На золотом крыльце — 3

Глава 13 Накануне

«Не бросайте меня в терновый куст», — вот что я сказал тогда Полуэктову. Шутил, бравировал! И слегка просчитался. Он ведь все-таки наказал нас ровно так, как и обещал — запихал на весь день в библиотеку колледжа, где тамошнее начальство — Анжелика Николаевна — выдала нам две огроменные стопки книг. Волшебных, между прочим.

И я загрустил. Я-то думал, при моем телекинезе и Элиной трансмутации мы тут по щелчку пальцев все сделаем! Томик сюда, фолиант туда… Ан нет — к таким книжкам ведь подход нужен, магию тут применять себя дороже! Еще покусают… Я знаю, о чем говорю, мне в библиотеке у деда Кости как-то один гримуар натурально руки покусал, потом я к урукам бегал лечиться — подорожником и какой-то матерью. А все почему? Потому что я тот гримуар философским камнем трогал. Надеялся, что оно мне прямо в мозги перетечет всё, из книжки! Ну, а что, я думал — это так работает! Я ж не знал тогда, что философский камень — вообще не про то!

Так что взяли мы в руки пергамент, папирус, костный клей, льняное полотно, канцелярские ножики из черной бронзы, щеточки со свиной щетиной и беличьи кисточки, а также прочие аутентичные штуковины для книжного дела, и взялись за работу. Но тут как? Кроме самой работы есть еще одна очень интересная замануха, особенно для такого книжного мальчика, как я: главное — не вчитываться!

Вот открыл страницу, а там, скажем, речь идет о жизни и свершениях Харуна ар-Рашида, великого ближневосточного христианского правителя, грандиозного мага и вообще — легендарной личности эпического масштаба. И как не прочитать, если он даже Вторую Империю Людей за вымя брал и до Босфора дохаживал?

— Миха, ау! — пощелкала пальцами Эля. — Опять ты за свое…

— Ой, да, — я отложил «Тарих ар-русуль ва-ль-мулюк» — то есть «Историю пророков и царей» ат-Табари — и взялся за кисточку с клеем. — И все-таки я понять не могу, что не так с этими японцами? Нет, то есть глобально понятно. Глобально — авалонцы и японцы наши исконные враги. Таллассократия против хартленда, и все такое… Но по факту — на кой хрен им сдался я, сдалась Ингрия и сдалось устраивать этот кипиш посреди белого дня? В конце концов, это же просто дичь какая-то — убиться башкой об стену, раз ножик отобрали!

На самом деле мы с Ермоловой сильно заморочились по этой теме. Как вернулись и получили показательную порку от Полуэктова — влезли в сеть и нашли все те странные случаи в Ингрии, свидетелями которых стали вечером. Дрались на Невском — японцы. Выбросились из окна и расшиблись о тротуар — тоже японцы! И зарезали себя сразу в пяти кафешках по всему городу — опять японцы! Что характерно — убивались они исключительно сами, то есть — японцы потрошили японцев, или совершали самоубийства в одиночестве. Наш парень в кафешке, похоже, тоже зарезаться хотел, но я ему не позволил, вот он и фиганулся кумполом в стену, бедолага. Из местных при этом никто не страдал, что характерно.

Слухов и домыслов в сети гуляло предостаточно. Основной лейтмотив: разборки двух дзайбацу — Ямагучи и Обаяси, они там уже пять лет делили между собой полуостров Сиретоко, что на Хоккайдо, и никак не могли остановиться. Самураи и служащие обоих корпораций-кланов мочили друг друга по всему миру, где только могли встретить. Однако главы дзайбацу — Тадао Ямагучи и Икуто Обаяси всячески отнекивались от таких обвинений и сообщали, что никто из погибших за последний месяц в Ингрии сынов Страны Восходящего Солнца к их кланам не относится.

— Икуто-Икуто… — сказала Эля задумчиво, плотно прижимая проклеенный корешок книги. — Иди на Федуто!

— Погоди-ка! — ошарашенно посмотрел на нее я. — А я знаю этого твоего Федуто!

— Что, прости? — она даже книгу отложила. — Я же просто так… Какого Федуто?

— А оно и не просто так получается! А самая что ни на есть матерая дичь! — принялся размахивать руками я. — Гоблины, они, конечно, народ говнистый и суеверный, и вообще — я им не доверяю, но, понимаешь ли, я тут не так давно посылку завозил на Грибанал, и там старосту гоблинского звали Федот Наяков, а привратника — Яков Навсяков!

— Да ну? Что, как в этой детской приговорке? А Икуто тут причем?

— Так ты ж сама сказала — Икуто-Икуто!

— С Федота Наякова, с Якова Навсякова! — прыснула Ермолова. — Слу-у-у-ущай, а тот шиноби, который тебя крал, может, он тоже — Обаяси?

— Я точно сказать не могу, но вроде бы шиноби в систему дзайбацу не входят, наемники они. Корпоративные самураи почти сплошь боевые маги, а шиноби — иллюзорники. Вряд ли они бы вписались… — задумался я. — Но Барбашину все это рассказать, конечно, стоит.

— Думаешь, он не знает? — покачала головой Эльвира и тут же посерьезнела. — Помнишь про самый главный грех магов? Так вот — наша аристократия и состоит из магов. Они думают, что самые умные, и у них все под контролем, а потом случается какая-нибудь Васюганская Хтонь — и все имеют бледный вид!

— Бледный вид? — удивился я. — А ты откуда это выражение знаешь?

— Репетитор у меня была из Великого Княжества, по биологии! По сети с ней занимались, такая фактурная кхазадка, даже директором школы вроде бы работала!

— Офигеть, как тесен мир… — почесал затылок я. — Но с Барбашиным я все-таки поговорю. Мало ли!

У нас оставалось еще, наверное, двадцать книг, и кое-какие из них уже подпрыгивали и дергались, нетерпеливо ожидая своей очереди на ремонт. А вот «Левитация для начинающих» — она и вовсе летала вокруг нас, страницы во все стороны рассыпая — наверняка, чтобы показать, как сильно она нуждается во внимании. Артистка, а не учебное пособие! Вредина! Нам же потом по всей библиотеке ее внутренности собирай!

— А ну — лежи спокойно! — погрозила пальцем Ермолова, и дурная книженция демонстративно открылась и захлопнулась, ну, чисто истеричка!

Но на стол все-таки улеглась. Это не «терновый куст», это травмпункт в психоневрологическом книжном диспансере какой-то!

Удар Юревича — хороший такой кросс в челюсть — заставил меня покачнуться и сделать несколько шагов назад. Матвей тут же остановил бой и метнулся ко мне:

— Нормально, Миха? Нормально? — он, хоть и носил негатор, но все равно дергался: понимал, что значит быть боевым магом.

— Норма-а-ально, — шмыгнул носом я. — Хороший удар.

— Удар так себе. Как и твоя реакция. Много пропускаешь, потому что мало тренируешься, — скривился Юревич. — А у нас отборочный тур вот-вот!

— Три тренировки в неделю! — возмутился я. — Куда уж больше?

— Я тебя умоляю… — начал Матвей, но я его перебил.

— Слушай, ну, не собираюсь я быть профессиональным кулачником! У меня другие интересы в жизни есть, понимаешь? И военным я не буду, хотя кулачный бой для военного — так себе подспорье, сам знаешь. Чего ты прицепился? Ты с детства в спорте, постоянно на стадионе, на ринге, и все такое. А я — нет! Я драться нормально в интернате начал, и там уже правил не было…

— Что — подносом в рожу? — ухмыльнулся Матвей. — Как Вяземского?

— Подносом в рожу, головой об раковину, табуреткой по хребту… — я поежился. — Ничего хорошего, дичь, да и все. Я подраться люблю, но книжки мне больше нравятся. Если они вокруг головы не летают и истерики не устраивают, конечно.

— Ага, — сказал он. — Мне про энциклопедию на букву «Г» уже рассказали! Ты кому-то энциклопедией нос сломал, правда?

— Зуб выбил, — буркнул я, перелезая через канаты.

— Ты чего — обиделся? — удивился он.

— Ничего не обиделся! Я что, дурак что ли — обижаться? — еще сильнее удивился в ответ я. — Завтра повторим, Мотя. Ой, не завтра — послезавтра!

— Вот об этом я и говорю! Именно об этом, Титов! — в спину мне прокричал Юревич.

Он ненавидел, когда его Мотей зовут. А я, конечно, это знал. Ну да, да, мне было завидно. Когда я смотрел, как кто-то что-то делает первоклассно — у меня аж кошки на душе скребли. Особенно когда этот кто-то со мной одного возраста. Например, один дерется, как в кино, другой за пианино садится — и Бетховена играет, с ходу, без нот. Третий просто карандаш в руки берет — и рисует прекрасную девушку, парой линий. В такие моменты я начинал задумываться о том, что трачу свою жизнь на всякую фигню. И нет, магия тут в качестве аргумента не годилась. Магия — это с неба упало, случайным образом. Ты тут ни при чем, твоей заслуги в этом нет. Конечно, бывает у людей от природы отличный музыкальный слух или там глазомер априори чудесный и мелкая моторика рук, да… И драться, конечно, удобнее, когда с координацией движений, вестибулярным аппаратом и позвоночником — порядок. Но в целом — это все большая работа! Они ж на это годы и годы потратили! Нельзя прийти в кулачку полгода назад и стать крутым бойцом типа Юревича!

А я эти годы чем занимался? Ну, книжки читал. По лесу бегал. Общефизическая урукская подготовка опять же! И принеси-подай в большой усадьбе это тоже — не хухры-мухры. В отличие от всяких городских — могу и курятник вычистить, и дров наколоть, и полочку к стенке приколотить! В любом случае, большая часть магов и этим не занималась, ничего они по хозяйству не умели. Инициируется такой тип лет в тринадцать-четырнадцать и думает, что поймал удачу за хвост! Потому-то программа магучебных заведений и меняется, чтобы малость в реальность волшебников вернуть. Спорт вот, опять же, на новый уровень подняли.

— Титов! — остановил меня Иван Ярославович Кузевич на выходе из зала. — Мне Ян Амосович поручил с тобой переговорить по поводу будущей поездки в Ингрию на отборочный тур, и…

— Э-э-э-э… — вот это было странно. — Поговорить? Со мной?

— В общем, с тебя — сообщить необходимое количество мест в автобусах для болельщиков. Деремся через неделю, нужно подвоз организовать, воду для всех, перекус какой-никакой, потом — браслетами всех снабдить на вход… Там, конечно, мероприятие бесплатное, потому как студенческое, но с регистрацией и…

Я наконец врубился, чего от меня хотят, и спросил:

— Земских берем?

— Каких земских? — удивился Кузевич.

— Так у нас из Пеллы, может, триста душ на сектор гоняет! — объяснил я. — Триста наших да триста местных — мы ж там всех удушим!

— Десять автобусов, получается, — кивнул Иван Ярославич. — Нормально, из внебюджета потянем, думаю. Багажные отделения там тоже имеются, будет куда всю эту вашу атрибутику положить. Кстати — ее надо отфоткать и согласовать со службой безопасности стадиона, мало ли, там экстремизм какой-нибудь? И скажи, пусть документы, удостоверяющие личность, возьмут, мало ли…

— И всё — я? Почему — я? — возмущению моему не было предела.

— Ты — активист и организатор, лицо этого, как его… Фансектора, — развел руками Кузевич. — Тебе и отвечать. К тому же — первое совершеннолетие прошел, имеешь право…

— Так я ж дерусь! — сделал еще одну попытку соскочить я.

— И что? Дерешься ты непосредственно седьмого ноября, а пока — работай, Титов, работай! — он похлопал меня по плечу. — И меня на сектор запиши, у нас там большая часть преподов прийти собирается. Шарфик дашь?

— Не шарфик, а «розу», — сказал я. — Найдем.

Вообще-то я панику специально нагонял, для поднятия собственной значимости. У нас давно действовал общий чат в «Пульсе», для студентов-болельщиков, а у земских имелись парни, которые были в авторитете и легко могли собрать остальных. Они и до образования сектора кое-что в Пелле решали, как я понял. Не уркаганы, так — крепкие и правильные ребята. Фрол, например, на судостроительном заводе работал и в профсоюзе какой-то общественный пост занимал, Гриня — учился в техникуме водного транспорта, а Барабан вообще поденщиком являлся, несмотря на то, что — снага. Шабашил на стройках, как проклятый! Офигенный снага, между прочим. Редкость!

В чат я настрочил быстро, на ходу, и тут же на ходу выяснил, что пробежаться и сообщить пацанам в земщине о том, что их могут в Ингрию на стадион автобусами повезти, никто не может. Ну, как обычно: у кого-то факультатив, у другого — задница болит, у третьего — стихотворение наизусть надо учить. А остальные отмалчиваются и ни фига в чат не пишут! Один я самый незанятый!

Что ж — пришлось, сбросив сообщение Барбашину о том, что отлучаюсь по указанным адресам (с этим после нашего мнимого побега было строго), отпрашиваться в Пеллу. По делу же! Что характерно — никто ситуацию с «отводом глаз» на занятии Анастасии Юрьевны не вспоминал, ни преподаватели, ни одногруппники. Как будто и не было ничего! Менталистов они, что ли, вызывали? Того же Риковича если вспомнить — он наверняка бы справился с этим.

Надо еще Элю предупредить, что ухожу, а то будет искать, переживать… А оно мне надо? Оно мне не надо!

— Пришельца не было, вспышка света на небе — вовсе не НЛО, — сказал импозантный мужчина в костюме и с залысинами. — Просто метан попал в теплые слои атмосферы и преломил свет Венеры.

Рыжая женщина, что сидела перед ним, тупо пялилась перед собой. Другой мужчина, тоже в костюме, очень смуглый, может быть, даже родом из Экваториальной Африки, понимающе кивнул:

— Я понял, эта штука стирает память! А ты создаешь новые воспоминания, — он помялся немного, а потом уточнил: — И ты ограничишься этой бредятиной?

— Миха, Миха, как хорошо, что ты меня дождался! — Эльвира выглядела взволнованной и расстроенной. — Я должна тебе кое-что сказать!

Я обалдело оглядывался и разминал шею: задремал на нашей скамейке, а тут, между прочим, было уже по-настоящему зябко! Осень на дворе! Ноябрь! Хорошо, хоть снег не идет. И что за хрень мне приснилась? Нет, не приснилась — это были воспоминания Королева, но при чем тут африканец и стирание памяти? У них же там не было магии, в мире Королева! Я потер глаза и потихоньку начал врубаться: кино, вот что я такое увидел. Мозг по-прежнему иногда подкидывал мне отрывки памяти Руслана, более-менее соответствующие текущему моменту, и иногда они были очень к месту, а иногда — полная дичь. Вот как теперь.

— Что случилось, Эля? — наконец я сфокусировал на девушке взгляд.

— Мне деда позвонил, из Владикавказа, — у нее глаза были на мокром месте. — Маме плохо! У нее — Черная Немочь.

— А… Вот блин! — я не знал, что и сказать. — Но ее же лечат, да? Сейчас ведь уже есть средства!

— Лечат, — вздохнула Эля. — Но не всех. И не всегда. Знаю — сына Воронцова вылечили. Какой-то орочий колдун или… Ай, не важно. Поеду, на месте будем разбираться. Ты пока никому не говори про Немочь, это у нас вроде как плохая примета… Дед сказал — в Ород-Раве у лаэгрим выписал оборудование… Забыла название! Капсулу, саркофаг… В общем — маме пока ничего не угрожает, она там просто спит, но я не могу не поехать, понимаешь?

— Понимаю, — сказал я. — Надо ехать — едь. Главное — пиши, звони. Главное — не теряйся.

Конечно, я не понимал. Не было у меня, кроме Эльвиры, людей, к которым я бы так сорвался. Даже дед Костя и баба Вася — как я к ним сорвусь? Да и они не особенно сопротивлялись, когда папаша меня от них выдернул. Вот Эля — да. Эля — это другой вопрос. Ее я сам себе выбрал, и теперь вроде как ответственный.

Мы обнялись, постояли так некоторое время, а потом Ермолова сказала:

— Пойду вещи собирать. Клавдию позвонила, он сам приехать не сможет, но кого-то очень доверенного пришлет вечером, через пару часов. Ты вернешься к тому времени?

— Ага, — сказал я. — Провожу тебя.

— Эх, на отборочный тур ваш не попаду. Извини, а? Так хотела тебя поддержать…

— Ну, какое извини, Эль? Ты чего? Мама болеет! Если б у меня мама болела… — тут я замер, как будто ухватив какую-то мысль — но она тут же исчезла, распалась, как будто и не было ее вовсе. — Мама… Это ж мама! Давай, солнце мое, собирайся спокойно. Больше под ногами не путаюсь, бегу!

Я и вправду побежал: ближайшей точкой оказалась заводская проходная, там Фрола знали и на просьбу всамделишного мага (для земских мы все были настоящими магами, они в нюансы различий между пустоцветами и чародеями второго порядка обычно не вникали) откликнулись охотно. После того, как я десять денег за услугу пообещал, на пиво. За десятку можно было купить и полторашку, и большую пачку чипсов — так что аргумент для тощего паренька, курящего неподалеку от поста заводской охраны, оказался очень весомым. Он убежал, а охранник — коротко стриженный голубоглазый мужчина — остался.

Местный страж ворот стоял на крылечке, сунув руки в карманы камуфляжной формы, но почему-то казалось мне, что в любую секунду он может отчебучить что угодно: показать язык, достать кролика из штанины, крутануть тройное сальто назад… Странная ассоциация, но я никак не мог от нее избавиться. Охранник мне смутно кого-то напоминал, как будто я видел его в совершенно других обстоятельствах, другой одежде… Такое бывает, когда, например, продавца магазина на улице встречаешь — не можешь врубиться, и все тут! Голубоглазый мужчина посмотрел на меня пристально, а потом сказал:

— Ты ведь курьер, верно?

Я напрягся и дернул за эфирные нити: тут было полно тяжелых предметов, которые можно было использовать в бою.

— Да не дергайся ты, — вынул руки из карманов охранник. — Я гитарист, помнишь?

Еще бы я не помнил! И задергался еще сильнее, если честно.

— Не стоит вам в Ингрию на чемпионат седьмого числа ехать, — сказал он. — И с девчонкой этой тебе мутить тоже не стоит. Ермоловы — это всегда плохой вариант.

— Иди нахер, — сказал я, хотя грубить незнакомому человеку — это совсем не круто.

— Как знаешь, — развел руками он. — Не говори потом, что мы тебя не предупреждали. Если будешь умным мальчиком, то включишь голову, включишь свой модный гаджет, еще раз почитаешь новости, а потом взглянешь на карту Ингрии. А, и еще — думаю, тебе интересно будет узнать, какая Ultima Ratio у Ермоловых, м? Мы не враги тебе, слышишь? И спасибо, что Ароновича от зависимости избавил, нам такие расклады — не в кайф.

— Миха! — издалека узнал меня Фрол. — Здорово! Что случилось?

Этот широкоплечий, пшеничноволосый молодой человек в заводской спецовке шел по промзоне вместе с тем парнем-курильщиком и махал мне рукой. От всей его фигуры веяло здоровьем, силой, энергией — хоть картины про идеального солдата или идеального рабочего с него пиши.

— Здорово, Фрол, — растерянно проговорил я, когда они приблизились. — Случились хорошие новости, колледж для фансектора автобусы организует… Так, а где охранник?

Мы стали оглядываться: голубоглазого охранника, который до этого был волосатым гитаристом, и след простыл!

— Че за хрень? — удивился курильщик. — Он же не может просто так… И на КПП никого нет, через стекло бы увидели… Сказать, что ли, кому-нибудь? Странный тип, на самом деле, два дня, как на работу вышел.

— Так что ты говоришь? Автобусы? — подергал меня за рукав молодой заводчанин. — И сколько человек возьмут?

— Так шестьсот! — наконец включился я. — Сообщишь своим? Нужен список — кто поедет. Ну, и скажи, что пьянствовать ни-ни, в большой город едем, всякое может быть, драки и пьянки мешать не будем. Уже тут, постфактум — это пожалуйста…

— А что — и драки могут быть? — оживился мой собеседник.

— У-у-у-у… — я почесал затылок. — Ревельцы приедут. Кадеты!

— Поня-а-атно, — хрустнул кулачищем Фрол. — Мы за вас впишемся, даже не сомневайся. Если без вот этого вот всего, ну…

Он изобразил в воздухе ладонями что-то, что должно было обозначать магические пассы.

— Само собой, — кивнул я. — Даже ревельцы в этом плане — с понятиями. Без говна и без подстав!

— Все, все! Я сообщу ребятам, а потом к воротам вашим подойду, накануне. Время, место скажешь. да?

— Да!

— Бывай, Миха!

— Бывай, Фрол!

Я шел обратно в кампус и все пытался сложить в голове кусочки головоломки, к которой не имел ни малейшего отношения. Я понимал, что играют между собой большие дяди, и никаких японцев, которые пытаются выкрасть магов или выпотрошить сами себя в кафе, в Государстве Российском в принципе и быть не должно, но они — есть! Есть потому, что Государь наш сейчас лежит в магической коме с невнятным исходом, Цесаревичи вроде как и не ссорятся, но в целом — в целом вся страна находится в подвешенном состоянии. А подвешенное состояние для механизма, который пятьсот лет уже на ручном управлении — это полная дичь.

Сделать с этим я ничего не мог, но вот понять, что происходит — этого мне хотелось. И, как бы странно ни выглядело поведение гитариста-охранника, я собирался последовать хотя бы одному его совету: взять в руки карту и еще раз перечитать новости про японцев.