На золотом крыльце — 3

Глава 4 Конец каникул

— Исполнено; я вижу по глазам.

Так говори: что видел, что слыхал? — продекламировал Полуэктов наверняка что-то снова из Теннисона.

— Посылку доставил до адресата, — пожал плечами я. — Ива́нов вскрыл упаковку при мне, там была книга про царевича Светомира.

— Это мне известно, — кивнул директор. — Если бы печать сломал не тот, кому предназначена доставка, активизировался бы один неприятный сюрприз… Но этого не случилось, значит, ты свое дело сделал как положено. Произошло что-нибудь необычное? Что-то хочешь мне еще рассказать?

Зачем ему были нужны эти игрища — я не знаю. Судя по присутствию Барбашина в приемной, из Сыскного приказа им уже пришла вся информация о произошедшем. Но раз спрашивает — надо отвечать!

— В самом подъезде… Парадном! В общем, на лестнице этой Башни на улице Тверской, дом 1, произошла стычка. Медведь-электрик, киборги-дорожники и гитарист-акробат. Гитаристу нужна была посылка, остальным — Ива́нов. Я предпринял все меры для доставки груза в целости и сохранности, пришлось применить телекинез, — я тараторил, директор меня не перебивал. — Но это еще ладно. В квартире Всеслав Святославич предложил мне почитать книжку, и там было что-то про зубы дракона, семя Горыни и другая непонятная дичь.

— Засранец, — сказал Ян Амосович. — Он не должен был этого делать. Горынь, говоришь? Дракон? Ла-а-адно…

Задумавшись, он прошелся туда-сюда по кабинету, а потом внезапно спросил:

— Ты не думал пойти по педагогической линии? Ну, там, учителем в школу или преподом — в колледж или университет? Какие вообще планы на жизнь?

Я уставился на него, как баран на новые ворота. Учителем? Я? Что за матерая дичь?

— Э-э-э-э… Нет! Не собирался! Я хочу открыть свой книжный магазин. Можно — магический, почему бы и нет? И квартирку прикупить в Ингрии, на мансардном этаже. Не такую пафосную, как у Иванова, конечно, но и студии в два яруса мне не подходят… Что-нибудь небольшое и уютное, с выходом на крышу…

— Я смотрю, первая встреча с городом тебя впечатлила? — полуутвердительно проговорил директор.

— Впечатлений через край, — подтвердил я. — Еще и на парковке какие-то песьеглавцы за мной бежали… Хорошо, что на мне был шлем!

Конечно, я не стал рассказывать ему про Динку, Мансура и Вадима. Это — не его епархия, это мое личное дело. И их личное дело. В конце концов — я совершеннолетний и могу заниматься всем, чем захочу — в рамках действующего законодательства.

— Шлем — это здорово, но только против цивильных, — задумался Ян Амосович. — Но если ты хочешь остаться на этой работе, тебе не помешал бы маскировочный амулет и дополнительная зашита… Да! Этим ты и займешься. Ты отлично справился, постоял за себя, доставил груз, вернулся без единой травмы. Предстоит много дел: с началом учебного года мастерские заработают на полную и доставлять посылки придется три, пять, семь раз в неделю… Стоит заняться твоим снаряжением: мне не улыбается вылавливать тебя из Невы по частям. Так что я отдам распоряжение Людвигу Ароновичу и Борису Борисовичу уделить тебе время. Твой дюссак — хорошая вещь, и жабий камень — тоже артефакт что надо, но несколько по-настоящему качественных амулетов, которые помогут тебе не победить, нет… Просто — сделать свою работу и сбежать — вот их изготовлением следует озаботиться. Материалы выпишем из спецхрана, детали обсудите втроем… Маскировка, регенерация, защита, изменение внешности — этого будет довольно против опасностей, которые могут тебя поджидать… Настоящий маг тебя раскусит на раз-два, а вот пустоцветы, мутанты, киборги и прочая шушера, которая ошибочно считает себя сверхлюдьми, поскольку может прыгнуть с места не на два метра, а на три — вот против них мы тебе поможем.

Я сунул руки в карманы и глядел в пол.

— Чего набычился? — поинтересовался Полуэктов.

— А можно без Бориса Борисовича? — спросил я.

— Не можно. Радоваться должен — он кроме того, что пиромант, еще и рунолог. Лейхенберг, конечно, великий специалист, но сделает только болванку, пусть и наивысшего качества. А вот что в эту заготовку вложить и как запитать это все — тут лучше Козел-Поклевского у нас никто не справится. Заодно подучишься, — широко улыбнулся директор.

Фамилия у Бориса Борисовича, конечно, говорящая. Ко́зел — это понятно, как ударение ни ставь. Поклевский — тоже вполне очевидно. Поклевать голову ученикам он очень любил. Но, вроде как, Козел-Поклевские — знаменитый дворянский род из Великого Княжества Белорусского, Ливонского и Жемойтского… Что он тут забыл, в Пелле? Может — то же самое, что и все мы? Такой же отщепенец? Посмотреть бы, какие магспособности у этих Козелов считаются родовыми…

— Значит, буду радоваться, — обреченно согласился я. — Он меня не убьет?

— Убьет — воскресим. У меня знакомый некромант есть, — несмешно пошутил Полуэктов. И добавил: — У тебя, кстати, тоже!

Просто гребаный комедиант, а не директор. Ну да, да, дед Костя, помимо всего прочего, практиковал академическую некромантию. Даже спецкурс такой читал в Московской Государевой Магической Академии имени Михаила Ломоносова. Уедет на месяц раз в семестр, лекции проведет, семинары на аспирантов оставит, потом еще раз слетает, зачет принять… Он гордился тем, что относится к преподавательскому составу. Бравировал! И ученые степени свои считал чуть ли не самым важным достижением в жизни, а было их у него… Ого-го! Много было. За обычную жизнь и не успеть столько диссертаций защитить… Но маги — они ведь не обычные люди. Маги долго живут! Сколько? А фиг его знает. Мне точно известно, что к деду Косте приезжал один Беклемишев — они вместе сто сорок восьмой день рождения этого не то князя, не то боярина праздновали. Так тот еще бодрый был старикан! Он на спор от груди черного урука десять раз пожал, вместо штанги. Старая закалка, сейчас таких не делают!

В общем, я от директора выходил в смешанных чувствах: вроде и не наказали, вроде и амулеты эти мне самому нужны, да и за доставку заплатили полной мерой, как и полагается при сдельной системе оплаты труда… Но перспектива плечом к плечу с Борисом Борисовичем долгими осенними вечерами корпеть над нанесением рун на заготовку меня вообще не радовала. Не нравился мне лысый пиромант — и всё тут! Неконтакт у нас!

А еще — директор ни словом не обмолвился о том, что этот самый гитарист-акробат-скоморох ЗНАЛ, что к Иванову приедет курьер с книгой. И о том, что «Козодоя» моего зоотерики стерегли — тоже ничего не сказал. Казалось даже, что Миху Титова снова используют как живца, и ничего радужного в такой перспективе я не видел.

Мне, на самом деле, нравилось это ощущение: пустая общага, пустой кампус, пустые учебные кабинеты. Когда идешь среди всего этого почти в полном одиночестве, чувствуя присутствие других живых душ только где-то на периферии зрения, слуха и обоняния, начинает казаться, что ты и есть главный герой. Что все происходящее — декорация именно к твоей жизни! И последние дни лета давали мне возможность наслаждаться такой атмосферой каждый вечер, когда наемные работники и большая часть преподавателей разъезжались по домам, и в кампусе оставалось всего несколько обитателей. Почти полное одиночество. Почти полная свобода!

Это хрупкое ощущение стало стремительно исчезать ровно в тот момент, когда к воротам начали прибывать первые студенты, возвещая о скором пришествии нового учебного года.

Команда Вяземского в полном составе — и парни, и девушки — прикатила на закате. Мощные хромированные круизные байки со стильным обвесом, развевающиеся на ветру волосы, фигуристые девчонки… И все это в лучах вечернего солнца, среди сосновых стволов и зеленых бликов лесной дороги. Стоило признать — юные аристократы выглядели классно! Они останавливали байки у ворот, гомонили, переговаривались, дожидаясь, пока им откроют.

А я смотрел на них сквозь эфир. Особенно — на самого Афанасия. Парень получил вторую инициацию, надо же! Каков везунчик! У него не аура теперь была, а натуральный айсберг. Любо-дорого смотреть, так и сыплет снежинками из самых неочевидных мест… И девчонок с ним рядом — аж две, одна с синими волосами, вторая — с зелеными. Спешились со своих кроссовых байков и жмутся теперь к Вяземскому. Как будто непонятно — почему! Маг второй ступени — это в нашем мире круче, чем фунтовостерлинговый миллионер. Ну, и ладно, ну, и пусть его! У нас вон тоже Юревич и Розен полноценными магами стали, отличный результат… А я не стал, да. Потому что, похоже, я — не главный герой.

Когда Борис Борисович, дежуривший на КПП, открыл ворота, и колонна байкеров-студентов проследовала к парковке кампуса, Вяземский меня увидал и шутливо отсалютовал двумя пальцами от шлема — на галльский манер. Тоже мне, Шарль де Батц, шевалье де Кастельмор, мушкетер и маршал Галлии в одном лице! Подумаешь — инициация! Всего-то и делов — ледышка, которая лупит у него из задницы, теперь стала длиннее и толще!

Конечно, я завидовал. Вот Розену не завидовал и Юревичу — не завидовал. А Вяземскому — да. Как его на поединок теперь вызывать? Уконтрапешит ведь! Молчать в тряпочку теперь, что ли, и в ножки ему кланяться? Не-е-ет! С другой стороны, есть ведь академическая магия, можно что-нибудь придумать… Например — опять же молчать в тряпочку и слушаться Бориса Борисовича. Единственное средство для пустоцвета против настоящего мага второго порядка — это академическая магия, артефакторика и алхимия, которые при должной подготовке могут сказать свое веское слово… Значит, будем это слово учить.

Пока я шел к нему, Борис Борисович смотрел на меня чуть прищурившись. Ну да, да, у нас с ним сразу не задалось, я его подначивал, он меня дрючил. Но вот если задуматься — мужик он на самом деле не противный, хоть и сердитый. И ниже семерки на его занятиях я ни разу не получал… Может, не так все и плохо?

— Господин Козел-Поклевский, — церемонно поклонился я. — Юнкер Титов… А, черт! В общем — я сдаюсь. Принимайте капитуляцию.

С юнкером я, конечно, дал маху. Удивительно, как прилипчива вся эта военщина, а?

— Это что еще значит, Титов? — поинтересовался Борис Борисович. — Что это за представление? Вы в артисты подались?

— Ну, меня Ян Амосович отправил к вам, чтобы я под вашим и Людвига Аристарховича руководством в индивидуальном порядке постигал азы артефакторики, рунологии и всего такого прочего, что необходимо для создания индивидуального маскирующего защитного амулета — так я понял. То есть, нам с вами придется вместе работать, а значит — наш мнимый конфликт не имеет смысла. Конфликтовать можно с теми, от кого не зависишь. Или с теми, от кого можно сбежать, — с напускной уверенностью нарезал я. — А я от вас теперь сбежать не могу, и более того — в связи со спецификой предстоящей работы от вас жизнь моя зависеть будет!

— В логике тебе не откажешь, — уголок рта Бориса Борисовича дернулся, похоже — он едва заметно улыбнулся. — Но ты ведь и сам только что признал, что конфликт был и даже капитулировал. Капитуляция предполагает контрибуцию и…

— Пряники от Эрики Гутцайт, — сказал я. — Лучшие пряники в мире, поверьте. Вы съедите их прямо с пальцами.

— Гутцайт? — его явно заинтересовало мое предложение. — Это у которого едальня в Саарской Мызе? Как-то я брал у них долму — это было потрясающе!

Хочешь расположить к себе кого угодно — предложи ему еды. Главное, чтобы аллергии на предложенное не было! Но у магов, наверное, не бывает аллергии, так что я кивнул:

— Его племянница. Сигурд Эрикович ею не нарадуется — в кондитерских делах она мастерица! Вы не прогадаете, если согласитесь.

— Сколько их у тебя? — спросил он, имея в виду пряники, а не Гутцайтовых племянниц.

— Полкило, — соврал я.

Я ведь должен был оставить хоть что-то Авигдору! Если бы я скормил весь пакет Борису Борисовичу, Беземюллер бы меня убил. И правильно бы сделал. Так что мне следовало срочно накинуть для вредного препода еще что-нибудь в качестве бонуса!

— У меня есть жабий камень, — признался я.

— Та-а-ак! — глаза пироманта заблестели. — А вот это уже интереснее…

Я сунул руку в карман и достал артефакт. Борис Борисович уважительно поджал нижнюю губу:

— Это из Хтони? Та история с Хранительницей?

— Ага, — не стал отпираться я.

Препроды — сплетники хуже баб базарных, точно все перипетии нашей практики уже обсудили! Козел-Поклевский погладил свою лысину, а потом наклонился к моему уху и сказал:

— Полкило пряников и снять похмелье с утра перед занятиями. Пять раз.

Вот уж чего я не ожидал, так это подобной просьбы! Ну, в конце концов… Все мы люди! Наверное, и у преподов бывает похмелье! А похмелье — это в первую очередь алкогольная интоксикация. И тут жабий камень действительно может помочь.

— Три раза, — сказал я. — Камень от каждой детоксикации в размере увеличивается.

— Пять раз, и я покажу тебе, как сбрасывать из него накопленную дрянь, — его аргумент был более, чем убедительным, сотрудничество наше стремительно становилось взаимовыгодным.

— Идет! Когда приступаем к работе?

— А вот дежурство мое в девять закончится, и встретимся мы в полдесятого у Лейхенберга, поговорим о заготовке для амулета. Нужно придумать подходящий носитель, чтобы не выбивался из образа… — он осмотрел меня с головы до ног: джинсы, кофта с капюшоном и кроссовки. — Ах, да… У тебя же нет образа!

Все-таки язва он. Я сунул руки в карманы:

— Могу спецовку надеть и каску оранжевую. Образ? Образ!

— Тогда сварганим тебе артефакт из ключа на тридцать два, — предложил Борис Борисович. — На цепочку повесим и на шею наденем. Иди, Титов, пока я мирный договор с тобой заключать не передумал, потому как война с тобой может стать весьма увлекательным занятием!

В этот момент закатное солнце заволокло тучами, птичий щебет за магическим барьером смолк. Мы одновременно вздрогнули и глянули в сторону лесной дороги, которая вела от земской Пеллы к территории кампуса. К воротам подъезжала огромная черная машина старинного вида! У меня сердце пропустило удар, но я быстро справился с собой. Машина принадлежала Клавдию Ермолову! Значит, там была Эля?

— А можно… — заговорил я, но был прерван.

— Можно, — Борис Борисович начинал мне нравится все больше и больше. — Более того тебе скажу: никого, кроме учеников и педсостава на территорию я пускать не собираюсь, так что…

Дальше мне объяснять было ничего не нужно. Мы друг друга поняли.

Машина остановилась, Клавдий — тот самый страшный худой блондин — появился с водительской стороны, обошел электрмобиль по кругу и открыл пассажирскую переднюю дверь. Сначала показалась туфелька, потом — загорелая стройная ножка, потом — Эльвира: в хаки-шортиках, такой же блузочке и косынке на черных, как смоль, кудрях. Ах ты черт, ну как же она мне нравилась! Я смотрел на нее через магический барьер и осознавал значение выражения «пожирать глазами».

Девушка и ее брат меня не видели: они некоторое время постояли около машины, что-то весело обсуждая, а потом Клавдий сходил к багажнику, лично достал два чемодана на колесиках и покатил их к воротам, которые, повинуясь воле Бориса Борисовича, начали открываться. Оставив багаж Эльвиры у самой границы кампуса, Ермолов вынес еще и здоровенный кожаный саквояж. Когда створки распахнулись, темный маг, даже не поздоровавшись, спросил у Козел-Поклевского:

— Есть у вас тут тягловая сила?

Он так и сказал, «тягловая сила»! Ему вообще пофиг было, кто дотащит чемоданы его сестры: робот, голем, человек, горный тролль или сам Сатана. Меня наследник великого темного клана как будто не замечал. Борис Борисович смотрел на Клавдия выжидающе, а потом, не дождавшись желаемой реакции, сказал:

— Здравствуйте.

— А? — удивился Ермолов.

— Привет, Миха! — замахала мне рукой Эльвира, и ее улыбка сияла ярче солнца. — Клавдий, это — Миха Титов! Миха — это Клавдий, мой брат!

Вдруг лицо темного мага подобрело. На его лице появилась очень искренняя, даже какая-то детская улыбка и он проговорил:

— Господин Титов! Мое почтение и моя великая благодарность! Клан Ермоловых и я лично в долгу перед вами, так и знайте. Официально заявляю — каждый из моих людей и людей моего отца окажет вам содействие при необходимости, в любой из наших резиденций вас примут как дорогого гостя, — он коротко кивнул головой, обозначив церемонный поклон.

Я сразу не понял, с чего он такой тирадой разразился, а потом как понял! Но Ермолов не закончил, его лицо посерьезнело:

— Любая ваша просьба будет исполнена, если она не нанесет урона чести клана Ермоловых. Вы можете просить прямо сейчас.

Он так благодарил меня за то, что я спас девчонок — в первую очередь Эльвиру, конечно. Понятное дело — и без меня бы опричники их вытащили из объятий аспиденышей, но я-то процесс как минимум ускорил! Свою младшую сестренку этот страшный мужчина сильно любил — это было видно! И выдать такое щедрое по его мнению вознаграждение, как покровительство одного из самых опасных кланов Государства Российского — это значило очень, очень сильно меня обрадовать. Даже если это покровительство — разовая акция. По крайней мере, так я понял его слова. Содействие — одна штука, гостеприимство — одна штука, просьба — тоже одна штука. Всего три. А может, и нет, может — или-или? Вполне в духе аристократов, так что скорее всего — последний вариант. Они в таких штуках большие мастера: скормить дичь и делать вид, что осыпали золотом.

Но у меня на этот счет имелось другое мнение. К тому же — Ермолов даже не пожал мне руку при встрече!

— Господин Ермолов, — в тон темному магу проговорил я. — Я бы хотел воспользоваться вашим предложением прямо сейчас! У меня есть просьба, после исполнения которой я буду считать, что мы квиты.

— Ну, ну? — было видно, что он слегка напрягся.

Я глянул Эльвире прямо в глаза и улыбнулся. Она была очень, очень напряжена — наверное, чувствовала, что между мной и ее братом разве что искры не проскакивали, прямо как у Вяземского в ауре.

— Разрешите, я помогу Эле донести вещи до комнаты? — я перевел взгляд на Клавдия. — Вот такая моя просьба. Проведу Эльвиру до общежития. Побуду тягловой силой. Доставлю в целости и сохранности — и ее, и чемоданы. Даже не сомневайтесь.

— М-да? — он был явно ошарашен.

— Тем более — на территорию кампуса пропускают только студентов и педсостав, да и в связи с вечерним временем других помощников найти будет затруднительно, — припечатал я. — А Борис Борисович с поста отлучаться не может.

— Ни на пядь! — оскалился пиромант.

Ему нравилась вся эта ситуация.

— Это все, что вам нужно? Ваша просьба — отнести чемоданы моей сестры к порогу ее комнаты? — уточнил Клавдий с недоверием глядя на меня. — Проводить ее?

— Ну да, — я улыбался. — Вот такая просьба у Михаила Титова к великому клану Ермоловых.

Я щелкнул пальцами, и багаж Эли взлетел в воздух и закружился в вальсе над нашими головами.

— Разрешаю, — церемонно проговорил он. — Эля — на пару слов.

— Миха, подождешь меня за воротами? — она потерла нос ладошкой, явно пребывая в некоторой растерянности.

— Нет проблем, — сказал я. — До свидания, господин Ермолов!

Клавдий снова не пожал мне руку, только кивнул. Задолбал он с этими кивками уже, посмотрите вы, какая цаца! Но настроение все равно у меня было на уровне, я удерживал эфирными нитями чемоданы в воздухе, стоя рядом с Борисом Борисовичем и глядел, как Эля прощается с братом. Препод наклонился ко мне и уголком губ сказал:

— Все правильно сделал.

А я и сам это знал.

Когда Клавдий сел в машину и уехал, а ворота закрылись, Эля подошла быстрым шагом, не стесняясь Бориса Борисовича, взяла меня под локоть и сказала:

— Ну, пойдем?

— Пойдем!

Чувствовать ее прикосновения, ее близость было очень приятно, мне хотелось смеяться и даже пританцовывать. Каблучки ее туфелек так и цокали, мы посматривали друг на друга искоса и улыбались

— Признавайся теперь, что это было? — спросила Ермолова, когда мы прошли по аллее шагов двадцать.

— Ну, — на секунду я замедлил шаг. — Я сказал, что донесу тебе чемоданы до комнаты и что проведу тебя, и доставлю в целости и сохранности, так?

— Ага! — она стрельнула на меня глазками из-под пушистых ресниц.

— Но я ведь не сказал, когда именно я это сделаю и каким маршрутом мы пойдем?

— Хитрец! — констатировала девушка. — И что ты предлагаешь?

— Предлагаю весьма продолжительную прогулку по вечернему кампусу, — я сделал широкий жест рукой. — Закат, первые звезды, романтически парящие чемоданы над головой, длинные разговоры про всякую фигню, куча неловких моментов, обнимашки…

— Обнимашки? — она повернулась ко мне. — А давай с них начнем, а?

— А? — удивленно уставился на нее я.

— Миха-а-а-а, я так по тебе скучала! — и Эля натуральным образом прыгнула ко мне на шею и обняла, прижавшись всем телом и зарывшись носом куда-то мне за воротник.

И, ей-Богу, приподняла ножку, как в кино! Очень красиво! А я что? А я ее за талию приобнял, и был одуреть какой счастливый.