Глава 4. Реальность из вымысла

Сегодня я закончил очередной дневник и осознал, что для него не хватает места на полке. Это не такая большая проблема, ведь я давно планировал перебрать их, расставив как должно, а не как попало.

Проклятие лени, когда всё временное становится постоянным, поразило и меня. Поэтому я посчитал ситуацию подходящей, чтобы начать аккуратно вытаскивать дневники, протирать их, а потом складировать на стол, освобождая в шкафу полку за полкой.

Спустя пару часов каждый из них был протёрт, а полки чуть ли не сверкали чистотой. Теперь, когда я закончил с наведением порядка, стоит начать расстановку.

— И тут полагается подумать, — почесал подбородок. — Впрочем, начинать всегда лучше сначала.

Я зарылся в дневники, отыскивая самый первый. Разумеется, я не мог не открыть его, изучая содержимое.

— Какие воспоминания… — тихо произнёс я. — Помню этот сон.

Шоссе, длинный участок дороги. Я ехал на машине, и никого, кроме меня, здесь более не было. Пусто. Зато слева и справа расположились высокие здания необычной архитектуры, освещённые огнями ночного города.

Во время езды я не находил себе покоя: всё время что-то искал. То под пассажирским сиденьем, то в бардачке или на задних креслах. В каких-то пакетах у себя под ногами и вообще везде, где хватит фантазии. Но ничего не находил.

В конечном итоге перестаю искать вовсе и перевожу взгляд на длинный участок дороги. Шоссе кажется бесконечным. Периодически выглядываю из окна, чтобы посмотреть на здания вокруг и на их огни. Город создаёт ощущение наполненности жизнью, а дорога — пустоты и потерянности.

Был ли в этом какой-то скрытый смысл? Я подсознательно отделял себя от остальных?

Через какое-то время я покинул город и оказался на просёлочной дороге. Наступило утро, и солнце ярко освещало окрестности. Вокруг по-прежнему не было ни одной машины. Я всё ещё абсолютно один.

Дорога продолжилась, и вскоре я ощутил позывы облегчиться. Опасное желание, когда оно появляется во сне! Но это я ощущаю сейчас, перечитывая записанный сон, тогда же моё единственное желание было в том, чтобы обнаружить какую-нибудь заправку по дороге, мотель или хотя бы придорожную забегаловку. Однако — тщетно. Вокруг не было даже деревьев, лишь кажущийся бесконечным луг.

— Пристроиться посреди поля? — хмыкнул я, крутя руль. — Ищи дурака…

Что, если кто-то проедет и увидит меня? Боже, как же стыдно! — бились мысли в моей голове.

Однако в конце концов я всё-таки остановился посреди дороги и использовал собственную машину в качестве заслона. Даже если кто-то проедет мимо, то увидит лишь припаркованное авто. Не будет же он останавливаться ради этого?.. Очень надеюсь, что нет!

— Если, конечно, это будет не полицейский. М-да… — почесываю затылок, ещё раз оглядывая пустую трассу.

Прежде чем приступить непосредственно к делу, покосился на книгу, лежащую на приборной панели. У неё крайне звучное название: «Психоз». Я потратил пару секунд, обдумывая, стоит ли взять её, чтобы почитать в процессе.

— Пожалуй, не тот случай, — говорю сам себе и решаю обойтись без литературы. Лучше будет потратить это время на размышления и изучение шоссе.

Вопреки распространенному мнению, большинство людей не берут с собой в туалет книги или газеты, чтобы почитать, пока пользуются уборной. Люди, вероятно, просто сидят там и думают о разных вещах. Сосредотачиваются на сугубо, хе-хе, естественном процессе. Такая вот правда жизни.

И всё же, я считаю, что будущее принадлежит телефонам. Мобильники станут тем, что вытеснит и книги, и журналы, и всё остальное. В туалет будут заходить, чтобы почитать и посмотреть короткие ролики. Пополнить, так сказать, багаж знаний.

Иногда это даже бывает полезно. Имею в виду информацию. Большинство людей поглощает её отовсюду, словно губка. В конечном итоге почти каждый из нас гораздо более осведомлён, чем сам о себе думает. Разумеется, многие скажут, что это не так. Что они плохо осведомлены о том, что происходит в мире, что они не знают элементарных вещей, но я прекрасно понимаю: это не так. Большинство из нас гораздо умнее, чем считают сами. Каждый прекрасно осознаёт и картину мира, и суть собственной жизни. Разве что некоторые скрывают это. Даже от самих себя.

Всё заваривается в нашей голове. Все мысли, прежде чем сорваться с языка, изначально растут и прокладывают себе путь в мозг. Никто и никогда не скажет то, о чём не думал хоть какое-то время. Даже если это случайно вырвавшееся слово.

Уверен, размышление — это первая стадия осознания. И лишь после этого слова вылетают наружу. Получается, что даже самый редкостный болтун думает гораздо больше, чем говорит. Нельзя забывать об этом и считать себя умнее лишь на основании того, что лучше контролируешь язык.

Возможно, что перед нами философ? Человек, чьи размышления достигли уровня, когда даже не каждый по-настоящему умудрённый жизнью индивид сумеет осознать истинную суть сказанного?

Пусть это не так и лишь порция моего сарказма, но ещё раз повторюсь: человек, создающий впечатление недалёкого болтуна, редко когда оказывается действительно тупым. Каждый, кто считает своего друга или знакомого недалёким, однажды имеет шанс сам оказаться в дураках.

Забавно: сижу я, скрытый машиной, размышляю «о вечном», однако процесс не идёт.

— Ха-ха, — прервался я от погружения в чтение. — Как же я рад, что он не пошёл!

Немного похихикав, вновь углубился в воспоминания того сна.

Посидев «в раздумьях» ещё какое-то время, вынужденно прекращаю мучить организм и возвращаюсь обратно в машину, продолжив прерванный путь. Вскоре дорога вывела меня к перекрёстку и светофору на нём. Светофор горел красным. Все три его секции. Однако я игнорирую этот знак, ведь дорога пуста. Очевидно, что светофор неисправен…

Затем у меня в голове будто что-то щёлкнуло. Переключилось. Вроде и дорога шла прежней, и шоссе продолжало оставаться пустым, но мысли словно развернулись в противоположную сторону. Я скрупулёзно зафиксировал этот момент в собственном дневнике, даже поддавшись размышлениям, возможно ли это от того, что я проехал под запрещающий сигнал светофора? Всё-таки он горел красным, а я не нарушаю правила. По большей части.

Уже неважно. Во сне я начал размышлять о своих родителях. Если точнее — о матери. О том, как она могла так долго терпеть поведение моего отца, как они ссорились, как обвиняли друг друга во всех грехах.

Позднее, когда я записывал этот сон (даже есть отдельная пометка на полях), я осознал, что уже проходил через подобное. Всё, что я видел во сне, было и наяву. В тот день, в реальной жизни, я ехал на похороны моего отца. Мне пришлось потратить на дорогу много времени, ведь направлялся из одного конца штата в другой. Всю дорогу искал в машине фотографию матери, чтобы положить в гроб отца. Знал ведь, что за пару дней до похорон засунул её куда-то в авто, но не мог вспомнить куда.

Так и не нашёл её.

В то же время сон продолжал развиваться по своим законам. Проехав светофор, я остановил машину. День на улице снова сменился ночью, но это уже неважно. Даже во сне я ощущал, как всё вокруг рушится. Я видел, что каким-то образом «сломал» свой сон. Выйдя из машины, я словно бы взглянул в центр всего происходящего, которым являлся огромный рекламный щит, висевший вдоль дороги. На нём была фотография прекрасно знакомой мне женщины — Мелиссы. Надпись под фотографией утверждала, что она пропала, а потом будто бы спрашивала меня, видел ли я её?

— Видел, — сказал я в тот момент и проснулся.

Сейчас, в реальности, при чтении этого куска текста я ощутимо поморщился. Мелисса… Когда-то я был в неё влюблён. Хотя скорее думал, что влюблён. Лишь на моменте, когда мы расстались, я в должной мере осознал, что не создан для любви. Я мог быть дружелюбным, полезным, добрым, но любить кого-то… Это одно из тех умений, которое мой мозг так и не развил в должной мере.

Скорее всего, не разовьёт уже никогда. Пожалуй, пора признать это: я ущербен.

По этому поводу у меня давно уже выведена своя теория. Или абстракция? Но как бы я её ни назвал, суть не изменится. Есть, скажем так… объекты, люди или… Ну, для простоты понимания назовём их «камни». Опять же, это неважно. Пусть будут камни. Какие-то из них движутся в поисках любви, пылают огнём желания найти и греться в её лучах. Есть другие камни, которые лежат неподвижно, ожидая, пока любовь сама найдёт их. И, в заключение — третьи, которые вроде бы и двигаются, а вроде и нет. Скорее топчутся на месте или даже вращаются вокруг своей оси. Последние не ищут любви, не ждут её, а продвигают собственную форму любви, которую видят или находят в совершенно ином направлении.

Я, само собой, нахожусь именно в последней категории. Не жду и не ищу любви, а проявляю её к своему… своей мании.

Какое-то время Мелисса терпела моё безумство. В то время я не был столь организован, как сейчас, а потому не доводил ситуацию до записи собственных снов. И это сводило меня с ума, ведь я пытался держать всё в голове. Запоминать сны, анализировать…

Лишь изредка я записывал на клочке бумаги какие-то несвязные обрывки.

Проблема была в том, что когда я пытался расположить сны в хронологическом порядке, то ничего не получалось. Мне не за что было зацепиться. Я никак не мог найти сон, который искал. Всё сливалось в кашу. Даже в комнате у меня был вечный беспорядок, ведь я раз за разом переворачивал её вверх дном в поисках той бумажки, куда записал свой старый сон.

Доходило до того, что у меня начиналась мигрень. Я пытался вспомнить каждую деталь давно забытого сна, и это мучило меня, заставляло страдать.

Но особенно плохо становилось в моменты, когда я путал сны с воспоминаниями из реальной жизни. Или воспоминания со снами. Стоило признать: я не мог отделить реальность от вымысла.

Наконец настал момент, когда Мелисса не смогла более терпеть то, во что я превратил свою жизнь. Нашу жизнь. Поэтому она ушла. Я не могу винить её за это. Более того, периодически возникал момент некого прояснения, когда мой разум чётко давал понять: никаких чувств между нами уже давно нет.

Возможно, это понимание — как моё, так и её — стало основной причиной нашего расставания. Пожалуй, в глубине души я считал и продолжаю считать, что это именно так. Не сны, не моё прогрессирующее безумие, а именно отсутствие любви.

Смешно!

Впрочем, с какой-то стороны, уход Мелиссы мне даже помог. Я привёл свой разум в порядок и избавился от собственной странной одержимости. Она исчезла и более не тревожила меня. Но чем дальше я отходил от собственной мании, тем ближе она становилась. Как круги, которые я любил рисовать в детстве, создавая из них спирали. Двигаясь по ним, ты рано или поздно возвращался в начало. Бесконечный круг. Тот самый уроборос, который изредка появлялся в моих снах.

Судьба… Я не могу избежать её.

Логично, что зависимость вернулась, став ещё сильнее. Вот только в этот раз я начал применять к ней и самому себе куда более совершенные методы организации, чтобы произошедшее в прошлый раз уже не повторилось. Чтобы я не сошёл с ума.

Я начал записывать каждый сон в дневник. Завёл отдельный стеллаж для этих самых дневников.

Потом я начал их классифицировать, датировать, создавать каталоги, подписывать и приводить в порядок. Вместе с этим я навожу порядок и в своей голове. Иной раз мне кажется, что вскоре я даже мыслить начну отдельно от собственного разума. Но, может, так будет даже лучше?

***

Логика и хронология. Не зря я перебирал свои дневники и изучал старые сны. Пригодилось…

Несколько лет назад мне снился сон. Я сидел в вагоне метро, а напротив меня примостился незнакомый человек. Я даже не смотрел на него, ведь это было бы невежливо. Так… пялился в направлении окна, обшивки вагона, сидений, перекладин… Всего, на что мог упасть взгляд.

Однако мне почему-то казалось, что, в отличие от меня, незнакомец смотрел прямо на моё лицо. В мои глаза. Набравшись смелости, взглянул в ответ. Ошибся! Он смотрел куда-то в сторону и не обращал на меня никакого внимания.

Вот так, бывает. Впрочем, я был этому даже рад.

Тем не менее каким-то образом спустя некоторое время между нами завязался разговор. Суть его достаточно скоро свелась ко мне. Если точнее — к факту отсутствия у меня обуви. Ага! Посмотрев на свои ноги, с удивлением замечаю отсутствие ботинок.

Незнакомец снял свои туфли и отдал их мне, а я сразу принял и обулся. В этот же миг поезд метро остановился, и я вышел. Снаружи оказалось, что вся платформа была покрыта странной зелёной жидкостью. Чем-то вроде кислоты, которая растворяла скамейки, камень, оставленные предметы типа сумок…

Следом за мной на станцию вышли и другие люди. Вот только все они были босыми. И не замечали кислоты. Каждый спокойно шёл по ней и… плавился. Никто не кричал, но понемногу их тела растворялись, превращаясь в слизь, которая смешивалась с кислотой. Не оставалось ни следа.

Я медленно перевёл взгляд на свои ноги и туфли, которые передал мне незнакомец. Они обращали на кислоту не больше внимания, чем на капли воды в ненастную погоду. Я был в безопасности. Единственный из всех.

Поезд метро за моей спиной снова начал движение. Я оглянулся на него, пытаясь выцепить таинственного незнакомца взглядом, но не сумел его увидеть.

Кем он был? Кто этот человек?

Я стоял там, на перроне, и думал об этом. Мне хотелось узнать ответ на свой вопрос как в буквальном, так и в философском смысле.

Кхм, так вот. При чём здесь хронология? Этой ночью мне приснился сон, в котором я снова увидел этого же человека. Впервые за несколько лет. Но я мгновенно узнал его лицо. Оно было незабываемым!

Я шёл по городу, который был переполнен пешеходами, направляющимися на работу, в школу, да куда угодно! Я шёл, осматривался и вдруг наткнулся на какого-то высокого, крупного мужчину, который на ходу ел хот-дог. Он сбил меня с ног и даже не заметил! Причём остальные — прохожие вокруг — продолжили идти, будто ничего и не случилось.

Пытаюсь встать, но не получается. Меня не просто игнорируют, а топчут! То по колену и ногам проходит какой-то человек, то прямо по рукам и пальцам… Я пытаюсь растолкать их, но толпа столь плотная, что ничего не получается. Меня снова и снова бросает на землю, без всякой возможности хоть что-то сделать.

Но вот среди толпы, этой серой массы, ко мне тянется чья-то рука. Я тут же хватаюсь за неё, как за спасательный круг, и поднимаюсь на ноги, рассматривая человека, который помог мне. Это был он. Тот самый мужчина, который сидел тогда, несколько лет назад, в вагоне метро! Его лицо совершенно не изменилось и сразу отозвалось в моей памяти, будто бы всё происходило ещё вчера.

Через миг пешеходы вокруг нас исчезли. Остался только я и этот самый мужчина.

— Кто ты? — не сдержался я, задавая этот вопрос.

— Я? — удивился он. — Я — сын Бога.

Мои глаза ошеломлённо расширились. Нет… Этого не может быть!

— Хочешь сказать… — слова с трудом приходят на язык, я запинаюсь, не в силах связать воедино даже пару предложений. — Имеешь в виду, ты… Иисус Христос?

Мужчина по-доброму улыбнулся.

— Если хочешь, можешь называть меня так, — согласился он, а потом махнул рукой, приглашая идти следом.

Меня же разрывали тысячи вопросов, которые я едва успеваю задавать. Казалось, стоило мне только на миллиметр приоткрыть губы, как слова вылетали сами собой, будто бы во рту у меня жужжали пчёлы и осы, стремящиеся вырваться на волю.

— Ведь ты умер тысячи лет назад! — было первым, что я сказал. Не вопрос, но фраза, подразумевающая ответ.

— С чего ты взял? — спокойно спросил он. — Свидетельствовал?

Я быстро покачал головой, отрицая это.

— Смерть — достаточно занятный феномен, — продолжил мужчина. — Даже если бы я умер, то всегда находился здесь, — его рука обвела пространство вокруг. — И пять лет назад. И десять. И тысячу.

— Имеется в виду, — торопливо произнёс я, — «находился здесь» — буквально? То есть ходил среди людей? Или философски, как бы… — щёлкаю пальцами, — существуя в наших сердцах, умах и мечтах?

— И то и другое, — улыбнулся он. — Важность одного над другим — субъективна.

Через миг Иисус (Иисус ли?!) развернулся и оглядел меня.

— Не шевелись, — строго сказал он. — Ни единым мускулом не двигай.

Слова прозвучали внезапно, как ушат ледяной воды, вылитой за шиворот. Я встал неподвижно, будто статуя, одновременно обдумывая сказанную фразу.

«Ни единым мускулом не двигай» — люди всегда говорят это, но подобное попросту невозможно. Даже если я встану абсолютно неподвижно, у меня останется сердце и сердечная мышца, которая продолжит сокращаться. Качать кровь, словно насос.

Но сейчас, то ли пожелав этого, то ли из-за слов этого богоподобного человека я ощутил, как застыл абсолютно полностью. Весь. Каждая клеточка моего тела оказалась неподвижна, словно остановилось само время.

В чём же причина подобного приказа?

Вдалеке, на дороге, я заметил своего младшего брата, вокруг которого толкались худые и измождённые женщины и мужчины. Все они были одеты в грязные лохмотья нищих вместо нормальной одежды. Брат же, в свою очередь, раздавал им фрукты.

В какой-то миг наши глаза встретились, но… он не увидел меня. Провёл взглядом, будто бы на моём месте была пустота.

Помню, в детстве мать учила меня всегда угощать других. Будь то сладости, конфеты, фрукты или нечто аналогичное. Будучи «хорошим парнем», я обучил этому брата, приговаривая, чтобы он предлагал поделиться сам, а не ждал, пока кто-то попросит.

— Сам решай, когда это сделать, — с улыбкой говорил ему. — Многие люди весьма замкнуты, так что ни за что не попросят тебя ни о чём.

Подобное казалось правильным. Это могло «повысить репутацию», когда смотришь со стороны. Возвысить как в своих собственных, так и в чужих глазах.

И сейчас я наблюдал за тем, как он прилежно выполнял мой старый совет. Даже какая-то гордость возникла в душе.

Спустя какое-то время брат и толпа нищих скрылась в отдалении, а я вновь оказался среди толпы самых простых пешеходов. Я ощутил, как снова могу двигаться, а моё сердце забилось. Начало качать кровь.

Прижав руку к груди, я ощутил его биение. Жизнь.

Иисус тоже куда-то ушёл, но я более не искал его, а направился по дороге. Как и ранее. В конце концов, должна ведь она меня куда-то привести? Должна исполнить свою цель?

Направившись вперёд, достаточно быстро я снова замечаю брата, который шагал по улице. Он осматривался, будто кого-то искал, однако сейчас ничто не скрыло меня от его взгляда. Я оказался замечен, отчего брат решительно направился в мою сторону.

Можно было бы подумать, что он был чем-то на меня обижен, но нет, мы начали самый обычный повседневный разговор, будто случайно встретились посреди дня.

— Знаешь, — спустя какое-то время говорю ему, — я рад, что, даже став старше, ты продолжаешь следовать моему совету, — я подмигнул. — Делиться с кем-то — это не только показать, что ты можешь себе подобное позволить, но ещё и набирать репутацию. Не просто казаться лучше остальных, но и на самом деле им быть.

— Что? О чём ты? — на лице брата воцарилось замешательство. — Ты никогда не говорил мне этого. Никогда не советовал чем-то делиться! Даже не намекал!

Теперь удивился уже я. Что он несёт? Неужели… неужели я в очередной раз перепутал реальность с вымыслом? А может, перепутал именно он? Попросту забыл?

Прежде чем я успел хоть что-то на это сказать, брат развернулся и покинул моё общество, моментально затерявшись в толпе.

— Не забывай это! — зачем-то крикнул ему вслед. — Репутация! Она может иметь большое значение!

Я продолжал кричать, хоть уже и не видел его, однако заметил кое-кого другого. Неподалёку на лавке сидел Иисус. Он наблюдал за мной и моими действиями, поэтому я посчитал, что имею право подойти ближе.

— И вот мы снова одни, — улыбнулся Божий сын. Он, как и я, не воспринимал прохожих вокруг как-то иначе, чем фон.

Я подсаживаюсь к нему, и между нами завязывается очередная беседа.

Иисус объяснял, что не имеет никакого значения, живы мы или мертвы. Также нет разницы и в том, можем ли мы физически ходить по земле или нет.

— Роль играет лишь то, что мы говорим и делаем, — возвышенно приподнял он палец, а потом постучал себя по виску. — И никакого значения, сколь важными были эти поступки, сколь плохими или хорошими. Ключевое значение имеет лишь то, как их запомнят.

Я кивнул. Слова упали на благодатную почву.

— Пока мы живы, — продолжил Иисус, — не имеет значения, кем мы хотим стать. Свою роль играет лишь то, кем мы будем на момент смерти. То, что было сделано или сказано по ходу жизни, останется в сердцах и умах остальных людей даже после того, как нас не станет.

Разговор окончился тем, что мы поднялись на ноги и снова куда-то направились. Путь был долог. Создавалось ощущение, что пройдено много километров. Вскоре я начал ощущать, что попросту устал. Пот лился с лица.

— Сколько ещё нам нужно пройти? — не выдержав, наконец спрашиваю его.

— Ты хочешь узнать, далеко ли нам ещё идти или как далеко мы уже смогли зайти? — с улыбкой поинтересовался Иисус, отчего я проснулся, резко вздохнув воздух.

Было душно, и я весь покрылся испариной. М-да, вот и причина усталости во сне.

Откинув одеяло, пошире открыл окно, запуская уличную прохладу.

Да, момент пробуждения, как всегда, оказался неподходящим. С одной стороны, я узнал крайне много интересной, пусть и специфичной информации, с другой… мне хотелось большего.

— О чём он говорил, когда уточнял по поводу пути? — задумался я.

Тщательно записав сон, я начал обдумывать каждый его момент. Например, тот, где брат раздавал еду нищим. Он ведь смотрел прямо на меня, но не видел! А я в тот миг не мог даже пошевелиться.

Был ли я там на самом деле? Ну, в каком-то смысле, скажем, нематериально? Философски? Как Иисус присутствует в сердцах людей уже тысячи лет? Или я надумываю лишнего и сон не ставил цели копать столь глубоко? Забавно, что позднее брат сумел обнаружить меня среди толпы. Мог ли я в тот миг жить на самом деле? То есть не ходить во сне, а по-настоящему существовать? Физически ходить по земле?

— Если и да, то не в этом мире, — я прикрыл глаза ладонью. — Не здесь…

А ещё меня волновал вопрос из нашей беседы. Правда ли, что брат не помнил моего наставления? Или я на самом деле никогда и ничего подобного ему не говорил?

Я словно пытался его предупредить… Ха-а… странно. Обычно я бы так не поступил. Но нет, во сне я будто бы хотел, чтобы брат помнил мои слова, даже после того как он уже давно умер.

С другой стороны, имеет ли это значение? Он получил мой совет, пусть и сам был неким мороком, фантомом. А может, для него таким вот… «призраком» являлся именно я?

Опять же, какая разница, кто даёт тебе совет — живой человек или некий давно умерший образ? Например, говоря с нами со страниц книги или от лица персонажа какого-то фильма? Если совет показался стоящим, то мы запомним его.

Что получается? Даже если за время собственной жизни у тебя не получилось изменить мир или даже повлиять на чью-то одну-единственную судьбу, то… быть может, следует умереть? В таком случае твои слова могут приобрести несколько больший смысл, возможно даже сакральный.

Как говорил Иисус: «Свою роль играет лишь то, кем мы будем на момент смерти».

— Если бы я умер завтра, то кем бы был? — спрашиваю пустоту своей комнаты.

Весь следующий день у меня всё словно бы валилось из рук, ведь мысли постоянно бродили вокруг сложных (в каком-то роде) философских истин. Я с нетерпением ожидал момента, когда смогу уснуть, отчего-то веря, что и сегодня продолжу видеть сны.

А ведь они, объективно говоря, не навещали меня строго каждый день…

Однако настал тот момент, которого я ждал и с какой-то стороны опасался: наступил вечер, а потом и привычное уже время сна. У меня был чёткий график, которого я придерживался, чтобы нормально засыпать и нормально просыпаться. Это помогало не мучиться бессонницей.

И вот я закрыл глаза, погружаясь в сновидения. Да-а… они пришли. Но не те, которых я ждал — продолжение других. Я оказался в весьма интересном месте, которое очень, ну просто очень давно искал. Впрочем, обо всём по порядку.

Иногда мне кажется, что независимо от того, где бы вы ни оказались, люди всегда будут одинаковы. Культура может меняться — да, язык — тоже, какие-то, не знаю, мелочи поведения? Пожалуйста, вы и правда найдёте в них разницу! Но основные модели действия человека, его инстинкты, его… нутро — оно будет точно таким же.

В каждом уголке мира, даже самом дремучем, найдутся те, которые берут меньше, чем им нужно, а также и те, которые гребут больше, чем им положено. Будут те, которые верят в насилие, а также те, которые его отрицают. Всегда находятся те, которые отдают другим, дарят, созидают, и те, которые воруют, отнимают, обманывают.

Несколько лет назад я ездил в путешествие, посетив, наверное, десяток разных стран. И все эти пороки я подмечал в их жителях. Люди оставались прежними вне зависимости от того, в какой точке мира ты находишься. Неважно, как далеко уедешь, эта чёртова модель поведения всегда одна и та же.

Кхм, так к чему всё это вступление? Потому что ныне ситуация изменилась. Мне снилось, что я проживал в старом и обветшалом многоквартирном доме, в городе, расположенном в пустыне. Я лежал на кровати и смотрел на ослепительный поток света, льющийся из окна. Он был таким спокойным…

Поднявшись на ноги, подхожу ближе и выглядываю на улицу. Там бродило огромное количество самых разных людей. Всех возрастов и национальностей. И среди них не было ни одного, который бы кричал или возмущался.

Всё верно: после долгих поисков я наконец-то нашёл то самое место, которое искал. Настоящий рай на земле. Здесь не существовало негативных генов. Ни гнева, ни убийства, ни соперничества или ревности. Люди жили в гармонии, они делились друг с другом водой и пищей, тёплым пледом и добрым словом. Никто не брал больше, чем ему было бы нужно, благодаря чему пищи хватало на всех. Наконец-то яблоки лежали на обоих концах этого грёбаного стола!

Уравнение достигло баланса, который, как мне казалось, никогда не имел даже шанса на осуществление. И мне нравилось, что всё получилось.

Я ходил по улицам и улыбался. Гармония ощущалась как внутри меня самого, так и в мире вокруг. Однако, всё равно или поздно кончается. Вот и у меня настал момент, к которому я подсознательно готовился: пришло время уйти. Вернуться в мир, из которого я пришёл, потому что настала пора кому-то другому найти это мирное место.

Простая логика. Для того, чтобы каждый мог ощутить и испытать эту утопию в столь прекрасном месте, прежде чем кто-то войдёт, кому-то нужно уйти, чтобы сохранить равновесие, чтобы сберечь нужное количество пищи, чтобы людям продолжало хватать всего.

Иначе утопия превратится в кошмар.

Остановившись в дверях своей квартиры, я в последний раз осматриваю временное жильё и… замечаю, что на моей кровати, где я так мирно спал всё предыдущее время, лежит женщина.

Как и ранее, я не могу понять, кто она, но не могу отвести взгляд. Тайна. Она манит меня…

Мотнув головой, вспоминаю собственную цель, а потому разворачиваюсь и ухожу оттуда. Каждый шаг всё быстрее и быстрее, и вот я уже бегу. Бегу за пределы города, бегу, пока не наступает ночь и тьма становится столь глубокой, что я перестаю видеть даже самого себя. В этот момент я просыпаюсь.

Сумбур в мыслях, как обычно, быстро пропадает, после чего я поворачиваюсь направо и привычно тянусь за дневником, а потом делаю то, что и всегда. Записываю мечту.

Закончив с записями и всеми утренними делами, неспешно позавтракал, а потом отправился проверить почту. По дороге решаю взглянуть, как поживают цветы Элис — её циннии и тенистый сад. Выйдя на улицу, глубоко вдохнул прохладный, по утреннему освежающий воздух, а потом прошёл немного вперёд, рассматривая клумбы.

В этот момент дверь подъезда открылась. Вышла моя новая соседка. Элис шла вместе с детьми — Ширли и Джорджем. Казалось, она спешила. В её руках был пакет, женщина, слегка прихрамывая, направлялась к парковке.

— Привет, — махнул я рукой, ведь путь Элис проходил мимо меня.

Женщина мазнула взглядом, но не среагировала, будто я обращался не к ней, а говорил с кем-то по телефону. Даже моя улыбка не произвела на неё никакого впечатления. Элис продолжила свой путь, а потом молча быстро усадила детей в машину. Менее минуты ушло у неё, чтобы всё подготовить и торопливо отправиться в путь.

— Хм, — почесал затылок, — может, спешит? Нет, точно спешит…

Я нашёл оправдание её поведению. Как же это жалко.

Впрочем, достаточно быстро я выбросил этот момент из головы. Он вспомнился мне уже вечером, когда я коротал время за просмотром ящика. Именно в этот момент я услышал громкий стук. Не ко мне, к соседям. Но стук был такой, словно кто-то тарабанил кулаками и помогал себе ногами. А ещё звучали крики. Громкие, мужские.

Разумеется, я пошёл посмотреть и заглянул в глазок. «Рыбий глаз», как его можно было бы назвать. Почему? Специфика обзора, ведь картинка предстаёт в виде эдакой полусферы, которая обеспечивает лучшую область видимости, но искажает контуры. Делает их размазанными или вытянутыми.

Я видел всё, но при этом картинка искажалась, что придавало ситуации оттенок некой… тайны. Создавало ощущение постыдного вуайеризма.

Ага… вот и ночной дебошир. Я видел его лишь краешком, ведь мой обзор не доходил до двери квартиры Элис. Однако мужчина ломился именно к ней. Самой женщины, правда, там не было. Вот только он не сдавался, продолжая бить, кричать и ругаться.

Громко. Кажется, его слышат вообще все. Весь дом. И, судя по не слишком приятным выражениям, он знает, кого ищет.

Бедолага Элис.

Попытки попасть внутрь продолжались ещё по меньшей мере пять минут. На моменте, когда я всерьёз считал, что кто-то из соседей вот-вот вызовет полицию, он всё-таки прекратил и направился на выход. Мужчина промчался мимо моей двери столь быстро, что я не успел должным образом его рассмотреть.

— Похоже, вот от кого она пряталась, — вполголоса пробормотал я. — И переехала сюда, судя по всему, тоже неспроста.

Вновь приникнув к глазку, я продолжил наблюдать, но сейчас предо мной была лишь дверь в квартиру Джима. Неизвестный мужчина ушёл и, судя по всему, не планировал возвращаться. Во всяком случае, сегодня.

А с Элис я встретился ещё раз, уже вечером следующего дня. Она постучала ко мне в дверь и извинялась, что не ответила тогда, когда убегала из дома.

На лице женщины я различил свежий синяк. Достаточно приметный и характерный. А ещё попытки его замазать. Безуспешные.

Элис рассказала, что уехала в отель и сняла там номер на один день, где и проживала. Потом, слово за слово, она поведала и про свою ситуацию: побег от уже бывшего мужа, от постоянных скандалов, от агрессии и злобы.

Когда женщина стала извиняться по третьему кругу, я прервал этот поток и просто пригласил её войти.

— Всё в порядке, — улыбнулся на это. — Я не в обиде.

И вот Элис уже у меня. В моей квартире. На моём диване.

Она рассказывала о бывшем, о том, как до всего этого дошла, о детях и постоянном страхе. Однако Элис ни разу не упомянула, откуда у неё взялся синяк на лице. И не расскажет, как я понимаю. До последнего будет делать вид, что всё в порядке.

— Я постоянно чувствую себя так одиноко, — всхлипнула она, утирая слёзы.

Почесав бровь, я лишь киваю, не придумав, что сказать или сделать в ответ на такое действие. Но, может, её надо поддержать?

— Знаешь, я отлично тебя понимаю, — произнёс я. — У меня тоже был не очень приятный опыт отношений. Её звали Мелисса…

Я рассказал о ней, смещая акценты на наши чувства, которые и правда какое-то время присутствовали во всём этом. Про дневники я тактично умолчал. Даже такой, как я, понимал, что это не та тема, которую нужно поднимать в такой ситуации.

— Думаю, — произнёс уже под конец, — что иногда мы столь долго остаёмся одни, столь долго испытываем душевную боль, что со временем привыкаем к ней и перестаём даже ощущать. Сердце… — кладу руку на грудь, — черствеет.

Элис вздрогнула и посмотрела на меня чуточку иначе. Кажется, какой бы смысл она ни уловила за этими словами, женщина стала относиться ко мне немного по-другому. Хорошо ли это?

— Даже если ты найдёшь себе кого-то вместо бывшего, — продолжил я, — всё равно сохранится немалый шанс на то, что ты продолжишь ощущать это самое одиночество.

Она кивнула и подалась вперёд. В глазах горела искорка. Казалось, сейчас что-то случился. А в следующий миг… зазвонил телефон.

— Прости, — вытаскиваю трубку, — я отвечу.

Пришлось выйти в другую комнату, чтобы не смущать её и не мешать собственными делами. Впрочем, мог и не выходить. Это оказалась больница. Какая-то сотрудница, чьё имя я даже не запоминал, сообщила, что они собираются перевести Джима в другую палату. Туда, куда помещают пациентов, которые слишком долго находятся в коме.

Уверив её, что всё отлично понял, заканчиваю разговор и возвращаюсь к Элис.

— Ох, — не сдержал удивления. Женщина спала. Она завалилась на мой диван и попросту уснула! — Меня не было-то… минут пять, — покосился на часы.

Подойдя ближе, я посмотрел на неё, более пристально изучая черты лица и волосы. Я осмотрел её гораздо внимательнее, чем делал это раньше. Ведь до нынешнего момента старался оставаться в рамках приличия. А что говорят эти рамки? Смотреть в глаза или хотя бы в сторону лица. Не опускать взгляд. Рассматривать грудь, попку или что-то иное — неприлично. Это недостойно «хорошего парня».

Но сейчас было можно… Можно ведь, верно?

— Элис, — негромко позвал её, стоя прямо над женщиной. — Элис, — добавил немного громкости.

Вот только это не сработало. Её сон был крепким и… спокойным? Помню, как-то я читал, что мы засыпаем только в ситуации, когда ощущаем себя в безопасности. Когда можем расслабиться. Исключения — сильный стресс или усталость. И мне кажется, что сейчас причина именно в последнем. Усталость и стресс. Всё-таки мы с Элис ещё слишком мало знаем друг друга, чтобы она могла столь сильно доверять мне и уснуть прямо на моём диване.

Кивнул сам себе — мысль казалась здравой.

Решившись, аккуратно дотрагиваюсь до её плеча, тут же отдёргивая руку.

— Элис? — никакой реакции.

Задерживаю касание дольше. Слишком долго. Ощущаю мягкую, нежную кожу. Неспешно поглаживаю, размышляя, правда ли подобным действием я стараюсь её разбудить? Может, дело в том, что мне это попросту приятно?

— Стоит ли оставить всё как есть? — Проведя двумя пальцами по подбородку, понимаю, что присутствие Элис в непосредственной близости не даст нормально сосредоточиться уже мне самому. Мысли будут скользить в совершенно иные дебри. А потому — нет. Я не могу оставить её на своём диване.

В голове приходит идея, что можно налить в кружку холодной воды и выплеснуть женщине на голову. Тогда она точно проснётся. Но не будет ли подобное слишком жестоким? Скорее всего, если я поступлю подобным образом, она больше не станет продолжать наши… «добрососедские» отношения. Быть может, это будет самым правильным моим поступком?

Вздохнув, я понимаю, что не хочу будить Элис так грубо. Не желаю уподобляться тому неведомому мужчине, который оставил синяки на её лице.

— Элис, проснись, — негромко сказал я и снова потеребил её плечо, не добившись ровным счётом ничего.

Выйдя из квартиры, я дошёл до её двери и попробовал открыть. Дверь легко поддалась. Элис не стала запирать её, очевидно думая, что скоро вернётся. Это хорошо…

Широко открыв дверь в квартиру женщины, я убедился, что она не захлопнется сама по себе, а потом вернулся за Элис. Да, я планировал перенести её обратно. Думаю, когда она проснётся, то даже не сообразит, что случилось. В конце концов, кто поверит, что умудрился столь крепко уснуть в гостях у соседа, даже не заметив, как он перенёс тебя обратно?

Едва заметно хмыкнув, подхватываю женщину на руки. Она такая маленькая… такая хрупкая… Странно, что кто-то находит в себе силы, чтобы бить её.

Никаких трудностей с транспортировкой не возникло, я спокойно разместил Элис в её же собственной спальне, а потом ещё раз посмотрел на неё сверху вниз. Интересно, о чём она думает? О чём видит сны? Надеюсь, сейчас сознание Элис находится в каком-то мирном и прекрасном месте. В своей собственной утопии.

В следующий миг взгляд цепляется за её ноги. Она опять была в джинсах, поэтому я не вижу протеза. Точнее — вижу его не полностью. Только ступню. Женщина была в домашних тапочках, когда заходила ко мне. Конечно же, они слетели по пути. Надо будет вернуть, но… сейчас не об этом речь.

Я присел ближе и принялся изучать её ступни. Особенно ту, которая была искусственной.

Протянув ладонь, провожу по ней пальцами. Элегантный холодный пластик. Это — её единственная часть тела, которой более не нужно терпеть боль.

Подавив желание задрать штанину, чтобы изучить протез более внимательно, я набрасываю поверх Элис одеяло и ухожу. Уже в дверях различаю тихий шёпот. Женщина с кем-то разговаривала во сне.

Улыбнувшись, покидаю спальню и захожу в детскую. Точнее, даже не захожу, а осторожно приоткрываю дверь. Ширли и Джордж спали. В углу стоял телевизор — на высоком шкафу. Детям следовало бы смотреть и обсуждать мультики, но вместо этого они наблюдают, как избивают их мать.

Загрузка...