Почти настоящее.
Настоящие фрукты в Мрачново не росли. А те, что росли, сплошь неправильные. Ядвига не знала ни одного рецепта смузи, где использовались бы одни лишь яблоки и груши. Ей требовались апельсины, бананы и авокадо, в крайнем случае подошло ананасы с мандаринами, но, сколько бы она ни ходила по огороду бабушки, который пока не успел уничтожить садовник Агаты, ни одного захудалого банана отыскать не смогла.
— Долго мне ещё ждать этого глобального потепления, чтобы пальму нормальную посадить? — бурчала она себе под нос, пиная грядки с капустой и прыгая через окученную картошку.
Вместе с административной должностью на неё свалилось обязательство по организации юбилея посёлка. А это было очень ответственное задание. Потому как это, считай, детский день рождения. Отпразднуешь не так, как следует, не навеселишься вдоволь, потом всю жизнь будешь вспоминать об испорченном детстве. А Ядвиге очень не хотелось, чтоб посёлок потом поминал её недобрым словом и винил во всех своих последующих неудачах.
А какой юбилей без смузи, тут же подумала Черепушкина и направилась к супермаркету. Требовались фрукты, чтобы взбодрить группы перед первым выступлением. Да и гостей угостить не помешает.
Вампирэсса Блоди подсуетилась раньше. И в честь юбилейного события был испечён огромный торт, который они всем семейством и съели вместе с колобком, что перемазал рот шоколадом с таким грозным видом, словно расправлялся с сородичами.
И теперь избыток сладости вампирэссе требовалось перебить чем-нибудь солёным. Куском стейка из мраморной говядины, например, и томатным соком. Во всем следовало соблюдать баланс. И она тоже направилась в супермаркет.
Блоди благоразумно посудила, что, объевшись сладостей, затем следует наесться чего-нибудь противоположного. А что может быть противоположно торту? Конечно же, кусок мяса! Да с кровью!
Ядвига же в это время выбирала в магазине свежевыжатый сок, когда её чуткий нюх учуял запах крови. Она повернула голову и увидела блеснувшие алым глаза вампирэссы.
Блоди держала перед лицом кусок мяса и с наслаждением принюхивалась. Свежее!
— Прелесть какая! — произнесла она с предвкушением.
— Вы собираетесь это есть? — спросила Ядвига и скривилась так, словно во рту лимон оказался. — Но это же гадость!
— Непременно, гадость, но… какая вкусная! — ответила Блоди, укладывая мясо в корзину. — Выйдет отличный бифштекс с кровью.
— Вы что же, уважаемая, собираетесь пить кровь мёртвого бифштекса? — краснея от возмущения, выкрикнула Черепушкина. — А если он мучается?
Блоди мрачно посмотрела на взвизгнувшую девицу. Угрожающе шагнула к ней, улыбнулась, сверкнув клыками. И тихо спросила:
— А вы собираетесь пить кровь дохлых апельсинов? А если у них есть дети?
— Какие ещё дети? — переспросила Черепушкина. — Это же фрукты. И прочие овощи.
— А как же семечки? А? А мякоть? Разве это не кровь фруктов?
Черепушкина не ответила, перевела взгляд на бутылочку с соком, пригляделась. На этикетке было написано «Сок с мякотью», и в самом напитке отчётливо проглядывались волокна, бывшие некогда круглым фруктом.
Ядвиге вдруг ясно представилось, как несчастный апельсинчик не хотел лезть в соковыжималку, упирался из всех своих апельсиновых сил, плакал и кричал: «Не ешь меня! Я тебе ещё пригожусь!», но был повержен злобной волей потребителя.
Ужаснувшись, Черепушкина поставила бутылку обратно на полку. Затем она подошла к лотку с фруктами и набрала полную корзинку апельсинов.
— Я всех вас спасу, — приговаривала она. — И ваших детей!
В этот момент она твёрдо решила обойтись без смузи. Будет питаться кашами. Крупа в её фантазиях не кричала и не пыталась сбежать… Пока что. И если что, можно всегда вернуться к лесным грибам. Сезон начинается. Они и лидерские качества повышают, и в общении с исчезающими клиентами помогают.
Даже сейчас их действие словно ещё не закончилось и периодически всплывало. Вот и апельсины были не против и словно говорили Черепушкиной «пасиба-а-а». Именно так, медленно, и кивая.
«Но что сделать, чтобы спасти все фрукты?» — прикинула Ядвига и тут же сообразила, что можно выключить во всём посёлке свет.
В темноте апельсины проще спасать. А те, что умные сами сбегут.
Всю дорогу от супермаркета к месту работы она размышляла об апельсиновых судьбах. Разговаривала с пакетом, полным фруктов, но шёпотом, чтоб никто на апельсинчики не вздумал покуситься. Спасение природы — вещь непростая, всякий так и норовит её подпортить. То сок выжмет, то в пюре подавит.
— Как вы там? — тихо спрашивала она, украдкой озираясь, чтоб прохожих не было. — Комфортно ли в пакетике? Есть чем дышать? А дети ваши как поживают? Ещё не выросли. Ну, ничего, вырастут ещё, вы только потерпите немного.
Правда, она так и не придумала, где их лучше выпустить на волю. Где ареал обитания вольных апельсинов в Мрачново? Потому притащила их на работу. Пусть пока тут поживут в качестве домашних питомцев. А как окрепнут, так сразу она их на волю и выпустит.
Вернувшись в кабинет администрации, Ядвига с твёрдым намереньем потянула центрально-распределительный поселковый рубильник, который располагался в подвале дома Агаты Карловны.
Казалось бы, спасение для фруктов пришло незамедлительно! Врывайся в магазины, бери, сколько хочешь, и освобождай, освобождай!
Но вмешалась сама Агата Карловна.
— Так! Что за дела?
— Апельсинки спасаются.
— Что за чепуха? Никто мне мероприятие не нарушит! — заявила она, даже не думая спускаться в подвал и проверять рубильники. — Разберись с освещением!
— Но… как? Апельсинки же. Свет — враг свободы! Я если и включу свет, то только ради того, чтоб всем квитанции за него распечатать. Чтобы от руки не писать.
— За свет я за мрачновцев всегда платила!
— А теперь не будет света. И платить не надо, — повеселела Черепушкина. — А если и заплатят, то мы всё равно подумаем, давать или не давать.
— Поздно тебя что-то на тьму потянуло. Но никто не знает, когда кровь заговорит. — пробурчала Агата Карловна, вышла на улицу и принялась за ПРИЗЫВ. — Но зачем мне мрачновская родня, если самой всё приходится делать?
Даже без света вечер в посёлке выдался не по-мрачновски светлым. Из леса на призыв банши прилетели болотные огни. Несмотря на то, что болот в округе давно не было, огоньки всё водились по старой памяти.
Они даже в лесу обитали, но с тех пор, как там развернули революционное движение суслики с белками, стало тесно и революционно-неуютно для миролюбивых светлячков. И теперь огоньки потихоньку перебирались в посёлок.
От людей и нелюдей беспокойства меньше, чем от мохнатых бунтарей.
— Всё что не делается, то… делаем, — бурчала Агата Карловна, открывая мероприятие и без света, успешно распределяя массу светлячков по секторам.
— Какая я молодец. И апельсины в безопасности, — улыбнулась Ядвига. — И фонари не обязательно зажигать. На электричестве можно экономить.
Болотные огни прекрасно справлялись с задачей освещения. Не зря мозгоправ с ними работу провела. Мозгов, правда, у огоньков обнаружить Агате так и не удалось, зато светимость после сеанса связи повысилась. А в ауре дело или личных предпочтениях — не так уж и важно. Банши просит — надо делать.
Некоторые светлячки ещё и цвет с зелёного на красный научились менять. И Ядвига тут же прикинула, что их можно смело ставить светофорами на перекрёстках подрабатывать. В посёлке всё равно все монстры чёрте как ездят, смешав велосипеды, автомобили, тележки и ролики. Так что если и будет много аварий, то сразу это не заметят. Спишут на процесс оптимизации.
Со светом каждый регулировать может. Ты без света попробуй.
В любом случае, на празднике в честь годовщины посёлка огоньки были задействованы в качестве основной иллюминации. Правда, фонари из них вышли непоседливые, скакали по столбам, заглядывали в окна домов, отчего жители не могли понять, день за окном или ночь? А, впрочем, какая разница?
Огоньки светились как маленькие солнышки. Вот, только что был день, а теперь ночь. А нет, снова день. А чтобы узнать, чего там на самом деле на улице со временем твориться, жители высунулись из своих коттеджей. И волей-неволей никто праздник не пропустил, даже те, кто и не думал идти.
А стоило жителям выйти на улицу, лишившись интернета, кабельного и гаджетов после отключения света, как музыка классических инструментов и общая атмосфера веселья уже не позволила отсиживаться дома.
В центре посёлка прямо на площади ещё с утра установили сцену, и теперь на ней выступить мог любой желающий. Отсутствие слуха и голоса в современном мире давно не считалось помехой для творчества. Главное, креативный подход.
Агата разумно посудила, что шанс прославиться должен быть у каждого, вне зависимости от того, гэкает он, акает или ещё агукает. Главное, чтобы желание было, и кто-то рядом с камерой на батарейках стоял. А талант она им на сеансах психотерапии откопать поможет. Правда, иногда такие таланты попадались, что лучше бы их, напротив, поглубже закопать… Но то дело вкуса.
Сцена, занявшая главную и единственную площадь посёлка, оказалась такой большой, что видно её было со всех уголков Мрачнова. И даже немного из леса. Но желающих выступить без света в посёлке теперь собралось так много, что музыкантам пришлось выстроиться в очередь. Когда же стало ясно, что продвигаться очередь не желает, репетиции начались прямо посреди улиц.
Поднялась такая какофония звуков, что хоть истребитель рядом заводи — не расслышать.
— Всё равно я громче всех мочу! — прогорланила на весь посёлок Мара и, снова открыв рот, загудела низким басом. — Я девочка простая. Я других не знаю. Я леди без прикрас, У-Би-Ва-Ше-Чка для ва-а-ас!
Музыка вдруг стихла. Девочка-монстр оказалась такой басовитой, что стоящий рядом динамик затрясло, затем подкинуло, а после и подбросило, и ожидаемо разбило.
Из него выскочил оглушённый суслик. Зверёк перекувыркнулся в воздухе, но приземлился на задние лапки, и даже мини-каску не потерял.
— Атака! — вскрикнул он на сусликовском. — Началось, братцы! Не время нынче за щёки припасы прятать! Они с таким рёвом всё заберут! Люди близко! Монстры ближе! Бежа-а-ать! — заявил он и, петляя, сам помчался в сторону леса.
Тактическое отступление.
Только среди ценителей музыки не нашлось переводчиков с сускликовского и для всех это прозвучало как «пи-пи-пи». А для многих так и вовсе не прозвучало. Потому что царили тут звуки погромче.
Шпион, однако, отлично справился со своей работой, до последнего оставаясь незамеченным. А там уже Оспе решать, что делать с полученной информацией.
— Басы сестры тащат, — заметил Даймон. — В том числе и сусликов в лес. Не надо ей петь. Пусть мычит. Всех и так растрясёт не слабо.
— Я крутая! — заявила довольная Мара.
— Конечно, ужастик мой. Ты громче всех, — похвалила девочку Блоди. — Но, боюсь, оглохшие зрители не сумеют оценить твоего таланта. Давай попробуем перейти от контральто до сопрано и в процессе никого не убить.
— А так можно? — с сомнением спросила Мара. — Если не убить? Публика не расстроится?
— Пусть только попробует, — клыкасто улыбнулась вампирэсса.
Мара кивнула, хотя отказ от убийств ей не очень-то понравился. Но с другой стороны, если всех слушателей первыми же ариями поубивать, то для кого ж она петь будет? Это пока публика с того света обратно на концерт доберётся, ждать придётся. А антракт в её выступлении никто не запланировал. Пропустят всё. Будет обидно.
Концерт и без света собирался начаться вовремя, и ничто не могло ему помешать в этом. Михаэль заранее торопливо прорывался к сцене. Нужно успеть выступить, пока дочка окончательно всех не распугала, попутно собрав куш для жертвоприношений богам музыки.
— Дорогу! — требовал Чёпа, которого держал в руках Михаэль. — А не то откушу ногу!
Даймон погладил колобка, с пониманием кивнул:
— Опять есть хочешь? Ты же и так половину торта умял, каннибал дрожжевой!
— Всегда кручу, порой верчу, сбацать вам рэпа немножко хочу, — признался колобок, и, прикусив губу, стал краснеть, словно разогреваясь изнутри. — Я ещё и пшено люблю!
— Пустите же! — не унимался оборотень. — У меня колобка сейчас на ноты порвёт! Где микрофон уже? Моструоид хочет развиваться!
Чёпа завертелся так, что Михаэль его чуть не выронил. Но болтливому кругляшу повезло, что у оборотней хорошая реакция. А то ж столько народу тут, недолго колобку и в блин превратиться. Наступят и забудут, как звали. В толпе легко затеряться, так и не дожив до популярности.
— А, понял, — улыбнулся Михаэль, подхватывая предложенный микрофон. — Новый хит сочиняешь. Вот это работоспособность!
Колобок радостно оскалился кивнул.
Конферансье представил группу едва слышно в глухой микрофон. Прокричал и откланялся:
— Встречайте, «Мрачновский кошмар»! Тепло поприветствуем, дамы и господа, монстры, монструоиды и все причастные.
Даймон дал бит, откусила половинку тарелки Мара для пущего спецэффекта. И кругляш зачитал речитативом следом:
Твоя идеология менять?
Или шагать со строем?
Услышал приговор —
И по кустам с толпою?
Михаэль подхватил второй микрофон, как будто он имел значения, и зачитал следом из головы.
Страх убивает раньше пули,
Это всем известно,
Но что нам предпринять?
Где план? Кто эмчеэскник?
Колобок попрыгал по полу как мячик, дополнил:
Мой путь ещё не предрешён,
Я капля в океане.
Но капли точат черепа,
И разбивают камни.
Михаэль поймал его и швырнул на край сцены как мяч в корзину, сам взял слово:
Пусть моё семечко взойдёт,
Слова расправят крылья.
А правду мелочь не берёт.
Фортуну всюду видно.
Колобок отлетел от одного из светлячков, от чего из того искры посыпались, создавая новый спецэффект на сцене. И затянул, улетая обратно:
Твоя температура комнаты?
Или по венам лава?
Увидел бой и в соучастники?
Или быстрей в засаду?
Михаэль сорвал рубаху, закрутил в руке, помахивая и разогревая толпу, и добавил:
Нет сил парить под небом?
Валяешься на дне?
Или несёшь свой рок,
Плутая в темноте?
Колобок прилетел в руки Михаэлю. Тот принялся превращаться в медведя, но оба затянули в унисон:
Мой путь ещё не предрешён,
Я капля в океане.
Но капли точат черепа,
И разбивают камни.
Пусть моё семечко взойдёт,
Слова расправят крылья.
А правду мелочь не берёт.
Фортуну всюду видно.
По завершению, у колобка выросли две руки из щёк. Одна выхватила микрофон у уже покрывшегося шерстью оборотня, и бросила на сцену. Затем он открыл рот и откусил обе руки как сухой хворост. Потому что проголодался. А покормить его во время выступления никто додумался. Творчество же много энергии требует, что там того торта-то было? Так, на один зубок колобку. Вот и пришлось решать проблемы самостоятельно.
От этого нехитрого действия половина гостей сразу рухнула в обморок, а вторая застыла в ожидании.
— Ого, искусство отращивает руки! — первым восхитился конферансье, пока зрители, слушатели и прочие причастные, кто ещё не потерял сознание, взорвались аплодисментами следом.
Это был фурор, который никто из посёлка оказался не в силах повторить. И сколько пар восхищённых глаз и даже рогов сейчас следили за сценой, не мог бы с уверенностью сказать никто.
Но один рогатый смотрел особенно пристально.