В канцелярии мне выдали айди браслет и показали, как им пользоваться, а еще — распечатали расчетный листок. Тысячу двести двадцать две деньги! Это с премией за досрочное выполнение работы. «Помощник столяра» — теперь и навсегда моя первая запись в виртуальной трудовой книжке. Ощущения от наличия на счету вполне приятной суммы были удивительными. Часть зарплаты все-таки выдали наличными: увесистые монетки приятно оттягивали карман. Нет, я прекрасно понимал: тысячу двести — деньги хорошие, но далеко не самые большие, однако… Я сам заработал!
За подписыванием бумаг в канцелярии меня и застал Ян Амосович.
— Титов? Пройдем в кабинет… — он выглядел разочарованным. — А, ты зарплату получаешь? Ну, молодцом! Людвиг Аронович о тебе очень положительно отзывался.
— Вы меня имейте в виду, если подработка будет, — не мог не сказать я. — Не только по мебели. Что угодно.
— Похвально, — он огладил бороду. — Я учту.
И мы пошли в кабинет. Там снова на кресле сидел Рикович и пил из стакана лимонад. Лицо его было красным, а вид — взъерошенным.
— Ушел, что ли? — не мог не спросить я.
— Ушел, лингвист! — скрипнул зубами сыскарь и стукнул дном опорожненного стакана по столу. — В мир иной. Засранец!
Я из этого стакана десять минут назад этот же самый лимонад пил, два раза. Теперь же я сгорал от любопытства, но взрослые дяди не торопились со мной делиться информацией.
— Судя по всему, у него в Пелле есть группа поддержки, — проговорил Рикович. — И я действительно вынужден просить вас, Ян Амосович, о помощи. Ловля на живца — не самый худший вариант, учитывая отсутствие прямой угрозы жизни. Михаил — несовершеннолетний, но он — маг, и потому мы имеем право привлечь его к операции с согласия законного представителя. Сейчас его законный представитель — Пеллинский колледж, так что…
— Так что я не против, — кивнул Полуэктов. — Если Миша не против.
— Вы меня пускаете в Пеллу по магазинам, я хожу, ем мороженое, покупаю всякие штуки, потом иду обратно в кампус, а вокруг меня все взрывается, и вы ловите негодяев? — с безмятежным видом уточнил я. — Очень интересная дичь, дайте две. А премия мне полагается? Или значок какой, или грамота — за помощь в поимке опасных преступников? Кстати, князь Барбашин благодарность обещал — так до сих пор ничего и не было…
— Э-э-э-э… Ты говоришь, с уруками много общался? — прищурился Рикович. — Ты вообще безбашенный?
— Я любопытный, — пришлось пояснять мне. — И в магазин одежды мне очень надо. А еще — в рюкзачный! И в «Денежку».
— Маршрут заранее наметим, — нахмурился сыскарь. — Хоть прямо сейчас, планшет у меня с собой. Операцию намечаем на завтрашнее утро. А к обеду как раз наш специалист подъедет в кампус, будем вытягивать второго…
— Вонючего? — спросил я.
— Вонючего… — кивнул Рикович.
— Есть проблема, — я кое-что вспомнил. — У меня математики два урока, алгебра и стереометрия подряд. Третьим и четвертым уроком. Если мы не успеем, Иван Иванович, вам придется меня привести за ручку. Я не шучу, Ян Амосович, скажите ему! Анна Ванна меня убьет! Она просто скажет — «я вхожу!» И все — я совершаю суицид!
Наконец директора пробило. Впервые за вечер он стал улыбаться в бороду и махнул рукой:
— Если у Ивана Ивановича не получится — я тебя сам заведу.
— Ян Амосович, так а кто это был? И что с ним случилось?— пользуясь моментом, спросил я.
— Во многих знаниях многие печали, — погрозил мне пальцем Полуэктов. — И умножающий познания умножает скорбь! Я вас оставлю, господа. Полно дел. Каким бы негодяем он ни был — он мой преподаватель. Надо все оформить как полагается.
И вышел за дверь. А мы с Риковичем остались.
— Такс, — сказал он. — Садись, будем маршрут строить. Там земщина, магию применять нельзя, стало быть — это нужно учесть. Значит: одежда, что-то с рюкзаками, «Денежка»…
— И кафе.
— А кафе зачем? — искренне удивился он.
— Завтрак! — возмутился я.
— Позавтракаешь в столовой! — рубанул воздух ребром ладони сыскарь.
— Второй завтрак! — продолжил настаивать я.
Я никогда в жизни в кафе не сидел вообще-то! Особенно — сам!
— Ты чего — хоббит, что ли? — вздохнул опричник.
— Хоббитцов не бывает! — отбрил я. — Это мифы и легенды народов мира.
— Спорный вопрос, — почесал голову он. — Ладно, пусть будет еще и кафе… Посмотрим что-нибудь поблизости.
В коридоре общаги шло бурное обсуждение. Пацаны повылезали из комнат и митинговали. Особенно размахивал руками и горлопанил Щавинский — тот самый маг земли из свиты Вяземского.
— Помер месье! — вещал он. — Я сам видал! Нет у нас больше препода галльского! Его Полуэктов в труху испепелил! Вжух — и все!
— Да никто его не испепелял, — отмахивался Ави. — Я на крыльце стоял и сам все видел: летит директор, за ним бежит мужик с револьвером, на крышу опричники высаживаются. Из окна выскакивает Жорж, видит, что ему не скрыться и — зерфейльт абрупт ин кляйне штуке шайзе!
— Сам ты — штуке шайзе! — возмутился Щавинский. — С чего это он должен вот это вот твое зерфейльт абрупт? Амосович точно своим даром рубанул! Я на втором этаже был, видел, как у него вокруг рук энергия хреначила!
— А чего они тогда расстроились? — резонно заметил кхазад. — Если бы он хотел прибить Жоржа — то чего огорчился?
— Самоуничтожение, — сказал я.
— О! — обрадовался Ави. — А мы думали, тебя сыскарь сожрал с потрохами.
— Я невкусный и жесткий, — помахал я всем рукой. — Подавится. Так вот, я думаю — у него система самоуничтожения сработала.
Я никакой тайны не выдавал, Слово и Дело Государево не предавал. Они ж мне сами про это ничего не сказали, эти два конспиратора бородатых, а догадываться и озвучивать догадки законом не запрещено!
— Он что — галльский шпион? — удивился кто-то. — Фу, банальщина какая. Учитель иностранных языков — шпион!
Действительно, на мой взгляд, такая версия тоже была скучной. Но своей я выдвигать не стал — себя дороже. И потому оставил ребят обсуждать теории заговора и внезапный полураспад галльского лингвиста, а сам пошел в комнату: мыться и переодеваться ко сну.
— … не нашего полета! — сказала мама. — Куда тебе к этой ментовской профессуре, Рус? Ну, почему ты не присмотрел себе нормальную девочку из обычной семьи? Вон, Яна Шатонова из соседнего подъезда — симпатичная, или Ленка — вы вроде бы с ней друг другу в школе нравились…
— Ма, причем тут профессура? — отмахнулся я. — Я на Маше жениться хочу, а не на профессуре! Ее, например, не смущает, что ты — вафельщик, карамельщик, бисквитчик, конфетчик по специальности, а батя — автослесарь! Почему тогда тебя волнует, что у нее батя — подпол и профессор, а мать — дирижер?
— Мент — это на всю жизнь, — она отвернулась к плите. — Это тебе кажется, что ты на ней женишься, а не на ее семье. Ты понятия не имеешь, о чем говоришь. Дядьке твоему передачи на зону мы вместе с твоим отцом собираем, Рус. Об этом если твой ментовский профессор узнает, как он отнесется? Что он дочке скажет? Он вообще в курсе, что его детишки на этот ваш сектор ходят?
— В курсе! Он и сам за «Динамо» болел, потому как…
— … мент! — припечатала мама.
Честно говоря, я был шокирован такой ее реакцией. Моя мама — самый легкий в мире человек, вечная оптимистка, у нее даже профессия самая сладкая в мире! И тут — «мент»! Нет, понятно — фанатье и ребята в погонах тоже друг друга слегка не очень, но…
Но, с другой стороны, у меня дед — из репрессированных. И бабушка — из раскулаченных. Вся мамина семья под каток попала, вот и наложилось… И что мне теперь делать? Как этих Монтекки и Капулетти мирить? Или нафиг мирить, чума на оба эти дома? Брать Машку и валить из Минска на Питер, к пацанам? Работы — валом, жить есть где, может, и вправду?…
Я открыл глаза и некоторое время смотрел в потолок. Это было очень странно — вспоминать чужой мир, чужую жизнь. Тот их мир назывался Земля — та же Твердь, по сути. И он был точно такой же, как и наш. У них имелись мобильники, жвачка, джинсы и телевидение. Сверкали купола храмов, дети рисовали мелом на асфальте, на лавочках бабуськи перемывали кости соседям, и люди точно так же влюблялись, злились и обожали, и не понимали друг друга.
Разве что магии у них не было. По крайней мере, Королев в нее не верил. И на Земле жили одни люди, а эльфы с орками и другими хомо считались чем-то вроде наших хоббитцев — персонажами мифов, художественных произведений и анекдотов. Ну, и Государство Российское пережило явно гораздо больше потрясений, чем в нашем мире, и было чуть поменьше размерами… Что там говорить — наше Великое Княжество Белорусское, Ливонское и Жемойтское там представляло собой аж четыре независимых государства, более того — республики!
Правда, Руса политика интересовала постольку-поскольку, он всегда был человеком конкретным и деловым, в утопии не верующим. А вот в Бога — вполне. Побывав несколько раз на волосок от смерти, он для себя уяснил конечность телесного существования и самостоятельность такой субстанции, как душа. И искренне верил, что со смертью жизнь не заканчивается. Вообще — удивительно жизнелюбивый тип этот Руслан Королев, мне категорически не верилось, что он вот так — пуф! — и исчез!
Я снова был ему очень благодарен. Он напомнил мне о большом упущении: я так и не изучил всю подноготную аристократических семей, чьи отпрыски проходили обучение в Пеллинском колледже. Особенно — Ермоловых! Что я вообще знал о них? Ну, богатые и знатные, имеют большие земельные владения на Кавказе и в районе Байкала, вечно враждуют с лаэгрим и уруками. Это потому, что я новости в газетах читал. Вот и все!
А Эля ведь сидела на занятиях одна. На первой парте! Такая классная девчонка! Это что — совпадение? Или есть подводные камни? Надо будет точно ей еще что-нибудь интересное купить, какой-нибудь фрукт снова, например…
Соседи еще спали: Авигдор свернулся калачиком, крепко прижав к груди подушку, Руари лежал, будто мумия, сложив руки на груди и, кажется, почти не дыша. До будильника у меня оставалось еще минут двадцать, и спать я больше не мог: дергался из-за всей этой истории с ловлей на живца. Так что ухватил полотенце и пошел в душ. На завтрак первым припрусь, поем и — вперед. Земщина ждет!
Это было очень странное чувство — просто выйти за ворота колледжа.
Я стоял в тени деревьев, смотрел, как перелетают с дерева на дерево дрозды-рябинники и синички, вдыхал летний, богато пахнущий лесной воздух. Не такой, как в кампусе. Я только сейчас это понял: на территории колледжа не было комаров, и птиц тоже не было — магическая пелена, похоже, не пускала всякую живность внутрь.
А тут, за этими воротами посреди леса, природа жила полной жизнью, буйно и по-настоящему. И мне это очень нравилось и казалось чрезвычайно интересным.
Я сунул руки в карманы и зашагал по асфальту к виднеющимся впереди панельным домам.
По улице Гагариных-Стародубских я шел к Ингрийскому шоссе, разглядывая все вокруг широко открытыми глазами. Ржавые балконы, сохнущее на веревках белье, мужики, копошащиеся под капотом древнего электрокара — это все гораздо более напоминало мне мир Руслана Королева, чем то, что я привык видеть на Тверди. Не считая интерната, конечно.
На стоянке у кафе «Альфа» ругались зеленокожие снага-таксисты, поминая какого-то Бурбога и матерясь через слово. Девицы лет двадцати самого легкомысленного вида, со страшной завивкой на головах и раскрашенные, как дикие туземцы, огибали их по широкой дуге, виляя задницами. На секунду орки-водилы обратили внимание на меня, но мигом отвлеклись, продолжив орать друг на друга.
Я тут же понял причину отсутствия реакции: за моей спиной, громко хохоча, прошли три дебелые тетки-коммунальщицы с ведрами и метелками в руках. Под оранжевыми жилетами на них были надеты серо-красные спецовки, почти один-в-один повторяющие расцветку моей куртки! Конечно, сидела одежка на них куда более мешковато. Еще бы, это без самоподгона-то! Да и материал даже на вид казался некачественным, каким-то стеклянным, но…
Ну, кем мог быть растрепанный парень хулиганской наружности в коммунальщицкой куртке, джинсах и рабочих ботинках? Да обязанным лицом, малолетним преступником, которого воткнули на исправительные работы, вот кем, скорее всего! Эх, знал бы — напялил бы всю спецовку! Отличное прикрытие.
На перекрестке с Ингрийским шоссе я свернул налево, разглядывая раскинувшуюся вдоль берегов Невы промзону судостроительного завода. Если бы не вся эта тема с ловлей на живца — я просто стоял бы и пялился, глядя на огромные корпуса кораблей, покрытые лесами, на всякие-разные буксиры-катера-баржи и многое другое, что выходило тут из-под сварочных аппаратов, манипуляторов и кран-балок. Грохот, треск, блеск, запах сварки и речной воды — вот каким мне запомнился этот промышленный гигант.
Однако — миссия! Все вокруг казалось мне подозрительным, каждый проходящий мимо работяга или проезжающий микроэлектробус заставляли сжимать зубы и нащупывать в карманах куртки боеприпасы: болты и гайки.
Первой целью стал «Рыбацкий домик». Если я хотел делать покупки, то мне нужно было куда-то их складывать. А еще — я все так же ходил на занятия с пакетом «Атмановские кулачки». Так что рюкзак казался отличным вариантом! Нужный мне магазин располагался в металлическом ангаре, напротив станции быстрой зарядки электрокаров, соединенной с мойкой и шиномонтажом. Проплутав некоторое время по здешним дебрям, я, наконец, нашел нужную дверь, вошел и оказался в царстве блесен, воблеров, катушек, резиновых сапог и всего такого прочего. За прилавком скучала женщина с уставшим лицом, но, увидев меня, приободрилась:
— Зда-а-асте челодой малавек! — сказала она. — Ой!
И рассмеялась, и сразу стала какая-то довольно красивая. Это с нашими, человеческими женщинами такое часто бывает: когда хорошее настроение — то красавицы сразу, а как вредничает или капризничает — так, кажется, и снажья баба симпатичнее!
— А я рюкзак посмотреть. Мне обычный, не камуфляжный. Можно хаки, серый, черный, коричневый… — тут же включился я.
— Есть олива! — обрадовалась она. — Сейчас я вам покажу, на сорок и на шестьдесят литров!
И полезла на свои стеллажи. За моей спиной скрипнула дверь: вошла девушка, старше меня лет на пять, миловидная, спортивная, туристического вида: в лосинах, кепке, с густым черным хвостом, который через дырочку кепки высовывался, и в штормовке, едва прикрывавшей попу. Попа, вроде как, была что надо. Но владелица попы на меня не смотрела.
— У вас есть мощная зеленая лазерная указка? — поинтересовалась она.
— Мы что — в сервитуте? Откуда у нас лазеры, красота ты моя? Есть фонарики светодиодные, ширина луча регулируется… — продавщица принялась слезать со стеллажей.
— А! Ну, ладно, — девушка развернулась и вышла вон.
— Вот, два рюкзачка, — продавщица увидела, что я смотрю вслед незнакомке. — Молодой человек, она сервитутка, я их нутром чую. Неприятная барышня. Недобрая!
— Да? — удивился я. — Я как-то не заметил…
— Так вы ж на ягодицы ее смотрели, они-то у нее — загляденье! Рюкзачок брать будете? Семьдесят!
Я взял тот, который поменьше, все-таки мне не в поход на неделю, а на занятия ходить! Но вещица своих денег стоила, конечно, я в него сразу влюбился. С таким рюкзаком — и в пир, и в мир, и в добрые люди, как говорила баба Вася.
Следующим пунктом у меня значился магазин одежды. И вот там обстановка оказалась на самом деле стремная: я хотел себе купить приличных футболок и кофту с капюшоном, но поймал ощущение, будто приобретаю караван с верблюдами, шелком, бархатом, благовониями и ручными обезьянками. Штука в том, что местные продавцы — в основном смуглые и горбоносые южане — по-русски говорили с характерным акцентом и вели себя со мной, как с султаном. Комплименты от них были весьма затейливы, а реклама товара — очень специфической.
— Очень хороший кофта, вай! — они размахивали руками и тащили меня к зеркалу. — Посмотри на себя, дорогой — вот, гляди, какой джигит! А вот эту, с лампасом померь — о-о-о-о, жених! Красавец-мужчина! Мамой клянусь — лучше не найдешь! С лампас не хочешь? А какой хочешь? Серый хочешь? Серый — это как бла-а-а-ародный гаспадын! Э-ле-ган-тно, слушай!
Честно говоря, я и не рад был, что зашел! Они привлекли ко мне кучу внимания, многие покупатели останавливались и смотрели на это представление, некоторые — улыбаясь, другие — с явным неодобрением. Особенно меня напряг мужик в панамке: угрюмый, с некрасивым волчьим лицом — чисто злодей из фильмов. Но серая кофта действительно была неплоха, главное — по размеру. Да и другие шмотки типа носков и футболок тут стоили значительно дешевле, чем у брендовых конкурентов в роллетах напротив, так что я, рассыпаясь в благодарностях, расплатился на кассе. Хорошо, что взял часть заработанных денег наличными — айди браслет платежным средством в земщине не являлся! У них просто не было нужной аппаратуры!
А вот звонкая монета — серебряные денежки — очень даже была в ходу. Вообще, я как-то не задумывался, но наши российские деньги, пожалуй, самая твердая валюта в мире! Каждая монета ведь содержит ровно такое количество металла, которое стоит столько же, сколько и номинал, выбитый на реверсе. Серебро, золото, платина, даже — вольфрам и палладий — деньги можно было переплавлять и делать из них полезные вещи, потому как за качество Государь отвечает!
Так или иначе, мой рюкзак наполнился одеждой, и я двинул к «Денежке» — предпоследнему пункту в маршруте. И, шагая мимо зеркальных витрин цветочного и ювелирного магазинов, с ужасом увидел шагающего за мной дядьку в панамке! Высокий, сутулый, с решительным выражением на некрасивом лице, он точно шел след в след, вперившись взглядом мне в спину!
Я счастлив был от него отвязаться, когда нырнул в дверь «Денежки». За мной он заходить не стал, я получил передышку! Может, люди Риковича его там скрутят, пока я тут фрукты покупаю?
Магазин оказался очень большой, по нему можно было ходить свободно и набрасывать в корзинку что угодно, а потом — расплачиваться на кассе. Такая схема называлась «самообслуживание». Продуктов оказалось даже чересчур много, я сначала потерялся. Ну, откуда я мог знать, что чая бывает двадцать видов — и это только черного? А ванильных сухариков — двенадцать видов? Зачем вообще нам двенадцать видов сухариков?
Но потом я освоился и принялся закидывать в корзинку все самое питательное и вкусное: консервы типа гречневой каши с мясом, сухие завтраки — шоколадные колечки и всякие хлопья, потом — разные батончики и мясные чипсы, и что угодно еще, что не может быстро испортиться. А еще — чисто из хулиганских побуждений — взял себе безалкогольного пива в алюминиевой банке. Просто — попробовать. Никогда не пробовал пиво. А потом добрался и до фруктов.
— Вам помочь? — спросил парень в зеленой форменной жилетке.
— Ну… Да? Мне тут недавно коллега дал попробовать маракуйю, питахайю и всякую такую экзотическую дичь… — я растерянно почесал затылок, глядя на витрину со множеством удивительных штуковин на ней. — Я бы вот хотел еще чего-нибудь такого, непонятного, но вкусного. Ну, и чтоб не отравиться. По одной штучке, попробовать!
— Мангостин, личи, рамбутан… Это из последнего привоза. В земщину очень редко поставки такие бывают. Вам повезло! Еще ананасы есть…
— О! — сказал я. — Ананасы я знаю. Но я только консервированные пробовал. Давайте всего по штуке. Ананас с пацанами съедим, он, по крайней мере, крупный!
Честно сказать, когда мне на кассе назвали сумму в восемьсот денег — я подумал, что продавщица втирает мне какую-то дичь. А потом глянул на чек — и горько вздохнул. Если бы не фрукты — уложился бы в пятьдесят. Да и если бы булочку с молочком и вареной колбасой покупал — тоже не обанкротился бы. А так… Всякие излишества и роскошества закономерно стоят бесовски много! Эх… Это сколько шкафов нужно скрутить, чтобы каждый день ананасы жрать?
С такими мрачными мыслями я вышел наружу, хмуро огляделся в поисках мужика в панамке, не нашел его, вскрыл банку «нулевочки» и двинул к кафешке, которая «Альфа». Аппетит у меня пропал, но кроме пива я хотел попробовать еще и капучино, так что — шагал решительно. Мечты нужно исполнять, иначе зачем тогда вообще все вот это вот под названием жизнь?
А пиво оказалось полный отстой. На вкус как средство для мытья посуды. И не спрашивайте, откуда я знаю вкус средства для мытья посуды!
Мужик сидел в кафе и смотрел на меня в упор, не мигая. Я поглядывал на него и нервно пил кофе.
Кафешка была вроде бы и неплохая, но явно — бедноватая. Капучино, кстати, тут не подавали, предлагали «три в одном», и я на свою беду взял его — попробовать, и теперь хлебал невнятную сладкую жижу, которая оказалась даже по сравнению с нулевочкой — просто ужас. В конце концов мне это надоело: и такие гляделки, и отвратительный напиток, так что я поставил кружку, ухватил рюкзак и двинулся на выход из «Альфы».
И увидел в дверях, что мужик последовал за мной! Да что за нафиг? Это точно — слежка! Точно — эта самая группа поддержки волосяных злоумышленников из колледжа!
Мужик в панамке не обманул моих параноидальных ожиданий: перешел на бег, ухватил меня за плечо и что-то начал яростно говорить мне прокуренным голосом в самое ухо, я даже не понял, что именно. Просто поменял положение корпуса, разворачиваясь вокруг своей оси, левой рукой сбросил его ладонь со своего плеча, а справа — врезал ему в ухо!
Человек в панаме рухнул кулем на газон. И только после этого я врубился, что он мне такое втирал:
— … одна кофта моего размера! Парень, продай мне ее, а? Вообще невозможно одежду на мой рост подобрать!
— Мужи-и-ик? — я наклонился к нему в ужасе, что убил или покалечил случайного человека, и вдруг буквально кожей почувствовал, как у самой моей макушки что-то пролетело.
Я неловко упал на землю — помешал тяжелый рюкзак, но и этого хватило — второй снаряд также пролетел мимо. Окинув быстрым взглядом окрестности, я с близким к состоянию шока удивлением сфокусировал зрение на той самой девушке, которая искала зеленый лазер в «Рыбацком домике!» Она шла ко мне со стороны электробусной остановки и перезаряжала что-то вроде двустволки!
В следующую секунду из всех кустов и машин такси полезли спецназовцы в масках и с автоматами, а еще — куратор Барбашин в черной броне и сыскарь Рикович. Они ринулись на девушку-стрелка со всех сторон, путей ко спасению у нее не было, и, кажется, вот-вот опасная незнакомка должна была оказаться в руках группы захвата. Но в тот самый момент, когда все пути к отступлению были отрезаны, она швырнула на землю свое диковинное оружие, что-то выкрикнула, хлопнула себя по левой стороне груди и…
Я зажмурился от яркой вспышки, а когда открыл глаза, увидел, что имел в виду Авигдор, когда говорил про «зерфейльт абрупт» и все такое прочее.
Вместо девушки на газоне лежала дымящаяся куча горячего шлака.
— Охереть, — сказал мужик в панамке, приподнимаясь. — Вот это сходил за кофтой. Вот это итить твою мать!