На золотом крыльце — 3

Глава 10 Крыша

Интерлюдия

— Значит, если Государь откинет копыта, то бишь — отойдет ко Господу, то мы получим три варианта, — огромный черный урук ухватил себя за черные как смоль патлы и дернул. — И в целом, шо то — херня, шо это — херня. Это три такие херни, что я их трубу шатал. Это не я сказал, это Жора Эскобар, а я — творчески переработал. Вдохновился!

— Ладно, — изящная эльфийка-лаэгрим в коротких джинсовых шортиках и черной маечке сняла с плиты сковородку и ловким движением руки подбросила вверх оладьи, которые перевернулись и синхронно шлепнулись обратно. — С Федором все понятно. Если очень-очень упрощать, то… Побеждает он — мы имеем вместо Государства Российского один большой сервитут. Это в его стиле. Управляемый хаос — это то, что младший царевич умеет и любит больше всего. И нам это на руку — и Орде, и Ород-Раву, верно?

— Нам да, — кивнул урук. — Сиюминутно, в ближайшей перспективе. Но если смотреть капитально, в масштабах всего богохранимого отечества — то это звиздец, Эсси. Представь себе — пустить сервитут в земщину? Земщина — это сто пятьдесят миллионов, на секундочку!

— Инициаций будет — хоть залейся, — эльфийка глянула на орка. — Магпотенциал вырастет страшно. Думаешь, зря Федя с этим рыжим учебные заведения создает по всей стране?

— Рыжий хороший, — хмыкнул орк. — Интеллигенция! Правда, идеалист. Ну и мужик — кремень!

— Мы сейчас об одном и том же драконе разговариваем? — эльфийка сбросила оладьи на тарелку на столе и орк ухватил сразу три штуки двумя пальцами, и, обжигаясь и дико радуясь, стал их забрасывать в рот, корча рожи и дуя себе на пальцы.

— Ух! Ых! Об одном, об одном, хотя их там вроде трое, — черный урук ухватил еще один оладушек. — Дракон о трех головах! Ужасно опасный, но очень интеллигентный. Многодетный отец, между прочим!

— Ты тоже, — бросила на него быстрый взгляд девушка-лаэгрим, и сдула со лба прядку волос.

— Что — тоже? — удивился орк. — Интеллигентный? А, не, что это я… В смысле — отец? У нас же двое?

— Пока, — эльфийка отвернулась к плите и стала наливать тесто на сковороду.

— Падажжи! — он вскочил и треснулся головой о низко висящую люстру. — Что значит — пока? Эсси, а… А кто? А когда? А…

— Обожаю смотреть на шокированного Бабайку, — Лесная Владычица отставила в сторону миску с тестом, обернулась к мужу, а потом взяла его огромную руку и приложила к своему плоскому животу. — Вот!

Комнату заволокло неярким зеленым свечением, и ошарашенный орк проговорил:

— Девчонка! У нас будет красивая, боевая девчонка, с моими волосами и твоими глазами. Ого! У меня будет доча! Эсси, а…

— Садись, чудовище ты мое, — эльфийка ткнула мужа пальчиком в грудь, и он уселся на табуретку, которая жалобно скрипнула. — Дети — это хорошо. Но дети — это еще и ответственность. Мы должны позаботиться об их будущем. Поэтому мы сейчас не о политике говорим, а о нашихдетях! Итак — с Федором понятно — сервитут по всей стране, массовые инициации и возможна война с соседями которые увидев рост магпотенциала просто попробуют ударить на опережение. С Дмитрием, в принципе, тоже ясно, если, как ты говоришь — очень-очень упрощать…

— Ну да, да. Будет Дмитрий — мы через пару-тройку лет увидим попытку установления военно-опричной диктатуры, а через пять лет — гражданскую войну с кланами, — закивал Бабай. — Дурдом. Цирк с конями. Кино и немцы.

— Какие немцы? — удивилась Эсси. — Думаешь, Германская конфедерация на нас двинет?

— Может и двинет… Если в России все вот это вот начнется — на нашу Паннонию двинут и германцы, и альпийцы, и итальянцы… Разве что с Балкан подлянки можно не ждать. В общем, Дима нам не подходит. А с Васей? Если наш пригожий и роскошный Васенька в силу войдет — что мы получим, как думаешь?

— Страну в итоге раздербанят дзайбацу, — сказала эльфийка.

Бабай уставился на нее вытаращенными глазами:

— Чего материшься?

— Не придуривайся. Ты знаешь, что такое дзайбацу, и что такое чеболь — тоже. Василий — в первую очередь бизнесмен. И, с точки зрения экономической эффективности, юридики — беспроигрышный вариант. А корпоративные они будут или клановые — это уже другой вопрос. Российская Конфедерация и Вася в роли почетного царя, власть которого зиждется на управлении финансовыми потоками. Ему плевать на людей, и на нелюдей — тоже. Может быть, при Васе мы построим города на дне океана и колонизируем Марс, но в своей собственной стране устроим вторую Японию… Нам нужна вторая Япония?

— Мне и первая-то не очень нравится, — признался орк. — Там до сих пор кирисутэ гомэн действует — «право разрезать и уйти». Если простолюдин слово поперек скажет — самурай его чиканет катаной и дальше пойдет, и ничего ему не будет. Никто никакими кабальными контрактами не прикрывается! А когда самурай по улице идет — жена вокруг него бегает, чтобы на тень не наступить, ибо — непочтение… Нахрен такие порядки!

— И я о том же, — кивнула Эсси. — Нужно крепко думать, как нам быть, и в какой стране мы детей хотим растить.

— Хо-хо! — с довольной рожей проговорил пан-атаман Бабай Сархан Хтонический. — Я знаю, что мы будем делать! Мы поедем на гастрофест!

— Что? — эльфийка захлопала глазами. — Какой гастрофест?

— Ежегодный, ингрийский! Фестиваль этнической кухни в Ингрии, проходит в первую неделю ноября! — заявил черный урук, радостно оскалившись. — У них шаурма из ушей полезет, я тебя уверяю! Возьмем гран-при.

— А причем здесь… Ай, ладно. Делай как знаешь. В конце концов — ты мой муж, тебе и решать. Это наитие твое опять?

— Именно! Наитие! — замотал кудлатой головой орк.

— Тогда я папе в Ород-Рав сейчас позвоню. Лаэгрим тоже будут участвовать, — задумчиво проговорила Лесная Владычица. — В конце концов — у нас уникальная национальная кухня!

Интерлюдия-2

— ПРЕДЛАГАЮ СЖЕЧЬ ТАМ ВСЕ НАХЕР, — зеленый дракон положил голову на свой хвост и уставился на рыжебородого мужчину в оливковой форме. — ТЕБЕ — СПАСЕННЫЕ ДЕТИ, МНЕ — ЛОКАЛЬНЫЙ ФИЛИАЛ АДА. ЭТО ВЕДЬ СЕРВИТУТ, НИКТО И СЛОВА НЕ СКАЖЕТ. МЫ МОЖЕМ ДОЖДАТЬСЯ ПРОРЫВА ХТОНИ И ОТОРВАТЬСЯ ПО ПОЛНОЙ!

Рыжебородый мужчина в коричневом костюме-тройке прищурился и покачал головой:

— Однако, попутные жертвы! Ингрия — город большой и пестрый, что твое лоскутное одеяло. Мы не можем просто полететь туда и начать причинять добро кому ни попадя. Тоньше нужно работать, тоньше! Сколько у нас есть времени, пока они не соберут всех вместе? Месяц, два? И не смотри на меня так, я лучше тебя знаю, в каких они условиях содержаться, и мне тоже хочется удушить лично каждую паскуду, которая тронула ребят… Но они живы, понимаешь? Живы! И не умрут, потому что для ритуала гадам нужны крепкие и здоровые дети. Мы ведь даже не знаем, где их содержат! И Рикович не знает… Надо под благовидным предлогом оказаться в Ингрии, и осмотреться.

— Вечер встречи выпускников, — подал голос худой рыжий молодой человек, как две капли воды похожий на бородача в костюме. Он был одет в оливковую форму собственного его высочества Поискового батальона. — Мы можем пригласить наших парней и девчат в Ингрию — туда ведь удобнее добираться, чем в Вышемир, это каждому понятно! Выберем ближайшие длинные выходные, снимем целый отель… И расскажем о расследовании, и попросим помощи. Кузевичи, например в Пеллинском колледже работают — могут помочь с организацией. Если у нас будет сотня магов в городе — найдем что угодно!

— ГОША, ТЫ — ГОЛОВА! — радостно оскалился дракон.

— Сам ты — голова! — отмахнулся молодой. — Серафимыч, что скажешь?

— Идеально, — признал Георгий Серафимович. — С этим можно работать. Предлагаю седьмое ноября — как раз четыре выходных.

— Иронично. День официального окончания Восстания Пустоцветов и подписания Омского соглашения о намерениях совпадает с новостильной датой Октябрьской революции на Земле, — уголки губ Гоши дернулись, обозначив улыбку. — У вас она произошла, у нас — закончилась.

— КОНЕЧНО, А ТО МЫ БЕЗ ТЕБЯ НЕ ЗНАЛИ! — саркастично проговорил дракон. — ЗНАЧИТ, СОЗЫВАЕМ РЕБЯТ?

— Однако, с кем я живу в одной голове… — нарочито-трагически прижал ладонь ко лбу Георгий Серафимович. — Невежды! Один называет вооруженный захват власти одной политической партией — революцией, второй — делает вид что много об этом знает и заявляет об этом вот так вот походя! Поясняю: революция — это процесс! Не единомоментный, а протяженный во времени, пусть и скоротечный по меркам истории. Если говорить о революции, то логично будет забыть про Февральскую и Октябрьскую, и называть вещи своими именами — Российская революция 1917 года, или Великая Российская революция — что еще правильнее, учитывая гражданскую войну! Почему, когда мы говорим о Великой Французской революции, то ведем себя корректно, обозначая ее хронологию с 1789 по 1799 годы, а стоит начать разговор об истории отечественной — сразу превращаемся в кретинов?

— ТЫ ЗА БЕЛЫХ АЛИ ЗА КРАСНЫХ? — глумливо спросил дракон.

— Гос-с-поди Боже мой, — вздохнул Пепеляев. — За что мне это?

— ВОТ! А ТО ЗНАЮ Я ВАС, ИСТОРИКОВ! — дракон облизнулся. — ЕСЛИ ВОВРЕМЯ НЕ ОСТАНОВИТЬ — УСТРОИШЬ ТУТ ЛЕКЦИЮ С ПРИЧИНАМИ, ПРЕДПОСЫЛКАМИ, ПОСЛЕДСТВИЯМИ И МОРАЛЬНОЙ СТОРОНОЙ ВОПРОСА, А ПОТОМ ОЧНЕШЬСЯ ЧАСА ЧЕРЕЗ ТРИ — А У ТЕБЯ ТАМ МОЛОКО УБЕЖАЛО!

— А, черт! — встрепенулся Георгий Серафимович. — Действительно! Молоко!

И все трое стремительно истаяли в эфире, вместе с белой беседкой и плетеными креслами.

— Чего орешь? — спросил Авигдор. — Миха, проснись!

Он потряс меня за плечо. Я в совершенно охреневшем состоянии открыл глаза и сел на кровати.

— Приснится же такое, а? — и потер лицо руками.

— А что там? Чудовища? — гном убедился, что я в порядке, и отошел к своему лежбищу. — Что-то страшное привиделось?

У Беземюллера на тумбочке стоял ноут и звучала фоновая музыка из очередной стрелялки. Ави рубился по сети, когда оставалось свободное время от учебы и тренировок и имел успехи в киберспорте. По крайней мере он нас в этом уверял.

— Ну, там был черный урук. И дракон, — с трудом вспоминал я.

— Чудовища, — кивнул гном. — Это нормально. Дракон — к деньгам снится, уруки — к дракам. Это мне моя троюродная тетя говорила, а она толк в таких вопросах знала!

— В уруках? — уточнил Тинголов со своего места.

Он тоже не спал, читал какую-то книжку на ламбе.

— В снах! — отмахнулся гном. — И че там, Миха, орал-то чего?

— Тут не заорешь! Там был дракон о трех головах, одна — нормальная, зеленая, чешуйчатая, а две — человеческие, похожие как две капли воды друг на друга, но левая с бородой, а правая — без бороды, — утирая холодный пот со лба объяснил я. — Они про Восстание Пустоцветов спорили. А потом та голова, которая чешуйчатая, как заорет: «ТЫ ЗА КРАСНЫХ АЛИ ЗА БЕЛЫХ?!» Ну я и проснулся. Я вообще-то за бело-синих!

— Вот! — кивнул гном. — Ты это самое и заорал. «За красных или за белых?» А я за контр-террористов сейчас отыгрываю! А орк что?

Я почесал затылок:

— Это, вроде, другой сон был. Предыдущий. Орк оладьи жрал, которые ему эльфийка готовила.

— Красивая? — поинтересовался со своей кровати Руари.

— Красивая, — кивнул я. — Но беременная. От орка.

— Фу, — сказал Тинголов. — Кошмар какой.

— Ну там вроде по согласию всё было. Абы-кому оладушки не готовят! — аргументировал я.

— Ну и бредятина тебе снится, Миха! — сочувственно проговорил Авигдор. — Это все от фрустрации. Гуляешь там кое с кем вечерами, под деревцами, а дальше — ни-ни! Фрустрация ого-го!

— Типа, у тебя нет фрустрации? — скептически поинтересовался Руа. — А как же твои свидания с Фаечкой Розенбом на подоконнике? Или ты хочешь сказать, охальник гномский, что там все дошло до точки?

— Ой, заткнись! Больно много ты понимаешь! Сам Нимродэльке своей и цветочек не подаришь… Хошь я тебе букет выращу из твоей эльфийской задницы? — предложил Беземюллер.

— Себе вырасти, чучело с бакенбардами, — не остался в долгу Тинголов. — Букет цветов для эльфийки — это то же самое как если бы ты вместо свиной рульки Фаечке дохлую крысу принес.

— Да? — удивился гном. — Вы же это, растения любите, все дела…

— Отрезанные? Соображаешь, что говоришь?

— Точно! Вот я и говорю — надо на жопе тебе вырастить, и не срезать! — развеселился Беземюллер. — Очень экологично! Так на свиданку и отправишься, майне кляйне либе пупхен!

— Гос-с-споди ты Боже мой! — совсем как та рыжебородая драконская голова вздохнул я. — Ну вас нафиг, пойду пройдусь, воздухом подышу у окна в коридоре.

— Нельзя у окна, там Юревич с Воротынской! — встрепенулись оба.

— А… Ладно, найду где проветриться, — туманно высказался я.

Вообще-то я собирался пойти на крышу, но никому об этом сообщать не собирался, даже — пацанам. Даже Эле.

Обломать Кирилла мне не улыбалось, поэтому к своему тайному пути на крышу я шел старательно не глядя в противоположный конец коридора, где на фоне звездного неба темнели силуэты парня и девушки.

Крыша всегда для меня была местом знаковым, даже — культовым. В детстве, еще когда мама была рядом, я забирался на самый конек, упирался спиной о печную трубу и смотрел на звезды. Или — на облака. В небе всегда есть на что посмотреть. Один раз я увидел комету, и сильно впечатлился. Даже хвост видел, и голову! Она вообще была на головастика какого-то похожа, но пробирало до дрожи. Летит, понимаешь, там, фиг знает как далеко, среди кромешного космоса… А я на нее смотрю! Ужас!

Потом у деда Кости и бабы Васи я сидел на крыше крыльца с книгой и перекусом, читал про пиратов, космических десантников, попаданцев в другие миры и храбрых путешественников-первооткрывателей. Прятался! Конечно, дед и баба знали, куда я подевался, но ругать меня и стаскивать с крыши не торопились. В конце концов, у них появлялось время на самих себя, потому что если я не читал — то обязательно куда-нибудь влезал. В духовку, в атанор, в оружейную, в шкаф с колдовскими книгами… Что-то ковырял, что-то продырявливал и разбирал. Не со зла. Просто — интересно же!

Когда мне было пятнадцать-шестнадцать, я убегал подальше, на пригорок в лесу: высокий, свободный от деревьев. Это тоже была своего рода крыша — крыша всего Лукоморья. Здесь я палил костер, и мечтал, что вырасту и стану путешественником, как те герои, про которых я читал книжки. Рюкзак на плечи, прочный посох в руку, ботинки на ноги — и уйти от всех далеко-далеко, где меня никто не будет знать и где можно будет делать все, что угодно.

Но вместо этого я отправился в интернат, и там крыша снова стала моим любимым местом: туда никто не лазил, там никто не устраивал «темную» и не нужно было постоянно кому-то доказывать свое право есть, пить, сидеть, лежать, читать, вообще — смотреть! И инициация, что характерно, у меня случилась тоже на крыше.

Логично, что я теперь хотел себе мансардную квартиру! И, конечно, я разведал путь на крышу в общаге кампуса: пожарная лестница находилась на смешном для телекинетика расстоянии от окна туалета. Открыть раму, потянуть на себя лестницу телекинезом, вылезти, зацепиться рукой — и вот вам пожалуйста! Окно закрывалось при помощи эфирных нитей запросто, и никто и заподозрить не мог бы, что я пользуюсь этим путем. Никто, кроме хорошего мага, конечно.

Зачем я лазил на крышу теперь, когда прятаться было в общем-то не от кого и незачем? Просто чтобы хотя бы иногда побыть одному, хоть пятнадцать минут в день. Любому нормальному человеку этого периодически хочется. Ну и для несанкционированных магических практик, конечно! Меня сильно интересовала эта история с моим резервом, я уже прекрасно понял, что обладаю чем-то невероятным для обычного пустоцвета. Да, да, я не был обычным пустоцветом — у меня имелось целых две спецификации, но резерв-то, похоже, был не в два, а в двадцать два раза большего среднего по больнице! Или в двести двадцать два, фиг его знает…

На крыше у меня уже была нарисована энеаграмма — девятилучевая звезда, над которой я корпел пару вечеров, и руны, те самые, которыми Ян Амосович экранировал наш кабинет во время занятий у Витал Наталыча — откалиброванные и выверенные. Простое упражнение из арсенала «батарейки», которому учил нас поручик Голицын — вот чем я тут занимался, усевшись в центр магической фигуры. Мне очень, очень интересно было добраться до самого дна резерва, или напротив — заполнить его «под крышку», но пока что этого не получалось! По всему выходило, что я могу держать телекинезом гири (или любую другую дребедень до пятнадцати килограмм весом) хоть сутками напролет, и не получить болезненного отката! И, чисто теоретически, наведение порядка в библиотечных фондах головного мозга разных бедолаг тоже повредить мне не могли, хоть бы я даже и десяток процедур в сутки проводил.

Я сидел на крыше, в самой середине девятиконечной звезды, смотрел на небо, прогонял эфир сквозь себя, наполняя и опустошая резерв.

Страшное любопытство одолевало меня, когда я задумывался о возможностях, которые откроются передо мной, если я инициируюсь вторично, как полноценный маг. Интересно, если бы я рассказал об этом Анастасии Юрьевне — нашему психологу, что бы она на это сказала? С собой-то я мог быть предельно честным: мне было плевать на честолюбие. И отцу я ничего доказывать не хотел.

Я хотел посмотреть что будет!