Надзиратель планеты Земля

Глава 1. Стандартное определение Надзирателя

Прерывистое жужжание принтера, выдавливающего из себя листы бумаги; высокий, на одной ноте, писк факса; надрывающийся звон телефона на другом конце офиса. Стук пальцев по клавишам, мерное шуршание голосов, сливающееся в бесконечный, непрекращающийся гул.

Звуки… разрывающиеся прямо у меня в голове. Я готов отдать что угодно, чтобы заставить их замолчать. Четыре таблетки обезболивающего утром, еще две полчаса назад. Никакого эффекта. Кажется, боль проникает в каждую клеточку мозга, заставляя его биться в агонии. Будто кто-то сверлит череп дрелью, от виска вглубь, медленно прогрызая тоннель в центр мозга. В сознании не остается ничего, кроме боли. Я с трудом помню, где нахожусь и как меня зовут. Мир окрашивается в красный и коричневый. Почему это должны быть именно эти цвета? Я ненавижу красный. Может, именно поэтому. Красный — цвет боли.

Мужчина около тридцати лет, высокий и бледный, согнулся на стуле за пластиковой перегородкой, отделяющей его рабочее место от других. В предобеденный час просторное помещение офиса заполнено людьми. Сотрудники спешат поставить в докладах последнюю точку, перед тем как отправиться на обед. Мимо снуют люди, но никто не обращает на него внимания.

Он закрыл глаза. Худое лицо с острыми, словно готовыми прорвать кожу, скулами скривилось от нового приступа боли. Найтвуд обхватил голову руками, будто боясь, что иначе она расколется на две половины, при этом встопорщив короткие черные волосы. Длинные тонкие пальцы сжали виски с такой силой, что побелели.

Найтвуд чуть покачивался на стуле взад вперед, в такт пульсирующей боли, как вдруг приступ отступил. Странно: они начинаются так же внезапно, как и заканчиваются. Иногда могут длиться днями, практически полностью парализуя, заставляя корчиться на кровати, комкая промокшие от пота простыни. А иногда длятся всего каких-нибудь пятнадцать минут. Тогда голову словно сжимают в железных тисках, но потом невидимый палач, отвлеченный чем-то более важным, вдруг бросает начатое дело. Мир прекращает распадаться на части, с глаз снимают красную повязку, и время обретает привычный ход, так, будто ничего не случилось.

Найтвуд медленно разжал пальцы. Чуть раскосые карие глаза распахнулись, внимательно, слегка недоверчиво глядя по сторонам. Минуту он сидел неподвижно, желая убедиться, что это не злая шутка, и приступ действительно отступил. Затем на ослабевших ногах сходил в уборную, где долго плескал в лицо холодной водой, пока туман перед глазами не сменился отчетливой картинкой. Мир снова предстал резким и угловатым, привычно выкрашенным в уродливые, дисгармоничные тона.

Вернувшись на рабочее место, Найтвуд уставился в мигающий монитор компьютера, заново пытаясь осознать, что означают значки на экране. Когда буквы наконец сползлись вместе, соединившись в слова, он понял, что смотрит на статью о программе разоружения, подписанной на прошлой неделе Индией и Китаем. При посредничестве третьих стран, они обязывались в течение следующих пяти лет сократить наступательные вооружения на одну пятую часть, а также на треть урезать ядерные программы.

Телефон справа от монитора взорвался резким звоном. Найтвуд вздрогнул. Висок снова пронзило стрелой боли, но через секунду все прошло. Он снял трубку.

— Господин Александер, Вас просят подойти в кабинет Министра. Это срочно.

Глубокий чувственный голос Элин на том конце провода, словно успокаивающее прикосновение льда к разгоряченному лбу лихорадочного больного. Конечно, секретарша Министра Обороны должна иметь самый сексуальный голос во всем Министерстве.

— Могу я узнать, по какому вопросу? — спросил Найтвуд, чтобы еще раз услышать тонкие переливы ее голоса.

— Он не сказал. Только просил передать, что ждет Вас у себя.

— Спасибо, Элин, я сейчас буду.

Найтвуд сдернул со спинки стула пиджак и вышел из офиса. Идя по длинному, заполненному людьми, коридору, он размышлял о том, по какому поводу мог удостоиться столь высокой аудиенции. Аналитический отдел находился на втором этаже, кабинет Министра — на четвертом. Найтвуд бывал там и раньше, несколько раз. Он считался одним из лучших в отделе: «Подающим большие надежды молодым специалистом». Кажется, так они это называют.

Как и остальные сотрудники, он еженедельно посылал отчеты в Отдел по Борьбе с Внешнеполитическими Угрозами, к которому прикреплен их Аналитический Центр. В основном эти отчеты пылились на столе у главных аналитиков. Их в отделе всего двое. Один самодовольный, напыщенный тип, всегда в идеально открахмаленных рубашках. Не самый яркий ум в отделе, он пробился наверх за счет умения выполнять приказы и подгонять отчеты под нужды Министерства, предварительно согласуя с финансовым отделом.

Найтвуд ненавидел с ним работать. Бюрократ до мозга костей, он заставлял по несколько раз перерабатывать отчеты, внося или удаляя данные, которых не могло быть или которые, наоборот, казались ему лишними. Либо же делая совершенно нелепые заключения, которые никак не могли следовать из приведенных выше фактов.

Второй главный аналитик, Вон, в сущности, был неплохим парнем. Смышленый, не терпящий лизать зад начальству, он предпочитал заниматься бумажной работой, предоставляя общение с Министром более сговорчивому коллеге. Найтвуд по возможности выбирал работать именно с ним.

Теперь он гадал, в чем причина того, что его, в обход прямого начальства, вызывал сам Министр Обороны. Правда, так уже случалось несколько раз за шесть лет его работы в Министерстве. Оба раза его отчет привлек внимание господина Тависа, и его пригласили на личную аудиенцию к Министру для консультации. Всего два раза. Но его отчет недельной давности не содержал ничего сколько-нибудь интересного. Найтвуд не видел причин, по которым его могли вызвать в столь высокую инстанцию.

Найтвуд поднялся на четвертый этаж на лифте. Узкое пространство кабинки, забитое людьми, будто окурками в переполненной пепельнице, давило. Он считал секунды до заветного щелчка, означающего открытие дверей на нужном этаже, стараясь ни к кому не прикасаться. Как назло, толстый потный боров всю дорогу терся о его спину, ерзая на месте. Найтвуд инстинктивно задержал дыхание, словно боялся дышать с этими людьми одним воздухом. Словно мог от них заразиться.

Он позволил себе вздохнуть свободно, только когда подошел к кабинету Министра. Четвертый этаж всегда пустует. Здесь находятся всего несколько кабинетов высшего начальства, которое редко бывает на месте.

Найтвуд подошел к широкой, обитой красным деревом двери. Застегнул рубашку на все пуговицы и поправил галстук. Затем постучал три раза.

— Войдите! — раздался незамедлительный ответ.

В кабинете, не уступающем размерами офису, где, помимо Найтвуда, работала ещедюжина человек, его ждали двое. Тавис Рейнор — Министр Обороны и его первый помощник, имени которого Найтвуд не помнил.

— Проходите, господин Александер. Мы ждем Вас. — Господин Тавис непринужденно присел на край стола. Его помощник молча стоял в стороне, сложив перед собой руки.

— Чем обязан, сэр?

— У меня есть для Вас поручение, господин Александер. Присаживайтесь.

— Благодарю.

Найтвуд опустился в роскошное кожаное кресло, которое скорее располагало к неспешной дружеской беседе, чем к серьезным деловым разговорам.

— Что я могу для Вас сделать?

Найтвудупоказалось, что Министр слегка улыбнулся. А может, так причудливо сложилась игра тени и света, просачивающегося сквозь неплотно прикрытые жалюзи.

— Мне всегда нравилось в Вас это, Найтвуд: Вы не любите терять времени. Мало кто понимает, что время — чрезвычайно ценный ресурс. Которого нам, к сожалению, всегда не хватает. — Министр обернулся к своему помощнику. Тот молчал. — Так как все мы занятые люди, перейдем прямо к делу. У меня есть для Вас поручение, имеющее секретный характер. Кроме меня лишь несколько человек осведомлены о предмете нашего с Вами разговора. Так все и должно остаться. Вы понимаете меня?

— Думаю, да, сэр. Этот разговор и даже вызов в Ваш кабинет останутся между нами. Но прежде чем Вы изложите мне предмет поручения, сэр, могу я спросить, почему вы обратились именно ко мне?

— Вы имеете в виду, в обход официальных каналов? — Министр обогнул стол и расположился в своем кресле. Он сложил руки на столе. — Потому что это неофициальное задание, господин Александер. Конечно, перед тем, как остановить выбор на Вас, мой человек тщательно изучил вашу работу и биографию. Вы идеально подходите для этого дела. Шесть лет безукоризненной работы. Ни одного нарекания, даже ни одного опоздания за все годы. Не женаты и никогда не были, детей тоже нет. Ни с кем не водите близкой дружбы. Ни в отделе, ни за его пределами.

Похоже, все, что вас интересует — это исключительно работа. Я не верю, что такое бывает, но мои люди не смогли откопать на Вас ничего: ни грязи, ни какой-либо провокационной информации. Меня уверили, что Вы — идеальный кандидат. К тому же мы уже прибегали к вашим услугам несколько раз. У меня прекрасная память на всех моих сотрудников. Тогда ваши отчеты действительно сослужили нам службу.

К тому же Вы — блестящий специалист. По мнению многих, лучший в отделе. Вы давно могли бы занимать кресло главного аналитика, если бы были чуть более амбициозны.

Господин Тавис сверлил Найтвуда тяжелым взглядом карих глаз. Что это, проверка?

— Меня устраивает моя должность, — ответил Найтвуд. — Я просто люблю свою работу и не хочу никакой другой.

— Многие сочли бы это весьма похвальным. Но лично я нахожу такое безразличие к карьерному росту несколько подозрительным. Впрочем, подозрительность — то, за что мне платят деньги. Так что не принимайте это на личный счет.

Итак, проект, к которому я намерен вас привлечь, имеет секретный характер, — даже для отдела, чья деятельность и так засекречена.

По моим личным каналам я получил информацию о разработке Северными Штатами Америки некоего проекта под названием «Пустошь». Это технология на основе использования энергии темной материи.

Министр выдержал небольшую паузу. Сердце Найтвуда глухо стукнуло. Ему показалось, что этот звук эхом прокатился по всей комнате.

— Но, сэр, ни у кого в мире сейчас нет таких технологий.

— Мы тоже так думали. Но у нас есть данные, что Северные Штаты в тайне ото всех открыли такую технологию. Эта информация тщательно проверена. У них не просто есть технология, оружие уже находится в разработке.

Найтвуд сглотнул комок, подступивший к горлу. В голове звенело. Он постарался заставить голос звучать буднично.

— В таком случае, сэр, это полностью изменит расклад сил на мировой арене.

Министр угрюмо кивнул.

— Я хочу, чтобы Вы лично проанализировали эту информацию и оценили наши шансы в новой игре. Докладывать будете лично мне. Все ясно?

— Да, сэр.

— Тогда приступайте.

***

Найтвуд сидел на мягком диване в приемном покое. Делать было нечего, так что он занимался тем, что рассматривал других посетителей, оказавшихся в комнате вместе с ним. Помимо него тут находилось еще три человека. Лысеющий пожилой мужчина на кресле напротив читал газету, ни на кого не обращая внимания, будто оказался здесь случайно. Пара средних лет тихо перешептывалась. Скромно, но опрятно одетая женщина все время держала мужчину за руку. Он затравленно озирался, подскакивая на месте всякий раз, как за дверью раздавались голоса.

Одна из белых ламп, протянувшихся по потолку на всю длину коридора, болезненно мигала, словно в предсмертной агонии. Найтвуд старался не смотреть на нее, опасаясь, что белый до рези в глазах свет снова вызовет приступ мигрени. Из кабинета высунулась молодая медсестричка, назвав фамилию из списка. Нервный тип вскочил с места и, сгорбившись, пропал за дверью. Найтвуд пожалел, что не прихватил с собой ничего почитать.

Через полчаса мужчина появился из кабинета. Сгорбленные плечи и шаркающая походка. Жена снова схватила его за руку и увела прочь по коридору. Найтвуд смотрел им вслед, пока медсестра не назвала его фамилию.

Он вошел в кабинет с белыми стенами, заклеенный плакатами на тему важности здорового образа жизни и профилактики заболеваний. Молодой врач, сверкающий идеальной улыбкой, как на осточертевшей рекламе зубной пасты, приветливо пригласил его сесть в потертое черное кресло. Найтвуду тут же захотелось въехать ему по застывшей в довольстве физиономии. Чтобы отвлечь себя от этой мысли, он угрюмо уставился в окно, которое смотрело на серую стену отделения напротив.

— Мы получили результаты МРТ, — заговорил доктор Улыбчивый. — К сожалению, мои опасения сбылись. Только не надо волноваться. Помните, что с возможностями современной медицины, в 50 % случаев возможна долгая, почти полноценная жизнь.

— Послушайте, доктор… Риглис, — Найтвуд вгляделся в бейдж молодого врача. — Давайте пропустим вступление. Просто скажите мне результат.

Доктор Риглис, как хороший актер, мигом убрал с лица сочувствующее выражение. Теперь оно застыло маской профессионала, выступающего с докладом на конференции.

— У вас обнаружена опухоль в височной доле. Три с половиной на два и восемь сантиметра.

— Большая, — только и выдавил Найтвуд, вглядываясь в лицо Риглиса, пытаясь прочесть на нем ответы еще до того, как врач произнесет их.

— Да, большая. — Доктор отложил результаты исследований, сложив руки на столе в доверительном жесте. — Анализы показали, что опухоль злокачественная. Это рак. А из-за размеров и положения, опухоль неоперабельна.

Рак. Это слово, будто произнесенная во весь голос неуместная реплика в переполненном людьми зале. Рак? Нет, этого не может быть. Это невозможно. Только не с ним. Только не сейчас.

Рот перекосила кривая усмешка. Доктор поднял брови, глядя на его реакцию. Найтвуд знал про стадии отрицания, через которые проходят все больные, узнающие о смертельном диагнозе. Потому-то его и позабавила собственная реакция. Для него это не было отрицанием. Не так, как для других. Ведь и он не такой, как все остальные. По крайней мере, он продолжал в это верить.

Ирония в том, что в его мире медицина давно научилась бороться с таким заболеванием, как рак. Оно ушло в прошлое, как оспа или чума на Земле. Но здесь… рак все еще является бичом этого мира, унося каждый год сотни тысяч жизней. Пугая хуже начала третьей мировой. Хуже страшилок о том, что такая страна, как Северные Штаты Америки, может завладеть оружием массового поражения.

Для него это заболевание никогда не представляло угрозы. По крайней мере, так он считал. Он всегда ощущал себя выше землян. Не лучше, но более продвинутым. Словно пастырь над стадом, если тут уместно это, почти библейское, сравнение. Тем более Найтвуд был уверен, что находится здесь на время.

Как это могло с ним случиться? Он что, заразился от людей? Вдохнул с воздухом, как инфекцию? Это нелепо. Всего восемь лет. И хотя они отнюдь не пролетели, как день, а тянулись, словно маленькая личная вечность, он все еще воспринимал себя чужаком в этом мире. Считал себя жителем Октавии, а не Земли. Наверное, это странно, спустя восемь лет. Но он так и не смог прижиться здесь. А точнее, не захотел.

Никто не говорил ему, когда может закончиться его ссылка. Честно говоря, он даже не получил ни одного прямого подтверждения, что она вообще закончится, но он продолжал верить. Скудных намеков, которые изредка давал ему Сафлер, хватало для того, чтобы продолжать держаться за свою жалкую надежду. Надежду, что он вернется домой, и все будет, как прежде.

Но ни в одной из версий, даже самых мрачных, которые рисовало его воображение, он не умирал от давно изжитого, примитивного заболевания.

Ничего, это не конец. Все это ерунда по сравнению с настоящими проблемами, которые намечаются на этой планете. Ему просто надо поговорить с Сафлером. Он все уладит. Для Корпорации это не проблема.

— Спасибо, док. Мне надо идти.

Найтвуд встал, чувствуя некоторое облегчение от принятого решения. Лицо молодого врача вытянулось.

— Постойте, господин Александер. Но ведь мы еще не обсудили план лечения. Я должен назначить вам процедуры и препараты. Думаю, нам стоит начать с химиотерапии в неболь…

— Благодарю за заботу, док. Но у меня свой план лечения.

Прервать этого напыщенного докторишку на полуслове было приятно. Найтвуд развернулся и молча вышел, хлопнув дверью.

Он добрался домой только к ночи. Ключи от квартиры отыскались не сразу. Голова отчего-то кружилась. На этаже снова перегорела лампочка. Пытаясь наощупь вставить ключ в замочную скважину, он два раза уронил его. Руки дрожали.

Бросив пиджак на спинку кресла, Найтвуд, не включая свет, прошел к бару. Налил полстакана виски и опустился в кресло, развернутое к окну. На город уже опустилась ночь, и бесчисленные фонари освещали улицы белыми и желтыми огнями.

Его квартира находилась на последнем, пятом, этаже. Когда смотришь в окно, сидя в кресле, не видно улиц и людей. Только размытые световые пятна. Желтые — в окнах домов вдалеке. Белые и красные — от фонарей на автостраде Дексиди. Они постоянно движутся, оставляя на стенах цветные разводы: белые плывут в сторону центра города, красные — в обратную.

Найтвуд сделал большой глоток из стакана и поморщился. Он не привык пить чистый виски, безо льда. Но сейчас ему хотелось именно такого, — крепкого и теплого. Слишком теплого, почти до отвращения. Допив стакан залпом, он поднялся, чтобы снова наполнить его. Смертельно захотелось курить. Он бросил еще два месяца назад и держался неплохо. Никотиновые пластыри помогали большую часть времени, когда он не забывал наклеить новый.

Найтвуд открыл гардероб и начал в нем рыться. Он выкидывал наружу коробки с обувью, пока на самом дне не отыскал белую с красным. Сорвав крышку, он запустил руку в правый ботинок. Вот она, заначка. Наркоман всегда оставит себе лазейку, как бы твердо не утверждал, что бросает раз и навсегда. Правда, на Земле никотин не приравнивается к наркотическим веществам, как и алкоголь. Но он всю жизнь прожил на Октавии, где эти вещи можно купить только из-под полы у черных контрабандистов, которые привозят запрещенные вещества с других, «низких» планет.

Найтвуд опустился на пол, прислонившись спиной к двери гардеробной. Дрожащей рукой он поднес зажигалку к белому цилиндру сигареты, с упоением делая первую затяжку. Он пытался успокоиться, но сердце стучало под рубашкой истерично, не желая поверить, что все образуется.

Терпкие беловато-серые клубы поплыли в воздухе. Главное — не поддаваться панике. Все еще может обернуться в мою пользу. Те сведения, которые дал министр, крайне интересны. Они могут стать моим билетом отсюда. Когда-нибудь же они должны решить, что я сделал для них достаточно и заслуживаю отправиться домой? Но, уж во всяком случае, я не заслуживаю смерти. Только не сейчас, на этой чертовой планете, среди этой примитивной расы.

Я выберусь отсюда. Вернусь домой. Эта история имеет все шансы закончиться хорошо. Помни, кто ты, Найтвуд Александер. Помни, зачем ты здесь.

Он поднялся и прошел к зеркалу в ванной. Уперев руки в края раковины, глядя на свое отражение, Найтвуд отчетливо произнес:

— Я — Надзиратель над человеческой расой № 3461. Планета Земля, Галактика Млечный Путь, система XY62Z в квадранте КО13584. Цивилизация класса 04 по шкале Демплера. Иначе говоря — примитивная.

Я работаю на этой планете под прикрытием специалиста-аналитика при Министерстве Обороны. Меня считают чертовски хорошим служащим. Моей задачей на этой планете является выявление потенциально опасных технологий, не соответствующих классу развития 04. Иначе говоря, технологий, способных навредить этому сектору галактики.

Я выявляю подобные научные открытия и технологии и докладываю в Центр по Контролю над Развитием Технологий в цивилизациях класса А. Под класс А попадают все человеческие расы, находящиеся на начальной стадии развития и способные причинить вред собственному виду и планете, на которой обитают.

Стандартное определение Надзирателя. Так может сказать про себя каждый из нас. Произнесенное вслух, оно отрезвляет, возвращает к реальности. Напоминает о том, кто я на самом деле и где мое место. Заученный ритуал, который я повторяю всякий раз, когда чувствую, что близок к тому, чтобы слететь с катушек.

Найтвуд перевел дыхание. Сигарета, которую он держал в руке, дотлела до фильтра и обожгла пальцы. Зашипев сквозь зубы, он бросил ее в раковину. Окурок потух. Боль слегка отрезвила. Допив виски, он вернулся в комнату. Пора браться за работу.