На золотом крыльце

Глава 17 Ответы

На самом деле, она была молодцом, эта психологушка. Развела меня на свои тестики и рисуночки эдак небрежно, походя, на фоне заварных пирожных и бутербродов. «О, женщины — имя вам коварство!» — кто сказал, не помню, но в самую точку. Но с меня не убудет. Человека под дождем нарисовать — минутное дело: мой парнишка на картинке стоял под ливнем, расставив руки в стороны и подняв лицо навстречу льющимся с неба струям воды, и ржал. Рисую я не очень, но основной посыл психолог с дипломом точно поймет.

Вообще — это было интересно: маги, оказывается, если хотели, вполне могли получить помимо магической еще и цивильную специальность, и такие профессионалы очень ценились! Надо мне что-нибудь себе тоже присмотреть, на будущее… Вот — помощник столяра уже есть, например.

А на вопросы мои Анастасия Юрьевна ответила более, чем полностью. И с первым — про ударенного в лицо мужика — разобралась быстрее всего. Просто позвонила Риковичу! Оказалось — мужика доктор осмотрел, констатировали легкое сотрясение мозга, ушибы и ссадины. Но любитель дешевых серых кофт был не в претензии — денежная компенсация от Сыскного приказа его весьма устроила. Он десять кофт себе мог купить теперь. Так что я почти успокоился. В конце концов — сам мужик тоже отчасти виноват, орать на ухо и хватать за плечо — так себе идея. Увижу — извинюсь, а нет — ну, и нет, значит.

Про троллей Кузевич-Легенькая мне тоже доходчиво объяснила. Способности к танцам у них, оказывается, завязаны на координацию движений, а с ней у горных синих великанов все было более, чем в порядке. Они веками и тысячелетиями по скалам скакали, балансировали на отвесных склонах, учились удерживаться за мельчайшие выступы кончиками пальцев. И музыкальный слух оттуда — орали друг другу через ущелья, прислушивались в отголоски эха… Лесным троллям, например, такие потрясающие хореографические данные были не свойственны.

А я и не знал, что, кроме горных, существуют еще и лесные тролли — помельче, помохнатее и гораздо более зловредные. Но такие же синие.

Конечно, сильнее всего меня интересовал третий вопрос, о красотках. Потому что это было решительно невозможно терпеть! Определенно — Эля мне нравилась больше всех. Манерой говорить, двигаться, улыбаться, тереть носик ладошкой. Если признаться честно, то, читая всякие книжки, где приключения были перемешаны с романтическими историями и любовями, я тоже мечтал, что у меня что-то такое будет — и вот именно с такой девушкой, как Ермолова. И пусть говорит, что хочет, мол, я ее не знаю и все такое. Самое главное я уже понял! В конце концов — она стала первой здесь, кто искренне захотел мне помочь!

Но если брать в общем, то обилие симпатичных девчонок и красивых женщин просто зашкаливало. Почему? Ответа было два. Если брать Ермолову, то одной из причин ее привлекательности вполне можно считать многовековую селекцию в магических кланах. Аристократы-чародеи брали в жены самых красивых, самых талантливых, самых умных женщин. Выискивали перспективных одаренных невест повсюду! Дворяне питались лучше, вели более здоровый образ жизни, чем простолюдины, к их услугам была магическая медицина. Так что в процентном соотношении число импозантных мужчин и прекрасных женщин в кланах действительно стремилось к ста. Портили статистику только те, кто получил увечья колдовским способом и не мог теперь от них избавиться. Или не делал этого по идейным соображениям — например, ради имиджа.

Что касается магов не клановых, а тех, кто инициировался в земщине, сервитуте или даже опричнине… Ну, кто из родителей откажет дочечке в магических бьюти-процедурах к пятнадцатилетию? Или самой себе, после первых приличных заработков. Кто-то покупал алхимические декокты и притирания, чтобы наладить обмен веществ, исправить ситуацию с угрями и лишним весом, другие — платили магу-целителю за индивидуальные косметологические процедуры, третьи — обращались к специалистам из Зоотерики, или к эльфам — для стимулирования микромутаций в организме. В общем, ответ на третий вопрос оказался очень простым: девочки и женщины ХОТЕЛИ быть красотками, а инициация им такую возможность давала. Многие банки даже специальные кредиты предоставляли — только для одаренных, с отсрочкой платежа, под магическую клятву. И попробуй не отдай — все, на что ты использовал занятые деньги, рассыплется прахом!

Становились ли из-за этого «сделанные» красотки хуже «селективных»? Да нет, наверное. Понятия не имею! Я вот, например, подумывал о том, чтобы «прокачать» организм, и даже почитывал кое-что об этом. Конечно, менять магию на железяки по образу и подобию киборгов — туповатая идея, а вот пообщаться с кем-нибудь из Скоморохов я бы хотел, уж больно интересные вещи про их зелья Лейхенберг рассказывал… Потому что есть такая штука, как негаторы. Фигак — магия не работает, и кто ты без своего дара? Я уж точно не собирался быть самонадеянным и полагаться только на телекинез…

Так или иначе, Анастасия Юрьевна кое-что в моей голове прояснила. И — да, она тоже была симпатичной, но без всякой магической косметологии — как и Иван Ярославович, психолог и педагог-организатор, выросла в земщине, где-то в Великом Княжестве Белорусском, в глубинке. Там, как и на 80% территории Государства Российского, магия была просто очередной историей из новостей, которая реальной жизни никак не касается. Типа землетрясения в Сиаме. Далеко и неправда!

В общем, получив доходчивые ответы на сложные вопросы, я теперь откисал на любимой лавочке — той самой, где мы с Ермоловой личи пробовали. И ждал занятий у директора. Кстати — в плане жонглирования я серьезно продвинулся, и с тестом Струпа и таблицами Шульте имелся прогресс. Не знаю, были ли связаны эти штуки, но и на занятиях по развитию дара телекинезом я теперь орудовал куда более эффективно — мог одновременно манипулировать двумя предметами до пяти килограммов каждый! И не только дергать туда-сюда, но и вращать, и двигать в разных направлениях, как если бы я удерживал их на длинной телескопической ручке. Это было интересно, это можно было серьезно использовать!

Я как раз думал о практической стороне использования телекинеза в целях личного обогащения, когда услышал голоса Яна Амосовича и Людвига Ароновича. Они шли по дорожке и обсуждали будущий выпускной. И, конечно, я стал выглядывать из-за кустов, напрягая слух:

— … «Неизвестный Артист!» — сказал Полуэктов. — Анастасия Юрьевна уже договорилась! Отыграют у нас на выпускном балу. Талантливые ребята из Архангельска.

— Эльфы, — буркнул кхазад.

— Эльфы, не эльфы… Что вы тут свою кхазадскую ксенофобию разводите? Нужно собрать сцену. Справитесь? — директор гномского тона не принял.

— Один — нет. Мне б напарника…

— Ну, Лугзака и Шнурга привлечем! — хлопнул в ладоши Ян Амосович. — Они как раз плитку класть у подстанции закончили.

— Только не снага… — ухватил себя за бороду столяр. — Нет уж, лучше сам!

— Я! — усидеть за живой изгородью, слушая, как уплывают к каким-то оркам мои денежки, было невозможно!. — Наймите меня! Ян Амосович, вы же обещали — если что-то подвернется…

— Тито-о-о-в? — два этих таких разных и по-своему великих старика синхронно повернулись ко мне.

— Титов! — закивал я, отряхивая с одежды щепочки и листочки. — Людвиг Аронович, мы же с вами сработались, когда мебель собирали? Сцену тоже помогу собрать, стулья расставить, ограждения — что угодно! И потом разобрать, разнести, и все такое прочее…

— Во-первых, Титов, у тебя через два дня экзамены. Во-вторых, выпускной — он для всех выпускной, и ты тоже десять классов оканчиваешь, — с сомнением проговорил Полуэктов. — И тебе аттестат вручат в торжественной обстановке, как и всем остальным.

— К экзаменам я готов — это раз! — аргументировал я. — На выпускной мне пофиг — это два! Видал я этот выпускной, я тут без году неделя, что мне там праздновать? Костюма красивого у меня нет, школьный вальс танцевать я не умею, игристое не пью. Отдадите мне аттестат в своем кабинете, руку пожмете — и я работать пойду.

— Молодцом, — запыхтел в бороду кхазад. — Дас гут! Дер рихтеге юнге манн! Работать — надо! Праздники — для празднолюбцев. Слыхали, Ян Амосович? Нанимайте опять Титова, мы на двоих все соберем.

— Ладно! Но если завалишь экзамены — пересдавать будешь до морковкина заговенья, я лично прослежу, — погрозил мне пальцем директор. — Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

— Осваиваю вторую профессию! — мигом выдал я. — Помимо помощника столяра стану еще и рабочим сцены! Неплохо, а?

— Нет, вы посмотрите на него? — всплеснул руками директор.

— Эйн вундербарер бетругер, — ласково посмотрел на меня гном. — Подметки на ходу рвет. Если мы решили — жду тебя, Миха, вечером у Клетки — будем сцену собирать.

— Так я зайду в канцелярию договор подписать? — выжидающе уставился на директора я.

— Заходи, — махнул рукой Полуэктов. — А потом жду тебя на занятиях!

На занятиях не было Эли. И, честно говоря, я из-за этого расстроился.

— Она танец репетирует, — сказала одна из девчонок-скороспелок. — К выпускному.

Ну, и ладно, зато я не отвлекался. Даже стрички ни одной не получил от Яна Амосовича. А еще — он, похоже, начал те самые штучки, о которых меня предупреждали.

— Сядьте в кресло, расслабьтесь и закройте глаза, — сказал Полуэктов. — Представьте большой кувшин и белый шарик, а затем то, как этот шарик отправляется в кувшин. Представили? Теперь — красный шарик. Он медленно залетает в кувшин… Так! Теперь черный. А теперь — по очереди вылетают оттуда в обратном порядке — черный, красный, белый. Не торопись, Титов, куда ты их все три сразу-то попёр! По очереди, один за другим!

Я аж вздрогнул — откуда он знает??? И открыл глаза, и посмотрел на директора. Он беззвучно смеялся:

— У меня педстаж — сорок лет, — сказал он. — Мне для того, чтобы понять, что в твоей голове творится, менталистом быть не нужно. У тебя на лице оно написано, Михаил. Давай! Всё заново.

А на занятиях по развитию дара он приготовил по мою душу настоящий аттракцион: под защитным куполом уже была расставлена целая полоса препятствий: кольца, арки, столбы, длинные трубы-тоннели… И две гири по пять килограммов каждая — у входа.

Ян Амосович по кругу обошел тренировочную площадку и чуть ли не из воздуха достал несколько стеклянных бутылок из-под пива. Такой контраст получился: не сочетался у меня в голове Полуэктов с бутылочным пивом.

— Итак, Михаил, твоя задача — провести гирю сквозь полосу препятствий и разбить одну бутылку. Вот эту, зеленую. Остальные стекляшки не должны пострадать. Сшибешь препятствие — получишь стричку, разобьешь две бутылки — получишь две стрички. Сделаешь аккуратно — предложу подработку на пару недель летом. Ты ведь не уезжаешь на каникулы?

Я скрипнул зубами. Хотелось бы к деду с бабой съездить, но кто ж мне разрешит? Я ведь представления не имею, где та усадьба располагается! Лукоморье, блин. Где его искать? Я как-то забил в поисковик на компе в библиотеке — мне выдало не то десять, не то пятнадцать агроусадеб, три десятка ресторанов, база отдыха и фигова туча кафе и кабаков! Так что я ответил:

— Нет, пока никуда. А что за подработка?

И тут же получил стричку.

— Гиря, полоса препятствий, бутылка! — погрозил пальцем директор. — Вперед! Не сходя с места!

«Вперед» и «не сходя с места», отлично. Я смотрел на все это дичайшее нагромождение и медленно выпускал воздух. И как мне, ёлки-палки, все это провернуть? Закрыв глаза, я разглядел серебряные нити: они раскинулись сплошной паутиной внутри площадки. От моих пальцев — к гирям, от гирь — к бутылкам, от бутылок — к кольцам и аркам… Их было много, очень много. Но в принципе… В принципе, если вести маршрут от одного перекрестка эфирных путей к другому, шаг за шагом, то…

— Поехали, — сказал я и пошевелил пальцами.

Гиря дернулась и поднялась в воздух. Это было похоже на бег по пересеченной местности с ракеткой для настольного тенниса и шариком на ней. Когда нужно и шарик не уронить, и под ноги смотреть, чтоб башку не расшибить. Капец, как сложно, но — возможно! Гиря медленно продвигалась вперед, я пыхтел, потел и пытался унять сумасшедший сердечный ритм. Просунуть чугунную штуковину через пластиковую водопроводную трубу, которая всего-то на два-три сантиметра шире в диаметре, чем чертова гиря… Это не нитку в иголку продевать! И я продел! И дальше уже пошло веселее — гиря лавировала-лавировала и вылавировала, и я сжал кулак и выкрикнул:

— Да! — а потом получил стричку в колено. — Нет!

Потому что дурацкий спортивный снаряд ляпнулся на ту самую зеленую бутылку, разбил ее, а когда я обрадовался и отпустил контроль, то чертова гиря покатилась, задела еще одну стекляшку и разбила ее тоже!

— В трубе можно было ее повернуть и дном вперед вести, — как бы между прочим заметил Полуэктов. — И эмоции эти свои куда подальше убери, пока дело не закончил. А мост над пропастью будешь тянуть — тоже в конце кинешь его, как мешок с мусором?

— Мост? — я чесал колено и пялился на него ошарашенно. — В смысле — мост?

Он только усмехнулся:

— Что, думаешь — нереально? После второй инициации поговорим. Давай заново — только теперь бутылки будут стоять вот тут и тут, — Ян Амосович поставил их посреди нагромождения препятствий, на расстоянии метров пяти друг от друга. — Последний шанс заработать денег после практики.

— Второй инициации? Ла-а-адно! — и, вздохнув, накрутил одну из серебряных нитей на ладонь, поднимая в воздух вторую гирю. — А что там за подработка?

— Курьером, — сказал он. — Документы в Ингрию возить. Тридцать пять денег за одну доставку, плюс транспортные расходы и десятка на обед, если далеко ехать.

— Ого! — сказал я и повел гирю меж арок, не забывая подворачивать ее в нужные моменты. — Здорово! Я за!

Еще бы я не был за! Надо только путеводитель по Ингрии в библиотеке взять, карту и схему метро. Почитать на досуге. Почему-то я был уверен: все у меня с этими гирями получится. Главное — не отвлекаться.

Перед ужином я отнес книги в библиотеку — все, кроме тома на букву «Г», взял там наконец «Бархатную книгу» — генеалогический справочник аристократии, прошлогоднего издания, чтобы изучить уже всех этих бояр, князей да дворян, которые со мной под одной крышей учатся, и попытаться своего родителя вычислить. Ну, и по Ингрии чего-то взял, и из художественной литературы — «505 градусов по Кельвину» Рэя Дугласа, «7492 от сотворения мира» Артура Блэра и «Гном в глубоком подземелье» Фила Киндреда. Потянуло меня на мрачнятину, что тут скажешь?

И со всей это стопкой книг пошел в подсобку к Людвигу Ароновичу. Нужно было как-то договориться о времени работы: все-таки, несмотря на два дня до экзаменов, график оставался довольно плотным.

Я увидел эту сборную сцену у Клетки — ее фрагменты как раз выгружали из большого грузовика орки-снага, те самые Лугзак и Шнург, разнорабочие. Они сдавленно матерились, плевались под ноги, шмыгали носами и шпыняли друг друга. В опричнине же должны роботики трудиться, вроде как? Автопогрузчики всякие и тележки с манипуляторами… Ан нет — вот, два зеленых орка в серо-красных спецовках!

Судя по их матерщине — манипулятор у грузовика был, просто сломался. Классическая дичь. Без разнорабочих никуда, даже в супертехнологичной опричнине, даже — в магическом колледже.

А с другой стороны Клетки слышались звуки скрипки, и Анастасия Юрьевна командирским голосом выдавала:

— Раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три, поклон! Раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три — поддержка!

Там репетировали выпускной вальс. Я только через решетку глянул — и тут же цыкнул зубом и быстро-быстро пошел прочь. Почему? Да потому, что Эля с Вяземским танцевала. Я понимаю — репетиция. Я понимаю — вальс. Но я не понимаю — что, выпускников-десятиклассников не нашлось, кто может ей пару составить?

А с другой стороны — чья бы корова мычала. Я вообще сцену собирать вызвался. А мог бы Ермолову за талию держать и вальс репетировать. Кто идиот? Я идиот.

Интересно — Королев умел танцевать вальс или нет?

У Людвига Ароновича в каморке сильно пахло скоморошьим чаем, потом и болезнью. Первое, что бросилось мне в глаза — это луч света из окошка, который падал на верстак. Ровно в этом светлом пятне стояло несколько шахматных фигурок изумительного качества. Не пешки, кони и ладьи, а натуральные пехотинцы, рыцари и башни — мечики, кольчужки, волоски грив у коней, кирпичики… Просто удивительно! Казалось — сейчас пойдут!

А сам столяр лежал на диванчике с открытым ртом. Я, честно говоря, подумал, что он помер! Но нет — дышал, тяжело, с хрипами. Его лицо было покрыто капельками пота, конечности подергивались… Я остановился в нерешительности, моргнул несколько раз и внезапно…

Внезапно увидел дверь. Такую дверь… Как будто нарисованную люминесцентной краской на скале. Там были колонны и звезды, и дерево — все нарисованные. И руны на кхуздуле.

А потом Людвиг Аронович просипел:

— Водки, Миха! Дай водки из шкафчика, — и дверь исчезла!

Я аж дернулся, но в шкафчик полез. Там стояла початая бутылка «Столичной».

— Бутылку! — хрипел кхазад.

Он вцепился в сосуд с алкоголем, как утопающий в спасательный круг, и сделал несколько больших глотков — прямо из горлышка.

— Шайзе… — его голос прозвучал несколько более осмысленно. — Миха, а я, похоже, наркоман теперь. Только ты никому не говори. Я уволюсь после выпускного.

— Людвиг Аронович, что это вы такое говорите? — сказать, что я был шокирован — это значит ничего не сказать.

Представить себе, что титановый старый кхазад — такой же торчок, как дебилы из интерната, которые жевали хавру — это у меня никак не получалось. Но потом он сказал:

— Ё… Гребаный скомороший чай, Миха. Я переборщил с гребаным чаем.

И я как-то сразу поверил.