году грянет Великая депрессия, от которой у нас иммунитет», — подумал Аркадий. — «Но до этого, если нынешний план будет успешно завершён, можно будет почти сразу покупать станки и целые заводы».

Ключевой элемент плана — постараться добиться признания СССР Великобританией и Францией. Если получится, то остальные страны тоже будут вынуждены признать, в том числе и САСШ. А признание — это торговля.

Если будет хорошо закрыт вопрос с сельским хозяйством, то индустриализация — это, буквально, технический вопрос.

— Ура, товарищи, — добавил Аркадий.

— Впиши! — ткнул в его сторону пальцем Алексеев. — Ну, Владимир Ильич — вот человечище! Я, конечно, не понимаю его принципиальную позицию по поводу прекращения войны, но вот ораторское искусство его — выше всяких похвал.

— Война, по сути, империалистическая, — вздохнул Аркадий. — Не ради интересов народа. Поэтому мы для него не особо-то и близки — мы ведь сейчас как те же социал-шовинисты, что сидят в Зимнем. «Революционное оборончество»…

— Но нельзя же просто сдаться! — воскликнул Алексеев. — Он что, не понимает?! Мы же потеряем землю, будем платить контрибуцию — это погубит нас!

— Да всё он прекрасно понимает, — ответил на это Аркадий. — Только вот идея его в том, чтобы немедленно прекратить войну. На самом деле, я бы тоже не против прекратить войну, но на хороших условиях. И мне было бы достаточно ничьей. Но есть у меня отчётливое понимание, что не получится…

Немцы обязательно воспримут это как слабость. И обязательно попытаются предпринять наступление, чтобы разом сломить ослабевшего противника. В истории Немирова они так уже делали, даже в худших условиях 1918 года — когда им не понравились предлагаемые Лениным условия мира, они предприняли наступательную операцию, чтобы улучшить их. И получилось.

«Неужели Ленин не понимает, что имеет дело со зверями?» — подумал Аркадий.

— Я тоже за мир, — заверил его Николай Николаевич. — От этой войны никакого толку, о наступлении и успехах речи уже не идёт, поэтому надо кончать её, хотя бы на ничью.

— Посмотрим, что скажет Ленин, — произнёс Аркадий. — Он сейчас в Петрограде, участвует в заседаниях Совета. Вероятно, вернётся в течение недели.

— Надо будет обсудить с ним будущее армии, — сказал Алексеев. — Непонятно мне, как он собирается формировать войска из добровольцев. Сейчас солдатам только дай волю, как они сразу же побегут по домам — никого и не найдёшь потом…

— Есть ещё добровольцы, — уверенно заявил Аркадий. — Это ведь надо подать армию по-новому. Красная Армия или что-то вроде того. Но это уже с Лениным надо обсуждать.

— Тогда возвращаемся к речи, — решил генерал. — Нужно отшлифовать, добавить больше сильных слов…

— Вот офицерство из тебя так и сквозит, Аркаша, — произнёс Сталин, хитро прищурившись. — Вроде из крестьян, вроде наш, а вот видно сразу, что тебя царскими подковами подковали…

— Бытие формирует сознание, — пожал плечами Немиров.

— Ну, да, ну, да… — усмехнулся Иосиф. — Владимир Ильич передавал привет и просил сообщить, что не сможет прибыть в ближайшее время. Но приглашает тебя в Петроград — есть темы для живейшего обсуждения.

— Как обстановка в городе? — спросил Аркадий.

— Он опубликовал кое-какие тезисы, — ответил Сталин. — Тезис о прекращении войны пользуется особым успехом.

— А об армии он передумал? — поинтересовался Аркадий.

В ходе беседы вдруг обнажилось, что Ленин хочет упразднить армию и защищать страну как в древнегреческих полисах — всеобщим вооружением граждан. Это не сработает против организованной армии, поэтому Аркадий попытался его образумить.

Идея Ленина основывалась на опыте Парижской коммуны, которая упразднила постоянную армию и собиралась опереться на национальную гвардию, то есть народное ополчение. Закончилось это плохо.

Также он обмолвился, что был интересен опыт буров, чьё добровольческое ополчение долгое время унижало британскую армию. Только вот к России этот опыт неприменим. Нет в России достаточного количества людей, которые сразу по обретению способности уверенно ходить, получали в руки охотничью винтовку.

«Да и проиграли буры», — подумал Немиров.

В целом, мнение Ленина опиралось на идеи Маркса и Энгельса, которые говорили, что армия, в итоге, должна быть упразднена, как и полиция. Только вот в окружении буржуазных держав, с регулярными армиями, такой поворот будет губительным.

— Ах, ты об этом? — улыбнулся Сталин. — Да, он передумал. Он написал о необходимости поэтапной демобилизации и параллельном формировании новой армии на добровольной основе. А ещё всем, кроме буржуев, понравился тезис о национализации земли с последующей передачей гражданам.

— И по Временному правительству он тоже прошёлся? — уточнил Немиров.

— Да ты сам почитай, — Иосиф извлёк из сумки бумаги. — Вот здесь всё.

Аркадий принял документ и приступил к чтению.

Ленин написал о необходимости полного разрыва с Временным правительством. Некоторые большевики считают, что с этими людьми можно сотрудничать, но даже Немиров считал это ошибкой — Ленин считал так же.

— Митинги и шествия почти прекратились, — сообщил Сталин. — Майские тезисы удовлетворили практически всех, кроме Временного правительства. Только кто его спрашивает, да?

— Вы привезли больше агитаторов? — поинтересовался Аркадий.

— Разумеется, — ответил Иосиф и извлёк из кармана трубку.

— Советую бросать курить, — произнёс Аркадий. — Вредно для здоровья.

— Кто тебе такое сказал? — усмехнулся Сталин.

— Доктора, — ответил Аркадий и невольно вспомнил своё далёкое прошлое.

— Врут доктора, — махнул Сталин трубкой.

— Доктора не врут, — покачал головой Аркадий. — Может, преувеличивают, но не врут. Надо слушать докторов.

— Свердлов уехал в Москву, — сообщил Сталин. — Я тоже поеду скоро, но обратно в Петроград. Ты заходи в редакцию, как будешь в столице.

— Обязательно, — кивнул Аркадий. — Кстати, хочешь спор?

— На что? — усмехнулся Иосиф.

— На рубль, — ответил Немиров. — Чисто символический.

— О чём будем спорить? — поинтересовался Сталин.

— Я утверждаю, что когда шум на улицах начнёт утихать, генерала Михаила Васильевича Алексеева снимут, а на его место поставят генерала Алексея Алексеевича Брусилова, — произнёс Аркадий. — И это всё Керенский накапает.

Тот самый генерал Алексеев до сих пор занимает пост Верховного Главнокомандующего, но дни его сочтены, о чём Аркадию сообщил генерал Алексеев, который другого рода. Немиров же, услышав это, ощутил какую-то ассоциацию с Брусиловым — «раскрутив» это смутное воспоминание, он пришёл к выводу, что командовать июньским наступлением будет именно Брусилов.

А дальше гипотеза — сместить Верховного Главнокомандующего может военный министр, таковы уж правила Временного правительства, а новый военный министр — это Керенский. Значит, Алексеева на Брусилова поменяет именно он.

Само по себе это смутное воспоминание ничего не даёт, но позволяет заработать дополнительные очки у большевиков.

— Принимаю, — кивнул Сталин.

Петроград встречал тревожной атмосферой, обычно сохраняющейся в городах, переживших массовые шествия и беспорядки.

На улицах до сих пор мусор, некоторые дома пострадали от кирпичей и булыжников, традиционного оружия пролетариата, а кое-где кучкуются подозрительные личности.

Аркадий приехал не один, а с взводом солдат — он не слишком-то доверял нынешнему Петрограду. Говорят, что сейчас наблюдается разгул бандитизма, так как система правоохранительных органов упразднена, а на её месте теперь народная милиция, которая справляется из рук вон плохо.

Налицо ситуация, когда нужно вводить войска и наводить полноценный порядок, с поддержанием которого потом справится обычная милиция. Но сейчас это невозможно.

Солдаты были отправлены за грузом из Новгорода, а сам Аркадий пошёл на конспиративную квартиру Ленина.

Улица Широкая, дом 48, квартира 24. Это доходный дом А. М. Эрлиха, где живёт старшая сестра Ленина — Анна Ильинична Елизарова-Ульянова, с мужем, Марком Тимофеевичем Елизаровым.

Аркадий поднялся на нужный этаж и постучал в дверь.

— Кто? — раздался из-за приоткрытой двери встревоженный женский голос.

— Шир, которого считают Адам-хваром, — представился Аркадий.

— Заходите, — открыла дверь женщина.

Это была, как сразу понял Немиров, Мария Ильинична. В чертах её лица легко угадывалось родство с Лениным. Ростом она на голову ниже Аркадия, то есть что-то около метра семидесяти, конституции средней.

— Здравствуйте, — протянула она руку. — Мария.

— Здравствуйте, — пожал ей руку Аркадий. — Аркадий.

— Володя в кабинете, работает, — сообщила сестра Ленина. — Проходите к нему.

Немиров разулся и прошёл внутрь.

Интерьер в квартире обыденный, характерный для Петрограда — не сказать, что зажиточный, но где-то на уровне чуть выше среднего.

В гостиной, где Ленин заседал с каким-то неизвестным Аркадию человеком, стояло чёрное пианино, над которым висели маятниковые часы из тёмного дерева, а по центру небольшой треугольной комнаты размещался обеденный стол. Стол сейчас завален исписанными бумагами, а на самом краю его стоял поднос с заварником и пиалами.

— Аркадий Петрович! — увидел новоприбывшего Ленин. — Здравствуйте!

— Здравствуйте, Владимир Ильич, — улыбнулся ему Аркадий.

— А это Григорий Евсеевич Зиновьев, — представил Ленин своего собеседника. — Мой старый друг и виднейший большевик!

— Рад знакомству, — пожал ему руку Аркадий.

Об этом человеке он слышал. Вечно был в контрах не только со Сталиным, но даже с Лениным — подробностей Аркадий не помнил, но, вроде бы, конфликтовали они с самой революции. А потом, в 1934 году, Сталин его казнил.

Иосиф Виссарионович сомневался в том, что Зиновьев лоялен, так как тот любил выступать в качестве оппозиции, а в 30-е был кризис коллективизации, которая проходила форсированными темпами, с кровавым шлейфом. И Зиновьеву, в такой напряжённой обстановке, не простили его постоянную «оппозиционность».

Впрочем, Аркадий допускал, что его казнили тогда просто «на всякий случай», в ходе раскручивания спирали репрессий, которую, раскрутив однажды, очень сложно скрутить обратно.

Так или иначе, но с Зиновьевым и… Каменевым, нужно быть осторожнее. Никто не знает, как всё сложится дальше, поэтому Аркадий решил, что лучше держаться от них подальше.

«Обвиняли-то в троцкизме, а где сейчас Троцкий?» — подумал Аркадий.

Спрашивать об этом большевиков он не стал, потому что знание о таком субъекте — это слишком подозрительно. Факт — в Петрограде он если и есть, то не особо светится и в дела партии не лезет.

— Аркадий Петрович, — произнёс Ленин. — Присаживайтесь на диван — нам есть о чём побеседовать.

Немиров сел на диван, обитый тканью с цветочным узором в тёмных оттенках коричневого и золотистого. Под ним тихо скрипнули пружины.

Ленин переместился на сиденье пианино и внимательно рассмотрел облик Аркадия.

Одет Немиров был в солдатскую гимнастёрку и чёрные галифе, а обут в хромовые сапоги. На левой стороне груди у него был закреплён знак выпускника Владимирского военного училища, а на поясе висела георгиевская шашка. Фуражку он уже снял и положил на колени.

Переход на солдатские гимнастёрки был осуществлён сразу же, как подсчитали потери от снайперского огня. Выделяющаяся офицерская форма помогала снайперам отличать офицеров, поэтому генерал Алексеев издал приказ о смене формы одежды всего офицерского состава сначала в 1-й армии, а затем и на Северном фронте.

— Владимирское военное училище? — спросил Зиновьев.

— Так точно, — ответил Аркадий.

— Перейдём к делу, — произнёс Ленин. — Наш прошлый разговор закончился на вашем видении формирования Красной Армии.

— Рабоче-крестьянской Красной Армии, — поправил его Аркадий. — Название должно отражать суть явления. Основную массу военнослужащих будут составлять рабочие и крестьяне, а офицерский состав, постепенно, будет представлен именно ими.

— Не слишком ли смелые заявления для царского офицера? — усмехнулся Зиновьев.

— Гриша, он из крестьян, — серьёзно произнёс Владимир Ильич.

— Что-то не очень-то похоже, — недоверчиво рассмотрел его Григорий Евсеевич.

Действительно, Немиров уже давно полноценно влился в офицерскую среду, поэтому практически неотличим от основной её массы. Это отражается почти во всём — бесконечная муштра и десятки часов изучения офицерского этикета оставили на нём неизгладимый след.

— Тем не менее, он происходит из крестьян, — покачал головой Ленин. — Его классовая близость к нам несомненна и неоспорима. Продолжайте, Аркадий Петрович.

— В прошлый раз мы закончили говорить о принципе единоначалия[28], — произнёс Немиров. — Солдатские комитеты, к сожалению, нарушают этот принцип, что в корне подрывает дисциплину. Без дисциплины солдаты воюют очень плохо, бессмысленно гибнут и даже становятся причиной гибели своих товарищей. Как компетентный офицер, я считаю, что напрасная гибель солдат — это недопустимо.

— Да, я помню, — кивнул Ленин. — Вы — человек военный, разбираетесь, а вот мне это не совсем понятно.

— Я приведу пример, для наглядности, — сказал на это Аркадий. — Лучше всего подойдёт пример из моей курсантской юности…

Далее он озвучил короткую поучительную историю из курсантского прошлого, правда, из другой жизни.

— Действительно, наглядно, — согласился Ленин. — То есть, вы до сих пор уверены, что народное ополчение — это нежизнеспособно?

— Абсолютно нежизнеспособно, — кивнул Аркадий. — Достижения Революции должна защищать регулярная армия, потому что враги Революции придут не с добровольным ополчением, а с подготовленными и решительными солдатами. И разагитировать их не получится — просто не успеете. Ополчение будет сметено, а потом правительству будет не до агитации — нужно будет думать, как смягчить навязанные условия мирного договора.

— Сурово, — покачал головой Зиновьев.

— Лучше суровая правда, чем сладкая ложь, — ответил на это Аркадий. — Революцию нужно защищать и у вас, Владимир Ильич, уже есть армия, которая готова встать на её защиту. Нужно просто не позволить её уничтожить преступными приказами.

— Вы убедили меня ещё в прошлый раз, — отмахнулся Ленин. — В майских тезисах это уже отражено. Рабоче-крестьянской Красной Армии — быть.

Мария Ильинична принесла чай и сладости.

— Вы считаете, что империалистические силы сразу же постараются уничтожить нас? — поинтересовался Ленин.

— Не сразу, — покачал головой Аркадий. — Война проходит очень тяжело, с критическим надрывом сил, поэтому, в ближайшие несколько лет, Антанте будет не до того, а Германия рухнет в пучину хаоса и, возможно, революции.

— Революция в Германской империи? — скептически усмехнулся Зиновьев.

— Шансы на это есть, — не согласился с ним Ленин. — И я считаю их очень высокими. Особенно, если война будет проиграна.

— Когда, а не если, — произнёс Аркадий.

— Считаете, что поражение Германии — это решённый вопрос? — спросил Владимир Ильич.

— Ровно в тот день, когда в войну вступили США, — кивнул Аркадий. — Германия обречена и всё, на что она может рассчитывать — смягчение условий навязанного мирного договора. О военной победе речь не идёт уже давно. Осталось несколько наступлений и всё.

— И когда, по вашему мнению, состоится поражение Германской империи? — с усмешкой поинтересовался Григорий Евсеевич.

— Ближе к ноябрю-декабрю 1918 года, — улыбнулся Аркадий. — Когда американские дивизии начнут высадку во Франции.

— Очень смелый прогноз, — хмыкнул Зиновьев.

— Можете запомнить этот разговор и вспомнить его в декабре 1918 года, — сказал на это Аркадий. — И тогда мы снова поговорим об этом.

— Что ж, я запомню, — кивнул Григорий Евсеевич.

— Отказ от системы званий старого порядка, — произнёс Ленин, пожелавший вернуть беседу в первоначальное русло. — Что вы думаете об этом?

— Рекомендую её преобразовать, а не уничтожать, — ответил Аркадий. — Например, упразднить унтер-офицеров и внедрить сержантов. Ефрейтор, младший сержант, сержант, старший сержант, старшина — этого будет достаточно. А из офицерской иерархии убрать германщину. Младший лейтенант, лейтенант, старший лейтенант, капитан, майор, подполковник, полковник, а дальше генералы. Это не будет похоже ни на что, что есть в других армиях и уж точно не будет походить на звания царского режима. При царе не было лейтенантов и майоров, а сами наименования оставшихся званий — это нечто общевоинское, уже существующее в армиях мира.

— Чем вам не нравится идея уничтожения пережитков царского режима? — поинтересовался Ленин.

— Ломать — легко, — вздохнул Аркадий. — Но что, если лучше не ломать, а модернизировать? Не всё, что было при царе, было плохим — я так считаю. Да, плохого было очень много. Но если дом имеет много плохих архитектурных решений — это не повод сжигать его дотла. Лучше и дешевле перестроить его.

— Как-то слишком умеренно, — покачал головой Зиновьев.

— Мы должны работать с тем, что имеем, — пожал плечами Аркадий. — Царский режим кровав, но кровью запятнано не всё. В армии служат простые люди — они делают эту армию. Мы построим РККА не с пустого места, а на основе кадров царской армии. И постепенно изменим её в лучшую сторону. Военные училища будут обучать обычных детей, не имеющих аристократического происхождения — за три-четыре года мы получим первый офицерский состав нового содержания. Офицеры из рабочих и крестьян, которые придут на замену царским офицерам.

— А как вы можете гарантировать, что царские офицеры не восстанут, когда поймут, к чему всё идёт? — спросил Ленин.

— Единоначалие, — улыбнулся Аркадий. — Обеспечьте лояльность высшего командного состава и всё — нижестоящие офицеры не смогут оказать значимого сопротивления. К тому же, в Красную Армию будут идти те офицеры, которые уже внутренне приняли её иное содержание. Добровольцы.

— Вам обязательно нужно встретиться с Николаем Ильичом Подвойским, — задумчиво произнёс Ленин. — Он старый большевик и проявлял интерес к теме обороны достижений Революции. Возможно, вы сработаетесь.

— Возможно, — кивнул Аркадий.

— Вы подняли тему лояльности царского генералитета, — заговорил Зиновьев. — Генерал Алексеев. Я слышал, что он очень тесно взаимодействует с Временным правительством и пользуется особым положением. Зачем нам столь сомнительный элемент? Не лучше ли назначить командовать армиями кого-то более лояльного?

После этих слов он выразительно посмотрел на самого Немирова.

— Я не сомневаюсь в лояльности генерала от инфантерии Алексеева, — твёрдо произнёс Аркадий. — Генерал поддерживает идеи Маркса и полностью открыт делу социалистической революции. Если задумаете убрать Алексеева — тогда заодно убирайте и меня.

Ленин удивлённо приподнял бровь.

— Я просто спросил, — развёл руками Зиновьев.

— Мы начали вместе — вместе и закончим, — сказал Аркадий. — Генерал Алексеев раньше всех начал понимать характер будущей войны, поэтому очень и очень много сделал для сохранения жизней простых солдат — только за это он достоин того, чтобы быть первым среди основателей будущей Красной Армии.

— Никто не собирается убирать Алексеева, — поморщившись, сказал ему Ленин. — Он нужен нам. Мы не вероломная сволочь — Алексеев получит заслуженное место на самой вершине Красной Армии — я обещаю вам это, Аркадий Петрович.

— Здравствуйте, товарищи! — вошёл Аркадий в полевой госпиталь.

— Здравия желаем, товарищ подполковник! — ответили раненые.

Вслед за Немировым в госпиталь вошли солдаты с ящиками.

Новгородский фармакологический завод продолжает исправно функционировать — выпускают стрептоцид в промышленных масштабах. Точных цифр Аркадий не знал, но сейчас стрептоцид можно найти в любой аптеке.

Товар, после масштабной рекламной кампании, стал востребованным, поэтому его можно найти в любой аптеке Петрограда.

Аркадий заказал себе двадцать килограмм, которые и были привезены вместе с другими наименованиями лекарств.

Привезённый запас будет распределён по всем госпиталям, поэтому каждый раненый сможет рассчитывать на лекарство, пусть и не чудодейственное, но эффективное.

Антибиотики — это лишь отдалённая мечта. Там всё очень непросто, поэтому, когда появится возможность, нужно будет как-то ненавязчиво подтолкнуть учёных в верном направлении.

«Мои познания о лизоциме и пенициллине особо не помогут», — подумал Аркадий. — «Выделить лизоцим из яичного белка, в нынешних условиях, невозможно, а вот выделять пенициллин с помощью амилацетата…»

Всё это требовало целой группы учёных-медиков и учёных-химиков, которые должны будут работать сообща. Самое главное для Аркадия было сохранить свою анонимность. Идеально было просто навести специально обученных людей на идею и дать им поработать.

Пенициллин — это буквально следующая историческая эпоха медицины. Миллионы безнадёжных выживут и дадут потомство, что скажется на будущем этого мира — родятся дополнительные миллиарды.

Аркадий не был уверен на 100 %, но подойти к эре депопуляции с десятком миллиардов будет лучше, чем с восемью миллиардами — как минимум, это замедлит процесс, а там, возможно, что-то придумают.

Так себе идея — уповать на то, что потомки сами что-то придумают, поэтому он собирался проработать этот вопрос и позаботиться о том, чтобы у людей не было причин считать, что «сейчас не самое лучшее время, чтобы заводить детей».

Немиров, приветливо кивая раненым, направился к кабинету главного врача.

«Как устранить причины войн и различных социально-экономических кризисов?» — думал он. — «Социализм?»

Между социалистическими странами случались войны. Их было, если отбирать по критерию именно полноценной войны, всего две. Китайско-вьетнамская война и Кампучийско-вьетнамский конфликт.

Только вот Аркадий считал важным одно обстоятельство: в обоих этих случаях воевали маоисты против социалистов.

По сравнению с сотнями крупными и тысячами мелких войн, случившихся при капитализме, две очень маленькие войны — это ничто.

Это значит, что конкретно между собой социалистические страны воевать не склонны, даже при наличии идеологических разногласий. И это обнадёживало Немирова.

Первая мировая война же началась ради денег — уже умер десяток миллионов, солдат и гражданских.

«Не то, чтобы умереть ради идеи как-то лучше, но умереть ради денег — это совсем глупо», — подумал Аркадий. — «И ладно, если эти деньги, по итогам войны, были бы честно разделены между всеми выжившими участниками, но нет же — основные выгодоприобретатели даже винтовки в руки не брали».

И Вторая мировая война тоже будет начата ради денег. Умрёт семьдесят миллионов человек.

Остановить Вторую мировую бойню Аркадий не в силах — он трезво оценивает свои возможности. Но вот уменьшить последствия…

Ему сложно оценить последствия своего влияния на Восточный фронт Первой мировой, но он смел надеяться, что очень раннее внедрение эшелонированной обороны и постепенное сокращение на Северном фронте наступлений людскими волнами, а также стрептоцид — это достаточно веский вклад.

«Даже если было понесено на 10–15 % меньше потерь — это уже стоило того, чтобы разводить всю эту активность», — заключил Аркадий и открыл дверь кабинета.

— Здравствуйте, — вошёл он в кабинет.

— Здравствуйте, Аркадий Петрович! — заулыбался главврач, Евсей Максимович Патрик.

— Привёз двадцать килограмм стрептоцида, — сообщил Немиров. — Передаю в дар госпиталю.

Корыстная цель — чтобы больше солдат вернулось в строй.

— Премного благодарен, — покивал главврач. — Мы уже закупили семь килограмм — они едут, но такой большой объём — это, конечно…

— Поделитесь с коллегами из других госпиталей, — попросил его Аркадий. — Мне очень важно, чтобы это лекарство спасло как можно больше солдат.

— И спасёт! — пообещал Евсей Максимович. — Я лично прослежу, чтобы ваш дар был распределён между госпиталями.

— Помимо этого, я привёз перевязочный материал, а также много йода, — сообщил ему Аркадий. — Тоже на нужды госпиталя и тоже в дар.

— Благодарю вас, Аркадий Петрович, от всего нашего коллектива… — приложил главврач руку к сердцу. — Мы вынуждены были уменьшить закуп антисептиков, в пользу стрептоциду, поэтому сейчас йод очень не лишний. Благодарю.

Немиров лишь добродушно улыбнулся и кивнул.

— Я же не только за этим пришёл, — произнёс он. — Хотел узнать, имеются ли у вас знакомые микробиологи?

— Необычный вопрос, — хмыкнул Евсей Максимович. — Вообще-то, есть. Но для чего это вам?

— Есть у меня несколько идей, почерпнутых в ходе моей жизни на селе, — ответил Аркадий. — Хочу узнать, имеют ли они какую-то практическую целесообразность или я что-то неверно понял.

— Например? — поинтересовался главврач.

— Например, как-то слышал историю, будто бы калмыки использовали для залечивания ран своих лошадей плесень с сёдел, — ответил Аркадий. — И молвят, будто бы от этого заживление ран происходит гораздо быстрее.

— Значит, вы не читали труд Алексея Герасимовича Полотебнова? — спросил Евсей Максимович. — Был такой выдающийся врач, к сожалению, уже умерший, который исследовал медицинские свойства плесени. Им было отмечено, что некоторые виды плесени способны замедлять или даже останавливать развитие гнойных ран. Но это как-то слишком экзотично — помещать в рану плесень…

О подобном Немиров слышал впервые. Зато хорошо помнил, что Флеминг открыл свойства пенициллина случайно.

— Так вы можете связать меня с кем-нибудь из знакомых вам микробиологов? — задал Аркадий вопрос.

— Я лично знаком с самим Николаем Фёдоровичем Гамалеей, — похвастался главврач. — Адрес дать могу, но гораздо лучше попытать удачу в оспопрививательном институте имени Дженнера — он почти всё своё время там. Иногда даже ночует на работе.

— Благодарю вас, Евсей Максимович, — кивнул ему Аркадий.

— Это я вас благодарю, — улыбнулся тот.

Петроград встречал прохладой — на улице максимум градусов пятнадцать тепла, но дождь не собирается, хотя тучи где-то за городом, если ветер вдруг изменится, могут обещать осадки.

Петербургский оспопрививательный институт имени Дженнера располагался на Большом проспекте, в отдельном здании.

Аркадий вошёл в здание и подошёл к барышне за стойкой регистратуры.

— Здравствуйте, — поздоровался он. — Где я могу найти Николая Фёдоровича Гамалею?

— Здравствуйте, — ответила барышня в медицинском халате. — По какой надобности?

— Мне должно быть назначено, — произнёс Аркадий. — Немиров, Аркадий Петрович.

Недолгое изучение журнала и медработница кивнула.

— Сто двенадцатый кабинет, — сообщила она. — Это по коридору направо.

Идти было недалеко, буквально вторая дверь. На двери было написано Н. Ф. Гамалея.

«Это ведь тот самый Гамалея, в честь которого потом в Москве институт назовут…» — подумал Аркадий.

Постучав в дверь, он дождался, пока не донесётся «войдите», после чего вошёл.

Кабинет выделялся огромным количеством книг — из-за переполненных книжных шкафов было не видно стен. Под окном стоял письменный стол, очень аккуратно прибранный, за которым сидел коротко стриженый пожилой мужчина, носящий ухоженную бороду с усами, а также пенсне на цепочке.

— А вы, должно быть, Аркадий Петрович Немиров, — сразу же опознал Немирова Николай Фёдорович. — Приветствую.

— Здравствуйте, — улыбнулся Аркадий. — А как вы поняли, что это именно я?

— Во-первых, ко мне нечасто напрашиваются на приём офицеры, — сдержанно улыбнулся Гамалея. — А во-вторых — вашу фотографию я видел в «Петроградских ведомостях» — вы, если я правильно помню, получили георгиевское оружие за какие-то ратные подвиги.

— Хм… — хмыкнул Аркадий. — У вас отличная память.

— Проходите, садитесь, — указал Гамалея на стул. — Евсей Максимович отрекомендовал вас как человека, владеющего потенциально ценными идеями.

— С тем и пришёл, — кивнул Немиров и сел на стул для посетителей.

— Итак? — отложил Николай Фёдорович книгу на стол.

— Всё началось очень давно, — заговорил Аркадий. — Как-то я услышал о свойствах отдельных видов плесени останавливать или замедлять воспалительные процессы…

Им была рассказана заранее заготовленная легенда. Она была почти такой, какую он рассказал Патрику. В этот раз он расширил легенду якобы проведёнными любительскими экспериментами.

— … и в справочнике плесневых грибов я обнаружил уже виденный мною гриб — пенициллинум нотатум, — закончил Аркадий.

— Я почти не сомневаюсь, что они токсичны для организма, — произнёс Гамалея.

— И вот, в связи с этим, мне пришла мысль — а что, если это не грибы сами по себе уничтожают бактерии? — улыбнулся Аркадий. — Вдруг, там есть какое-то вещество, выделяемое этими грибами? Что, если некоторые плесневые грибы, подобно нам, применяют химическое оружие? И что, если это вещество можно выделить?

— Любопытная теория, — покивал Гамалея. — И интересная история. Возможно, вам нужно было идти учиться на микробиолога — с такой-то страстью к исследованию микроскопических форм жизни…

— Вы готовы заняться этим исследованием? — спросил Аркадий. — Если дадите принципиальное согласие, я обязуюсь проспонсировать вас. Допустим, выдам две тысячи рублей, золотом. Если вы сумеете обнаружить это вещество, а затем исследовать его…

— Почему вы уверены, что это вещество вообще есть? — нахмурил брови Гамалея.

— Я долго думал — а как бы я, на месте этой плесени, уничтожал враждебные формы жизни? — усмехнулся Аркадий. — Мои весьма ограниченные познания в микробиологии и микологии не позволяют мне понять — а как они вообще друг друга убивают?

— А это, Аркадий Петрович, очень интересный и правильный вопрос, — вздохнул Николай Фёдорович. — К сожалению, современная наука не может дать внятного ответа на этот вопрос. Есть антагонизм между микроорганизмами, примером чему служат открытия Пастера. Дрожжи вырабатывают этиловый спирт, который уничтожает присутствующие в среде бактерии — так среда освобождается от конкурентов и дрожжи могут размножаться спокойно. Но это не объясняет, как борются друг с другом бактерии.

— Дрожжи же ведь тоже грибы, — произнёс Немиров. — Можно ли допустить, что у других грибов выработались альтернативные способы освобождения среды от конкурентов? Микробы, как я понимаю, для грибов нежелательны, поэтому они вынуждены были, в ходе эволюции, выработать себе химическое оружие.

— Интересное суждение, — улыбнулся Гамалея. — Две тысячи рублей золотом?

— Могу дать и пять тысяч, если вы считаете, что двух тысяч недостаточно, — пожал плечами Аркадий. — Но пять — это верхний предел. Больше нежелательно — мне ещё запасы стрептоцида пополнять…

— Вот стрептоцид — великолепнейшее открытие, — произнёс Николай Фёдорович. — Он показывает чудеснейшие результаты, но самое главное — его можно давать пациенту внутрь, что уже не раз избавляло пациентов от бактериемии. Я думаю, именно в этом направлении следует двигаться всем заинтересованным исследователям. Перспективы невероятные и даже не сомневайтесь — тысячи исследователей по всему миру уже занимаются этим. Нас, несомненно, ждут великолепнейшие открытия, в самом ближайшем будущем.

То, что новости о чудодейственном препарате, просочились за кордон и там началось невероятное возбуждение — это уже состоявшийся факт. В разных странах стрептоцид запатентовали уже десяток раз и производство налаживается везде, где только есть возможность.

В Великобритании часть химической промышленности перешла на производства лекарства — там в правительстве уже давно не сидят дураки, поэтому выработке стрептоцида придали стратегическое значение.

В Германской империи, несмотря на то, что Вильгельм II тот ещё субъект, тоже оперативно среагировали и уже вовсю производят новое лекарство, которое начало встречаться в индивидуальных пакетах убитых солдат.

Французская республика тоже не проспала, но масштабы производства там, почему-то, меньше. Возможно, просто химия хуже или поняли всё не до конца.

Больше всего радовало Аркадия то, что теперь точно не забудут и не потеряют. Стрептоцид, рано или поздно, доберётся до самых дальних уголков планеты и спасёт миллионы людей. Но всегда есть место для стремления к лучшему.

— Тем не менее, я бы хотел, чтобы именно вы занялись исследованием этого вопроса, — произнёс Аркадий. — И тогда я завтра же передам вам названную сумму. И если окажется, что я прав, то вы просто обязаны будете выработать способ выделения искомого вещества.

— Деньги лично мне можете не передавать, — погладил бородку Гамалея. — Три тысячи рублей передайте приютам для беспризорников, а две тысячи подарите этому институту. Так эти деньги будут потрачены с большей пользой.

— Тогда я увеличиваю сумму до шести тысяч, — произнёс Аркадий. — Тысяча — это исключительно вам. Если вас не будут отвлекать бытовые проблемы, то вы будете работать продуктивнее.

— Я не могу сказать, что меня отвлекают бытовые вопросы, — поморщился Гамалея.

— И всё же, так будет надёжнее, — настоял Аркадий. — Всякий труд должен оплачиваться.

— Хорошо, я согласен, — произнёс Николай Фёдорович. — Но остальную сумму…

— Даже не сомневайтесь, я всё сделаю, — заверил его Аркадий. — Когда вы сможете приступить к исследованиям?

— Через несколько недель, — ответил Гамалея.

— Можете эпизодически оповещать меня о достигнутых результатах? — попросил его Немиров.

— Если эти результаты вообще будут — разумеется, — кивнул Николай Фёдорович.

— Интуиция настойчиво шепчет мне, что будут, — улыбнулся Аркадий. — Что ж, пойду я тогда — нужно договориться с вашим руководством, а затем посетить приюты для беспризорников.

«Так вот ты какой…» — внимательно рассмотрел Аркадий Александра Фёдоровича Керенского.

На фотографиях в газетах Керенский был в обычных деловых костюмах, но после становления военным министром он начал одеваться в стиле «милитари» — в военные галифе и френч. Воинского звания у него нет, он гражданский, поэтому на френче нет никаких знаков различия.

— Товарищи офицеры! — заговорил он. — Мы собрались здесь сегодня, чтобы обсудить насущную необходимость для нашей Родины. Как вы знаете, ситуация на фронте тяжела. Месяцы революционных потрясений, к сожалению, не прошли бесследно для нашей армии. Но дух революции — это могучая сила! И мы, одухотворённые ею, просто обязаны воспользоваться ею!

Аркадию и остальным присутствующим офицерам не понравилось, с чего зашёл Керенский.

«Если о духе революции заговорил…»

— Мы должны показать всему миру, что революционная Россия — это не разложившаяся и разлагающаяся масса, а грозная сила! — продолжал Александр Фёдорович. — Немецкие агрессоры, вероломно напавшие на нашу Родину, до сих пор уверены, что революция прикончила Россию. Мы обязаны показать им, что они глубоко ошибаются!

«… то означать это может только новое наступление».

— Новое масштабное наступление — это именно тот шаг, который покажет врагу, что Россия жива! — одухотворённо воскликнул Керенский. — Что армия революции — это мощная сила! Что Россия, несмотря на все невзгоды, готова идти до конца! До победного конца!

«Ну, всё», — подумал Аркадий. — «Он ещё не знает, но только что похоронил Временное правительство».

Несмотря на растущую поддержку большевиков, у них есть влияние только на Петросовет, в котором они теперь занимают чуть больше трети мест. И то, это Аркадий повлиял: генерал Алексеев дал добро и от Северного фронта в Петроградский совет зашло триста семьдесят шесть солдатских депутатов. Естественно, все они оказались большевиками.

— Да, сейчас в армии есть некоторые сложности. Но это временные трудности! — продолжал Керенский. — Мы все — дети великой России, поэтому сделаем всё, чтобы преодолеть трудности и сокрушить смертельного врага!

«Некоторые сложности» — это резкое падение дисциплины на Юго-Западном, Западном, Кавказском и Румынском фронтах, всё ещё существующая нехватка боеприпасов, а также перебои с провизией.

С Февральской революции прошло уже три месяца, а ситуация только ухудшается. С других фронтов доходили сведения, что кое-где уже случались голодные дни у отдельных подразделений.

— Я верю в русского солдата! Верю в вас, господа генералы! — вещал Керенский. — Мы должны начать наступление! Наступление, которое приведёт Россию к победе! Наступление, которое спасёт не только нашу страну, но и всю Европу!

Как именно это наступление спасёт Россию — непонятно. Аркадий знал, что именно этот провал заложит основу падению Временного правительства в общем и Керенского в частности. Сам Керенский, наверное, даже не догадывается о возможных последствиях.

— Я призываю вас проявить решимость и самоотверженность! И показать всему миру силу русского оружия! — воззвал Александр Фёдорович. — Вперёд, за свободу! Вперёд, за Россию!

После его слов повисла тишина. Офицеры, прекрасно знающие, в каком состоянии находится армия, молчали, а Керенский недоуменно хлопал глазами.

Наверное, он ожидал аплодисментов…

— … ровно то же самое, что и раньше, — произнёс генерал Алексеев. — Но, с увеличением интенсивности. Товарищ подполковник, вам слово.

Аркадий встал и подошёл к карте с планом немецких траншей.

— Основное направление для активности в первой фазе — сектор «Барбакан», — обозначил он участок. — Главной задачей будет уничтожение опорников противника, а также изъятие из них пулемётов и миномётов. Один опорник за раз. Уничтожили немцев, сожгли блиндажи и баррикады, забрали оружие — назад. Атаковать следующие опорники категорически запрещено — это будет противоречить выбранной тактике операции.

Он переместил указку на следующий сектор.

— На второй фазе будем атаковать сектор «Машикули», — продолжил Немиров. — Задачи ровно те же, без залихватских заходов на следующий эшелон. Действовать строго по утверждённому расписанию, без свежих данных аэрофотосъёмки выступать категорически запрещено. Если накануне боевого выхода не выдано сведённых воедино фотоматериалов места действия — докладывать напрямую в штаб.

Он сделал паузу, чтобы офицеры и унтеры успели записать.

— Третья фаза точно такая же, но фокусируемся уже на секторе «Бастион», — продолжил он. — Ровно те же задачи — захват, грабёж и отступление.

Некоторые офицеры улыбнулись.

— Четвёртая фаза будет отличаться от предыдущих, — вновь заговорил Немиров. — Атака будет производиться на тот сектор, который будет сочтён нами наиболее ослабленным, всеми наличными силами, в ночное время. Происходить это будет, ориентировочно, на третью неделю после начала наступления. Вот тут уже мы начинаем последовательный захват опорных пунктов, с целью формирования прорыва. Сейчас я покажу примерную схему.

Он перевернул лист ватмана и продемонстрировал план немецких траншей, но уже со стрелками и зачёркнутыми опорными пунктами.

— Сапёрные подразделения, — обратился Аркадий к ответственным офицерам. — Вашей задачей будет, за три дня до начала четвёртой фазы, приступать к прокладке гатей для кавалерии и артиллерии. Скрытно, ночью, максимально тихо. Целевой показатель — добраться до середины «ничьей земли» к моменту успешного взятия переднего эшелона.

— Прошу прощения, товарищ подполковник, — вмешался генерал Алексеев. — Товарищи! Если кто-то ещё не знает — «Кукушка»[29] официально запрещена. Фронтовой военный комитет проголосовал единогласно. Если кто-то попробует провернуть что-то подобное — ждите трибунала. Продолжайте, товарищ подполковник.

Немиров в «Кукушку» ни разу не играл, хотя ему неоднократно предлагали. Он, в целом, старался избегать подобных «увеселений» — не нравилась сама идея нахождения в помещении, где сидит десяток ничего не видящих людей, вооружённых револьверами.

Также ему не нравилось химическое увеселение, популярное среди иных офицеров — «Балтийский чай». Этот «чай» изготавливается смешиванием водки с кокаином, в разных пропорциях. Сочетание эффектов двух наркотических веществ вызывает высокое возбуждение нервной системы — кокаин сам по себе неплохой стимулятор, а спирт ещё и снижает чувствительность организма к усталости.

Благодаря такому взаимодействию офицер может не спать сутки напролёт и всё это время чувствовать себя бодрым, при условии, что будет, в течение этих суток, «поправляться» новой дозой. Только ничего не берётся из ниоткуда, поэтому после суточной активности начинается «отходняк», который может занять до двух-трёх суток.

Усиленное воздействие на психику прилагается. Некоторые офицеры уже плотно сидят на «балтийском чае» и слезать не собираются. Но запрещать его нельзя — нет обоснования, поэтому будет воспринято как ущемление прав солдат, унтеров и офицеров. «Чаёвничают» ведь не только офицеры…

— Когда гать будет проложена, в дело вступает кавалерия, — продолжил Аркадий. — Но это уже часть полковника Епифанова — я не вмешиваюсь. Возвращаясь же к штурму опорных пунктов… В течение следующих двух недель прибудет наш заказ из Путиловского завода. Ожидаем прибытия модернизированного холодного оружия. Вдобавок к этому мы ожидаем прибытия средств индивидуальной бронезащиты.

— Товарищ генерал от инфантерии, разрешите вопрос? — спросил капитан Преснухин.

— Разрешаю, — кивнул генерал.

— Что за средства индивидуальной бронезащиты? — поинтересовался капитан.

— Каски Адриана, — ответил генерал Алексеев. — Выдают нам их мало — всего сорок тысяч единиц на весь Северный фронт, поэтому приоритет по снабжению касками получат именно ударные подразделения. Я уже давно требую у Главковерха больше касок, но даже эти сорок тысяч дали очень неохотно. Товарищ подполковник, продолжайте.

— Теперь мы переходим к новой тактике взятия опорных пунктов, — продолжил Аркадий. — Мы получили от союзников дымовые гранаты Mark 1 — они более легки, чем отечественные аналоги. Но их мало, поэтому на взвод будет выдаваться по пять штук.

Все слышали о «снарядном голоде», многие слышали о «винтовочном голоде», но вот никто не желал ничего слушать о «гранатном голоде». Сводки ГАУ показывают, что при потребности в 1 800 000 гранатах в месяц, промышленность производит что-то около 600 000 гранат всех систем.

На Северном фронте уже давно решили для себя эту проблему — все выделяемые для армий гранаты, которых всё равно не хватит на всех, распределяются в пользу ударных полков. Таким образом получается, что у них даже формируется запас, который генерал Алексеев скрывает от верховного командования.

— Тактика применения будет аналогична тактике применения отечественных аналогов — бросать гранаты при отступлении из вражеского опорника, — продолжил Аркадий. — Но это ни в коей мере не касается химической гранаты Рдултовского — их предполагается применять в ходе штурма исключительно на четвёртой фазе, для зачистки глубоких блиндажей.

Ручная химическая граната Рдултовского, маркируемая как РГ-17, начала поступать на фронт этой весной, а разработана была где-то в начале 1917 года. Всего поступило двадцать тысяч гранат, поэтому Алексеев берёг их на особый случай.

— В остальных фазах для уничтожения глубоких блиндажей применять только зажигательные бомбы, — произнёс Немиров. — Мне не хочется учить вас прописным истинам, но прошлый инцидент вынуждает меня напомнить: перед каждой вылазкой проверять ВСЮ экипировку. Особенное внимание уделять оружию и противогазам.

На прошлой неделе ударные роты штабс-капитана Прилуцкого и капитана Воронова пошли брать очередной опорник, но немцы применили новую оборонительную тактику — при обнаружении противника пустили газ, заготовленный специально на этот случай.

После команды «Газы!» солдаты надели свои противогазы, но обнаружилось, что минимум у семнадцати солдат они были в неисправном состоянии. Погибло четверо, восемь получили тяжёлое отравление фосгеном, а остальные отделались лёгким отравлением.

Повезло ещё, что в каждом ударном взводе имеются «куряги» — солдаты, которым положено постоянно смолить папиросы. Фронтовики уже заметили, что если в воздухе появляется фосген, отравляющее вещество без цвета и с слишком слабым запахом, то вкус сигареты становится невыносимо отвратительным.

Ударники извращаются разными способами, чтобы сокрыть пламя папирос и, на данный момент, самым ходовым является специальный «намордник», изготовленный из переделанного противогаза — по сути, это выпуклый лицевой щиток скрывающий свет папиросы.

«Они курят за наши грехи», — мысленно усмехнулся Аркадий.

В общем-то, в тот раз они отделались сравнительно малыми потерями лишь потому, что рано обнаружили газ и успели надеть противогазы.

— Главное, чего мы должны добиться на первых трёх фазах — основательное уничтожение опорных пунктов, — произнёс Немиров. — Восстановление их должно быть очень тяжёлым и долгим, поэтому не жалейте зажигательные бомбы и гранаты Новицкого-Фёдорова. У меня всё.

— Хорошо, — встал Николай Николаевич. — Теперь к политическим вопросам. Как вы знаете, военный министр издал две недели назад «Декларацию прав солдата», обязательную для исполнения. У нас и так запрещены телесные и оскорбительные наказания, а также разрешена свобода совести, но не проработан вопрос свободы политических взглядов…

Его слова вызвали лёгкое удивление среди присутствующих.

— Для исправления этого недоразумения требую всех присутствующих дополнительно способствовать работе агитаторов из утверждённого списка, — произнёс генерал. — Также, ожидайте сегодня-завтра приказ по фронту — офицерам и унтерам будет обязательно изучение трудов Карла Маркса и Фридриха Энгельса. А то получается нехорошо — солдаты овладевают материалом, а офицеры и унтеры отстают.

Ленин, получивший эксклюзив на агитацию, нарастил присутствие агитаторов — сейчас на Северном фронте трудится не менее 7500 большевицких агитаторов.

По подсчётам самого Владимира Ильича, большевиков всего около шестидесяти тысяч, то есть примерно 12,5 % партии находится на фронте и активно агитирует. Это, преимущественно, старые большевики — едут на фронт прямо из мест ссылки.

Точные цифры Аркадию никто не давал, но в штабе Северного фронта есть общие списки разрешённых агитаторов. Впрочем, численность агитаторов непрерывно растёт, поэтому к концу войны ожидается, что во всех армиях будет несколько десятков тысяч разрешённых агитаторов.

По спискам идёт систематический отчёт в военное министерство Временного правительства. Так генерал Алексеев дополнительно демонстрирует инновационный подход и открытость изменениями — «смотрите, смотрите, у меня всё честно, даже агитаторы под учётом».

Все агитаторы в списках значатся как члены различных политических партий, от эсеров до анархистов, но это так себе прикрытие. Рано или поздно, но кто-то из функционеров попробует проверить кого-нибудь из агитаторов или узнает, что под видом анархистов и либералов им подают закоренелых большевиков.

Тем не менее, Аркадий рассчитывал, что такая нехитрая подмена выиграет им дополнительный месяц.

— Итак, политическую часть закончили, — произнёс генерал Алексеев. — Тогда напоминаю, что нужно больше инициатив в военный комитет. Солдаты должны видеть и чувствовать, что это не какая-то фикция, а настоящий орган власти. Думайте, какие ещё полезные изменения мы должны внести.

— Двигаетесь через квадрат С-17, мимо оврага, — продолжал Аркадий инструктаж. — Тщательно осматривайте территорию, потому что уже замечено, что немцы используют самодельные противопехотные мины. Артиллерия прошлась по всему фронту, но ничто не мешало немцам обновить растяжки. Внимательно и осторожно. Понятно довожу?

— Так точно, товарищ подполковник, — ответил штабс-капитан Удальский.

— Понятно, товарищ подполковник, — вторил ему капитан Ерофеев.

— Действуйте строго по графику, — потребовал Немиров. — Штурм опорника должен быть начат одновременно. Как закончите с ними, сразу возвращайтесь. Ненужного героизма и неуместной самоотверженности не проявлять. Узнаю, что погибли всем составом на втором опорнике — вытащу из-под земли и в нарядах сгною.

Офицеры покинули командный блиндаж, а Аркадий засел за картами.

Нужно владеть самой актуальной обстановкой, поэтому он систематически терроризировал авиаторов и добивался от них частых вылетов.

Только вот немцы теперь научились делать зенитные пулемёты, поэтому бипланы летают на высоте, что нехорошо сказывается на подробностях фотоснимков. Но для штурмовых надобностей и не нужно разрешение XXI века. Самое главное — хорошо видно структуру траншей и общий рельеф.

В будущем, когда появятся возможности и полномочия, Немиров собирался продавливать учреждение специализированного института, который будет заниматься разработкой перспективной оптики.

Вторая мировая война ещё более усугубит потребность армии в качественной аэрофотосъёмке, поэтому отставать в этом направлении никак нельзя.

«Разведка — это 40 % успеха на поле боя», — подумал Аркадий. — «15 % — это боевая и тактическая подготовка военнослужащих, 15 % — это логистика, и только 10 % — это боевой дух».

Техническую оснащённость он не учитывал, потому что, как правило, средства ведения боя у противоборствующих сторон бывают примерно эквивалентны. Так или иначе, но техника редко даёт подавляющее превосходство, а если даёт, то кто-то серьёзно ошибся, выбирая себе противника.

«Что-то прорывное может дать боевое превосходство, но лишь ненадолго», — размышлял Немиров, раскладывая самые свежие фотографии сектора «Барбакан». — «И даже при наличии чего-то прорывного надо обязательно думать. Британцы похерили возможное стратегическое превосходство танков малым количеством боевых единиц — это был серьёзный промах».

Немцы уже, как доносят новости с Западного фронта, выработали ряд тактик для борьбы против танков. Аркадий уважал немецких офицеров за то, что они очень быстро адаптируются к новым угрозам.

Это только в ура-патриотическом сообществе было принято считать, что главное — это выбить у немцев почву из-под ног и «сломать им орднунг», после чего можно брать их тёпленькими.

На самом деле кайзеровская армия — это крайне серьёзная организация, обладающая весьма квалифицированными солдатами. Примерно 90–95 % немецких солдат имеют начальное образование, но это не то начальное образование, которое подразумевалось под этим выражением в Российской империи и до сих пор подразумевается в Российской республике.

В России начальное образование предполагает 3–4 года обучения, а вот в Германии дети учатся 8 лет. По сравнению с российским, германское образование можно назвать средним. Но немцы считают, что это начальное образование.

Впрочем, гораздо хуже то обстоятельство, что примерно 5–10 % немецких солдат имеют среднее образование. Есть два варианта — реальное училище или гимназия. В реальном училище учатся шесть, а в гимназии учатся девять лет.

Нюанс в том, что после четырёх лет начальной школы, если финансовое состояние родителей позволяет, ребёнок может поступить либо в реальное училище, либо в гимназию. А если не позволяет, то учился восемь лет в начальной школе.

То есть, выпускник реального училища суммарно обучался десять лет жизни, а выпускник гимназии обучался тринадцать лет.

В Российской империи с образованием дело обстоит гораздо хуже. Грамотные есть, но они не составляют заявленные царским правительством 76 %. Среди этих 76 % много тех, кто был грамотен лишь в отчётах, ложившихся на царский стол.

Когда-то Аркадий писал статью в свой авторский блог, где затрагивал проблемы СССР с ликвидацией безграмотности. И в ходе сбора информации он натыкался на статистику охвата населения Российской империи начальным образованием. И там было что-то вроде 30–35 % по состоянию на начало Первой мировой.

Меньше половины населения было охвачено образованием, составляющим меньше половины образовательного стандарта Германской империи.

У него от этой информации в тот раз, естественно, «забомбило», в груди начал формироваться клубок гнева, но он, в итоге, смирился. Только глупец будет отрицать свою историю. Это был исторический факт и единственное, что мог Аркадий — принять его.

«Но до сих пор обидно», — прислушался он к своим чувствам. — «В Германии, которая появилась только в 1871 году, решительными действиями властей почти полностью нейтрализовали безграмотность и им для этого не понадобились большевики».

И здесь, в этом мире, снова должна пройти ликвидация безграмотности, снова должны быть построены школы, училища, институты…

«Только изучив вот такую сравнительную статистику, можно понять, сколько ущерба России нанёс отсталый царский режим», — подумал Аркадий. — «Не тем, что сделал, а тем, чего не сделал».

В общем-то, это было всё, что нужно знать об армии кайзера. В уже образованных солдат гораздо легче вбить военную науку, ведь они уже умеют учиться, что достигается за восемь лет начального образования. И это примерно 90 %, а остальные 10 % — это прямо хорошо, по местным меркам, образованные люди, потенциал которых был развит немецким пониманием реального или гимназического образования.

В Третьем рейхе похерили эту систему, внеся в образование чрезмерно много политики. Хотя главной причиной была не политика, а устойчивое мнение нацистской верхушки в том, что учащиеся «перегружаются ненужными знаниями». Образовательная программа была сильно сокращена, в пользу физкультуры и производственной практики.

«Вот вспомнить бы того фельдмаршала, который писал в мемуарах, что у Гитлера всё посыпалось ровно в тот момент, когда в Вермахте физически закончились солдаты Второго Рейха…» — подумал Аркадий. — «Что-то в этом есть. Но, вернее будет сказать, что закончились солдаты, получившие образование до нацистских реформ».

Причины поражения Третьего Рейха, конечно же, комплексные, но фактор образования солдат, тем не менее, оказал своё влияние.

«Несмотря на губительные реформы Гитлера, даже такой мудак не смог сломать хорошо налаженную систему до конца», — подумал Аркадий. — «Поэтому уповать на то, что они деградируют до нашего нынешнего уровня, увы, нельзя. Нужно догонять и обгонять. И времени для этого очень мало».

Сталин, тот самый, который сейчас в Петрограде, редактирует статьи в газету «Правда», даже не знает, что должен будет сделать.

Ему предстоит сократить этот ужасающий разрыв в образовании и промышленности. Кровью и потом, жизнями людей, сотнями тысяч жертв. А потом надеяться, что ветер истории безжалостно развеет кучу мусора, нанесённую на его могилу…

«Нужно сделать так, чтобы все эти процессы прошли без лишней крови», — подумал Немиров. — «Чтобы не пришлось кроваво ускоряться, нужно чтобы Гражданская война закончилась быстро и без столь сокрушительных последствий для страны».

Потенциальная опасность была в лучшем состоянии экономики СССР. В его истории страны Антанты прекрасно знали, в каком плачевном состоянии находится молодая страна, поэтому не видели в ней особой угрозы. Разорённая, потерявшая территории — им казалось, что дни этой страны сочтены.

Если СССР закончит Гражданскую войну с меньшими потерями, то странам Антанты может показаться, что лучше бы раздавить эту страну прямо сейчас, пока не случилось чего…

— Ха-ха! — погладил Аркадий охлаждающий кожух пулемёта MG 08. — Сколько?

— Восемь, товарищ подполковник, — улыбнулся штабс-капитан Удальский.

— Потери? — спросил Немиров.

— Восемнадцать человек безвозвратными, ещё тридцать человек ранеными, — ответил Бронислав. — Но капитана Ерофеева ранили…

— Знаю уже, — кивнул Аркадий. — Что ж, рассчитывай либо на капитана, либо на георгиевское оружие.

— Служу Отечеству! — козырнул Удальский.

Видно, что устал — идти не так уж и далеко, но тяжело. Дорог там, на «ничьей земле», отродясь не было. Ну и надо идти тихо — это сильно выматывает.

— Всё, иди, — отпустил его Немиров. — Молодец, хорошо сработал.

Остальные ударные роты тоже постепенно возвращаются с заданий. Кто-то с успехом, а кто-то с остатками отряда. Немцы тоже не спят и у них там заготовлено много всего…

За двое суток работы ударных отрядов было добыто двадцать три пулемёта, девятнадцать из которых — MG 08, а четыре — Максимы.

Трофейных патронов хватает — в опорниках их всегда много, но вытащить удаётся далеко не все запасы. Иногда ударникам приходится поджигать то, что они не могут унести, поэтому нередки случаи, когда взрываются мины или патроны, что ненадолго показывает яркие фейерверки, видимые издалека.

В большинстве своём ударные группы справлялись с поставленными задачами и возвращались с грузом. Германская оборона оказалась уязвима для грамотно спланированных операций, потому что такая тактика специально разработана против такой рассредоточенной обороны.

Один плюс в этой ситуации — лето. Пусть иногда можно учуять вонь разлагающихся тел, но зато за ночь не околеешь, если придётся посидеть в мутной луже на дне воронки.

К несчастью, в эту игру можно играть вдвоём. Немецкие штурмовые группы тоже активизировались и «отыгрываются» на других участках фронта.

Сложилось негласное «правило игры» — не отправлять свои подразделения в тот сектор, где противник начал свою штурмовую активность. Все хорошо помнят ту бессмысленную бойню, что произошла в ту роковую ночь на «ничьей земле»…

Выгоднее встречать вражеские штурмовые группы на узлах обороны, чем в открытом поле — так, хотя бы, будет какой-то тактический смысл.

— Обстановка, как выразился товарищ Ленин, говно, — произнёс генерал Алексеев. — На Юго-Западном фронте началось контрнаступление германских сил, генерал Корнилов вынужден отступать. Все успехи начального периода нивелированы этим провалом.

На начальном этапе наступления всё выглядело хорошо. Настолько хорошо, что было опубликовано сообщение Керенского, обещающее скорую победу и выведение из войны Австро-Венгрии.

Солдаты Австро-Венгрии, деморализованные даже сильнее, чем солдаты Русской армии, не сдержали натиск самых боеспособных дивизий 8-й армии Корнилова, поэтому были образованы многочисленные прорывы по всему фронту. Были заняты Станислав, Галич и Калуш, но в ходе штурмов почти все боеспособные дивизии были выбиты. А войска, следующие за элитными дивизиями, не отличались боевой стойкостью, поэтому замедлились, а затем и вовсе остановились.

3-я австро-венгерская армия потерпела тактическое поражение и бежала, но её прикрыли германские подкрепления.

Русское наступление захлебнулось, а затем последовало немецкое контрнаступление. И теперь, по последним новостям, армии Юго-западного фронта отступают.

— Ожидаемо, — сказал на это Аркадий. — А Западный фронт?

— Стоят, — ответил Николай Николаевич. — Сегодня с утра была очередная попытка наступления, но её уже отразили. Немцы предпринимают контратаки.

В отличие от Юго-западного, на Западном фронте против генерал-лейтенанта Деникина выступают настоящие немцы, а не австрийцы. Если давно уже разложенные и деморализованные австро-венгерские армии можно без особого труда обращать в бегство, то вот немцы всегда настроены решительно и их не так просто выбить из позиций.

Немцы учатся очень хорошо, учатся всему, что им преподают, поэтому в обиход немецкого командования уже прочно вошла привычка незамедлительно контратаковать. В 14–15 годах они сами страдали от такого образа действий Русской императорской армии, а теперь это их «фирменная фишка», тогда как Русская армия больше на такое не способна.

— Но я позвал тебя не для обсуждения обстановки на других фронтах, — заговорил генерал от инфантерии Алексеев. — Военный министр связался со мной и спрашивал, почему у нас нет результатов наступления.

— Так есть же результаты, товарищ генерал, — удивился Аркадий.

— Да я знаю, что есть, — вздохнул Николай Николаевич. — Только как их продемонстрировать и подать?

Пока Корнилов и Деникин гробили сотни тысяч на своих фронтах, операция «Акрополь» приближалась к четвёртой фазе.

Три сектора германской обороны уже находились сейчас в довольно плачевном состоянии, но сектор «Бастион» в процессе уничтожения.

Новая тактика, как и ожидалось, не нашла достойного ответа со стороны немцев. У них нет бесконечного запаса оружия и боеприпасов, поэтому потери пулемётов и миномётов для не менее болезненны, чем для русских.

Суммарно ударные подразделения уволокли за всё это время 306 пулемётов и 79 миномётов, а также около 200 тысяч винтовочных патронов и около 3 тысяч мин. Уничтожено что-то около 2500 вражеских солдат, но потери составили 813 ударников.

Преимущество ударных подразделений — они могут выбрать произвольный опорник. Немцы не могут быть сильны везде, поэтому им приходится выбирать наиболее вероятные цели. Только вот экстрасенсорных способностей у них не замечено, поэтому угадывают они далеко не всегда.

Но это преимущество есть и у немецких штурмовых групп.

В ходе рейдов на русские опорники, немцы смогли уволочь 290 пулемётов и 34 миномёта. Боеприпасы они тоже утащили в солидных количествах — что-то около 100 тысяч патронов и не менее 1500 мин.

Но делали они это на юге и севере фронта, причём два раза случались бессмысленные встречные бои на «ничьей земле». Но один раз был осмысленный бой — немцы успешно экспроприировали экспроприированное у них ценное имущество…

Тем не менее, инициатива остаётся за генералом Алексеевым, так как немцы сейчас пытаются понять, что делать с новой вражеской тактикой многочисленных штурмов опорников.

Взаимный грабёж продолжается, но скоро четвёртая фаза, которая продемонстрирует противнику, что это никакие не шутки.

— Нужно дать статистику, — произнёс Аркадий задумчиво. — Бюрократы любят цифры. Нужно слегка преувеличить потери противника — процентов на пятьдесят…

— Это ты называешь «слегка»? — хохотнул генерал.

— По сравнению с тем, чего добились Корнилов и Деникин в ходе наступления, это всё равно будет мелочью, — улыбнулся Аркадий. — Но вот если в поданных цифрах показать соотношение потерь…

— О-о-о, а вот это хорошая идея! — оценил Алексеев. — Мы же потеряли примерно восемьсот ударников, а если подать, что немцы потеряли около четырёх тысяч солдат, но не только их, а ещё и пулемёты с миномётами…

— Этого всё равно недостаточно, — покачал головой Аркадий. — Но это нужно, чтобы выиграть время для четвёртой фазы. Керенский не видит, что тут творится и не понимает сути происходящего. И рассказывать ему об этом не надо. Нагляднее будет, если он увидит результат.

— Хорошо, я буду тянуть время, — решил генерал. — Но не торопись с началом фазы. Нам нужен успех, и только он.

— Всё будет происходить согласно утверждённому расписанию, — заверил его Аркадий.

— Тихо подползайте и закладывайте… — приказал капитан Удальский.

Четвёртая фаза операции «Акрополь» началась сутки назад, в точном соответствии с планом подполковника Немирова.

Самым слабым сектором был сочтён «Машикули». На самом деле, в худшем состоянии сейчас пребывал «Бастион», но немцы решили эту проблему размещением в траншеях подразделений ландвера.

Полные солдат траншеи атаковать ударными подразделениями было бы глупо, поэтому целью четвёртой фазы избран сектор «Машикули», который немцы уже успели основательно укрепить.

Размещать солдат в траншеях, в нынешние времена, большая роскошь, которую могут позволить себе далеко не все. Они ведь будут погибать от регулярного артиллерийского обстрела, а потери — это плохо. Генералы всех воюющих сторон уже начали понимать, что люди отнюдь не бесконечны и если кончатся, то ждать естественного восполнения слишком долго.

Сапёры поползли в сторону бетонной долговременной оборонительной точки.

Тут немцы не пожалели средств и соорудили целую железобетонную конструкцию, оборудованную восемью пулемётами. Но её уже потрепало артиллерией, поэтому выглядела она теперь не очень надёжно.

Остальные солдаты уже распределились по направлениям штурма и приготовили оружие к бою. Часовых с этой стороны уже зарезали, поэтому никто сапёрам не помешает.

Удальский ждал развития событий.

Раздалось шипение запалов, кто-то из немцев всполошился, а затем раздался оглушительный взрыв. Пламя на доли секунды осветило окружающий мир, а затем началась боевая суета.

Яростные вопли людей, грохот и вспышки ружейных выстрелов, хлопки гранат, а затем и звон металла холодного оружия.

Удальский пронзил выскочившего из блиндажа немца шашкой, после чего выдернул предохранительную чеку и бросил гранату РГ-14 в блиндаж.

Сразу же нырнув в траншейную жижу, он услышал испуганные выкрики сидящих в блиндаже немцев, после чего раздался громкий взрыв.

Уже не раз проверено, что от взрыва РГ-14 в замкнутом помещении выжить почти невозможно. Четыреста грамм мелинита — это слишком много для людей.

Подполковник Немиров как-то сказал, что такого количества взрывчатки достаточно, чтобы подбить танк, но танков у немцев ещё нет. Говорят, что есть броневики, но их так мало, что встретиться с ними весьма маловероятно.

«И слава богу», — поднялся Бронислав из вязкой жижи.

ДОТ закидали химическими гранатами, из бойниц повалил удушающий газ.

Удальский вытер грязь с окуляров противогаза и побежал по траншее, в поисках врагов.

На фоне раздавались взрывы — ударники уничтожали блиндажи.

Все знают, где и что находится, так как до каждого солдата доведена схема опорника. Подполковник всегда делает на этом особый акцент — каждый солдат должен знать свой манёвр. Это суворовский принцип, верный во все времена.

Больше противников Удальский не обнаружил, так как всех уже убили.

Солдаты, в соответствии с планом штурма, заняли оборону и добили раненых, а пленных построили вдоль траншеи. Тут всё просто: если бросаешь оружие — ты пленный и убивать тебя не будут. Немцы знают, русские знают.

Вытерев шашку ветошью, Бронислав огляделся.

— Фельдфебель Петров!

— Я здесь, товарищ капитан! — прибежал самый старший унтер-офицер.

— Поручи унтер-офицеру Лобздеву, чтобы занялся проверкой ДОТа, — приказал Удальский. — А сам руководи обороной. И где телефон?

— Я тут, товарищ капитан! — показался в траншее связист, младший унтер-офицер Макаров.

— Телефонируй, что опорник успешно взят, — приказал ему Бронислав.

После получения сообщения от Удальского, ещё четыре ударные роты пошли к следующим опорникам.

Сейчас подобные штурмы происходят вдоль всего сектора «Машикули», до этого изрядно потрёпанного рейдами ударников.

Опорник за опорником, они должны брать линию обороны, чтобы открыть путь кавалерии. А дальше уже не их забота.

— Прибыло охранение, — сообщил фельдфебель Петров.

— Принять у охранения боезапас, перезарядить оружие — скоро выходим, — приказал Удальский.

Через полчаса они оставили опорник охранению, после чего присоединились к роте капитана Филиппова. В составе двух рот они выдвинулись к следующему опорнику.

Грохотала артиллерия, щёлкали винтовочные выстрелы, грязь чавкала под сапогами и ботинками. Яркие солнца осветительных ракет заставляли чувствовать собственную уязвимость. Ударники — это люди ночи…

Бронислав уже начал забывать, когда он просыпался утром, а не ближе к вечеру. Но такая уж у него работа.

«Закончится война — буду спать от заката до рассвета», — пообещал он себе.

Второй опорник взять было чуть сложнее. Немцы уже успели прислать сюда подкрепление, но это ничего не изменило.

Ударные батальоны уже давно переступили черту профессионализма. Страха смерти нет ни у кого из них, они уже привыкли убивать и умирать.

Немцы сопротивлялись, но их пулемётные расчёты были подавлены превосходящим огнём из Мадсенов, а затем ударники закидали траншеи сотнями ручных гранат.

Удальский тоже не боялся смерти, поэтому ворвался в траншею вместе с остальными солдатами. Застрелив двоих немцев, он уклонился от удара топором от третьего и зарубил его шашкой.

Солдаты с дробовиками сметали противников, не оставляя им и шанса.

На этом опорнике не было бетонного ДОТа, поэтому никаких скрытных ухищрений, а только тупой штурм с двух направлений.

Минут семь спустя всё было кончено. Потери — тридцать четыре человека убитыми, а у врага — все.

Вновь они заняли оборону, оказали помощь раненым, после чего начали ждать охранение.

Это уже второй эшелон обороны, который, судя по приказу из штаба, был почти взят. Приказ был: «Приготовиться к следующему штурму».

В штабе не могли этого знать наверняка, но это ни для кого не стало сюрпризом — немцы предприняли массированную контратаку.

Теперь их собственные опорники, специально оборудованные для круговой обороны, стали препятствием.

Штурмовая рота Удальского заняла оборону в опорнике и приняла бой вместе с охранением.

Тяжёлая артиллерия противника была занята на других опорниках, но зато у немцев были полевые пушки на ближних рубежах, которые начали доставлять неприятности.

Пехота противника, применяющая тактику боевых групп, сблизилась с опорником, понеся большие потери от пулемётно-миномётного огня, после чего пошла на штурм.

Естественно, штурм не дал ничего — обычной пехоте не хватает специализированной подготовки и огневой мощи. Впрочем, других вариантов у немцев не было, поэтому они кинули в бой то, что есть в резервах.

Удальский бы, на месте немцев, уже начал задумываться об отводе войск. Зная уровень планирования подполковника Немирова, он даже не сомневался, что предусмотрены действия и на случай контратак.

Так и оказалось.

Сапёры сработали, как надо, поэтому на промежуточное пространство выехала кавалерия, вооружённая ручными пулемётами системы Мадсена.

Кавалеристы действовали по своей тактике — не помчались в лоб, а обошли атакующие подразделения с флангов и залегли на выгодных позициях. В такой губительной обстановке ни о каком штурме речи уже не шло, поэтому контратаки немцев прекратились.

«Генерал Алексеев очень сильно доверяет подполковнику Немирову», — подумал капитан Удальский, набивая магазин Кольта патронами. — «В штабе фронта есть множество офицеров, но планированием операции „Акрополь“ они занимались вдвоём».

Бронислав считал, что Аркадий Петрович Немиров — это новый гений стратегии. Недавно был издан доклад подполковника об «узлах сопротивления» — вот этой самой комбинации опорных пунктов, которые вместе представляют собой малоуязвимую для артиллерии структуру.

«И брать их могут только разработанные генералом Алексеевым ударные подразделения», — подумал Удальский. — «Возможно, я сейчас сражаюсь под началом людей, которые войдут в историю, как виднейшие полководцы».

В грязи вокруг опорника лежали многие сотни тел. Наверное, воняло кровью, внутренностями и химией, но противогаз надёжно ограждал от всех посторонних запахов.

Наконец, подготовительные мероприятия прошли и они, под светом рассветного солнца, пошли к следующему опорнику.

Путь неблизкий — полтора километра, поэтому, когда они будут на месте, уже основательно рассветёт.

— Миномётные расчёты — готовьте дым, — приказал Удальский.

С третьим на сегодня опорным пунктом будет сложнее всего…

Когда заработали вражеские пулемёты, миномётчики поставили густую завесу, под прикрытием которой солдаты начали наступление.

Противник расстреливал дым, рассчитывая зацепить хоть кого-то, но такой огонь был малоэффективным.

Миномётчики отрабатывали по тактике — сближались с уже наведённой завесой и стреляли на максимальную дистанцию. А когда они начали доставать до опорника, то быстро заволокли его дымом. И вот в такой обстановке уже можно было работать…

В условиях почти полного отсутствия видимости сражаться сложно, но можно. Учения в условиях высокой задымлённости они уже проводили, поэтому каждое подразделение знало свою задачу и действовало быстро.

Немцы отчаянно сопротивлялись, но они были заведомо обречены. Рота капитана Филиппова атаковала с запада, а рота капитана Удальского с востока — такой штурм, при отсутствии численного превосходства, не удержать никак.

— Потеряли сорок семь солдат, товарищ капитан, — сообщил фельдфебель Петров.

Бронислав лишь кивнул.

«Три опорника за раз», — подумал он, снимая противогаз. — «И я выжил».

В нос ударил запашок состава У. С. Х., которым начинены химические гранаты РГ-17. 550 грамм состава — столько содержится в каждой гранате.

Потери среди личного состава — сто четырнадцать человек. Рота утратила боеспособность и больше в боевых действиях участия принимать не может. Поэтому ни у кого не вызывает вопросов особое положение ударников в армии. Цена за это — штурмы на грани самоубийства.

Но поставленную задачу они выполнили и даже не пришлось задействовать ударные роты из резерва. Несомненно, на других участках их задействовали и не раз, но не у Удальского.

Не то, чтобы Бронислав хотел получать награды и внеочередные звания любой ценой, но то, что командование его ценит и щедро награждает, было очень приятно.

«Теперь дождаться охранения и можно обустраиваться…» — подумал он.

Телефонисты протянули провод, и связь со штабом была установлена.

Штаб сообщил, что противник отступает, так как держаться ему тут больше не за что.

Мимо опорника проехали кавалеристы, для которых всё только-только начинается…

Удальскому вытащили кровать из офицерского блиндажа и он развалился прямо у бревенчатого ДОТа. Уснул он сразу.

«Вот и получил…» — подумал Аркадий, рассматривая свой орден Святого Георгия IV-й степени.

Инициативу подали младшие офицеры, а солдаты проголосовали. Было решено, что генерал от инфантерии Алексеев заслужил Георгия II-й степени, а подполковник Немиров — IV-ю степень.

Вручал награду отчего-то изрядно потухший князь Львов. Видимо, очередной правительственный кризис никак не желал разрешаться.

Северный фронт, продвинувшийся аж на двенадцать километров и ставший почти впритык к городу Вильно, решающего влияния не оказал.

Немцы оперативно спохватились и быстро возвели оборону, которая погасила натиск кавалерии, поэтому ни о каком развитии наступления речи больше не идёт. Повезло, что удалось отнять хотя бы восемь километров…

На Западном и Юго-западном фронтах же дела идут очень плохо. Потери — около полумиллиона людей, а также тысячи пулемётов и сотни артиллерийских орудий.

«Наверное, у немцев сейчас когнитивный диссонанс», — подумал Аркадий. — «Как легко они опрокинули нас на юге, и как больно мы их побили на севере…»

Петроград митингует, как митингуют и другие крупные города — требуют отставки правительства.

Князь Львов уже объявлен крайним, что привело Аркадия к пониманию, как именно в его истории Керенский стал министром-председателем.

Ещё Немиров вспомнил, уже постфактум, об июньском наступлении, провал которого и создал очередной политический кризис.

Июньское наступление закончилось сокрушительным провалом, лишь чуть смягчённым успехом на Северном фронте, поэтому скоро Львова снимут, а поставят вместо него Керенского.

И общественность каким-то образом будет считать, что Керенский в провале наступления совершенно ни при чём, поэтому будет отличным планом назначить его министром-председателем. Немирову было очень интересно, как именно они всё это провернут.

У Керенского, несомненно, есть харизма, в народе его любят, но Аркадий отчётливо видел его политиканскую натуру. Под давлением ситуации, он будет вертеться, как уж на сковороде, показывая истинно многовекторную политику.

В самом начале своей политической карьеры он был с либералами и интеллигенцией, затем примкнул к эсерам, показывая, что он с крестьянами, потом, когда оказалось надо, он начал заигрывать с рабочими, а в итоге — полез к солдатам, чтобы завоевать очки и среди них.

«Нельзя одновременно нравиться всем», — подумал Аркадий. — «Если ты не золотой империал, конечно же…»

Вот о себе Немиров точно знал — солдаты его уважают, благодаря человеческому отношению и происхождению, унтер-офицеры и младшие обер-офицеры ему симпатизируют, потому что он — эталонный пример карьерного успеха. А вот старшие обер-офицеры и генералы — эти считают его выскочкой, незаслуженно пользующимся расположением командующего фронтом.

И смысла вдруг старательно начинать нравиться старшим обер-офицерам и генералам, он не видел. Непосредственным командиром его был генерал Алексеев, с которым у него хорошие отношения, а остальное уже неважно.

А вот позиции генерала Алексеева, по итогам наступления Северного фронта, ощутимо укрепились. Корнилов и Деникин прислали ему письменные поздравления. Успех — это успех.

— Надо побеседовать — есть новости, — позвал Немирова генерал Алексеев. — Поехали отсюда.

Они покинули Зимний и поехали на вокзал. Военный состав будет стоять до вечера, пока не погрузят снаряды и продовольствие, задержанное на три дня, по совершенно невнятным причинам.

Но до вечера они тут сидеть не будут. У Аркадия ещё есть дела в Петрограде.

Немиров и Алексеев вошли в купе офицерского вагона. Вагонный принёс бутылку водки и закуски.

— Слушай, что узнал, — произнёс Алексеев, после того, как выпил рюмку и занюхал её маринованным огурцом. — Оказывается, пока мы там на фронте воевали, Корнилов уже приехал в Петроград и начал шептаться с Керенским. У него, как выяснилось, ко мне личная неприязнь.

— Почему? — поинтересовался Аркадий.

— Ходят слухи, будто бы бывший военный министр Гучков хотел поставить Лавра Георгиевича на должность командующего Северным фронтом, ну, когда Рузского убрали, — сообщил генерал от инфантерии, наливая себе новую рюмку. — Точно пить не будешь?

— Не буду, товарищ генерал, — покачал головой Аркадий. — Но назначение, в итоге, сорвалось. Из-за снятия Гучкова с должности.

— Не совсем поэтому, — усмехнулся Николай Николаевич. — Генерал Алексеев был против этого назначения — грозил уйти в отставку, если Корнилов получит его. В итоге Гучков не рискнул, а потом его вообще убрали. Ну и поставили меня — сам знаешь, почему.

«Значит, у Корнилова есть контры с целыми двумя Алексеевыми», — подумал Аркадий.

— И, собственно, Лавр Георгиевич теперь считает, что я — его недоброжелатель, — продолжил генерал. — А если добавить сюда наши успехи на Северном фронте — возможно, скоро он начнёт считать меня своим врагом.

— Я думаю, с Корниловым будут проблемы, — произнёс Аркадий.

— Несомненно… — вздохнул Алексеев. — Признаться, я не понимаю, как крутиться среди всех этих интриг…

— Скоро это всё станет не очень важно, — улыбнулся Аркадий. — Временное правительство само роет себе могилу. Сейчас, после провала наступления, будут искать виноватых. Могут прийти и к вам, с вопросами — почему всего двенадцать, а не хотя бы двадцать километров наступления? И почему Вильно до сих пор не взят?

— Ха-ха! — рассмеялся Николай Николаевич. — Да, эти могут!

— Я думаю, сейчас начинается самый ответственный период, — произнёс Немиров. — Возможно, назначат нового Верховного главнокомандующего. Брусилову не простят провала наступления.

— И кого поставят? — поинтересовался Алексеев, резко напрягшийся и отставивший рюмку.

— Я не знаю, — пожал плечами Аркадий.

— Ко мне не подходили, — задумчиво произнёс Николай Николаевич. — Но кого поставят?

— Возможно, Корнилов не просто так шепчется с Керенским, — навёл его на мысль Аркадий.

— Думаешь, его? — нахмурился Алексеев.

— Нельзя утверждать наверняка, — вновь пожал плечами Аркадий. — Но Брусилова точно снимут — он самый удобный кандидат, на кого повесить всех собак.

— Ладно, будем наблюдать, — вздохнул генерал. — Если бы меня — кто-то бы уже давно заговорил.

— Ленин обещает больше, — усмехнулся Аркадий. — Надо просто придерживаться плана.

— Я считаю, что это не самое удачное время, — покачал головой Аркадий. — Позиции Временного правительства ещё слишком сильны.

— Разразился очередной политический кризис, — напомнил Ленин.

Они снова заседали в той же квартире, за тем же столом, но не тем же составом. Теперь Зиновьева не было, зато были Свердлов и Сталин.

— Всё равно, они ещё не утопили себя до конца, — произнёс Аркадий. — Есть Керенский, который нравится публике и умеет гасить волнения — народ считает, что он может исправить ситуацию и скоро всё наладится. Надо позволить ему основательно наделать в штаны. Я беседовал с ним — он произвёл на меня впечатления человека, который наделает себе в штаны со всей ответственностью.

— Это же что-то личное, да? — усмехнулся Сталин.

— Полмиллиона солдат, — сказал Аркадий. — Это были живые люди. Понимаете? Они дышали и надеялись, думали, что скоро война закончится, и всё точно будет хорошо. А теперь их нет. Один из главных инициаторов наступления — Александр Фёдорович Керенский. Среди солдат уже называют это наступлением Керенского.

— Он не мог знать, что всё закончится именно так, — выступил его защитником Ленин. — Как бы я к нему ни относился, как бы ты к нему ни относился — он не умеет предсказывать будущее. В отличие от вас.

— Я тоже не умею, Владимир Ильич, — покачал головой Аркадий. — Но я совсем не удивлюсь, если Керенского, после такого провала, назначат министром-председателем.

— Это возможно, — кивнул Свердлов. — Общественность не считает, что провал — это его вина. Всё валят на князя Львова и генерала Брусилова.

— Вот и узнаем, — вновь усмехнулся Сталин. — Узнаем, насколько сильна предсказательная сила Немирова…

— Но я считаю, что вооружённое выступление сейчас не нужно, — сказал Аркадий. — Временное правительство ждёт чего-то подобного и будет готово. Они ведь тоже понимают, что вы понимаете всю прелесть этой возможности. На вашем месте, я бы не стал.

— Это ещё будет обсуждаться, — произнёс Ленин.

— Если решитесь, то будьте добры заблаговременно покинуть Петроград, — попросил Аркадий. — Или, если такое вас не устраивает, то уходите сразу же, как станет ясно, что ничего не получилось. Я пришлю в город два взвода ударников — участвовать в боях они не будут, но обеспечат вам эвакуацию из города. Постарайтесь не умирать — нам ещё столько предстоит сделать…

Как и ожидалось, на пост министра-председателя поставили Керенского, не снимая с него обязанностей военного министра.

Он сразу же начал много обещать. И перестановки, и военную мощь, и решение экономических проблем.

Подобных людей Немиров встречал в своей жизни неоднократно, но даже без этого опыта, на основе послезнания, он знал, что у Керенского ничего не получится. Власть он надолго не удержит и не добьётся вообще ничего.

А большевики…

«Так и не узнают, насколько сильна предсказательная сила Немирова», — подумал Аркадий.

Ленин телеграфировал, что «его мнение было принято». То есть, они не решились на вооружённый захват власти в Петрограде, решив выжидать.

Немиров отозвал два взвода обратно на фронт.

Брусилова, как и ожидалось, сняли. И поставили, как и ожидалось Аркадием, Лавра Георгиевича Корнилова.

Это была критическая ошибка Керенского, который не понимает взглядов генерала от инфантерии Корнилова. Этот человек — насквозь военный. Он неоднократно выражал претензии к Брусилову, считая, что тот популист и во всём потакает солдатским комитетам. Уже это должно было быть для Керенского тревожным звоночком.

По поводу Брусилова — это правда. Он, действительно, идёт на поводу у солдатских комитетов, поэтому армия стремительно разлагается. Но взгляды Корнилова прямо противоречат идеям Временного правительства и Петроградского Совета.

А тут стремительный взлёт. В начале июля — генерал от инфантерии и командующий Юго-западным фронтом, а в середине июля — Верховный главнокомандующий.

Возможно, Керенскому кажется, что Корнилов — это единственный генерал, который может исправить эту драматическую ситуацию.

«А он ведь и может», — подумал Аркадий. — «Если не будет дурковать и начнёт проводить реформы аккуратно, как это филигранно исполняет наш Алексеев».

Но Корнилов — насквозь военный. И он скоро решится установить единоначалие в… стране. Он не понимает и не может понять контекста ситуации, поэтому для него всё очень просто. Над ним довлеет одно заблуждение, свойственное многим военным, в число которых когда-то входил и сам Немиров, будто бы если установить в стране крепкую авторитарную власть, то можно будет постепенно решить все проблемы.

Увы, но власть — это компромиссы. Все проблемы не решить, всех неугодных не расстрелять у стенки и не рассадить по тюрьмам, поэтому надо договариваться. Военные договариваться не умеют — об этом совсем ничего не написано в воинских уставах.

Николая Николаевича Алексеева даже не рассматривают в качестве Верховного главнокомандующего, он и так, по мнению Временного правительства, получил достаточно. Только вот у Аркадия было ощущение, что после Корниловского мятежа, который будет в ближайшие месяцы, всё сильно изменится.

Самое главное — оперативно подавить этот мятеж, пока он не вылился во что-то мрачное и кровавое.

Немиров прошёл к своему буфету и вытащил из него чайные принадлежности. Такую тему нельзя обдумывать на сухой желудок…

«Главное — Ленин не стал рисковать», — подумал Аркадий. — «А ведь мог. Это ведь буквально напрашивалось».

На фронт недавно приезжал Лев Троцкий — ещё один сомнительный тип, из той же категории, что и Зиновьев с Каменевым.

Троцкий конфликтен и любую беседу склонен превращать в агитационный монолог. От него точно будут проблемы в будущем.

Он уже вступил в большевики на VI-м съезде РСДРП (б), но близко к телу его Ленин не пустил — в ЦК принимать Троцкого не стали. А Аркадий предполагал, что примут.

Но сейчас у большевиков нет острой потребности в коалициях. Троцкий был в «межрайонцах», которых и возглавлял неформально, поэтому его приняли на общих основаниях, вместе с остальными «межрайонцами», что уже немало.

Гипотеза Немирова заключалась в том, что в его истории, во время гипотетического восстания большевиков, Троцкий как-то по-особому отметился, потому и был принят ЦК РСДРП (б), но тут что-то пошло не так.

Либо у Аркадия сильный пробел в знаниях, либо это особо не освещалось, но он не помнил, восставали ли большевики против Временного правительства почти сразу после провала наступления Керенского. По логике, должны были, ведь соблазн у них был.

А тут всё получилось иначе. И сам Аркадий не знает, к добру или к худу.

«Троцкий опасен», — подумал он. — «Этого ещё никто не знает, но он токсичный субъект. Все, кто с ним дружил или взаимодействовал, в будущем имеют неплохие шансы попасть под шипастый каток политических репрессий».

Минимизация личных контактов — единственное верное решение.

На фронте всё спокойно. Солдаты уже полноценно обжились в свежих траншеях, построенных с учётом самых свежих решений.

Кайзеровская армия сидит без масштабных телодвижений, видимо, до сих пор обдумывая, как противодействовать новой тактике противника и апробируя её на Западном фронте.

Тут всю войну происходит незамысловатый непрямой обмен инновациями. Если что-то стоящее придумали французы и англичане, то через немцев это попадает русским. Если что-то стоящее придумали русские, то через тех же немцев это попадает к французам и англичанам. А если сами немцы придумали что-то стоящее, то это попадает ко всем остальным участникам войны.

Так через немцев ударные подразделения оказались на Западном фронте, а новые системы фортификации распространились оттуда на Восточный фронт. Всё самое лучшее, что только может быть использовано для убийства ближнего своего, перемещается между фронтами со скоростью молнии…

Единственное, все преступно медлят с разработкой вменяемого пистолета-пулемёта. Это упущение Аркадий и старался исправить скорейшим образом.

Именно поэтому он и списался с генерал-майором Владимиром Георгиевичем Фёдоровым, человеком, на которого он возлагал свои надежды.

Они уже довольно-таки неплохо знакомы, переписывались в самом начале войны, поэтому возобновить контакт было несложно.

В одном своём письме он передал Фёдорову схему с принципом работы системы отвода пороховых газов Пулемёта Калашникова Танкового. Ерунда, конечно — пулемёт по такому «чертежу» не сделать, но сам принцип можно воплотить на чём-то ещё.

Автомат Фёдорова под газоотводную систему не приспособить, тут уж проще что-то с нуля сконструировать, поэтому Аркадий использовал эту схему как затравку.

Так уж получилось, что Немиров всю свою жизнь был танкистом, поэтому не знал никаких других пулемётов, кроме ПКТ и «Корда». И ему приходилось очень часто менять ствол на ПКТ, а также чистить «Корд» — кое-какое представление об устройстве он имел. Слишком малое, чтобы по памяти воспроизвести размеры и как-то узнать марки стали, пригодные для изготовления этих пулемётов, но достаточное, чтобы изобразить что-то хоть сколько-нибудь внятное и понятное.

В общем-то, Аркадий начал с системы отвода пороховых газов, а закончил примерной схемой «Корда».

И Фёдоров клюнул.

Сегодня он приезжает на фронт, чтобы побеседовать с Немировым об оружии. Положительно влияло то, что Аркадий, в своё время, через Марфу и Пахома, профинансировал деятельность Фёдорова.

Благодаря огромным деньгам, которые Немиров передал ему ещё до начала войны, Фёдоров не свернул разработку своих детищ, а продолжил её за свой счёт.

И вот, как отдалённый итог, Владимир Георгиевич вёз на фронт образцы своего ружья-пулемёта и самозарядной винтовки.

Немиров, с утра и до полудня, занимался тактической подготовкой унтеров, а ближе к обеду узнал, что в расположение прибыл генерал-майор Фёдоров.

— Здравия желаю, товарищ генерал-майор! — козырнул Аркадий.

— Здравствуй, товарищ подполковник, — улыбнулся Владимир Григорьевич.

— Как добрались? — поинтересовался Немиров. — Не было проблем в дороге?

— Никаких проблем, — покачал головой генерал-майор. — У вас тут всё спокойно?

— Так точно, товарищ генерал-майор, — подтвердил Аркадий. — Генерал от инфантерии Алексеев, к сожалению, не сможет вас встретить — он убыл в Петроград.

— Ничего страшного, — махнул рукой Фёдоров. — У меня тут другие задачи. Василий, распорядись, чтобы принесли образцы.

Аркадий узнал этого человека. С Фёдоровым приехал Василий Алексеевич Дегтярёв, будущая легенда оружейного дела СССР.

— Пройдёмте в блиндаж, — пригласил Аркадий генерала.

Ещё до захода в блиндаж он распорядился, чтобы помощник занялся чаем. Когда чай был уже разлит по чашкам, прибыл Дегтярёв с носильщиками. Они занесли в блиндаж деревянные ящики с образцами оружия.

— Это Василий Алексеевич Дегтярёв — мой самый перспективный сотрудник и ученик, — представил генерал-майор Фёдоров своего протеже. — Василий, будь добр…

Распаковав один из ящиков, Дегтярёв извлёк из него винтовку.

— Вот это — мой образец автоматической винтовки, — Фёдоров показал своё детище. — В отличие от модели 1913 года, этот образец оснащён укороченным магазином от пулемёта системы Мадсена. Вмещается всего десять патронов, но можно, если возникнет потребность, питать это оружие и магазином на тридцать патронов.

Образец напоминал винтовку системы Мосина, но лишь отдалённо — особенно выделялся совершенно другой затвор, а также магазин. Ну и было видно, что ствол тут другой — Фёдоров пытался решить проблему охлаждения с помощью оребрения. Рёбра на стволе слишком мелкие, чтобы обеспечить хорошее охлаждение, но даже так — это шаг вперёд.

— Главный недостаток — чрезмерная мощность патрона, — посетовал Фёдоров. — Лучше, конечно, применять патрон Арисаки — он гораздо слабее.

— А вы не думали о гасителе отдачи? — спросил Аркадий.

Он имел в виду дульный тормоз, который известен сейчас как «гаситель отдачи». О нём знают почти все оружейники, но, почему-то, идея не особо популярна.

— Знаю о принципе, — кивнул Владимир Григорьевич. — Но на моём оружии он неприменим. Гаситель отдачи разбалансирует принцип самозарядки. Наверное, можно было бы попробовать, но это отбросит мою работу на несколько лет назад. Я уверен, что проще использовать патрон Арисаки.

— Зато вот на оружии с системой газоотвода… — заговорил Дегтярёв.

— Об этом мы поговорим уже после того, как покажем всё, чего достигли, — прервал его Фёдоров. — Василий, просто потерпи — всё обсудим.

Дегтярёв сдержанно кивнул.

— Вот это — модель 1916 года, — вытащил Фёдоров из ящика следующую винтовку. — Тут применяется японский патрон, поэтому отдача менее ощутимая, что позволяет вести полноценный автоматический огонь.

— Проверяли уже? — спросил Аркадий.

— Пять тысяч выстрелов, — кивнул Фёдоров. — До февраля этого года обсуждался вопрос о войсковых испытаниях, но, сами знаете. А теперь перейдём к главному образцу.

Он подошёл к ещё не вскрытому ящику, внутри которого лежало пять экземпляров оружия.

— Это ружьё-пулемёт, — извлёк Фёдоров одну единицу. — Магазины свои, под патрон 2,55 линии. В каждом двадцать пять патронов, но есть сложности с пружиной, поэтому больше двадцати лучше не заряжать.

Вот это уже было похоже на тот самый автомат Фёдорова, который Немиров видел в прошлой жизни. Деревянное ложе с рукоятью, характерная ствольная коробка, а также изогнутый магазин с рёбрами жёсткости. Ствол был точно таким же, как на автоматической винтовке — с оребрением для лучшего охлаждения.

— Сколько вы привезли единиц? — уточнил Аркадий.

— Сюда привезли двадцать, — ответил Фёдоров. — Ещё двадцать передали в особую роту 189-го Измаильского пехотного полка. Интересантов в войсках очень много, но производственные мощности у нас очень слабы — мы даже не смогли начать выпуск заказанных в 1916 году девяти тысяч автоматов. Средства не перечислялись, поэтому руководство Сестрорецкого завода было решено ничего не начинать.

— В ближайшем году, — заговорил Аркадий, — вы сможете начать производство именно ружей-пулемётов, если мы разместим заказ с предоплатой? Мы хотим не менее двух тысяч экземпляров.

— Это нужно обсуждать с руководством, — развёл руками генерал. — Я лишь могу подать вашу заявку.

— Если это вас не затруднит, — улыбнулся Аркадий.

Повисла пауза.

— Товарищ подполковник, — обратился к нему Дегтярёв. — Я изучил вашу схему отвода пороховых газов и мне кажется, что на её основе можно сделать отличный пулемёт. Это похоже на пулемёт Льюиса, но идея снятия газовой трубки и даже ствола без лишних инструментов — это то, чего ещё никогда не было.

— А концепцию поворотного затвора с двумя боевыми упорами вы рассмотрели? — уточнил Немиров.

— Рассмотрел, — кивнул Дегтярёв. — Тоже, думаю, можно реализовать, но такое уже было на пулемёте Льюиса. Только в его случае всё портит охлаждающий кожух.

— Если удастся реализовать быстросъёмный ствол, то нужды в охлаждающем кожухе не будет, — произнёс Аркадий. — И я сомневаюсь, что в будущих войнах будет нужна такая скорострельность, которая потребует усиленного охлаждения.

— Ствол можно сделать толще, — сказал на это Василий Алексеевич. — По весу это будет гораздо легче кожуха.

— Но это будет реализовано нескоро, — вмешался в разговор Фёдоров. — Сейчас надо думать о том, что уже есть.

— Меня полностью устраивают ваши ружья-пулемёты, которые я более склонен называть автоматами, — сказал на это Аркадий. — Если сможем договориться с руководством завода, то я хочу оснастить ими свой полк. А если они понравятся генералу Алексееву, то и, в перспективе, всю армию.

Это было временным решением, так как механизм отдачи ствола с коротким ходом, когда речь идёт о ручном оружии, подходит не очень. Пулемёты — сколько угодно. Максим отлично себя чувствует и будет продолжать чувствовать себя точно так же следующую сотню лет, а то и больше. Даже в 2050-е годы он не собирался никуда уходить — в локальных конфликтах использовались реликты времён Великой Отечественной войны.

— Я постараюсь, чтобы ваша заявка точно попала к руководству, — пообещал генерал-майор Фёдоров.

— Но я бы хотел поговорить с вами ещё об одной вещи, — произнёс Аркадий. — Появилась у меня тут одна идея… Вот вы хорошо знаете японский патрон 6,5×50 миллиметров, так?

— Разумеется, — кивнул Фёдоров.

— А что, если обжать его пулю не в родную гильзу, а в гильзу, скажем, патрона 7,62×25 миллиметров? — спросил Аркадий. — Мой интерес вызван тем, что ударники, штурмующие вражеские траншеи, давно уже испытывают острую потребность в автоматическом оружии под пистолетный патрон. Маузеровский патрон выглядит перспективно, но нам бы хотелось чего-то оригинального и убойного. Уменьшение диаметра патрона, при сохранении того же порохового заряда, как я предполагаю, должно хорошо сказаться на скорости пули и, соответственно, на её баллистических характеристиках.

— Так, — задумчиво погладил подбородок генерал-майор.

Идея должна была ему понравиться, ведь это он сам предложил в 1940 году, по итогам Зимней войны. Но тогда это его предложение не приняли, так как уже было слишком поздно. Все видели, к чему всё идёт, поэтому накануне возможной войны было сочтено, что переоснастка патронного завода будет несвоевременна.

— Я обдумывал это и тут меня посетила идея о дальнейшем развитии этого патрона, — продолжил Аркадий. — Идея эта заключается в том, чтобы разработать стреловидную пулю калибром 3 миллиметра…

— Стреловидную пулю? — удивился Владимир Григорьевич.

— Сейчас покажу… — Аркадий сходил к своему письменному столу и вытащил из выдвижного ящика свои записи. — Вот так она должна выглядеть…

Он показал схему перспективной пули. Она имела длину тридцать миллиметров, что было на 2 миллиметра длиннее, чем 7,62-миллиметровая пуля для АКМ и на 3 миллиметра короче, чем 7,62-миллиметровая пуля для Мосинки.

— Как видите, здесь есть пыж, который герметизирует порох, — объяснял Немиров. — Вот это оперение нужно для стабилизации пули в полёте, что должно обеспечить высокую настильность.

— В 25-миллиметровой длины гильзу поместить патрон длиной в 30 миллиметров? — спросил Фёдоров. — И какое назначение будет у этой пули?

— Да, пуля будет слегка выпирать из гильзы и большей частью быть утопленной в порохе, — кивнул Аркадий. — Назначение — средство для борьбы с лёгкими броневиками и живой силой противника.

— Три миллиметра… — задумчиво произнёс генерал-майор. — А убойность у неё за счёт чего?

— Оперение послужит дополнительным поражающим элементом, — ответил Аркадий. — А если речь о поражении бронетехники, то оперение, после преодоления брони, будет безнадёжно утрачено, поэтому стреловидная пуля не будет больше стабилизироваться. И в таком случае повреждения обеспечатся произвольным вращением пули в теле противника.

Всё это он брал не из пустого места — в одной из своих книг он описывал принятие такого патрона на вооружение РККА в 40-е годы. Но в 40-е годы это была антинаучная фантастика, так как никто бы, будучи в своём уме, не стал переоснащать действующий патронный завод под новый тип патрона. А вот сейчас, когда на дворе 1917 год…

Такую 3-миллиметровую стреловидную пулю реально разработали в 1973 году, в инициативном порядке, конструкторы Завода имени В. А. Дегтярёва, под автомат ППС-73, являющийся модернизацией легендарного ППС-43.

На заводских испытаниях была достигнута начальная скорость 920 метров в секунду, а дальность прямого выстрела — 485 метров. Но главное тут даже не эти впечатляющие, если помнить, что речь о пистолетном патроне, характеристики, а то, что такая пуля очень медленно теряла кинетическую энергию.

Если при вылете из ствола кинетическая энергия составляла 600 Джоулей, то на стометровой дистанции она составляла 500 Джоулей, тогда как обычная пуля 7,62×25 мм теряла половину своей энергии, то есть с 690 Джоулей падала до 343 Джоулей. На трёхстах метрах энергия стреловидной пули падала до 334 Джоулей, а энергия обычной пули 7,62×25 мм падала до 186 Джоулей.

Чтобы убить человека, достаточно энергии в 80 Джоулей, а тут даже на дистанции в 100 метров сохраняется 500 джоулей.

А ещё Аркадий вспомнил, что на дистанции до 280 метров, оперённая пуля сохраняла возможность разрывать внутренние органы жертвы гидродинамическим ударом, чего обычная пуля 7,62×25 мм не умеет изначально.

Но подробных цифр Немиров конструкторам привести не мог, так как это было бы слишком подозрительно. Они сами должны испытать патрон и понять, что получили в руки нечестное преимущество.

— Очень оригинально, — заключил Владимир Григорьевич. — То есть, эта пуля должна будет способна пробить хромированную сталь толщиной не менее пяти миллиметров?

— Должна, — кивнул Аркадий. — Но всё это требует проверки. И я считаю, что в стране сейчас очень мало людей, которые способны проверить нечто подобное. И я вижу двоих из них прямо перед собой.

— Хм… — Фёдоров вновь задумчиво погладил свой подбородок.

— Дополнительно, — вновь заговорил Аркадий. — Пуля должна быть стальной, закалённой, а пыж, представленный на схеме, должен отлетать через пару десятков метров полёта пули. Хвостовик, по моей задумке, должен съезжать к основанию пули, где его удержит специальное утолщение.

— Очень сложно в производстве, — произнёс Фёдоров.

— Тем не менее, проверить её стоит, — вздохнул Аркадий. — Если окажется, что она будет способна пробивать броневики, то армия точно захочет себе на вооружение такую пулю.

Сам он оценивал бронепробитие такой пули как 6–8 миллиметров гомогенной стали на дистанции до 200 метров. Если снаряжать автоматчиков хотя бы одним магазином, снаряжённым такими подкалиберными патронами, то у них всегда будет что-то, чем можно достать условный «Ганомаг» с пулемётчиком.

Культура производства нового патрона, за условные 20 лет до следующей мировой войны, должна быть отточена до блеска, поэтому Аркадий верил, что можно принять на вооружение нечто подобное.

Ну и проблему того, что затвор автомата под калиберный патрон будет слишком тяжёл для столь лёгкой пули, тоже как-то за это время решат — это технический вопрос.

А перспективы подобной пули в условиях после Второй мировой — технологии индивидуальной бронезащиты не смогут сказать ничего против неё вплоть до конца 90-х годов. И патрон, вроде бы, пистолетный, а от него не защитит ни одна каска.

— Вы записями, всё-таки, поделитесь, товарищ подполковник, — попросил Фёдоров.

— Обязательно, — кивнул Аркадий. — Копии записей уже есть и я даже собирался отправить их вам со следующим письмом, но вы уже сами приехали ко мне.

— Мне нравится идея обжатия пули 2,55-линейной пули в патроне Маузера, — произнёс генерал-майор. — А вот вторая пуля — как-то это… Но, тем не менее, я обязуюсь, что мы испытаем её в свободное от работы время.

— А под новый патрон потребуется новое оружие, — добавил Дегтярёв.

— И вот по этому поводу мне тоже есть, что сказать, — покивал Аркадий, после чего вытащил из папки следующую схему. — Предлагаю использовать принцип свободного затвора, как на бельгийском пистолете Бергман-Байард или как на германском Дрейзе 1907 года.

— Это тоже как-то слишком смело, — покачал головой Фёдоров. — Считаю, что лучше будет применить принцип отдачи ствола с коротким ходом.

Он буквально влюблён в принцип отдачи ствола, так как почти все знаковые образцы оружия работают именно на этом принципе. Кольт 1911 — отдача ствола с коротким ходом, Браунинг Авто-5 — отдача ствола с длинным ходом, пулемёт системы Максима — отдача ствола с коротким ходом, пистолет Люгера — отдача ствола с коротким ходом. Даже пулемёт М2 Браунинг, который появится только в 20-е, тоже будет иметь принцип отдачи двора с коротким ходом. И немецкий MG-42 тоже будет работать на этом же принципе.

Это рабочий принцип, который идеально работает как на пистолетах, так и на пулемётах, но вот «посередине», где находятся самозарядные винтовки, он работает не очень.

Фёдоров не мог этого знать, ведь он, по сути, пионер в разработке отечественных самозарядных винтовок, поэтому его сложно в чём-либо винить.

— Предлагаю компромисс, — произнёс Аркадий. — Я выделяю вам деньги на разработку двух моделей автомата под новый патрон, если этот патрон пройдёт испытание и удовлетворит наши запросы. Первый — под отдачу ствола с коротким ходом, а второй — под свободный ход затвора. Лучший определим на практических испытаниях.

— Кто сказал, что новый патрон вообще окажется эффективным? — задал резонный вопрос Фёдоров.

— В случае если патрон окажется не таким эффективным, как я ожидаю, — ответил Аркадий, — то разработку нового оружия будем вести под патрон 7,62×25 миллиметров. Но я думаю, что вы очень быстро разберётесь с перспективным патроном, поэтому можете начинать разработку автомата — средства я дам.

— Так ли необходим этот «автомат» войскам? — уточнил генерал-майор.

— Как я уже сказал, у нас наблюдается острая нехватка огневой мощи, — ответил на это Аркадий. — Я уже давно на войне и всё это время думаю, как нам обеспечить превосходство в огневой мощи во вражеских траншеях. Ответ только один — автомат. Вы берётесь за это?

— Василий, что думаешь? — посмотрел генерал-майор на Дегтярёва.

— Хотелось бы, конечно, заняться пулемётом… — произнёс будущий легендарный конструктор-оружейник. — Но если войска просят — можно ненадолго отложить перспективный пулемёт.

— Попробуйте, при конструировании, сделать упор на штамповку, — попросил Аркадий. — В будущем нам понадобится очень много автоматов и простота их производства должна стоять во главе угла. Простота и надёжность.

— Ох, сукин сын… — процедил генерал Алексеев. — Чуял же, что добром не кончится…

Генерал Корнилов, Верховный главнокомандующий, со вчерашнего дня занимается очень подозрительной деятельностью — кавалерийский корпус генерала Долгорукого, известного друга Корнилова, вышел из Финляндии и направился в сторону Петрограда, а 7-й оренбургский казачий полк пошёл в сторону Москвы. Помимо этих странных передвижений, замечено, что в Псковскую губернию пошли «Дикая дивизия», возглавляемая князем Гагариным, и III-й кавалерийский корпус, возглавляемый генерал-лейтенантом Крымовым.

Последний снял кавалерийский полк с позиций 1-й армии и пошёл к Пскову, без разрешения командования. Самовольное оставление боевых позиций — это однозначный расстрел. Крымов не мог этого не знать, поэтому драться будет до конца. Или сбежит — тут как получится.

Все сведения о перемещении различных подразделений были получены от агентуры большевиков, которых Аркадий просил следить за необычной активностью — мотивировал свою просьбу он якобы слышанными слухами об офицерской контрреволюции.

Заговорщики и сочувствующие есть в армиях Северного фронта, но власть генерала Алексеева слишком крепка, чтобы они могли рассчитывать на маленький внутриармейский переворот.

Служба внутренней контрразведки ест свою пайку не за просто так, поэтому уже было снято с должностей немало офицеров, которым сильно не понравились произошедшие изменения.

Вопиющим случаем на фронте считалось взятие под стражу генерал-майора Шиллинга, командовавшего 17-м армейским корпусом. Контрразведке удалось выяснить, что Шиллинг пытался организовать «офицерское сообщество противодействия», задачей которого ставилось прекращение «губительных для армии демократических реформ».

«А они ведь даже не знают, какая демократия царит на других фронтах…» — пришёл Аркадий к выводу. — «У нас тут, если сравнивать, не демократия, а авторитарная диктатура…»

Так или иначе, но оставлять такого человека командовать целым корпусом — это опасно. Вот он бы, наверное, с лёгкостью поддержал Корнилова и сейчас бы пришлось воевать ещё и против 17-го армейского корпуса.

Несомненно, кому надо, тот уже осведомлён о планах «радетелей за Россию». Генерал Крымов, например.

С Алексеевым и Немировым никто, естественно, намерениями Корнилова не делился — Лавр Георгиевич не доверяет ни одному из ныне существующих генералов Алексеевых…

— Что будем делать, товарищ генерал? — поинтересовался Немиров.

— Надо срочно реагировать, — ответил генерал. — Корнилова нужно остановить.

В Москве недавно было совещание, на котором Корнилов выступил с резкой критикой действий Керенского и Временного правительства — Алексеев там был и всё слышал. Поэтому слова Аркадия о том, что Корнилов замыслил что-то нехорошее, связанное с государственным переворотом, легли на благодатную почву.

— Предлагаю задействовать все кавалерийские корпуса и минимум три стрелковых полка с пятью-шестью ударными батальонами, — произнёс Аркадий. — В Псковской губернии можно застать врасплох самые лояльные Корнилову подразделения, а остальных брать на пути к Москве и Петрограду.

Керенский уже должен был забить тревогу, ведь он же не совсем дурак, чтобы неверно трактовать действия лояльных Корнилову войск — не после его недавних заявлений.

— Так и сделаем, — кивнул генерал от инфантерии. — Нужно давить мятеж в самом зародыше.

Немирову было интересно, почему Корнилов не стал пытаться договориться с Алексеевым. Возможно, Лавр Георгиевич не до конца осознаёт, насколько велико отличие состояния Северного фронта от остальных фронтов, а может, рассчитывает на то, что Алексеев смирится с молниеносно состоявшимся фактом смены власти…

Смена фактической власти при молчаливом одобрении генералитета уже имеет прецедент, поэтому основания полагать, что Алексеев и ему подобные покорно примут власть узурпатора, есть. Правда, Корнилов не знает, что Николай Николаевич уже давно работает с большевиками и готовит социалистическую революцию. Впрочем, этого не знает никто, кроме большевиков и Алексеева.

— Передаю 9-й ударный корпус и 17-ю кавалерийскую дивизию под твоё командование, — произнёс генерал. — Займись мятежниками в Псковской губернии, а генерал-майор Семёнов, возглавив наши кавалерийские корпуса, отправится разбираться с мятежниками под Москвой и Петроградом. Исполняй.

— Слушаюсь, товарищ генерал, — козырнул Аркадий и покинул блиндаж.

Идея воевать против своих не понравилась никому. Даже Немиров чувствовал себя не в своей тарелке.

Но войска развёртывались, готовясь ударить по уже начавшим рыть окопы мятежникам.

Артиллерия уже начала обрабатывать позиции противника, а кавалерия уже начала заходить с флангов.

Псков эти события, происходящие среди пашен, не затронут, но вот уездный город Остров, стоящий за позициями мятежников, сегодня точно попадёт под раздачу…

Первый залп Гражданской войны — вот как можно назвать этот артобстрел, под которым гибнут солдаты мятежников.

Ключевым минусом военных комитетов, как бы это иронично ни звучало, стала высокая дисциплина солдат. В III-ем кавалерийском корпусе никто даже не посмел усомниться в приказе генерала Крымова, поэтому кавалеристы ушли, бросив позиции. Скорее всего, генерал Крымов даже не сказал причину их убытия с фронта, а просто дал приказ, который был без промедления выполнен.

На переговоры Крымов не пошёл, приказав стрелять по любым парламентёрам, поэтому выход был только один — физическое уничтожение мятежников.

«Дикая дивизия», возглавляемая князем Гагариным, решительно пошла в наступление.

Аркадий, через телефониста, дал пехоте приказ залечь и разместить пулемёты.

Они уже отвыкли от старомодных боёв в открытом поле. А Немиров так ещё не воевал. Траншейная война въелась в него, поэтому он поймал себя на мысли, что начал чувствовать себя неуютно от мысли, что рядом нет траншей или, хотя бы, окопов.

Артиллерия садила по полю, убивая кавалеристов взрывами и осколками, а затем, когда была достигнута нужная дистанция, застрекотали Максимы, Мадсены и Мосинки.

«МММ…» — подумал Аркадий. — «Как звали того типа? Маркони или как-то так? Нет, не Маркони. Маврони? Нет. Мавроди! Точно…»

Союзные кавалерийские корпусы обошли вражеские формирования с флангов и начали вступать в бой — уж они-то от маневровой войны не отвыкали…

Огромные массы солдат мятежников пошли вслед за кавалерией и началась полевая перестрелка.

«Дикая дивизия» сумела дойти до позиций 28-го армейского корпуса, который и расстреливал кавалеристов из всего, что у него есть. Но численность кавалерии, растаявшей под губительным огнём, была недостаточна для нанесения хоть какого-то внятного урона.

Поле перед армейским корпусом было усеяно телами людей и лошадей, а по полю пошли пехотинцы мятежников.

Генералы, командующие корпусами и дивизиями, знали общий план и свои манёвры, поэтому Аркадию нужно было лишь держать ситуацию под общим контролем и пускать в ход резерв, который может понадобиться в любой момент.

Враг подключил свою артиллерию, но у него её было гораздо меньше.

Немиров сгружал артиллерию в десяти километрах к юго-западу, прямо посреди железной дороги, поэтому она прибыла к Острову в полном составе, а у мятежников изначально было меньше артиллерии, так они ещё и были вынуждены оставить крупнокалиберные гаубицы, которые невозможно транспортировать быстро. Да и не ожидали они, наверное, что придётся пускать в ход пушки…

Превосходство в огневой мощи изначально было на стороне лоялистов, но мятежники потратили несколько дней на полевую фортификацию, поэтому сама трудная часть боестолкновения ещё впереди.

Кавалерийский удар «Дикой дивизии», рассчитывавшей пробить фронт наступающей пехоты, потерпел критический провал, а затем, после недолгой перестрелки, следовавшие за кавалерией пехотинцы начали сдаваться. Видимо, в душе они понимали, что выполняли преступный приказ.

Бой шёл уже второй час. Где-то пехота залегла, не в силах подняться для продолжения наступления — последствие слишком долгой позиционной войны, а где-то натиск продолжался.

Большей частью, всё же, солдаты мятежников сдавались.

А на третий час тылу противника, в районе Острова, где стоял III-й кавалерийский корпус, начались какие-то непонятные движения.

«Хотят перефланговать нас?» — предположил Аркадий, соотносящий поступающие донесения с картой местности.

Но истина оказалась гораздо прозаичнее.

— Вас ждёт трибунал и, вероятно, расстрел, — произнёс Аркадий, когда к нему привели побитого генерала Крымова.

— Пошёл ты, холоп… — процедил тот.

— Вы находитесь под влиянием эмоций, — сказал ему Немиров равнодушным тоном, после чего извлёк из кобуры свой Кольт. — Даю вам шанс уйти достойно.

Вытащив магазин, он отщёлкал на землю шесть патронов.

— Вон та палатка, — протянул он генералу заряженный последним патроном пистолет.

Крымов посмотрел на него долгим взглядом, после чего коротко кивнул.

Удалившись в палатку, он сидел там около трёх минут, после чего застрелился.

— Достойно, — прокомментировал стоящий рядом с Немировым капитан Удальский.

— Думаешь? — скривил Аркадий губу.

— «Спаситель республики»… пфе… — генерал от инфантерии Алексеев залил в себя порцию водки. — Как бы не стать Наполеоном…

— Вам это не грозит, товарищ генерал, — улыбнулся Аркадий. — Пост Наполеона уже занят, и его обладатель бежит сейчас на восток.

После разгрома «Дикой дивизии» и внутрикорпусного переворота в III-м кавалерийском корпусе, Корнилов всё взвесил и решил отложить взятие Петрограда и Москвы на «как-нибудь потом».

— Можно же стать Наполеоном II, — с усмешкой парировал генерал.

— Этот тоже, насколько я знаю, плохо кончил, — припомнил Аркадий. — То ли от болезни, то ли отравили.

— Тогда лучше буду оставаться обычным генералом, — вздохнул Николай Николаевич. — Не моё это — править государством. Вот не моё и всё. Корнилов — глупец, если думал, что справится. Если он собирался править так же, как организовал мятеж, Россия была бы обречена.

— Возможно, — пожал плечами Аркадий. — Что ж, похоже, что вам придётся готовиться к следующему Святому Георгию.

— Кто ещё в этой стране получал Георгии в такой короткий срок? — усмехнулся Алексеев. — За подавление мятежа против законной власти мне должны дать минимум I-ю степень…

— Главное, чтобы не пристрелили или не отравили, — предостерёг его Немиров. — Керенский глуп, но вот его окружение…

— Да я в Петрограде уже давно не хожу без вооружённого охранения, — ответил на это Николай Николаевич. — Но что ты думаешь о нашем плане? Не пришло ли время свалить Временное правительство и привести к власти нашего общего друга?

— Время ещё не пришло, — покачал Аркадий головой. — Нужно дать Керенскому «настояться».

Мятеж Корнилова был обречён с самого начала, так как единственные его реально боеспособные подразделения были разбиты или разоружены под Псковом. «Дикая дивизия» была уничтожена почти в полном составе, она буквально стёрлась об ружейно-пулемётный огонь, а вот III-й кавалерийский корпус разоружён и доставлен на Северный фронт, где уже проходят военно-полевые суды.

Остальные мятежные подразделения подверглись влиянию одного очень опрометчивого хода Керенского. Александр Фёдорович сглупил и воспользовался услугами большевиков, которые с радостью предоставили ему своих агитаторов.

Мятежники отступают к Самаре, по пути теряя солдат. Агитаторы отрабатывают за идею, поэтому Корнилов теряет целые роты и батальоны. Боевые действия не ведутся, а будущее Белое движение теряет подразделения…

«Эх, жаль, что Семёнов не догнал», — с досадой подумал Немиров. — «Или не захотел?»

Теперь, после такой пусть и не крупномасштабной, но измены, под подозрением находятся все офицеры. Никто не знает, каких именно взглядов они придерживаются. Никто не знает, что ими движет, а главное, никто не знает, предадут ли они или когда они предадут.

«Вот тебе и причина, почему большевики в моей истории не доверяли царским офицерам», — подумал Аркадий. — «Гораздо проще и безопаснее объявить их всех заведомо предателями, чтобы не было потом обидных провалов».

Но эту проблему должно решить формирование РККА. Добровольцы из офицеров, добровольцы из унтеров и добровольцы из солдат. РККА будет меньше чем вся царская армия, она будет лучше оснащена, за счёт поэтапной демобилизации, а самое главное — её будет сильно дешевле кормить.

Только вот до этих благословенных времён мира, в которых отчаянно нуждался Аркадий, нужно было как-то дожить.

«Но работаем с тем, что есть», — страдальчески поморщился он. — «Я уже сделал очень много и существенно изменил историю».

Дальше разрыв между тем, что он помнит и тем, что происходит, будет расширяться.

— Немцы, сукины дети… — прорычал вдруг разозлившийся Алексеев. — Вот как можно идти к миру любой ценой, если эти подонки используют любую нашу слабость? Как этого не понимает Ленин?

Кайзеровская армия, будто зная о грядущем мятеже, предприняла попытку наступления на Ригу. Неудачно, конечно, но всё равно неприятно.

— Да всё он понимает, товарищ генерал, — вздохнул Аркадий. — Мы будем идти к миру, но не путём наступательных успехов. Сами видели, к чему приводят агрессивные порывы. Почти полмиллиона человек больше никогда не вернутся к своим близким.

— Эх… — генерал налил себе ещё одну стопку. — Сопьюсь так… Но душа просит…

— Не оправдывайтесь передо мной, товарищ генерал, — попросил его Аркадий. — Лучше обсудим сдерживание Восточного фронта.

«Восточный фронт» — это гипотетический промежуток между Казанью и Самарой, на котором бы занял оборону Аркадий.

Форсировать Волгу — это лютая головомойка, поэтому мятежники, ещё не идентифицирующие себя как отдельное Российское государство, должны будут использовать это стратегическое преимущество.

Их критически недостаточно, чтобы контролировать всю реку, от Нижнего Новгорода до Астрахани, поэтому реально сделать короткий оборонительный периметр вдоль ключевых городов.

— Да что тут обсуждать-то? — раздражённо махнул рюмкой Алексеев. — Надо преследовать этих сукиных сынов и давить, пока не задохнутся. «Сильная власть», етить её…

— Не думаю, что наступательные операции без тщательной подготовки будут иметь какой-то ощутимый смысл, — покачал головой Аркадий.

— Подготовимся, — уверенно произнёс Алексеев. — Но сначала нужно понять, где остановится Корнилов. Обложим его по контуру, оброем траншеями, а потом оставим охранные дивизии и артиллерию — пусть пробует пробиваться…

Среди верных Корнилову генералов оказался небезызвестный генерал-лейтенант Деникин, генерал-лейтенанты Эрдели, Лукомский, Романовский, Плющевский-Плющик, Ванновский, Селивачёв, Орлов и Тихменев. Помимо этого в войсках мятежников сейчас находятся члены ГК Союза офицеров армии и флота, но их имена Аркадий запоминать не стал — они есть в списке, распространённом по всему фронту.

— Чехословацкий корпус, — напомнил Аркадий.

— Я не думаю, что они представляют какую-то опасность, — покачал головой Алексеев. — Пусть сидят на Юго-Западном фронте — их и так неплохо потрепало в наступлении Керенского.

— Тем не менее, считаю, что они остаются главной угрозой нашему плану, — настоял Аркадий. — Нужно заранее подвести достаточно войск, чтобы разоружить это формирование и заключить под стражу. Это граждане чужой страны, которая необязательно станет нам дружественной, напоминаю.

— У нас тут немцы никак не успокоятся, а ты предлагаешь выделять войска для нейтрализации условно-дружественного корпуса? — спросил Николай Николаевич.

— Они нам ни разу не дружественные, — вздохнул Аркадий. — И немцы станут для нас меньшей проблемой, если чехословаки вдруг решат восстать. Это всё существенно осложнит — нам это не нужно.

— Ладно, — генерал налил себе ещё одну рюмку. — Обсудим это с Лениным. Если уж он скажет, что твои опасения не безосновательны, то выделим войска для разоружения чехословаков.

— Наверное, приятно носить буржуазную награду? — снисходительно улыбаясь, поинтересовался Зиновьев.

— Буржуазные награды, — Аркадий ткнул в два ордена Святого Георгия, а затем указал на георгиевское оружие. — Я трижды буржуазно награждённый.

— Я считаю, что неу… — заговорил Зиновьев.

— Товарищи, — неделикатно прервал его Ленин. — Мы близки к нашей общей цели и споры сейчас несвоевременны.

— Нет-нет, — покачал головой Аркадий. — Мне интересно, что хочет сказать Григорий Евсеевич. Вы хотели сказать, что это неуместно? Вот это георгиевское оружие я получил за уничтожение банды грабителей, пытавшихся атаковать заставу, которую я возглавлял. Они приходили за моей головой — обещана была отара в сто пятьдесят овец. Убив тех бандитов, я защитил мирных жителей Ферганской области и установил в том регионе покой. Заслужил я эту буржуазную шашку? Или это было неуместно?

— Присутствие царских войск в том регионе — это проявление империализма, — заявил Зиновьев.

— Вот этого Георгия IV-й степени я получил за штурм германских позиций, — продолжил Аркадий. — Империалистическая война, да, но у меня были какие-то варианты? Вот вы скажите, Григорий Евсеевич, если героизм произошёл на империалистической войне — он ненастоящий?

— Настоящий, но он не отменяет империалистический характер войны, — после недолгой паузы ответил Зиновьев.

— Настоящий, — кивнул Аркадий. — А вот этого Георгия III-й степени я получил за братоубийственную бойню, произошедшую в Псковской губернии. Мятежник Корнилов собирался установить военную диктатуру — это ведь вы не собираетесь оспаривать? Если это вы не оспариваете, то получается, что я предотвратил погружение России в пучину махровой диктатуры с перспективой воцарения кого-то из великих князей в качестве царя-марионетки.

— Я не пытаюсь оспорить заслуженность ваших наград, — поморщился Зиновьев. — Я просто утверждаю, что они буржуазные и неуместно демонстрировать их в такой компании. Мы все здесь пострадали от царизма и его символика оказывает на всех нас неблагоприятное воздействие.

— Так правду говорят корниловские выкормыши, когда утверждают, что большевики от Лукавого? — усмехнулся Аркадий. — Владимир Ильич, что вы на это скажете?

— Это атрибутика, — вздохнул Ленин. — Ваши ордена заслужены, это несомненно. Но в Красной Армии такие вручать не будут. Нужны будут новые ордена и медали.

— Так я и не спорю, что нужны будут, — кивнул Аркадий. — Но свои я заслужил в бою и буду продолжать их носить — это принципиальный вопрос. И солдаты, награждённые Георгиевскими крестами, тоже должны иметь право носить их с гордостью — это признание личного героизма, а не признак того, что они сколько-нибудь верны царю или Временному правительству.

— Склонен согласиться с товарищем Немировым, — произнёс Иосиф Сталин, сидящий в кресле-качалке и дымящий трубкой. — Но потребуется разбирательство, кто и за что получил свою награду. Если окажется, что за подавление рабочего восстания или иное преступление царского режима — такие не будут иметь права носить свою награду. А такие солдаты, как товарищ Немиров — заслужили носить все свои награды.

— Думаю, надо будет учредить специальную комиссию при Советах… — вступил в беседу Яков Свердлов.

— Да-да, как скажете, — отмахнулся Ленин. — Лучше вернуться к обсуждению плана захвата власти.

— Тут всё гораздо проще, чем вам кажется, — произнёс Аркадий. — Как только введём в Петросовет дополнительных солдатских и рабочих депутатов, что обеспечит нам подавляющее большинство, нужно будет выставить на голосование вопрос передачи всей полноты власти Советам. Вот к этому моменту к Петрограду будут подведены наши ударные подразделения.

— Так, — кивнул Владимир Ильич.

— Вот вы верно написали в своей заметке: телефоны, телеграфы, железнодорожные станции и мосты, — улыбнулся Аркадий. — Адреса всех известных вам эсеров и прочих неблагонадёжных передайте в штаб 9-го ударного корпуса — мы позаботимся обо всех.

Ни с какими эсерами в этой реальности большевики не объединялись — это не имело никакого смысла. Они объединились с Северным фронтом — это было сочтено достаточным.

Те эсеры, которые держали нос по ветру и имели какие-то подвязки среди большевиков, уже давно покинули свою партию и переметнулись к большевикам. Так что среди остальных партий остались либо несознательные, либо идейные.

— Далее, — вновь заговорил Немиров. — Действовать начнём сразу же, как выстрелит «Аврора», после чего начнётся штурм Зимнего и городских администраций. Пусть народ выходит на улицу, но ваша задача — контроль толпы. Задействуйте всю Красную гвардию — лишь бы было меньше напрасных жертв.

— Мы позаботимся об этом, — кивнул Ленин. — Но всё же, многие товарищи хотят, чтобы Красная гвардия поучаствовала в штурме Зимнего и органов городской администрации. Это будет идеологически верно.

— Мы и есть Красная гвардия, — вздохнул Аркадий. — Ваша армия — это мы. Среди ударных батальонов самая высокая концентрация идейных большевиков, потому что мы все эти месяцы фокусировали агитацию именно на них. Там есть либо совсем безыдейные, либо большевики — других не водится. Но, раз вы настаиваете, можете выделить нам десяток рот Красной гвардии. Только будьте готовы, что они понесут большие потери.

Керенский, несмотря на феноменальную серию откровенно глупых действий, предпринял кое-что для исправления ситуации — в Петрограде сейчас находится 1-й республиканский полк, сформированный из наиболее благонадёжных солдат и офицеров, собранных с Юго-Западного и Западного фронтов.

Полк приведён в максимальную боевую готовность и оснащён множеством пулемётов. Гвардейцам поручено защищать Зимний, а любых большевицких агитаторов они приставляют к стенке.

Преображенский лейб-гвардии полк и Семёновский лейб-гвардии полк выведены из Петрограда, так как оказалось, что если расстреливать там революционно настроенных солдат, то расстрелять придётся почти всех. Среди гвардейцев очень много симпатизирующих большевикам, поэтому единственное разумное решение — вывести их, пока они ещё слушаются…

Власть уже почти ускользнула из рук Временного правительства, но они готовы пожертвовать любым количеством верных солдат, чтобы попытаться удержать её.

II-й Всероссийский Съезд Советов рабочих и солдатских депутатов благополучно завершился. Аркадий присутствовал там в качестве частного лица, впрочем, как и генерал Алексеев и несколько десятков офицеров Северного фронта.

Генерал Алексеев даже выступил с речью, что он уже издавна большевик и в партии с 1915 года — его тоже приняли задним числом, чтобы подчеркнуть более глубокие корни Революции среди отдельных офицеров.

Было постановлено, что пора уже всю власть Советам, что поддержали одобрительные многотысячные возгласы. Большинство решило, а ВЦИК приказано исполнять.

Громыхнул знаковый орудийный залп, который услышали по всему городу.

— Вперёд, — приказал Аркадий.

Ударные подразделения, ведомые лояльными большевикам офицерами, повели солдат на штурмы предварительно распределённых целей.

Городские бои — это для них нечто новое и нехарактерное. Но ударники — это лучшее, что у них есть, чтобы брать города.

Почти сразу же по всему городу началась стрельба.

Аркадий, следующий за 3-й ротой 19-го ударного батальона, различил дробовики, винтовки и пистолеты.

Следом начали громыхать гранаты, а затем и залпы полевых орудий — они подготовились к любому уровню сопротивления.

Разведка донесла, что особо большие концентрации солдат республиканского полка пришлась на Адмиралтейском острове, где и располагается Зимний дворец.

Мосты через Мойку не разводные, что слегка облегчает штурм. Впрочем, брать Адмиралтейский остров всё равно будет очень сложно.

Спереди ехал громко тарахтящий броневик «Остин-Путиловец» — под его прикрытием ударная рота едет в направлении Владимирского военного училища.

Аркадий хотел договориться с руководством военного училища, чтобы избежать лишней крови. Он вспомнил, что какие-то юнкера оказывали сопротивление большевикам, после чего их уничтожили в ходе штурма.

Он не уверен на 100 %, но было у него ощущение, что это была его вторая альма-матер.

Лучше попробовать договориться, чем напрасно убивать практически детей.

Но приблизившись к юнкерскому училищу, Немиров понял, что договориться уже не получится.

Улица была перекрыта баррикадами из мешков с песком, за которыми стояли вооружённые юнкера.

— Стоять, — приказал Аркадий солдатам.

Он постучал в броневик.

— Да, товарищ подполковник? — открыл бронефорточку механик-водитель.

— Медленно езжай следующие метров двести, а затем остановись, — приказал Аркадий. — Я буду следовать за тобой, поэтому не петляй.

— Слушаюсь, товарищ подполковник, — ответил механик-водитель и закрыл бронефорточку.

Броневик начал приближаться к баррикадам.

— Стой!!! — крикнул кто-то. — Стрелять буду!!!

— Господа офицеры! — обратился к ним Немиров, прикрывающийся броневиком. — Прекратите оказывать сопротивление и разоружитесь! Падение Временного правительства — вопрос решённый, поэтому сопротивление бессмысленно!

— Ты кто такой?! — раздался знакомый голос.

Каплинский Бронислав Львович, который, на момент выпуска Аркадия, был в чине капитана. «Кап-кап» — так его прозвали юнкера.

— Подполковник Немиров я, — сообщил он. — Сложите оружие — незачем напрасно лить кровь!

— А, это ты! — узнал его Каплинский. — Иуда ты, Немиров! А я тебя ещё юнкерам в пример ставил! Оружие к бою! Огонь!

Раздался слитный ружейный залп и раздались многочисленные удары по металлу. Ну и характерное жужжание пуль.

— Огонь! — скомандовал Аркадий.

В броневике его услышали. Заработало два башенных пулемёта системы Максима.

Баррикады оказались неспособны удержать мощные винтовочные пули, поэтому юнкеров и офицеров буквально смело в кровавые лужи.

— Рота — к бою! — крикнул Аркадий залёгшим солдатам.

Ударники помчались на штурм.

Броневик поехал вперёд, на ходу срезав несколько бегущих юнкеров.

Немиров следовал за ним.

Ударная рота быстро перемахнула через баррикаду, перед которой даже не растянули колючую проволоку, после чего сходу ворвались в здание училища.

Раздалась частая ружейная стрельба, зажужжал свинец, а затем загрохотали гранаты.

Юнкера просто не имели достаточно опыта, чтобы противостоять опытным фронтовикам. Ударники привыкли противостоять матёрым немецким солдатам, умеющим убивать быстро и безжалостно. Что им, по сути, новобранцы?

Аркадий попросил действовать по ситуации, но не убивать, если есть возможность, поэтому штурмующие здание солдаты громко орали, корча страшные рожи и подавляя волю сопротивляющихся.

Внутрь он не пошёл, полностью доверившись профессионалам, поэтому мог только слушать.

Этаж за этажом, училище «зачищалось», ружьями и гранатами, если возникала такая надобность.

Но почти сразу на улицу начали выводить безоружных юнкеров, которых ставили на колени на противоположной стороне улицы.

«Всё это сопротивление — вина подвода войск», — подумал Аркадий. — «В моей истории Октябрьская революция случилась буквально в городе, неожиданно для Временного правительства. А тут все уже знали, что скоро будет вооружённое восстание, поэтому приготовились».

Через семь минут после начала штурма всё было кончено.

Ударники начали выносить убитых. Сначала своих, а затем и юнкеров с офицерами.

— Фельдфебель Говоров, пленных сопроводить на Крестовский, — приказал Аркадий. — Обращаться прилично, без лишнего рукоприкладства. Выделите взвод для охранения.

— Слушаюсь, товарищ подполковник, — ответил унтер.

— Остальные — разобрать баррикаду, — дал Аркадий следующий приказ.

Когда баррикада была разобрана и броневик мог ехать дальше, они двинулись к Петропавловской крепости.

Настоящую крепость посреди города Временное правительство проигнорировать не могло. Нелояльный гарнизон был выведен и его место заняло два батальона 1-го республиканского полка.

У них есть артиллерия, поэтому, согласно плану взятия Петрограда, было важно захватить крепость. Для этого все подразделения, зашедшие в город с севера, должны подтянуться к крепости и начать её штурм.

— Вся власть Советам!!! — проорал кто-то с крыши одного из домов.

— Долой Временное правительство!!! — вторил ему кто-то с другой крыши.

— Слезьте с крыш, граждане! — крикнул им Аркадий. — Шальная пуля попадёт — будете потом обвинять большевиков!

— Эй, солдат, загляни на свет в окошке! — донёсся до него лукавый женский голос. — Шоколадкой угощу! Ха-ха-ха!

Через двадцать с лишним минут они добрались до Зоологического сада, который в будущем, если Ленина всё-таки подстрелят и он очень рано умрёт, будет называться Ленинградским зоопарком.

Экзотические животные урчали и вопили, напуганные неожиданной перестрелкой на ночь глядя, а солдаты сосредоточенно молчали, проходя по территории зоологического сада. Никто даже не смотрел на диковинных животинок — всем не до этого. Впереди жестокий штурм.

Артиллерию уже развернули на позициях, ровно за Артиллерийским музеем. Подъезжали броневики и подтягивалась пехота.

А на мосту через Кронверкский пролив шла какая-то беседа.

Полковник Баженов, командир 3-го ударного полка стоял на мосту и беседовал с неизвестным, один на один.

Немиров не высовывался под прямой выстрел из крепости, а стоял за оградой зоологического сада и наблюдал за происходящим.

Беседа длилась ещё минуты три, после чего полковник кивнул и пожал руку своему собеседнику. После этого они синхронно отвернулись друг от друга и направились к своим войскам.

— Здравия желаю, товарищ полковник, — козырнул Аркадий. — Что происходит?

— Они согласны на капитуляцию, — ответил Баженов. — Командир 7-го батальона — мой старый знакомый. Договорились. Но главное условие — никаких санкций со стороны новой власти. Я поручился честью.

— Не будет никаких санкций, — заверил его Аркадий. — Посидят пару-тройку дней в лагере для военнопленных, а потом разойдутся по домам.

Ленин не собирался никого репрессировать без необходимости, поэтому опасаться офицерам и солдатам нечего. Но вот если недобитые начнут делать то, что они делали в истории Немирова, то красный террор станет неизбежным.

Словосочетание «Красный террор» в истории Немирова применяли так часто, что постепенно замылилось его значение и пропал из общественного понимания его контекст.

Красный террор был официально начат ровно в тот день, когда был убит Урицкий и тяжело ранен Ленин.

«Наверное, террор — это нормальная реакция, когда убивают, скажем, директора ФСБ, а также ранят президента РФ?» — подумал Аркадий. — «И это официально началось в 1918 году, почти через год после Октября».

В принципе, даже несмотря на то, что сегодня быстро избавятся от самых значимых эсеров, анархистов и прочих неонародников, от проблемы засилья революционеров это страну не избавит.

Даже среди большевиков хватает «революционеров ради революции», поэтому проблема терроризма и подпольной борьбы никуда не денется.

Много таких, как Троцкий, которым со временем начинает казаться, что все вокруг недостаточно радикальны и занимаются конформизмом напополам с гомосексуализмом, а вот они — они настоящие революционеры, Д’Артаньяны от Революции.

Аркадий как-то советовал Ленину не избавляться от архивов Охранки, а наоборот, присвоить их и использовать в будущем. Но архивы начали сжигать ещё в феврале, поэтому даже если большевики занялись этим, то сумели сохранить лишь немногое.

Впрочем, уголовный сыск никто не трогал, Временное правительство было в нём заинтересовано, причём даже восстановило многих на прежних должностях. Революционная деятельность нередко тесно переплетается с криминалом, это все знают, поэтому архивы уголовной полиции тоже могут быть полезны.

Имена, явки, фамилии — и каждого надо будет взять под контроль.

Гарнизон Петропавловской крепости начал покидать её и бросать оружие у ворот.

Ключевая фаза завладения Петроградом была исполнена без лишней крови.

«Видимо, так себе из меня парламентёр», — подумал Аркадий.

На Дворцовой площади были построены «революционные легионы» — ударные подразделения, силой свергавшие Временное правительство.

Помимо ударных батальонов тут стояли бронеавтомобили, послужившие главной наступательной силой, которая радикально ускорила взятие столицы.

Аркадию безумно хотелось спать, он чрезвычайно устал за эту долгую ночь, но на таком знаковом событии участвовать было надо.

Ленин, как в прошлый раз, в мае 1917 года, забрался на броневик и начал свою речь.

На площади уже десятки тысяч человек, но прибывают всё новые и новые люди.

— Товарищи! Рабоче-крестьянская революция, о необходимости которой всё время говорили большевики, свершилась! — провозгласил Владимир Ильич.

В зале заседаний Казанской городской думы было тесно от обилия людей в военной форме.

— … и пойдём походом на Петроград, — продолжал свою речь Лавр Георгиевич Корнилов. — Но для этого нужно накопить достаточно сил. У нашего противника сохранилась полноценная армия, возглавляемая Иудой — генералом Алексеевым. Прямое боестолкновение приведёт к тому, что мы напрасно растратим солдат и не добьёмся никаких результатов.

Он сделал паузу и обвёл присутствующих офицеров безэмоциональным взглядом.

— Сейчас не время пороть горячку, — продолжил он. — Как действующий Верховный главнокомандующий Русской армией, поручаю генералу от инфантерии Алексееву возглавить вербовочную программу. Генерал-лейтенанту Деникину поручаю заняться изъятием у населения оружия и продовольствия — наша армия нуждается в снабжении. Задачи это непростые, но выполнимые.

Пётр Аркадьевич Столыпин, присутствующий на заседании, слушал его слова и не выражал ни единой эмоции.

На Февральскую революцию он не успел. Он бы мог противостоять этому бунту, но царь отправил его во Владикавказ, разбираться со злоупотреблениями местной власти. Кто мог знать?

А потом стало слишком поздно.

Ему с семьёй пришлось скрываться, ведь революционеры имели к нему огромные счёты, поэтому он просто ждал, когда же Временное правительство ослабнет достаточно, чтобы его можно было свергнуть и восстановить царскую власть.

С этой мотивацией он и вступил в переговоры с Лавром Корниловым.

Но Верховный главнокомандующий оказался слишком… глупым? Пётр Аркадьевич не знал, как ещё можно охарактеризовать столь бездарный манёвр с открытым выступлением на Петроград.

Северный фронт, по донесениям имеющейся там агентуры знакомых Столыпину бывших сотрудников Охранки, давно и активно агитировался большевиками — это нужно было учесть.

Но важнее было то, что там почти с первых дней февральской революции действовали солдатские комитеты.

Пётр Аркадьевич честно передал эти сведения Корнилову, но тот интерпретировал их неправильно. Он подумал, что раз там уже давно большевицкие агитаторы, то армии фронта разложены и почти небоеспособны, как на остальных фронтах.

Столыпин тоже так подумал, поначалу, но потом его что-то зацепило во всей этой ситуации. Что-то, что не давало покоя днями и ночами — интуиция тревожно стучала в черепную коробку, намекая, что он упустил нечто важное.

И когда он понял, было уже слишком поздно. Корнилов уже связался с друзьями из генералитета и почти открыто декларировал свои намерения на Московском совещании.

Генерал Алексеев, несмотря на агитацию большевиков в его армии, оказался единственным, кто показал успехи во время Июньского наступления. Если агитаторы там так давно, то как вообще были возможны какие-либо успехи?

А потом Столыпин узнал, что на Северном фронте с самого начала войны сражается Немиров. ТОТ САМЫЙ Немиров.

Тот Немиров, юнкерский доклад которого Пётр Аркадьевич сначала не захотел читать, а затем бросился искать его, когда стало известно, что на Западе война перешла в позиционную стадию и французы с англичанами активно роют траншеи.

С этим юнкерским докладом Столыпин примчался к царю и тот заинтересовался написанным, после чего пожелал, чтобы труд этого юнкера Немирова был растиражирован и разослан генералам всех фронтов.

Больше судьбой этого юноши, представленного Марией Константиновной Бострем, сейчас пребывающей, как говорят, в Америке, Столыпин не интересовался, и это было очень зря.

Мальчик добился значительных успехов и теперь подполковник, возглавляющий целый полк.

Ударные подразделения, как говорят, были разработаны и им в том числе. Такого человека надо было идентифицировать раньше всех и привлекать на свою сторону. Но теперь выяснилось, что он с большевиками…

И он, как доносят слухи, лично участвовал в казни юнкеров Владимирского военного училища — повязан кровью.

«А ведь он там учился», — припомнил Столыпин детали их встречи. — «Точно помню, он учился именно во Владимирском училище».

Одно ясно точно — скорее всего, Алексеев и Немиров сумели как-то сохранить боеспособность своих подразделений, несмотря на то, что Алексеев первым внедрил солдатские комитеты и с удовольствием пустил к себе агитаторов от большевиков.

Теперь эта боеспособная армия стоит на том берегу Волги и чего-то ждёт. Возможно, им не до каких-то там мятежников, ведь немцы начали очередное наступление, а возможно, они тоже копят силы для удара.

— … проводить без ложной жалости, — продолжал Лавр Георгиевич. — Продовольствие нужнее армии.

Петру Аркадьевичу стало понятно, что дело Корнилова — гиблое. Это лишь вопрос времени, когда генерал Алексеев, которого, скорее всего, скоро назначат Главковерхом, подзуживаемый большевиками, придёт сюда и уничтожит последний очаг сопротивления.

«Нужно уезжать во Владивосток, пока есть возможность», — решил Столыпин. — «Пусть глупцы умирают по своей глупости, а мне нужно спасать Россию».

Он был уверен, что большевики, рано или поздно, сами сломают себе шею — демократия ведёт только к такому исходу. Нужно просто дождаться подходящего момента и нанести сокрушительный удар.

«Сим победиши».