Надзиратель планеты Земля

Глава 13. Мусорный квартал

Найтвуд проснулся от боли в ребрах, когда попытался перевернуться на бок. Он открыл глаза. Вокруг была кромешная темнота, что невольно наводило на мысли, а не умер ли он. Но все же Найтвуд надеялся, что после смерти не будет чувствовать боли. Это стало решающим доводом в пользу того, что он скорее жив, чем мертв. Хотя от такой жизни кто угодно коней двинет.

Найтвуд немного полежал с открытыми глазами, привыкая к темноте. Когда зрение приспособилось, он обнаружил, что лежит на матрасе, брошенном на пол. Комната, где он оказался, была очень маленькой, с единственным окошком прямо под потолком, — очень узким, скорее похожим на форточку.

Больше ничего разглядеть не удалось. Зато Найтвуд распознал запах. Запах перегара забивал ноздри, как старая пакля. Голова по-прежнему болела, но не так сильно, чтобы мужчина не мог соображать. Он вспомнил, что когда отключился, лежал в грязном проулке. Значит, кто-то принес его сюда. Только куда — сюда? И кто мог это сделать? Нет шансов, что Кейси или Грэм снова нашли его.

Стоило подумать о Кейси и Грэме, как мужчина вспомнил о словах Сафлера. Штаб Сопротивления уничтожен и неизвестно, что случилось с теми, кто мог там находиться. Живы ли они?

Живот скрутила судорога страха и отчаяния. Найтвуд с трудом подавил накативший приступ паники. Сперва надо понять, в какие еще неприятности попал он сам.

Мужчина выпутался из тонкого и, судя по запаху, грязного одеяла, которым был укрыт, и сел. Напротив места, где он сидел, отчетливым пятном выделялась дверь, но Найтвуд решил пока не пытаться выйти, — он сомневался в том, сможет ли встать.

— Есть здесь кто-нибудь? — громко спросил мужчина, не надеясь, однако, услышать ответ.

Но, прислушавшись, понял, что за дверью происходит какая-то возня.

— Эй! Есть кто живой? — повторил Найтвуд так громко, как только смог. После приступа он испытывал слабость, так что едва мог разлепить губы.

Вдобавок в легких запершило, и мужчина закашлялся долгим мокрым кашлем. Пока он содрогался от внезапного приступа, дверь распахнулась, и в комнате зажегся свет. Найтвуд зажмурился, ослепленный.

— А, очнулся, — раздался хриплый голос.

Найтвуду показалось, что человек, сказавший это… был пьян.

Когда глаза перестало резать от яркого света, он увидел перед собой немолодого мужчину. Тот был одет в растянутые тренировочные штаны и порванную на рукаве рубаху. На тощих плечах болтался нелепый бежевый плащ, заляпанный подозрительными пятнами. Лицо было опухшим, покрытым крупными морщинами. Грязные нечесаные космы торчали во все стороны. Красные заплывшие глазки рассматривали Найтвуда мутным взглядом.

— Кто вы? — потребовал Найтвуд.

— Я — кто? — ответил мужик вопросом на вопросом. — Я-то, понятное дело, Трэнт Четвертак. А вот ты кто — это вопрос.

— Я? — зачем-то переспросил Найтвуд. — Мое имя — Найтвуд Александер. Я… — он задумался и тихо закончил, — я просто человек, никто.

— А… — протянул Трэнт, как будто ответ Найтвуда все ему объяснил. — Не переживай, здесь все — никто. А те, кто считает себя кем-то, долго здесь не заживаются.

Найтвуд не мог сказать, что такой ответ его порадовал.

— Ну как, чутка получше? — озабоченно спросил мужик, назвавшийся Трэнтом. — Погоди-ка, чаю принесу.

На нетвердых ногах он вышел. У Найтвуда появилось время осмотреться. Под ногами был бетонный пол, от которого тянуло холодом, стены были некрашеными. Под низким потолком толстыми змеями ползли железные трубы. Из мебели в маленькой комнатке был только матрас, на котором сидел Найтвуд, стол с обгрызенными ножками и стул.

Со своего места Найтвуд видел, что стол завален книгами, обертками от еды, банками от газировки и разным мусором. А все пространство под столом, как и половина комнаты, было заставлено аккуратно составленными бутылками из-под какого-то вина, наверняка, самого дешевого и отвратительного на вкус.

Через пару минут мужик вернулся с большой кружкой, которую протянул Найтвуду. Кружка была грязной, с отколотым краем, и плескалось в ней что-то, по виду и запаху больше похожее на помои, чем на чай. Найтвуд отставил подозрительное пойло в сторону, рассматривая некрашеные стены.

— Где мы? — спросил он, хотя уже догадывался об ответе.

— В подвале дома номер пятнадцать по улице Строителей, — ухмыляясь, ответил мужик. Его качнуло, и он привалился к столу, чтобы сохранить равновесие. — Простите, что не царские хоромы.

— Да, нет, я… — начал Найтвуд. — А как вы догадались, что я…

— Не местный? — закончил Четвертак. — Ну, во-первых, я здесь всех знаю. Это самое сердце трущоб. Сюда почти не заходят посторонние, если, конечно, не хотят покончить с жизнью. А во-вторых, вид у тебя больно цивильный.

— Цивильный? — снова переспросил Найтвуд, осматривая свою грязную, мятую одежду, которую не менял уже несколько дней.

— Конечно! — радостно воскликнул Трэнт. — Хорошая, дорогая одежда. Да и сам ты не выглядишь, как бродяга или пропойца. Скорее, как человек, сбившийся с пути. Я прав?

— Я не знаю, — раздраженно ответил Найтвуд. Только туманных намеков ему сейчас не хватало. — А как я здесь оказался?

— Я тебя приволок, ясное дело, — довольным голосом ответил Трэнт Четвертак.

Непонятно почему, но Найтвуда удивил этот ответ. Хотя чего он ожидал: что это окажутся происки Грэма, который уже не раз спасал его жизнь? Или что ему помог какой-нибудь знакомый, узнавший его и подобравший с улицы? Но у него не осталось ни друзей, ни знакомых.

— Я как раз возвращался от Вшивого Бука, который задолжал мне денег, — начал рассказывать Трэнт, — когда увидел, как двое молодцов избивают и обчищают парня. Привычное, в общем, дело в этих краях. Потом они тебя бросили. Я сразу сообразил, что ты не из местных — слишком хорошо одет. Я подошел ближе, а когда присмотрелся, увидел кровь возле носа и на голове.

Ты не двигался, ну я и решил, что ты помер. А когда начал шарить по карманам в поисках того, что могло остаться, тут-то ты захрипел и зашевелился. Я сперва стреманулся, а потом сообразил, что ты жив, ну и приволок тебя домой.

— Зачем? — недоуменно спросил Найтвуд.

Он еще мог понять, зачем его спасали Кейси или Грэм, ведь он был им нужен. Но совершенно незнакомый человек?

— Как зачем? — уставился на него Трэнт. Кажется, его в свою очередь поставил в тупик вопрос Найтвуда. — Ну не бросать же тебя на улице, в самом деле! Ты бы там окочурился. На этот раз взаправду, — зачем-то добавил он.

Найтвуд хотел спросить еще что-то, но его снова разобрал кашель. В горло словно насыпали перца, а легкие пытались вывернуться наизнанку.

— Что это? Что со мной? — выговорил он сквозь хрипы.

— Да ты воспаление легких подхватил, пока на голой земле валялся. На-ка, отпей, полегчает, — и Четвертак снова сунул Найтвуду кружку.

Мужчина поморщился, но сделал глоток. Вкус был такой, словно в разбавленную мочу плеснули уксуса, но — странно — кашель отпустил.

— Секретный рецепт Четвертака. — Мужик улыбался от уха до уха. — Кого угодно на ноги поставит. Хочешь знать рецепт?

Найтвуд не хотел, но вопрос оказался риторическим.

— Добавить в крепкий черный чай две столовые ложки красного вина. Лечись по рецепту Четвертака, и к концу недели будешь на ногах!

Тут только Найтвуд распознал вкус и запах спирта, которые забивал отвратительный вкус напитка. Он хотел съязвить что-то по этому поводу, но понял, что у него не осталось на это сил. Все, чего ему хотелось — это лечь и уснуть.

— Спасибо, — проговорил он, пытаясь держать открытыми слипающиеся глаза.

— Ну-ка, давай, ложись. — Трэнт забрал у него кружку. — Отдыхай, наговориться еще успеем. Делать здесь все равно больше…

Конца предложения Найтвуд уже не слышал, потому что погрузился в глубокий крепкий сон.

Проснулся он в комнате один. Легкие тут же скрутил кашель, но не такой сильный, как накануне. Найтвуд сел в темноте, припоминая, где он. На фоне черной стены вырисовывался светлый прямоугольник подвального окошка, и Найтвуд вспомнил, что его приютил бездомный алкоголик. Этот факт все еще приводил мужчину в недоумение.

Осторожно держась за стену, Найтвуд встал. Слабость еще подкашивала коленки, но головная боль отпустила. Он добрался до выключателя у двери и зажег свет. Свисающая с потолка лампочка осветила подвал. Маневрируя в лабиринте из пустых бутылок, Найтвуд подошел к столу. Он взял одну из книг, громоздящихся на столе. Это была «Феноменология духа» Гегеля. Тогда Найтвуд взял другую — «Критика чистого разума» Канта. Были здесь Фейербах, Платон и Шлейермахер, и многие другие, чьих имен Найтвуд никогда не слышал. Сказать, что он был удивлен — было не сказать ничего. Зачем бомжу-алкоголику собирать книги по философии?

Исследовав стол, Найтвуд открыл дверь и вышел. Он оказался в просторном помещении с низко нависшим потолком и голым бетонным полом и стенами. Под потолком тянулись толстые железные трубы, а в дальнем углу пылилось заросшее грязью бойлерное оборудование.

Ближе к двери, из которой Найтвуд вышел, стояла покосившаяся тумбочка и стол на самодельных ножках с наполовину сгоревшей столешницей. На тумбочке на двух кирпичах лежала плитка-спираль. Рядом на столе было несколько грязных кружек, в одну из которых был опущен кипятильник. Из еды было несколько засохших хлебных корок, открытая пачка гречки и пяток использованных чайных пакетиков.

Найтвуду понадобилось время, чтобы осознать, что он забрел на кухню. Неужели кто-то может так жить?! На противоположной стене он увидел длинную полку. А когда приблизился, то понял, почему Трэнту дали прозвище «Четвертак». На полке были аккуратно разложены четвертаки, по годам, начиная с 1914 —неплохая коллекция. В некоторых местах были оставлены пустоты под года, которых у Трэнта пока не было.

— А, ты обнаружил мое хобби! — раздался голос за спиной.

Он звучал иначе, чем Найтвуд помнил. Он обернулся, уставившись на мужчину, который стоял перед ним, улыбаясь.

Несомненно, это был Четвертак. На нем была та же одежда, да и голос вроде был его. Вот только сейчас он выглядел лет на десять моложе. Волосы были аккуратно зачесаны назад. Опухлость спала с лица, а вместе с ней исчезла и половина морщин. На Найтвуда смотрели ясные умные глаза.

— Я поесть принес, — заявил Трэнт, проходя к столу.

Найтвуд прирос к месту, разинув рот.

— Свежий хлеб, десяток чайных пакетиков, полкило сарделек — тебе надо как следует есть, чтобы набраться сил.

Четвертак деловито разложил продукты на столе. Из тумбочки появилась кастрюля, которую он поставил на плитку.

— Сейчас будем обедать. Проголодался? А чего ты так смотришь?

Вчера Найтвуд был удивлен тем фактом, что его подобрал с улицы незнакомый алкаш, а сегодня — что этот алкаш вдруг оказался вполне приличным человеком. Но что приличному человеку делать в подобном месте?

— Ничего, — тут же ответил Найтвуд, отводя взгляд в сторону. — Просто я едва вас узнал. Вчера вы выглядели иначе.

— Да уж… — виновато улыбнулся Трэнт. — Есть у меня одна беда — люблю «закладывать за воротник». А как начинаю пить, так неделями могу не просыхать, пока будет, чего выпить. Но нынче у меня гость, а тебе и есть надо, и лечиться. Так что… взял все же себя в руки. Протрезвел, сдал бутылок, вымылся.

Хозяин хлопотал у плиты. Закинул в кипящую воду сардельки, налил по чашкам воду и сунул кипятильник. При последних словах Найтвуд ощутил, как весь чешется, и подумал, а не завелись ли у него блохи.

— А здесь что, можно вымыться? — жадно спросил он.

— Конечно! — отозвался Четвертак. — Воду не во всем квартале отключили. Вот жители окраинных домов и подрабатывают — пускают помыться. Толстая Нона, например, или Рогри Синий Глаз.

«Тут у всех есть дурацкие прозвища?», — подумал Найтвуд, а вслух спросил:

— А можно и мне как-то вымыться?

— Чё ж, нельзя. Вот только заплатить чем-то надо. — Трэнт почесал в затылке. — А я уже потратил все, что было. У тебя что-нибудь есть?

Найтвуд оглядел себя. У него не осталось ничего, даже куртку забрали те подонки. А потом его осенило.

— Часы! — воскликнул он, закатывая рукав. — Часы на месте!

Видно, грабители не заметили их, пока Найтвуд брыкался. Трэнт подошел ближе, с видом знатока рассмотрел дорогие часы.

— Пойдут, — наконец заявил он. — Еще и на пару бутылок вина останется. — И хитро подмигнул.

Найтвуд возвращался в подвал на улицу Строителей. В руках была авоська, где звенели, стукаясь друг о друга, бутылки. Он рассматривал причудливые дома первой застройки.

Во многих по стенам пошли трещины. Половина окон отсутствовала, другие были затянуты тряпками. Под ногами хлюпала грязь, асфальт, если он когда-то здесь и был, давно провалился. Запах от свалки, которая находилась на другой стороне трущоб, доходил и сюда, превращая воздух в застоявшееся облако тошнотворного смрада.

Улицы были завалены мусором, хламом, картонными коробками. Как Найтвуд выяснил позже, большая часть этого хлама — была личными вещами обитателей «мусорного квартала». Несмотря на невообразимые, по меркам Найтвуда, условия жизни, трущобы кишели народом, как дешевый мотель — тараканами.

Из раскрытого окна второго этажа доносились крики, будто кого-то резали. За углом мужик в тельняшке таскал за волосы пьяную бабу. Тут же, не обращая на них никакого внимания, четверо мужиков распивали бутылку водки, расположившись на деревянных пивных ящиках.

Найтвуда мало что могло заинтересовать или удивить, но этому свойству землян он не переставал дивиться с тех пор, как открыл его: люди способны выживать в любых условиях.

После увиденного здесь за последние два дня, он не удивился бы, если бы «мусорный квартал» пережил «зачистку» Корпорации и продолжил жить, как ни в чем не бывало, даже не заметив, что на Земле произошла глобальная катастрофа.

Ко времени, когда он вернулся, Трэнт уже разложил по тарелкам сардельки и нарезал хлеб, аккуратно разместив на газете. Найтвуд накинулся на еду, словно оголодавший зверь, ведь он не ел несколько дней. Он хватал горячие сардельки руками и заталкивал в рот, запивая кислым вином, чего, конечно, не позволил бы себе в приличном обществе. Но Четвертак только довольно хмыкал, да подкладывал еще.

Когда Найтвуд утолил первый голод, ему неожиданно стало стыдно, чего с ним не случалось почти никогда. Он подумал о том, что Трэнт потратил на эту бедную еду все деньги. Неизвестно, будет ли ему что поесть завтра, но, тем не менее, этот удивительный человек радуется, наблюдая, как Найтвуд уничтожает его запасы. Он вытер рот тыльной стороной ладони и отставил тарелку.

— Спасибо, — сказал Найтвуд, помявшись. Он не привык благодарить, и это выходило у него довольно неуклюже. — Можно задать вопрос?

— Валяй, — разрешил Четвертак.

— Я вот смотрю на тебя и не могу взять в толк. Ты вроде приличный человек, Трэнт. Умные книжки читаешь. Как вышло, что ты оказался здесь?

— Здесь? То есть на дне? — Трэнт усмехнулся. Но за привычным выражением веселого дружелюбия Найтвуд впервые разглядел налет грусти. — Что ж, я расскажу тебе, как это вышло.

Четвертак подлил себе и Найтвуду вина и сразу осушил половину кружки.

— Когда-то я был хорошим человеком, Найтвуд, хоть сейчас по мне и не скажешь. Хорошим человеком, но плохим бизнесменом.

У меня было свое небольшое дело, строительный бизнес. Я неплохо зарабатывал, у меня была жена. У нас была прекрасная квартира, мы ни в чем себе не отказывали. В общем, мы были счастливы. Но когда мы думали, что наша жизнь и так идеальна, она забеременела.

Моему счастью не было предела. Я хотел дать своему ребенку все самое лучшее, поэтому стал искать пути для расширения бизнеса. Приятель познакомил меня с одним человеком, рекомендовав его как порядочного и надежного. — Трэнт горько улыбнулся, уставившись в стену.

— Только потом я понял, что они оба были повязаны в этом деле. Они зарабатывали тем, что предлагали кредит и сотрудничество. А когда ты полностью доверялся им и делал партнерами, выжимали тебя из бизнеса.

Я обанкротился. А когда потерял все деньги, от меня ушла жена, забрав новорожденную дочку. Я продал квартиру и отдал все сбережения, ведя с ней судебные тяжбы за свою дочь. Но как это обычно и бывает, суд встал на сторону моей жены.

Четвертак залпом осушил вторую половину кружки. Найтвуд снова наполнил ее.

— Мне очень жаль, приятель. Это паршиво.

Трэнт махнул рукой, словно пытаясь смахнуть неприятные воспоминания.

— Я давно перестал винить ее. Может, это и правда было к лучшему. Отчасти я и сам виноват, что решение было принято в ее пользу. К тому времени, как я потерял все, я запил. А напиваясь, частенько буянил, сетуя на судьбу. Тому было много свидетелей, так что в конечном итоге я сам вынес себе приговор.

Трэнт помолчал, вертя кружку в узловатых пальцах.

— Этот город не терпит слабостей. Если ты недостаточно умен и проворен, он сожрет тебя, переварит и извергнет вместе с нечистотами перерабатывающих заводов. И тогда ты окажешься в таком месте, как это. Город нечист. Он пожирает собственных детей для того, чтобы жить и процветать, расти и богатеть на свалках человеческих отходов.

— Хм, я никогда не думал об этом, — протянул Найтвуд, делая очередной глоток крепкого пойла.

Оно притупляло воспоминания, притупляло боль, заволакивая все густым туманом винных паров. Оно даже притупляло чувство вины, не сильно, но достаточно, чтобы получить хоть небольшую передышку.

— Черт, я и сам был из тех парней, кто неплохо устроился в этом городе. Я жил в «Золотой Долине» — это один из самых престижных кварталов с выходом прямо на деловой район. А какая у меня была квартира, приятель! Тебе бы понравилась, — заговорил Найтвуд, и ему вдруг захотелось рассказать Трэнту всю правду о себе. Пусть в этом мире будет хоть один человек, действительно знающий, кто он.

— Так как же ты докатился до такой жизни? Если это не город пережевал и выплюнул тебя, тогда что? Дело в женщине?

Найтвуд мотнул головой.

— В сущности, моя история похожа на твою. Я тоже доверился не тем людям, у меня не было выбора. А когда я оказался им не нужен, меня подставили и выкинули на улицу подыхать.

И вот я здесь, что, в сущности, не самый плохой исход для меня. Во всяком случае, я оказался там, где мне самое место — на свалке.

И Найтвуд расхохотался — злым истеричным смехом. Он смеялся и смеялся, до тех пор, пока легкие снова не скрутил кашель. Но когда он посмотрел на Трэнта, тот даже не улыбался.

— Кажется, тебе хватит, друг. Давай-ка, приляг. Тебе еще далеко до выздоровления.

— Ты не представляешь, насколько, — ответил Найтвуд обессиленно, как будто истратил всю энергию на этот выплеск злости и боли.

Он позволил уложить себя на матрас и даже накрыть одеялом. Только встав со стула, он понял, что мертвецки пьян.

— Ну и забористая дрянь, это твое вино… — проговорил он, закрывая глаза.

— Да, да, та еще дрянь. Зато излечивает от печали и воспоминаний, — ответил Трэнт, когда Найтвуд задышал ровно и глубоко.

Он жил у Трэнта уже около двух недель. Днем они ходили по заброшенным домам в поисках цветного и черного металла, который можно было сдать на лом. Трэнт научил Найтвуда разбирать бытовую технику и проводку в домах, показывая, что может сгодиться.

Вечерами они сидели дома, читая книги или распивая вино, если за день удавалось наскрести на него денег. Найтвуду даже начала нравиться такая незамысловатая жизнь, наполненная ежеминутными заботами. Во всяком случае, так он совсем не вспоминал о приближающемся конце света, а когда удавалось напиться — то и о Кейси. Наверняка, она решила, что его убили или он сам двинул коней, что было недалеко от истины. Пусть так и думает. Это к лучшему.

Вечер выдался прохладным, осень уже стучалась в окна. Трэнт законопатил окно-форточку тряпками. Найтвуд сидел, укутавшись в тощее одеяло, с кружкой чая в руках. По привычке, он добавил в чай две столовые ложки вина. Мужчина сомневался, что такое лечение действительно может кому-то помочь, но так или иначе кашель почти отпустил, как и обещал Трэнт, да и приступы мигрени давно не повторялись.

В целом Найтвуд был доволен тем, как все сложилось. Он счел такую жизнь вполне сносной, даже в чем-то приятной.

Трэнт поежился от сквозняка, пробравшегося из-под двери. Он встрал и натянул свой бежевый плащ, который до этого висел на гвозде за дверью.

— Что это? — задал он вопрос сам себе, достав руку из кармана. — Да это же твое!

— Что? — не понял Найтвуд, подняв голову от книги.

— Флэшка какая-то, — пожав плечами, ответил Трэнт. — Я вытащил ее у тебя из кармана, когда тащил сюда. Положил в карман плаща, чтобы не потерялась, да так и забыл.

Найтвуд уставился на протянутую руку Четвертака, в которой был… модуль связи. Он совсем забыл, что все же успел сунуть его в карман перед тем, как явился Сафлер.

— Мне это больше не нужно. Можешь выкинуть, — сказал Найтвуд и вернулся к чтению.

Но Четвертак не торопился избавиться от ненавистного напоминания.

— Не стоит избавляться от всего, что связывает тебя с прошлым, — изрек он поучительно. — Может настать день, когда ты захочешь вспомнить, но обнаружишь, что у тебя не осталось ничего от прошлой жизни, даже воспоминаний.

Трэнт встал и положил флэшку на полку вместе со своими четвертаками.

— Я пытаюсь сделать все, чтобы забыть, а ты хочешь хранить эту дрянь прямо у меня под носом? Моя жизнь — это череда ошибок и неудач, и мне не нужно лишних напоминаний об этом, — зло отчеканил Найтвуд.

Трэнт не обиделся.

— Я знаю, о чем ты говоришь, друг, — заговорил он. — Моя жизнь тоже пошла под откос. Я опустился на самое дно. Но знаешь что? Если бы я проживал эту жизнь заново, я сделал бы то же самое. Все то же самое.

— Как ты можешь так говорить? — изумился Найтвуд.

— Очень просто. Я простил себя за все, что сделал. А когда посмотрел на свою жизнь трезво, ну точнее, не сквозь призму ненависти и чувства вины, то понял, что я сделал все правильно. Я хотел, как лучше для моей семьи. И я боролся за них до последнего. Боролся, но проиграл. Что ж, так бывает. Как я уже говорил, этот город не для слабаков.

Найтвуд уставился на Четвертака, будто перед ним сидел совершенно незнакомый человек. Он думал о том, как могло случиться, что жизнь свела его с этим удивительным человеком, который, несмотря на все удары судьбы, сумел простить ее. Больше того, сумел простить себя за все свои ошибки. Он прошел через чистилище, но сумел остаться человеком. Не утратил сочувствия и доброты, только стал мудрее и спокойнее.

Будто все, случившееся с ним, каким-то образом очистило его. Шелуха ложных убеждений и ненужных переживаний слетела, как листья на осеннем ветру. И когда все лишнее отпало, осталась только голая реальность, которая показала, кто есть кто на самом деле.

Трэнт Четвертак — бездомный, алкоголик, маргинал, отброс общества, никто.

Мудрец, прозревший истину на дне винной бутылки. Поэт мусорных свалок и сломанных жизней, выброшенный городом на обочину. Безымянный философ, раскрывающий истину пьяным собутыльникам и бродячим псам.

А когда слетит шелуха твоих наваждений, кем окажешься ты, Найтвуд Александер?

Следующим утром Найтвуд стоял у лестницы, ведущей из подвала дома номер пятнадцать по улице Строителей. Трэнт Четвертак переминался напротив, крутя в руках очередную книгу.

— Спасибо за все, что ты для меня сделал, Трэнт. Я найду способ отплатить тебе.

— Но куда ты отправишься? Ты все еще болен, и кашель до конца не прошел, — растерянно говорил Трэнт.

— У меня появилась пара мыслей. Одолжишь свое пальто? Я верну его, как только смогу.

«А если не смогу», — думал Найтвуд, сжимая в руке модуль связи, — «то и тебе оно тоже больше не понадобится».

— Но ты на ногах едва стоишь. Ты болен, к тому же, как ты сказал, тебе некуда идти, — повторял Четвертак. — У тебя все отняли, хочешь еще и жизнь потерять?

— Я уже потерял ее, Трэнт. Именно поэтому я должен уйти. У меня отняли все. А человеку, которому больше нечего терять, и бояться тоже больше нечего.