Мы снова дома

Глава 20

Обыватели после подавления бунта пребывали в ужасе и сидели тихо-тихо, ведь их убеждали в клубах, что ничего им не будет. Увы, это оказалось вовсе не так — имперцы сохранили прежнюю жесткость, и организаторы бунта были казнены все до единого. Кто-то сожжен невидимыми дроидами, кто-то повешен на площади. А участники протестов, даже просто пришедшие полюбопытствовать, ведь дома было так скучно, скопом отправились на Саулу, жуткие репортажи с которой вызывали животный ужас.

— Зачем нам это надо было, Серега? — хмуро спросил Петро, выпив очередную рюмку. — Придут же теперь за нами…

— Да от скуки, блин! — поежился тот. — Тошно было дома сидеть, хотелось чего-то большего.

— А чего тогда работать к ним не пошел? Там много чего предлагают.

— Да терпеть я этих имперских сволочей не могу! Приперлись к нам, хоть их никто не звал, и все изгадили! Лоха обуть теперь не могу! Пробовал. Хрен там. Сразу предупреждение от искина на экране компа или телефона. После такого рисковать не станешь, страшно. Вот и сидел дома, от тоски водку жрал. Потому в клуб и пошел.

— Зря мы послушали придурков оттуда…

— Зря, — согласился Сергей, снова наливая, пил он от страха. — Только так хотелось думать, что мы что-то значим…

— Да что мы можем значить? — досадливо мазнул рукой Петро. — Нас имперцы бездельниками зовут, коли не знаешь. Разговорил я как-то одного из них случайно, он мне и выдал, что они просто ждут, пока мы сами вымрем. Никому из нас продления жизни не дадут, не нужны им обычные люди, о своих удовольствиях и выгоде думающие! Им токо чокнутые придурки потребны, готовые пахать на «благо общества». Плевал я на это их благо! Эх, как же здорово раньше было…

Сергей скривился — он сам до прилета «Снегиря» торговал криптовалютой и хорошо на этом наваривался. Да и лохов не прочь был постричь, а потом весело смеялся, когда стариков, оставшихся без ничего, выбрасывали на улицу подыхать, отбирая квартиры за липовые долги. И все было по закону! Не придерешься. Не то теперь, нет больше никаких криптовалют, да даже бирж больше нет, а о торговле воздухом на курсах валют вообще можно забыть, валюта во всем мире одна — имперский рубль. Да и цены абсолютно стабильны, даже на копейку не меняются, что ты ни делай. Это невероятно, невыносимо раздражало, но ничего поделать бывший финансовый советник не мог. Пришлось сидеть дома и играть в онлайн-игры, больше ничем заниматься не хотелось. Эти игры быстро наскучили, хотелось снова заниматься чем-то важным и интересным, снова стать богатым, уважаемым человеком. Ведь когда предметы роскоши доступны всем вокруг, это неинтересно. Хочется быть особенным, иметь то, чего не имели другие. А это стало невозможно.

— Странно, что нас еще не арестовали, — хмуро пробурчал Сергей.

— Да кто их знает, почему, — пожал плечами Петро. — Может, и пронесет.

— Дай-то Бог! Только не верю я в это. Коляна с Мирного и Васяна из Долгопрудного знаешь же?

— Встречались. А чего?

— Их тоже не трогали, — криво усмехнулся Сергей, ему явно было не по себе, даже руки подрагивали. — А позавчера они исчезли. На запрос через интернет отвечают, что сосланы на Саулу за участие в мятеже. Так что…

— Паскуды! — скрипнул зубами Петро. — И чего я послушал этих козлов к клубе? Сидел бы себе дома, жрал вкуснятину от пуза…

Он пригорюнился. От страха слегка подташнивало, особенно при воспоминании о Сауле и порядках там. Давно сложившиеся банды в попытках удержать власть творили такое, что в голове не укладывалось. И новичкам предлагалось только одно — выматывающий физический труд до полного изнеможения. Империя не вмешивалась в творящееся на каторжной планете, не помогала узникам, только отслеживала, чтобы не было убийств — попытка убить другого ссыльного наказывалась болевым излучением от невидимого дроида. Но банды и без этого обходились, пыток и избиений хватало, чтобы добиться своего — мало кто был способен их выдержать.

Правда еще страшнее становилось при воспоминании о повешенных. Сему хотя бы взять, на редкость компанейский был мужик, именно он организовал протест в их районе, причем очень умело, уговорил прийти даже тех, кто изначально не собирался. За что и был повешен даже не на виселице, а на обычном фонарном столбе. Неужели он работал на тех, кто в день протеста взорвал кучу имперских канцелярий и учебных заведений? Трудно поверить, но с чего бы иначе имперцы так взбеленились? Полмиллиона жертв — это много, очень много, Петро это прекрасно понимал. Не понимал он, как объянить, что сам он ни на кого не работал и никак не связан с теми, кто устроил теракт, а всего лишь хотел, чтобы к нему и другим бизнесменом, а он искренне считал себя бизнесменом, а не мошенником, относились немного иначе.

В какой-то момент уже хорошенько пьяные приятели в очередной раз наполнили рюмки, но выпить не успели — они куда-то провалились, а затем некая невидимая невидимая сила опустила их на пол довольно большого зала, полностью пустого. Они попытались дернуться, но не смогли даже сдвинуться с места — та же сила удерживала их на месте.

— Обвиняемые Сергей Иванович Мирахин, 1983 года рождения, и Петр Александрович Онищенко, 1984 года рождения, принудительно доставлены в имперский суд искинов, — прозвучал холодный, абсолютно безличный голос, от одного звука которого приятели едва не обделались. — Обвиняемые, вы понимаете, где вы находитесь?

— Понимаем… — выдохнул Петро, у которого потемнело в глазах, Сергей вообще мог только мычать, оба мгновенно протрезвели. — Но мы не виноваты! Мы ничего дурного не сделали! Да, вышли вместе с другими на протест, но мы же ничего не разбивали и не разрушали!

— Поскольку вы оба находились в особых списках, то первое же правонарушение автоматически означает ссылку на Саулу, — ответил искин.

— Н-но п-почему м-мы в ос-собых с-списках?..

— Вы полагаете, что ваши преступления в доимперский период остались неизвестными? Зря, все известно и запротоколировано. Вам был дан шанс мирно дожить свою жизнь, но вы им не воспользовались.

— Какие преступления? — хмуро спросил Сергей, лихорадочно пытаясь вспомнить, что могло привлечь внимание имперцев.

— Мошенничество, повлекшее за собой гибель людей, — в голосе судьи впервые проявились эмоции, и это было четко слышимая брезгливость. — Вам напомнить Широкову Веру Афанасьевну, которая из-за ваших махинаций лишилась квартиры и умерла от инфаркта во время выселения ее судебными приставами? Или Иванова Митрофана Григорьевича, тоже оставшегося без жилья и умершего от переохлаждения осенью после того, как его выбросили на улицу? Или Норина Ивана Адамовича — гениального ученого в прошлом, который, доживи он до имперских времен, был бы снова молод и способен работать на благо общества? Об украденных обманом сбережениях несчастных стариков я уже молчу, вы ограбили десятки несчастных. Как я уже говорил, все эти случаи запротоколированы, но, поскольку это произошло в доимперские времена, делам не был дан ход. До момента, пока вы снова не нарушите закон. Вы это сделали, поэтому сейчас ответите за все содеянное.

Петро застонал, ему стало дурно, он никак не думал, что имперцам есть дело до лохов, которым им с приятелем удалось обуть в прошлом.

— Именем империи! — голос искина сделался торжественным. — Сергей Иванович Мирохин и Петр Александрович Онищенко приговариваются к пожизненной ссылке на Саулу. Однако у гражданина Онищенко, поскольку его генокод соответствует запросу Демографического департамента, есть выбор. Если он добровольно согласится участвовать в генетических экспериментах, то ему позволят безопасно жить в закрытом поселении. Эксперименты безболезненны, они большей частью будут заключены в заборе спермы.

— Я согласен! — оживился Петро, любой выход был лучше Саулы, слишком пугали его репортажи с каторжной планеты.

В то же мгновение одна из стен зала осветилась, и из возникшей арки вышла… самая настоящая чертовка. Рогатая, высокая, фигуристая, с оранжевыми, горящими потусторонним огнем глазами. Причем явно беременная, хорошо видимый живот однозначно говорил об этом. Она обошла обвиняемых, затем склонилась к Петро и лизнула его за ухом. Прищурилась, кивнула и довольно заявила:

— Подходит! Практически идеальное совпадение генокода.

Затем наклонилась к перепуганному мошеннику и почти неслышно прошептала:

— Нас ждет много славных ночей, милый…

От внезапно накатившего ужаса Петро снова едва не обделался, одновременно ощущая какое-то дикое, ни разу до сих пор не испытанное возбуждение, от чего штаны в паху едва не лопнули. До него дошло, что он согласился стать игрушкой этой демоницы, причем, скорее всего, постельной. Да с кем же связались проклятые имперцы?.. С нечистой силой⁈.

— Я его забираю, — уведомила рогатая.

— Принято, — ответил искин. — Согласие приговоренного на замену приговора зафиксировано.

Повинуясь небрежному движению руки чертовки, Петро, все еще лишенный способности двигаться, всплыл в воздух и двинулся, за рогатой, танцующим шагом направившейся к порталу вместе со своей добычей. Вскоре они скрылись в туманной дымке.

— А я? — растерянно спросил Сергей.

— Вы приговорены к ссылке на Саулу, куда отправляетесь немедленно, — безразлично ответил искин. — Все необходимые принадлежности и пищевые припасы будут вам выданы.

Ну да, выданы… Только старожилы сразу по прибытии все отберут, а его еще и изобьют — там всегда так поступали с новичками. Придется вспомнить молодость и драться за место под солнцем. Ничего, справится, проклятые сволочи еще пожалеют, что сделали это с ним! Лохов они пожалели! Не нормальных людей, способных на поступок, а тупых лохов!

— Приговор вынесен и обжалованию не подлежит! — жестокие слова искина рухнули молотом на наковальню.

В то же мгновение Сергея опять подхватила невидимая сила и потащила к порталу в полу. То, что это портал, стало ясно по туману. Он пытался сопротивляться, но это ничего не дало, только запыхался. Затем мошенник оказался в каком-то из залов вокзала Снегиревска, впереди светилась двадцатиметровая арка, над которой виднелась надпись: «Бета Южной Гидры, планета Саула, материк Марат, восемьдесят четвертый ссыльный лагерь». К ней плыли по воздуху такие же, как Сергей, будущие зеки. К каждому у самого входа в портал присоединялся большой рюкзак с положенными приговоренному вещами.

В глазах на несколько мгновений потемнело, тело растянуло на миллионы километров, затем он схлопнулось в точку, и новоиспеченный ссыльный оказался на опушке мрачного леса. Низкие тучи нависли над ним, моросил мелкий, противный дождь. Сдерживающая тело сила исчезла, опустив Сергея на жухлую траву странного сиреневого цвета. Он подхватил опустившийся рядом рюкзак, поискал взглядом что-нибудь, нашел довольно толстую суковатую палку и поднял ее — хоть какое-то оружие.

— Брось палку, придурок, — посоветовал ему чей-то незнакомый голос.

— Не брошу! — ощерился Сергей. — Меня так просто не возьмете!

— Боец, что ли? — хохотнул здоровенный светловолосый детина. — Не поможет. Ты никто здесь, новичок. Слушай чего говорят, не то хреново будет.

— Да пошел ты!

— Ну, как хочешь.

Три человека с дубинами в руках двинулись к нему, и через пять минут подвывающий от боли Сергей лежал, свернувшись в клубочек, и постепенно осознавал, что попал в ад, где с его желаниями никто считаться не собирается. Долго здесь не прожить. Причем виноват во всем этом он исключительно сам. И это тоже дошло до ссыльного с пронзительной ясностью.

Он с трудом встал, утер кровь с глаз и босиком, поскольку ботинки с него тоже сняли, поковылял к виднеющимся вдали баракам лагеря. Навстречу новой жизни, если этот кошмар можно назвать жизнью.

— Что-то случилось, Ангелина? — Василиса Петровна удивилась позднему визиту подруги, да и выглядела та так, что краше в гроб кладут. Видно было, что недавно плакала.

— Сашенька… ушел… — с трудом ответила та.

— Как ушел? — удивилась бывшая директриса школы. — Куда ушел? Ну так вернется, куда в нашем городишке особо ходить-то?

— Он совсем ушел! — провыла когда-то возглавлявшая районный отдел образования женщина. — К ним ушел! К имперцам, чтоб они передохли! В какой-то научный центр на Пандору! Все мои уговоры ничего не дали! Отвечал, что не хочет больше быть никем и ничем, это не жизнь. А чего не жизнь, когда всего и так хватает⁈ Найди себе хобби и живи в свое удовольствие! Девочку хорошую, с правильными взглядами я бы ему нашла! Так нет же…

Она зарыдала. Василиса Петровна тяжело вздохнула, объяснить что-либо старой подруге было совершенно невозможно, если уж она что-то вбивала себе в голову. Да о чем речь, убежденная феминистка терпеть не могла мужчин и даже сына родила, использовав искусственное оплодотворение, причем через банк спермы, не желая даже знать имя донора. Директриса, впрочем, и сама была феминисткой, потому и угодила в имперский серый список после прибытия «Снегиря». Как оказалось, активный феминизм в империи тоже почему-то считался преступлением. Но по сравнению с подругой Василиса была крайне умеренной — Ангелина ни с чьим мнением никогда не считалась и полагала правой только себя. Всегда и в любой ситуации.

— Пойдем, тебе надо немного выпить, — повела хозяйка квартиры бывшую чиновницу в гостиную. — Постарайся успокоиться. Ты ничего не изменишь, нам, сама знаешь, с Земли ходу нет, так что отправиться за Сашей ты не сможешь. Да и не надо. Я тебе не раз говорила, что своей удушающей заботой ты парня когда-нибудь доведешь до ручки. Но ты меня не слушала…

— Да я же добра ему хотела… — всхлипнула Ангелина Михайловна, залпом выпив налитый ей старой подругой ликер. — С хорошими, правильными девочками знакомила, так Сашенька от них буквально шарахался. Клубы нормальные нашла, где нормальные люди общаются, а не эти сумасшедшие. Нет, все ему не так было…

— Что я слышу? — вышла в гостиную Вероника, дочь хозяйки квартиры, высокая серьезная, хоть и не слишком красивая девушка с толстой черной косой. — Неужели наш маменькин сыночек против мамочки пошел? Вот это да! Молодец какой!

— Ты тоже уйдешь? — хмуро спросила Василиса Петровна, уже почти смирившаяся с этим.

— Уйду, мама, — подтвердила девушка.

— Чего вам не хватает⁈ — простонала Ангелина Михайловна. — Ну чего?

— А то вы не понимаете? — криво усмехнулась Вероника. — Жизни! Здесь не жизнь, а прозябание! Вся жизнь там! — она ткнула пальцем в потолок. — Там строят, любят, летают! А здесь что? Жри, спи и развлекайся? Я два года терпела это после школы, больше не могу и не хочу. Хватит! Сашка вон тоже не выдержал. Не понимаю, как вы сами можете так жить! Чего вы ждете⁈

— Что все вернется на круги своя, — вздохнула ее мать. — Не должно так быть! Эти прилетели и все изгадили!

— Что изгадили? — презрительно спросила девушка. — Всеобщую продажность? Аппаратные игры? Всевластие подонков?

Василиса Петровна с тоской смотрела на дочь и понимала, что упустила ее. Имперские школа, фильмы, книги и игры сыграли свою роль, внушив большинству молодых чуждые идеалы. До них почему-то не доходило, что борьба каждого с каждым, стремление идти вперед пусть даже по головам и ценой чужих жизней — правильны. Именно так дается развитие. Именно так наверху оказываются сильные, имеющие на это право. А сейчас даже ничтожные неужачники имеют все, что душе угодно, не прикладывая к этому никаких усилий. Слабые, которые должны находиться внизу, на дне, преуспевают. Так не должно быть! Но дети этого не понимают, им вдолбили в головы идиотские понятия чести, взаимопомощи, доброты, сочувствия и прочей не существующей чуши. И поделать с этим, похоже, ничего нельзя — имперские сволочи прекрасно отдают себе отчет в том, что делают, они растят из молодых свое подобие. И это по-настоящему страшно. Особенно если вспомнить выросших в их интернатах. Это не люди, а что-то жуткое и неестественное. Ни один не желает идти по головам ради своего преуспевания, как должен поступать любой нормальный человек.

Вспомнив о том, что теперь и преуспевать-то не получится, как бы ни старался, Василиса Петровна скрипнула зубами — они с подругой ведь попытались пристроиться в имперские структуры, чтобы строить карьеру. Но их быстро раскусили и уволили, объяснив, что люди с такими мотивами и такими взглядами империи не нужны ни в каком качестве. С тех они сидели дома, общаясь только со знакомыми с прежних времен людьми. О чем речь, им даже телепортами пользоваться запретили, не говоря уже об имперской медицине. А все из-за чего? Взгляды, видишь ли, неправильные!

А теперь выясняется, что и дети, родные дети против матерей. И ничего тут не поделаешь, женщина прекрасно это понимала, помнила себя в таком возрасте. Может поймут, когда повзрослеют? Вряд ли, если будут жить не под материнским контролем, а среди имперцев, чтоб им всем провалиться.

— Ника, а что с личной жизнью? — спросила Василиса Петровна. — Ладно я никогда замуж выходить не хотела, чтобы не угождать никому из этих козлов, но ты же не феминистка, насколько я знаю.

— Уж как-нибудь сама разберусь, — скривилась та.

— Там, — показала на потолок мать, — мало мужчин и распространено многоженство. Это на Земле мужчин хватает, но наших туда не пускают, бездельники, видишь ли. С этим, впрочем, я согласны, бездельники и козлы, но без них, к сожалению, ребенка не завести.

— Повторяю, мама, — неприятно усмехнулась Вероника. — Без тебя разберусь и без тебя решу, что мне делать. Мне надоело, что ты пытаешься управлять моей жизнью. Я уже взрослая. Тем более, что ты никто и звать тебя никак. Тоже бездельница, прости уж за правду.

— Ты как с матерью разговариваешь, негодница⁈ — взвизгнула Ангелина Михайловна.

— Так, как она того заслуживает! — отрезала девушка. — Так что, мама, послезавтра я, как и Сашка, улетаю в космос. Завербовалась на научную станцию «Иван Торопов» в системе Д34–40567, это на другой стороне галактики, не слишком далеко от Арды. И ты меня не удержишь. Мне здесь надоело! Я жить хочу, а не гнить!

С этими словами она тряхнула косой и ушла в свою комнату, с силой захлопнув за собой дверь.

Две средних лет женщины с тоской посмотрели друг на друга, понимая, что им остается только стареть в одиночестве. Ведь продления жизни им, не принимающим и не понимающим имперские законы и обычаи, никто не даст.

Собрание коллектива главной имперской канцелярии Санкт-Петербурга началось с минуты молчания в память о погибших в теракте. Шесть районных канцелярий оказалось уничтожено вместе со всеми сотрудниками, это сильно ударило по канцеляристам, теперь восстановить работу на прежнем уровне удастся нескоро. Ведь инспектором может работать только убежденный имперец, никого другого к такому на пушечный выстрел подпускать нельзя. Конечно, в службу пришло немало стажеров, закончивших интернаты в этом году, но пока еще они всему научатся. А город большой, очередь на прием уже на месяц вперед расписана.

— За дело, — села главный инспектор, Ирина Сергеевна Толбухина. — Новые здания канцелярий выращены, однако нам не хватает персонала. Катастрофически не хватает, там где нужны восемь инспекторов, работает один. И, конечно, буквально зашивается. Есть какие-нибудь предложения?

— Разве что увеличить число стажеров, — негромко сказала Нинель Франсуазовна Дорнье, полугрузинка-полуфранцуженка. — Но моложежь к нам идет неохотно, сами знаете, им романтику подавай.

— Знаю. Но что-то делать надо.

— Надо, но рисковать тоже нельзя, от наших решений зависят человеческие судьбы, — вздохнул Николай Иванович Ли-Хань. — Тем более, что происходит что-то странное. Возможно вы не в курсе, но после теракта активизировались старые чиновники, больше двадцати тысяч подали заявления с просьбой зачислить их в штат канцелярий. Совпадение? Извините, не верю я в такого рода совпадения.

— Я тоже, — поджала губы старший инспектор. — Хотят превратить наши учреждения в привычную им бюрократическую клоаку. Никак не успокоятся. Запрещаю брать кого-либо принадлежавшего к старой системе управления. Они нам тут наработают.

— Все изгадят, до чего дотянутся, — согласились остальные, прекрасно знающие, что представляют из себя старые чиновники.

— А что с выпускниками земных школ? — поинтересовался Лавр Робертович Гаранин. — Брать или нет? У меня около двух сотен их заявлений лежит.

— Только после ментоскопирования, — покачала головой Ирина Сергеевна. — Местных землян вообще до серьезных дел без ментоскопирования допускать нельзя, слишком их изгадила жизнь при капитализме. Даже молодым старики ухитряются мозги исковеркать.

— Но не всем, не всем, — возразил Сергей Петрович Хоренко. — Тут интересная тенденция наметилась.

— Какая?

— Как оказалось, немало бездельников сидели дома только потому, что ухаживали за старыми родителями из не подлежащих омоложению. А когда старики умерли, начали искать себе занятие.

— Да, я тоже столкнулась с несколькими такими случаями, — поддержала коллегу Валентина Семеновна Логова. — Особенно один показателен. Я даже запись отдельно сохранила. Пересылаю ее в общее пространство.

…В кабинет инспектора вошла скромно одетая женщина лет сорока, может, на пару лет моложе. Она вежливо поздоровалась и присела на край стула, явно чувствуя себя неуютно.

— Добрый день! — ободряюще улыбнулась ей Валентина Семеновна. — Вы по какому вопросу?

— Здравствуйте… — едва слышно произнесла посетительница. — Галина Степановна Барзова. Я… я по поводу работы… И объяснить хочу, почему не работала до сих пор. У меня мама полупарализованная была. Я за ней ухаживала. Теперь… теперь она умерла, а я дома в одиночестве сидеть не могу… Так и кажется что она сейчас из спальни выйдет и веревку мне в руки сунет… А я… я возьму…

— Может вам к психологу сходить? — поняла о чем речь инспектор, мысли о самоубийстве никогда ни к чему хорошему не приводили, человеку следовало помочь и вытащить из ямы.

— Нет, я не сумасшедшая! — вскинулась Галина Степановна. — Я… Я работать хочу! С людьми. С детьми. Я раньше в детском садике частном работала воспитательницей.

— Это очень хорошо, — оживилась Валентина Семеновна. — Нам сильно не хватает воспитателей для самых маленьких. Мы сейчас как раз собираем беспризорников с нескольких миров, там и малышей очень много. Зашиваемся буквально! А детьми далеко не все способны работать, вы знаете, их любить всей душой надо.

— Да как же их не любить? — мягко улыбнулась посетительница. — Они же маленькие, а сироты еще и несчастные.

— А то вы не встречали тех, кто в прежние времена на детях наживался? — вздохнула инспектор, вспомнив «прелести» капиталистического общества. — Сейчас, к счастью, такого нет. И работа воспитательницей для вас найдется. Одно только «но». К детям без ментоскопирования никого не подпускают, это закон. Вы согласны на ментоскопирование?

— А что это?

— Полное считывание вашей памяти.

— Да считывайте на здоровье, — пожала плечами Галина Степановна. — Мне скрывать нечего, жила честно, никого не обманывала и не обворовывала.

— Вот и хорошо, сейчас выпишу вам направление на медкомиссию, — улыбнулась Валентина Семеновна, одновременно через имплант давая искину канцелярии задание собрать информацию по этому человеку. — И еще один вопрос, несколько странный.

— Задавайте.

— Как бы вы отнеслись к тому, что некоторые дети будут не совсем людьми?

— Это как? — озадачилась посетительница.

— А вот, смотрите, — инспектор вывела на экран изображения юных эльфа, орка, нага, гоблина, хоббита, дроу и среднего смеска. — Генетически все они люди, поскольку могут иметь общих детей, разве что выглядят немного странно. Большей частью дети будут вот такие, — она показала на смеска. — Их оказалось на удивление много. Но и человеческих малышей тоже хватает — недавно был спасен эвакуационный корабль из другой вселенной, там больше двенадцати миллионов осиротевших детей было.

— Всего лишь? — снова улыбнулась Галина Степановна, у нее была на удивление мягкая и добрая улыбка. — У одного ушки остренькие, у другого клычки из-под губы торчат, а третьего ножки мохнатенькие? Это все равно дети! Маленькие! Им любовь и внимание нужны.

В этот момент искин передал собранную информацию, осмыслив которую Валентина Семеновна только головой покачала. Покойная мать посетительницы оказалась редкой, патентованной сволочью. Она не давала дочери жить, сутками пилила и устраивала скандалы по мельчайшему поводу. Бедная даже из дома выйти не могла, мать делала вид, что ей плохо и надрывно вопила. Да как она с ума не сошла при такой-то жизни? Да уж, бывают старики, считающие весь мир в чем-то перед ними виноватым и портящие жизнь всем, до кого могут дотянуться. И такие удивляются, что их не омолаживают? Не понимают, что не надо быть сволочами, что сволочи никому не нужны? Удивительно. А ведь Галина Степановна явно считала себя обязанной матери, творящей черт-те что. Она и одинокой осталась из-за той, не позволявшей дочери ни с кем не встречаться. А добрая девушка, тогда еще девушка, не хотела огорчать ее. Вот и осталась ни с чем. Воспитательница явно очень добрый и беззащитный человек, нужно помочь ей, обязательно нужно. Всем, чем возможно.

— Очень рада, что вы так думаете, — пристально посмотрела на посетительницу инспектор. — Тогда я предварительно направляю вас в интернат «Синие воды» на Арде, это побережье материка Темные земли. Берег моря, климат отличный. Жилье вам выделят. Сегодня пройдете медкомиссию, а завтра с утра отправитесь туда. Маршрут я сейчас распечатаю. Вам выделить сопровождающего?

— Не стоит отвлекать занятого человека, — отказалась Галина Степановна. — Через интернет разберусь, а если сама чего-то не пойму, спрошу кого-нибудь. Что с собой брать?

— Что пожелаете. Но теплой одежды, думаю, не надо, там круглый год лето. Вот возьмите, это направление на медобследование, а это маршрут. Завтра с утра через любой уличный телепорт отправитесь в портальный вокзал Снегиревска, оттуда в двенадцать часов на Арду, а потом в Темные земли. Узнаете в справочной, как добраться до интерната, это вряд ли будет сложно. Если вы не против, я открою вам телепорт в клинику прямо сейчас.

— Не против, побыстрее справлюсь. Там будет очередь?

— Вряд ли, это специализированная клиника, там не бывает очередей. Тем более, что она на Марсе расположена.

— На Марсе… — зачаровано повторила посетительница. — А можно будет… посмотреть?..

— Конечно, — заверила инспектор. — Там сейчас вовсю идет терраформирование, но пока без скафандра гулять по поверхности не стоит, воздух уже есть, но очень разреженный. Скафандр в клинике дадут.

Проводив Галину Степановну и проследив, чтобы она вошла в телепорт, Валентина Семеновна улыбнулась. Все бы посетители были такими! К сожалению, большей частью приходили бесполезные бездельники, а то и хуже, откровенные скоты, желающие продления жизни, которого таким, как они, никогда не дадут — не заслужили.

…После просмотра записи все инспектора улыбались, им очень понравилась воспитательница.

— И как, она прошла ментоскопирование? — поинтересовалась Ирина Сергеевна.

— Без малейших проблем! — заверила Валентина Семеновна. — Очень добрая женщина. Практически наша. Разве что не боец ни в каком виде. Совершенно беззащитная. Думаю, она заработает омоложение. Сейчас уже вовсю обихаживает малышей-беспризорников в интернате, пытается отогреть их замерзшие души. И отогреет, я уверена.

— Да, такая точно отогреет, — согласились инспектора.

— Ладно, вернемся к нашим баранам, — вздохнула Ирина Сергеевна. — Думаю, стоит организовать практику для стажеров в самых посещаемых канцеляриях. Пусть посмотрят на работу вживую. Плюс следует поездить по интернатам, поговорить с учениками старших групп, может кто-то заинтересуется.

Инспектора кивнули, отметив в своих календарях необходимость выделить время на поездки. Естественно, за счет выходных — сейчас, когда такая нехватка людей, тратить рабочее время на что-либо другое они не могли себе позволить. Имперцы всегда отличались добросовестностью и делали любое дело настолько хорошо, насколько это вообще было возможно. Они иначе просто не умели, такими уж их воспитали.

Совещание закончились, и инспектора разошлись по своим кабинетам. Предстоял очередной тяжелый, суматошный день.