На золотом крыльце

Глава 8 Дары для выродков

Честно говоря, я задолбался на кухне. Никто меня там жалеть не собирался: тарелок оказалось просто феерически много, триста учащихся — это ведь еще не всё. Есть обслуживающий персонал, учителя, преподы… Учителями, кстати, студенты звали тех, кто ведет общеобразовательные предметы, преподами — магов. И все они много и хорошо кушали, и за ужин пачкали по две или по три тарелки. А я, наряженный в белый халат и дурацкий колпак, с резиновыми перчатками на руках и бахилами — на ногах при помощи лопаточки сгребал объедки в чан для органических отходов. Их потом фермеры выкупали, на корм свиньям.

Вместе со мной тут вкалывали два старшекурсника. Как я понял — им такая трудотерапия прилетела за прискорбный факт нарушения дисциплины: они пришли на занятия выпившие. Но старшакам уже исполнилось восемнадцать, а потому (в отличие от драки) это не считалось слишком страшной провинностью, и отметка в личное дело не ставилась. Просто — слегка поддрючивали, чтобы жизнь медом не казалась. Вот если бы они колдовали в пьяном виде — тут да, тут впаяли бы по полной.

Утешал меня только тот факт, что повариха — толстая снажья баба, настоящая клыкастая орчанка — крепко меня пожалела. Навалила тарелку каши с мясной подливой и сказала:

— Ешь-врот, болезный-на! Худой-ска, как шкилет-ять. А дерешься-на как урук-врот! Мо-ло-дец, ять! — этот снажий говорок с превращением ругательств в междометия и постфиксы с непривычки шокировал, но потом в общем-то можно было привыкнуть и пропускать мимо ушей.

Потому что орки — это орки. Такие, какие есть. Хотя, конечно, зеленые снага, черные уруки, серые гоблины и синие тролли сильно отличаются между собой…

К тому же тетка оказалась хорошая, даром что зеленая, и в плане готовки — просто богиня. Я кашу сожрал за секунду, кажется, ну, и работалось потом веселее. Правда — долго. Я сгребал и сгребал объедки и ставил тарелки в специальные тележки-стеллажи на колесиках, которые потом закатывал в большую посудомоечную машину. А оттуда выкатывал такие-же тележки с чистой посудой, от которой шел пар. На самом деле — не противная работа, просто нудная. Лучше бы я мебель скручивал, честное слово. Но и не дать Вяземскому по морде я не мог!

Закончили мы около десяти вечера, не раньше. Я побрел в общагу, сунув руки в карманы. Белые ночи на носу, все прекрасно видно, и подсветка — работала, так что захочешь — не заблудишься. Это было здорово: просто идти по ухоженной и красивой дорожке, чувствовать, как ветерок обдувает тело и треплет волосы, ощущать усталость в руках и ногах. Усталость — это не страшно, если двигаешься к себе в комнату, зная, что можно просто принять душ, а потом — выспаться, и дальше будет еще один интересный день, а не хтонический беспросвет, как в интернате.

Впереди послышались девичьи голоса, и я увидел Ермолову, Выходцеву, Святцеву и других однокурсниц — они оккупировали качели и сидели там в смартфонах, слушали музыку, снимали что-то для сети и общались. Когда я проходил мимо — голоса смолкли. Девчонки смотрели на меня, как сурикаты — вытянув шеи и не мигая. Даже Ермолова.

Она не улыбнулась, не помахала рукой, наоборот — бровки смуглянки были нахмурены, и вообще — я явно впал в немилость. Эльвира даже отвернулась в другую сторону, только поймав мой взгляд. Это что еще за дела? Мне стало очень досадно, но акцентировать и тем более — подходить и пытаться завязать разговор я не стал. Подумаешь!

Зато пацаны в комнате встретили меня как своего:

— Ну чего, отметку впаяли? Ты, конечно, вер-р-р-дамте маштигер-р-р-ртойфель! Вяземского — подносом! А-ха-ха-ха! — Ави снова расхаживал в одних трусах. — Он тебе вызов пришлет, точно!

— А я ему снова хлебало разобью, — обрадовался я.

После поведения Эли мне очень хотелось кому-нибудь разбить хлебало, если честно. Вяземский тут был самым подходящим вариантом, потому что он говнюк, а остальные — вроде бы не очень.

— Это вряд ли, — подал голос эльф.

Он лежал на своей кровати поперек, закинув ноги на стену, и читал какую-то книжку на ламбе — эльфийском общепринятом языке. Его волосы доставали до пола. Пол, кстати, оказался чистым — никаких тебе пыльных зайчиков, носков вперемешку с печеньем и прочих прелестей мужской общаги. Кто-то из этих двоих являлся аккуратистом! Скорее всего — гном, потому как у него кровать была заправлена чуть ли не под линеечку. А у Тинголова — покрывало смято, книжки горой лежат, яблоко недоеденное…

— Это почему — вряд ли? — спросил я, подходя к своей койке у окна и выглядывая наружу.

Девчата уже оставили качели в покое и шли в корпус — после 23:00 в общагу зайти можно было только по уважительной причине, имея на то веские основания и соответствующий документ, вот они и торопились. Эльвира что-то живо обсуждала с подружками, размахивала руками… Вот же засада, почему она мне так нравится?

— Потому что поединок будет магическим. Привыкай, Михаэль — ты теперь маг, — ответил Руари.

И я вздрогнул: его ответ относился к озвученному вслух вопросу, а не к Ермоловой.

— Какая-то дичь, — я сел на кровати. — И что, он меня тупо испепелит на площадке?

— Заморозит скорее. У Афони Вяземского та же беда, что и у всех нас — мы выродки, не оправдали высокое доверие нашей родни, — вздохнул Тинголов. — Инициироваться — инициировались, но фамильные дары нам недоступны, родовые методики не работают, так что — добро пожаловать в Пеллинский отстойник!

Тут я не выдержал, заржал, аж слезы из глаз потекли и выдал:

— Ты втираешь мне какую-то дичь, Руари! Это колледж — отстойник? У-у-у-у, в каком прекрасном мире вы живете! Да это — рай на Тверди! — я принялся загибать пальцы: — Кормят шикарно, учат по-настоящему, ремонт тут классный, девчонки красивые, в комнатах — по три жильца, а не по десять…

— Интересный подход, — признал эльф. — Рациональный. С такой точки зрения, может, и вправду все не так плохо?

— Погодите-ка! — сообразил я. — Ну, со мной все понятно: я понятия не имею, какие-такие зловещие родственники меня сюда заперли, знаю только, что мой телекинез их не устраивает, наверняка я тоже на их взгляд выродок. А вы-то как здесь? Минуточку, минуточку, я сейчас догадаюсь: Ави — не артефактор и не геомант, Руа — не природный маг?

— Именно, — мигом помрачнели оба. — Именно такая вот херня.

— Расскажете? — мне было жутко интересно.

— Покажу, — Авигдор Бёземюллер ткнул пальцем в спинку кровати и…

И сначала ничего не произошло. А потом — полезла зеленая поросль, какие-то росточки, корешочки, листики, и вот уже весь этот кусок древесины ожил, зеленея и издавая мощный лесной аромат.

— Дичь какая, — очумело помотал головой я. — Кхазад — природник. Ого!

— Ого, — грустно почесал бакенбарды Ави. — Представь, каково мне пришлось? Но инициация такая штука… Мы ее не выбираем, она выбирает нас! Хотя со мной все логично. Люблю я всякие листочки-цветочки, нравится мне вот это все, зеленое! Шпинат, сельдерей, порей, турнепс, кинза, базилик и прочие штуки. У нас в Железноводске одно время проводили политику продовольственной независимости, у меня мамхен там в оранжереях работала, и я при ней, вот и… Я там себе грядочку завел, тыкву растил, поливал, удобрял! Специальный сорт — чтоб семечки, понимаете? Я люблю белые семечки, йа! И выросла тыква, оранжевая, крупная, красивенная, просто майне кляйне либе пупхен! Я отъезжал тогда к троюродному дядюшке на свадьбу, а приехал — и там такая красота, я и инициировался от умиления! А чего делать со мной — они понятия не имеют. Не бывает кхазадов-природников! Старейшины так и сказали: «Ай-ой, Авигдор, ты будешь полезным специалистом, когда вырастешь, но мы таки понятия не имеем, что с тобой делать! Можешь или ехать к людям и учиться у них, или пойти и кинуться головой в навоз!» И вот я здесь!

Он провел рукой по спинке кровати, и вся эта зеленая поросль мигом туда всосалась. Гребаная магия! Это вам не цветочные горшки на головы сбрасывать! Кстати… Я пошевелил пальцами и — щелк! — открыл форточку на проветривание. Тоже довольно удобно. И с кровати вставать не нужно.

— А ты, Руа? Тебя-то чего сюда определили? У эльфов же свои заморочки всегда были, и магия своя…

— Своя, — Тинголов и не думал менять позу, так и валялся вверх ногами с книжкой. — Своя да не своя. У меня вроде как нечто для наших довольно знакомое, но как контролировать — никто не знает. Испугались! А сестрица моя с Полуэктовым в свое время была… В отношениях! Вот и позвонила ему. Он большой специалист по концентрации…

— И теперь ты жонглируешь? — усмехнулся я.

— Жонглирую и продеваю мысленные параллелепипедики в мысленные бублики…

— В смысле? — удивился я. — Какие параллелепипедики?

— Воображаемая топология. Просто ужас. Тебе еще предстоит! — взмахнул рукой эльф. — Ну что, показывать?

— Показывать, — кивнул я.

Понятное дело, он имел в виду магию. Но вот поведение гнома меня насторожило. Ави сунул лицо в тумбочку, достал оттуда натуральные беруши, а потом громко проговорил:

— Теперь что хочешь делай!

Тинголов сунул руку в карман и, к моему удивлению, достал губную гармошку! А потом он заиграл. Просто — какую-то импровизацию, мелодию — незатейливую, печальную и тягучую. И у меня защемило на сердце. Я вспомнил маму, прикосновения ее рук к моим волосам, запах оладий с ванилином и вишневого варенья, ситцевые занавески в цветочек… Да я просто плакал, уткнувшись лицом в ладони!

— Ушастый ублюдок, я тебе сейчас эту гуделку в жопу засуну! — хлопнула дверь, и в нашу комнату ворвались трое парней самого спортивного вида, в майках и шортах. — Убирай сейчас же, засранец! Нормальный же вечер был!

Я вытер слезы и встал:

— Все нормально, пацаны. Мы тут знакомимся, я ж недавно заехал. Кто что может, и все такое прочее… Простите, что отдыхать помешали…

— А ты че за хрен? — шагнул вперед конопатый блондин с крепкими мускулами.

За майку его подергал пацан сзади:

— Это тот, который Вяземского уделал в столовке.

— А-а-а-а! — его лицо тут же подобрело. — Другое дело. Ладно! Только гуделку больше Тинголову не давайте, у нас там девчонки обрыдались, да и у самих всякое настроение пропало в фанты играть… Пойдем ситуацию исправлять. Есть че?

Авигдор, который уже вынул беруши из ушей, сказал:

— Белые семечки пойдут?

— О! — обрадовались спортсмены. — А давай!

Гном засунулся под кровать, достал серьезный такой полотняный мешок и спросил:

— Куда сыпать-то?

— А вот — в майку! — оттянул ткань одежки конопатый. — Сыпь, гноме, не жалей!

— Это когда я жалел-то? — кхазад действительно без скупости, щедрым потоком отсыпал белых семечек, и, кажется, содержимое мешка от этого и вовсе не уменьшилось. — Идите, кормите своих девчат!

И спортсмены вышли. А Руа сказал:

— Вот такой вот естественный дар. Эмпатия наоборот. Я внушаю эмоции, а не считываю, хотя и считываю тоже, но это всякий галадрим может в общем-то. И все это завязано на музыке. Среди галадрим уже встречались такие таланты, но очень, очень давно! Да и не контролирую я дар, не могу подавать дозированно. Вон, даже ты — разрыдался.

— Ничего я не разрыдался, — возмутился я. — Это из окна в глаза надуло! Подумаешь, пара капель…

— Ладно, ладно, — Ави спрятал мешок с семечками под кровать. — Я тоже, как первый раз его музыку услышал — расплакался. Вспомнил темные воды Келед-Зарама, холодные ключи Кибил-Налы и Гертруду, мою первую любовь… Но Руа может и дурное веселье нагнать, и боевитый настрой — смотря что сыграет.

— Так ты менталист! — восхитился я.

— Музыкант я, — вздохнул эльф. — Все это — только через музыку. Очень нестабильно это все и эфемерно… Поэтому меня больше академическая магия интересует, особенно Печати, Знаки и Руны. Но все это нам преподавать будут только в следующем году, пока — только самообразование, через библиотеку. Понимаешь, Михаэль, там ведь сплошная стереометрия, потому они и не дают академку никому, кто общий курс школы не усвоил. Там те же уравнения с двумя переменными, тетраэдры, призмы и вписанные в куб шары!

— Все, все, — сказал Авигдор. — Все всё поняли. У нас тут брошенный родственниками телекинетик, кхазад, который обожает грядки, и галадрим, которого выгнали из лесу, потому что он ездил по ушам своей семье. Отличная компания, я считаю. Предлагаю держаться вместе! Миха, я включу тебя в график дежурств по комнате, у нас один жилец одну неделю дежурит. Полы мыть, унитаз чистить, мусор выносить — вот это вот все. И в шкафу я тебе полки освобожу, там у меня пока консервация стоит — маринованные помидорчики, грибочки, тушеночка свиная, тушеночка говяжья, тушеночка…

— О, Илуватар! — закатил глаза Руа. — Ну, сколько можно про твою тушеночку? Ну, противно же!

— Миха, я тебе главного не сказал! — гыгыкнул гном. — Этот вальдтойфель, он у нас — маловеганец!

— Младовегетарианец! — поправил его Тинголов.

— Это как? — поднял бровь я.

Звучало как какое-то сексуальное извращение, но сначала нужно было услышать версию компетентных товарищей, а уже потом ржать.

— Это значит, что он мясо не жрет! — пояснил Ави. — Вообще никакое, йа!

— Неправда! Мы — галадрим, как вегетарианцы умеренного толка, или — младовегетарианцы, если угодно, употребляем в пищу яйца, молочные продукты и морепродукты, — Руа перечислял, загибая пальцы. — То есть — рыбу, креветок, моллюсков… Это — мясо.

— То есть страшенных креветок он ест, а свинку он не ест! — хохотнул Бёземюллер. — У свинки-то ножки не как у таракашки, и усищей нет! Ладно, Миха, а ты-то свинку ешь?

— Я все ем, — закивал я. — Кроме бигоса.

— Это звучит как предложение, — гном в трусах прошелся по комнате, открыл шкаф, и я увидел там целую батарею из поллитровых банок с закатками. — А не навернуть ли нам свининки?

— На ночь? Тушенки? — сделал страшные глаза я. — А ДАВАЙ!

В общем, с соседями я общий язык нашел. Они хоть и нелюди, но толковые парни оказались. О таких друзьях можно было только мечтать, и я — мечтал. Мне хотелось с ними подружиться, честное слово. Потому что, когда рядом обычные адекватные парни, с которыми запросто можно поговорить о чем угодно, да еще и не засранцы, а порядок держат — это очень ценно.

После тушенки мы трепались до полуночи, обсуждали учителей, преподов, колледж, и, конечно, девчонок. Гном предпочитал фигуристых и уверенных в себе мадмуазелей, эльф — пускался в пространные рассуждения о вокалистках и танцорках из здешней самодеятельности. Ну, а я пытался выудить у них информацию про одноклассниц и, конечно, про Ермолову. О ней пацаны отзывались осторожно, но с уважением.

Спать мы улеглись за полночь, и я, конечно, не выдержал — и нырнул в Библиотеку. И тут же побежал к шкафу Руслана Королева. Чем дальше — тем больше я проникался к этому мужчине уважением и приязнью. Он становился мне кем-то вроде старшего товарища, который может посоветовать, поделиться опытом, что-то подсказать. Такого человека мне в жизни не хватало, это точно.

Я открыл обклеенный футбольными стикерами (да, я теперь знал, что такое футбол) обгорелый шкаф и потянулся за небольшим томиком в мягкой обложке — на нем, несмотря на копоть, можно было различить силуэт девушки.

— … Маш, ну да, я такой. Я бью людей. Такая моя природа, — я стоял перед ней и смотрел на свои кулаки, которые еще кровили. — В свое оправдание скажу — они сами решили побить меня и напали первые. Это «красные», понимаешь? У них нет понятия чести. На «говне», или трое на одного — это как два пальца об асфальт.

— Рус, ты мне очень нравишься, — девушка была очень красивой, очень живой — с серыми глазами, пшеничными волосами и отличной спортивной фигурой, которую подчеркивали леггинсы и топ.

Она делала пробежку в парке, и я догнал и остановил ее на половине дистанции. Потому что на звонки Маша не отвечала и на сообщения ВК тоже. Обиделась!

— Ты мне очень нравишься, — повторила она. — Но я не хочу, чтобы у моих детей был отец-инвалид. Если ты не завяжешь — мы расстанемся, так и знай. Я не хочу когда-нибудь увидеть тебя в реанимации или в СИЗО, Рус.

— Ма-а-аш, да кишка у них тонка меня в реанимацию отправить! Да я…

— Ты просто можешь это или услышать, или нет! — она прижала палец к моим губам. — Я знаю, что ты — боец. Я не против, чтобы ты ходил на свой кикбоксинг, тренировался, развивался в этом направлении. Я не могу тебя лишить части твоей натуры. Но я не хочу, всякий раз гуляя с тобой, присматриваться к идущей навстречу компании — не прячут ли они биты под одеждой, не точат ли зуб на Короля? И, конечно, не хочу подвергать опасности наших детей.

— Детей? — вот это было ударом под дых.

Я ведь мечтал сделать ей предложение прямо на секторе, во время финала. Динамо-БАТЭ, белорусское «эль классико». Наши победят, а я встану на одно колено и… И у нас будет семья и целая куча белоголовых ребятишек! Если я смотрел на себя рядом с Машей, то прекрасно представлял, как буду мужем и отцом. Ни с кем больше, только с ней. А тут она говорит про детей! Выходит — она согласна?

— Маш, — я шагнул вперед, протянул руки, взял ее за талию и притянул к себе. — Добьем сезон — завяжу. Не могу я сейчас пацанов бросить… Дерби впереди, потом — с «Гомелями» матч, «Днепр» могилевский на носу… Жарко будет!

— Последний сезон? — спросила она. — Рус, ты серьезно? Не шути со мной, потому что я ведь поверю тебе, и все! Сезон — и завязываешь с околофутболом?

— Но на матчи мы ходить продолжим, — на всякий случай уточнил я. — Пусть и с «кузьмой». Это же «Динамо»!

— Куда ты без «Динамо», — усмехнулась Маша. — Ладно, до конца сезона я потерплю.

Она ведь и сама была футбольная девочка. Даже в секции занималась и в женскую сборную по пляжному футболу отбиралась! И познакомились мы на секторе, ее к нам брательник привел… Черт, да я влюбился в нее сразу и без памяти! Дурак я, что ли, просто так взять — и потерять ее!

— Ты мое солнце… А вот смотри, что я тебе принес! — из кармана я вынул большую грушу. — Смотри, какая!

Маша не любила цветы, и дарить фрукты — это стало моей фишкой. И фишка эта всегда работала! Вот и теперь она сказала:

— Спасибо, Рус! — и белыми-белыми зубками откусила от груши большой кусок, с хрустом.

А потом протянула фрукт мне:

— М? — ее глаза сияли.

Конечно, я тоже откусил. И мы шли по парку, обнимались, ели грушу, и было нам хорошо!

Я шумно выдохнул, открывая глаза. Свет далекого фонаря шевелил на потолке тени ветвей деревьев. Ави и Руа сопели на соседних кроватях, за стенкой еще слышался говор ребят-спортсменов и девичье хихиканье. Они были старшекурсниками, у них — другое расписание, им в полвосьмого вставать не обязательно.

А мне — обязательно. Я сходил, умылся под краном и снова лег. И все думал про Руслана Королева. Как же все-таки обидно, что такой мужик помер так рано. Ему ведь явно и пятидесяти не стукнуло! Как он вообще мог умереть? Он ведь был такой живой!‥

Авигдор Бёземюллер

Руари Тинголов