Моя выдуманная жизнь

Глава 11. Одержимость и зависимость

Прошлой ночью мне приснился сон. Я стоял в комнате, где недавно покрасили стены. Это чётко ощущалось по запаху краски. Даже на вид она ещё была свежей. И чёрной.

Похоже, работу завершили незадолго до моего прибытия.

Приглядевшись, замечаю, что на стенах размещены десятки, если не сотни выключателей. Обычных таких, которыми включают и выключают свет. Подобные им есть в каждой комнате, и мы переключаем их автоматически, даже не задумываясь: зашли в комнату — и сразу «щёлк». Вышли — снова провели рукой. В общем, стандарт, кроме того самого, уже названного ранее факта. Выключателей здесь до хера!

Странность и необычность. Я подошёл ближе, начиная изучать их более внимательно. Как минимум мне хотелось включить свет в этой тёмной комнате, которую ещё и покрасили в чёрный цвет.

Приглядевшись, подметил, что под каждым выключателем есть маленькая надпись. Обычно такую оставляют, чтобы было проще ориентироваться и понять, что за чем следует и что означает та или иная кнопка. Шрифт был предельно мелкий, но встав почти впритык, разобрал слово: «Ненависть».

— О как, — хмыкнул я. — Не зря для него выбрали красный цвет.

В метре справа размещался другой выключатель, но под ним уже было написано: «Любовь», причём зелёным цветом. Я прошёл дальше, замечая жёлтый цвет, но слово было смазано, и я так и не смог его разобрать.

Осматриваясь, мне удалось понять, что подписан был абсолютно каждый выключатель. Причём у всех текст был уникальным. Правда, часть надписей оказалась буквально нечитаемыми, что немного огорчало.

А вот цветовая гамма у них была куда менее разнообразной. Текст под выключателями имел только красный, зелёный или жёлтый оттенок.

«Убийство», «ревность», «дружелюбие», «жертвенность», «безразличие» — пять слов, которые я пропустил мимо себя, не удостоив эти выключатели и взглядом. Совершенно неинтересные мне эмоции. Но вот взгляд нашёл то, что я искал, — «гнев».

Если я щёлкну этот рубильник, то кто-то окажется под влиянием этой эмоции. Под сильным влиянием. Кто-то? Возможно, это буду именно я. Даже скорее всего я!

Мысли неохотно ворочались в черепной коробке. Почему выключатель вообще находится в неактивном состоянии? Я ведь уже зол! Я уже нахожусь в состоянии гнева!

Убедить себя в этом у меня получилось весьма легко и просто, после чего я щёлкаю этим выключателем, а потом моментально оказываюсь где-то в городе. Меня будто бы телепортировало! И вот вокруг жизнь, люди, машины, музыка, огни, крики…

Я двинулся вперёд, не зная, что произойдёт в следующий миг. Но мне было интересно, я чувствовал: что-то грядёт.

Почти сразу стало понятно, что люди, мимо которых я проходил, странно на меня косились. Кто-то с отвращением, кто-то с жалостью, презрением, интересом… Почему? Это продолжается всё дальше и дальше! Словно… я не один из них. Будто я отличался.

Посмотрев вниз, чтобы понять, вдруг я чем-то испачкан или ещё чего, я осознал, что у меня повязка вокруг рта. Оглянувшись назад, подметил, что от меня остаётся след крови, кусочков плоти и зубов, которые падают с отстреленного подбородка.

Прикрывшись воротником пальто, я быстро зашёл в торговый центр и забежал в уборную. Откуда-то я точно знал, где она находилась. Загадка… не самая интересная.

Оказавшись внутри, зашёл в первую же кабинку и просто остановился.

Что делать?! — вертелась мысль в моей голове, не в силах найти ответ.

Через какое-то время я услышал, как открылась дверь и в туалет вошёл ещё один человек. Он подошёл к крану, и я разобрал звук льющейся воды. Через мгновение мужской голос начал что-то говорить, но из-за воды я плохо улавливал суть.

С кем он говорит? — возникла мысль. — По телефону?

Но вот вода прекратила литься и… ему ответил другой голос.

Они вошли вдвоём? — задумался я, а потом прислонил ухо к двери: мне хотелось расслышать их разговор.

— Этот проект нужно зациклить, — произнёс первый. — Он должен развиться до необходимого уровня, но время жизни критически низкое.

— Может быть, — ответил второй. — Но единственный способ это сделать — закрутить его вокруг точки, которая и станет центром цикла.

— Что, если подвязать всё к смерти? То есть, — мужчина задумался, — они будут воспринимать рождение как выход из тьмы и беспамятства, а потом погружаться в аналогичную среду — тьму и беспамятство, — когда умрут. И далее снова — чтобы выйти из неё.

— Раз за разом! — довольно согласился его собеседник. — Будут считать это «началом» и «концом», но по факту рождение и смерть — лишь иллюзия перехода на новый этап.

Навалившись на дверь слишком сильно, я случайно открыл её и оказался прямо перед двумя мужчинами. Один стоял прямо под лампой, которая ярко его освещала, а второй в тени, отчего казалось, что у него есть лишь контуры.

Оба молча внимательно посмотрели на меня, отчего стало жутко. Но прежде чем я сделал шаг назад или бросился к выходу, тёмная фигура протянула мне дневник в чёрном переплёте, за обложкой которого висела чёрная ручка. В то же время светлая фигура поступила аналогично, но её дневник имел белую обложку и белую ручку.

Я принял оба подарка. Открыв чёрный, я хотел взглянуть на страницы, ожидая увидеть их пустыми, но они были заполнены текстом и рисованными картинками. Белый дневник был таким же.

Нахмурившись, поднял взгляд, но людей в уборной уже не было, лишь текст на зеркале, написанный яркой красной помадой: «Добро пожаловать в Лас-Вегас, город грехов!»

На этом моменте я проснулся и сел на край собственной кровати.

— Странный сон, — почесал висок.

В первую очередь я задумался о выключателях на стене: «отрицание», «гнев», «торг», «депрессия», «принятие». Пять стадий отрицания. Я видел их, как и их цвета: жёлтый, красный, жёлтый, жёлтый и зелёный.

Полный противоречивых мыслей, я поднялся на ноги и зашёл в гостиную, отмечая включенный телевизор. Хм, я вроде бы выключал его? Хотя иногда забываю, ничего не поделать.

Сев на диван, начал механически пялиться в экран, прокручивая в голове собственный сон.

— …проект генома человека, — довольно рассказывал какой-то учёный. — Ещё в 1988 году в попытке идентифицировать и составить его карту Эгинхард Брандау задумал…

— Как удачно, — хмыкнул я, сосредотачивая внимание. — Неудивительно, что передача идёт в столь позднее — или уже раннее? — время. Рейтинги, наверное, нулевые. Кому это интересно? Кроме разве что меня. И смотрите-ка — сижу и смотрю.

Мне и правда было интересно подобное — развитие человека, его внутренний потенциал и психология.

Но вот спустя полчаса (начал смотреть не с начала) передача закончилась, и я поймал себя на мысли, что снова смотрю новости о насилии в родном городе.

— Две школьницы, двенадцати и четырнадцати лет, стали жертвами стрельбы из проезжавшего мимо автомобиля, — рассказывал диктор, а потом экран переключился, показывая одну из улиц, на которой уже стоял репортёр.

— Сара и Моника проживали в районе… — начал он историю их жизни, школы, а также периодически демонстрировал кадры безутешных родителей и друзей.

Несмотря на все попытки телевизионщиков вызвать у зрителя слезу, лично я, давно привыкший к подобному, механически отметил, что про геномы человека было интереснее.

В конце репортёр добавил, что полиция связывает нынешнюю стрельбу с тринадцатью трупами, найденными ими в подвале заброшенного дома, но пока не имеет конкретных доказательств.

— Похоже, копы волосы на жопе рвут из-за всех этих убийств, — хмыкнул я. — Сколько ещё будет тел? — задумался, закидывая руки за голову. — Скоро начнутся аресты по малейшему подозрению и жёсткие допросы. Камеры набьют битком.

Вздохнув, направился за своим дневником: нужно было записать сон.

Более спать уже не хотелось, так что принял душ, выполнил все утренние процедуры, неспешно приготовил сытный завтрак, а потом, ближе к восьми утра, направился на остановку. Надо было заехать в строительный магазин и купить новую полку для моих дневников вместо той, которая обвалилась.

— А может, и новый шкаф присмотрю, — едва слышно проговорил сам себе, пока дожидался автобуса.

Сегодня его не было на диво долго, но, в конце концов, он показался на горизонте и привёз меня именно туда, куда и надо.

По дороге, смотря в окно, я видел множество полицейских машин, которые наполнили город. Похоже, копам сделали хороший втык и они выгнали на улицы всех людей, будто бы надеясь, что это что-то исправит. Полиция не может приглядывать за каждым переулком, а значит, как бы они ни пытались, толку будут чуть.

Впрочем, уличной преступности, скорее всего, действительно станет поменьше. Всё-таки множество ограблений и краж происходит прямо при свете дня. Таким образом департамент полиции хоть и не прекратит войну банд, но хотя бы снизит общий уровень преступности. Уже неплохо.

Интересно, а что будет, если вся преступность в едином порыве переедет в другой штат, у которого нет стольких средств для борьбы с ней? Хотелось бы на это взглянуть!

Выйдя на нужной остановке, я неспешно шёл к магазину, по пути замечая множество детей, играющих на детских площадках или бегающих по улицам. Поблизости было целых четыре школы, не считая разных интернатов и кружков, а потому народу тут всегда хватало.

Автоматически подмечал их одежду: у кого побогаче, у кого явно ношеная и старая. А вот уже и подростки постарше, сбивающиеся в стайки и громко гогочущие за углом. Вскоре малышня станет их преемниками.

Из окон домов периодически слышны крики матерей, которые загоняли своих отпрысков домой или наставляли, чтобы те не вздумали играть возле дороги.

Отцы, вероятно, либо отсутствовали, либо были на работе. То есть тоже отсутствовали. Конечно, нельзя исключать и те семьи, где детей воспитывала лишь одна мать. Невольно мне вспомнились Элис, Ширли и Джордж. На что была бы похожа их жизнь, если бы они переехали куда-то сюда? Собственно, а откуда я знаю, что именно отсюда они и не переехали?

В строительном магазине я всё-таки остановил выбор на новом шкафе, так что заказал его, и мне обещали доставить в течение трёх дней. Потом ещё почти два часа бродил и осматривался, прикидывая, стоит ли заменить иные предметы мебели или просто прикупить чего полезного.

После магазина прогулялся по району, пообедал в небольшой кафешке, а потом, ближе к вечеру, отправился домой. Опять общественным транспортом.

Оказавшись возле родного дома, привычно остановился возле лилий Элис, а потом посмотрел наверх. На луну, которая выглядела так, словно светила чисто ради этих цветов.

Эта обстановка — ночь, лилии, луна… Она толкнула мои мысли в сторону Элис, о которой думал сегодня непозволительно долгое время. Есть ли у меня к ней чувства? Хороший вопрос!

Мотнув головой, направился к себе. Уже возле своей квартиры, достав ключ, заметил приоткрытую дверь в квартиру Элис. Оттуда раздавался негромкий разговор, и, оглянувшись, словно вор, я тихонько подошёл ближе, навострив уши.

К большому своему удивлению, почти сразу я понял, что в гостях у Элис находилась… Мишель!

Они, конечно, уже встречались, когда мать Джима передавала мне записку через мою соседку, но всё-таки это оказалось весьма удивительно. Может, и сегодня они встретились при похожих обстоятельствах?

Прежде чем успел в должной мере обдумать свой следующий поступок, стучу в дверь. Да, она открыта, но сразу заходить внутрь посчитал откровенно невежливым.

Элис быстро вышла.

— О, заходи! — довольно улыбнулась она.

За столом в гостиной сидели две женщины — Мишель и Сандра (мать Элис).

— Мы столкнулись с Мишель на парковке, — пояснила моя соседка. — Сразу пригласили к себе.

— Обсуждаем Джима, — пояснила Сандра. — Ты, кажется, подошёл вовремя. Мишель говорила, вы дружили.

Конечно! Не разлей вода! Я даже не знал, что он гей. Хотя если бы и знал, то это не сыграло бы никакой роли, ведь Джим для меня — как закрытая книга, от которой я вижу лишь обложку. Внутри книга может быть о чём угодно: о теории струн, о правилах работы с бензопилой, а может, это самоучитель французского или детская сказка?

Похоже, я выбрал не лучшее время, чтобы заглянуть к Элис. Проклятое любопытство!

И всё же кое-что из разряда новой и в теории полезной информации я узнал. Например, что Мишель связалась с домовладельцем, закрыв договор аренды квартиры за сына, и уже на следующей неделе будет забирать его вещи.

Это заставило меня задуматься, какими вещами обладал Джим. То есть можно ли узнать что-то о человеке, если взглянуть на его комнату и вещи, которыми он владел? Но, с другой стороны, а как, например, отличается поведение женщины, владеющей дорогим автомобилем, от той, у которой только дешёвый велосипед? Если предположить, что они одного возраста и росли в одном районе? Наверное, поведение всё-таки будет в чём-то отличаться, но я не уверен на все сто процентов.

«Вечеринка» закончилась, и я наконец-то вернулся домой. Достав телефон, с удивлением замечаю на нём мигающий индикатор пропущенного звонка и непрочитанного сообщения. Похоже, пока я был в магазине или на улице, попросту не услышал сигнала вызова. Это была Мишель, которая сообщила, что собирается меня навестить.

Едва я прочитал его, как индикатор перестал мигать.

— Прямо как выключатели на стене, — усмехнулся я, припомнив сегодняшний сон.

Почему-то вспомнились семь смертных грехов: похоть, обжорство, жадность, лень, гнев, зависть и гордость. В моём сне они были отмечены красным цветом.

— Ещё один популярный список, наряду с пятью стадиями принятия, — вздохнул на это.

Интересно, а сколько ещё таких вот… «списков» я, возможно бессознательно, включил в собственный сон?

В следующий миг раздался тихий стук в дверь. Сразу подумал про Элис, ведь вряд ли кто-то ещё без веской причины стал беспокоить меня в достаточно поздний час. А если бы причина была, то стучали бы куда как громче. Элис же в курсе, что я дома и не сплю, плюс я уже успел её изучить, запомнив, как она предпочитает подавать о себе знать: её стук весьма… мягкий.

Взглянув в глазок, понимаю, что не ошибся. Женщина стояла в своей ярко-зелёной рубашке, в которой была во время наших посиделок. Мгновение я обманывал себя, полагая, что знаю, кто она такая. С философской точки зрения, имею в виду.

Даже если я не могу видеть её мысли, я достаточно успел узнать Элис, чтобы составить о ней довольно полное мнение. С какой-то стороны, я могу заявить, что знаю её.

Ха-ха-ха! Бред… похоже, у меня обострился ген любви. Любви через дверной глазок.

Элис наклонила голову, а потом развернулась, чтобы уйти.

Проклятье, я слишком задумался, рассматривая её, и забыл открыть чёртову дверь!

Тут же исправляю это, открыв и улыбнувшись.

— Привет, — достаточно глупо произнёс в её сторону.

— Привет-привет, давно не виделись, — хихикнула она, возвращаясь обратно.

— Уже успела соскучиться? — усмехнулся я.

— Почти, — зеркально улыбнулась она. — Просто узнала, что мама собирается на какое-то время забрать Ширли и Джорджа с собой, чтобы они снова не столкнулись со своим отцом.

В голове закрутились мысли: зачем Элис мне это рассказывает?

Прежде чем я сумел прийти хоть к каким-то адекватным мыслям, на лестнице послышался цокот каблуков, и мимо нас прошла Хэлен.

Элис поздоровалась, но та проигнорировала её. Может, всё ещё обижена из-за той старой истории с парковкой? Впрочем, Хэлен уже давно являлась ходячим отображением того, почему я так сильно ненавижу людей. Даже сейчас, формально ничего не сделав, она щёлкнула мой переключатель гнева.

***

В углу комнаты свалены дневники в чёрных обложках, которые доставали почти до середины стены. В подготовке к новому шкафу я вытащил их все (старый шкаф аккуратно разобрал и выбросил). Внутри них написаны тысячи вымышленных историй, которые страстно желали стать правдой.

И хоть эта комната — последнее пристанище каждой моей рукописной книги, всегда есть та, которая занимает место на тумбочке, рядом с кроватью, на которой я сплю. Тот самый дневник, где ещё есть чистые страницы, которые нужно заполнить, который ещё не готов присоединиться к остальным.

Помню, как в последний день посещения психотерапевта, к которому ходил по просьбе Мелиссы, доктор сказал мне, что я желаю воплотить все свои фантазии, которые приходят ко мне во снах.

— Скажите, — спросил я на это, — а знаете ли вы слово, которым обозначают убийство муравьёв?

Это должно было бы удивить его, но я не первый раз резко меняю тему, терапевт попросту привык.

— Нет, — односложно ответил он.

— «Формицид», — произнёс я. — Чем-то похоже на «геноцид». Скажите мне, доктор, для какой цели человечество придумало это слово? Имеется ли причина его существования? Может, подобное сделано просто в целях классификации? Предположим, кто-то, некий «Джон Доу», — делаю пальцами кавычки, — убивает муравьёв в своём подвале, — хмыкнул, — может, даже предварительно их похищает, или, напротив, выращивает с целью убийства. В таком случае мы можем классифицировать сие действо словом «формицид». Но почему? Не проще и понятнее ли будет сказать, что Джон Доу убивает муравьёв? Или человечество не считает этот процесс тривиальным? Придаёт ему смысл? А может, муравьи чем-то заслужили, чтобы их убийство обозвали отдельным словом?

— Весьма интересный вопрос, который вам нужно обсудить с каким-нибудь энтомологом, — улыбнулся доктор. — Потому что я, право, не знаю ответа на ваш вопрос.

В кабинете воцарилась тишина, которая, как предполагалось, действует терапевтически.

Какого чёрта я здесь делаю? — разбивала меня мысль в этот момент времени.

— И правда, — сказал я уже в своём времени, — нашёл что вспомнить. И что ты вообще хотел от него услышать в ответ на свой вопрос? Ему платят не за философские дебаты, а за конкретику.

Закрыв за собой дверь в комнату, где «спят» мои дневники, я отправился в гостиную, но по дороге зацепил ножку дивана мизинцем левой ноги.

— Твою же, сука, мать! — хрипло рявкнул я. На глаза моментально набежали слёзы, я согнулся и зашипел, обхватывая ступню ладонями и опираясь спиной о стенку.

Спустя почти две минуты дыхание выровнялось и я перестал сжимать веки и челюсть.

— Фух, — утёр выступивший на лбу пот. Палец побаливал, но в меру. Осмотрев травму, убедился, что не сломал его, не сорвал ноготь и не оставил ссадины. Скорее всего, не будет даже синяка. Хорошо.

Но теперь предстояло самое сложное. Мой разум и моё чувство справедливости требовали, чтобы аналогичная проблема случилась с противоположным пальцем — мизинцем правой ноги.

— Уф, — приготовился я, а потом потёр руки и чётко прицелился…

Удар прошёл выверенно чётко и точно.

— Грёбаное дерьмо! Тварь! — Эмоции разбирали меня, но чувство справедливости было удовлетворено. Я вновь плакал от боли и сжимал зубы, пережидая, пока сойдёт приступ боли.

Всё. В очередной раз сохранил равновесие. Интересно, а если я потеряю ногу, то захочу ли отрезать себе вторую?

Странные сны, странная жизнь и где-то посередине странные воспоминания.

Иногда фантазия так сильно пытается прорваться в реальность, что это становится болезненным. Однажды мне приснился сон, в котором мы с моим другом были где-то за границей, а перед нами на коленях стоял мужчина-рабовладелец. Он умолял сохранить ему жизнь.

В тот момент я почему-то не мог нажать на курок, хоть ствол и был направлен точно ему в голову. Кажется, это было моё первое убийство во сне? Или нет? Я не знаю. Я часто убивал «там». Иногда мне кажется, что если доведётся кого-то убить в реальной жизни, то я сделаю это быстро, чётко и без малейших сожалений. Потому что тренировка давно успешно пройдена. Формицид выполняется регулярно, не давая навыкам «заржаветь».

Я также подметил, что стою перед работорговцем без маски и даже без какого-либо костюма. Самая простая одежда — джинсы и футболка. Я предельно открыт. Кто угодно легко опознал бы меня. Мой напарник имел аналогичный вид.

Позднее я понял, что это был один из первых моих снов о собственной жизни «мстителя из Нью-Йорка».

Так или иначе, я был столь зол на этого человека, столь сильно горела моя ненависть, что я невольно ощутил привкус крови во рту.

К сожалению, я проснулся и не узнал, чем закончился тот сон. Зато понял, что умудрился прикусить себе язык и на самом деле чувствовал кровь во рту. Даже подушку заляпал. Подобное, кстати, потом повторялось. Имею в виду кровь. Изредка я прикусываю во сне щеку, губу или язык. Одно из побочных проявлений чрезмерно реалистичных снов.

После того как отбил оба пальца на ногах, направился в ванную, где принял душ. Ноги побаливали, хоть это и была успокаивающая боль. Но всё-таки мне пришлось присесть. Горячая вода била по моему телу, я расслабленно сидел и просто отдыхал. Было так приятно!

Я даже не заметил, как уснул и оказался на улице. Находился возле ряда припаркованных машин, а передо мной стоял Национальный мемориал Маунт-Рашмор — гора с вырезанными скульптурными портретами четырёх президентов США.

Джордж Вашингтон, Томас Джефферсон, Теодор Рузвельт и Авраам Линкольн — они стояли предо мной, представляя первые сто тридцать лет истории Америки. Жаль, что в 1941 году проект был завершён из-за нехватки финансирования, ведь изначально президентов планировали высечь в скале по пояс. Возможно, если бы всё сложилось иначе, я бы смотрел на завершённый шедевр.

Пока я рассматривал мемориал, началась буря. Что интересно, дождь был необычайно тёплым и не было грома. Лишь молнии. Впрочем, наверное, такое тоже бывает. Я стоял возле машин, заливаемый дождём, который тем не менее весьма быстро сменил полярность, и вместо тёплой воды на меня полилась ледяная.

Это заставило меня проснуться, осознав, что всё ещё нахожусь в собственном ду́ше.

— Прекрасно, спустил всю горячую воду, — буркнул я, выключая кран. — Ещё и света нет!

Похоже, лампочка перегорела.

Выбравшись наружу, взял полотенце и тщательно вытерся, а потом отправился в квартиру. Где-то в шкафу были запасные…

Однако, щёлкнув выключателем, осознал, что в гостиной тоже нет света.

— Вот как, дело не в лампочке. — Я почесал затылок, а потом подошёл к окну. За окном лил дождь, прямо как в моём сне. Но думаю, менее тёплый.

Интересно, электричества нет во всём квартале или только нашему дому так «повезло»? А может, индивидуально мне?

Не выдержав любопытства, я приоткрыл окно и выглянул наружу, получая возможность взглянуть на соседние дома, расположенные под углом. Но там тоже было темно. Видимо, энергии нет нигде. Или просто совпадение?

Едва закрыв окно, услышал гром. С опозданием, значит…

Одевшись, выхожу на лестничную площадку, заглянув в распределительный щиток, чисто на всякий случай. Тем более у меня как раз имелся от него ключ. Но чуда не случилось, энергии не было и в нём. Логично. Но я всё равно посмотрел. Такая уж натура.

Вернувшись в квартиру, лениво развалился на диване, задумавшись, чем заняться. Телевизор недоступен, компьютер тоже. Телефон… лучше поберечь зарядку — мало ли, насколько это затянется?

Немного повалявшись, решил проверить, работает ли мой старый фонарик. Увы, нет, батарейка сдохла. А может, что-то испортилось в нём самом.

К вечеру свет так и не починили, а я задумался, не сходить ли за новым фонариком. Свет ведь не во всём городе вырубили? Значит, где-то по-любому будут работающие магазины.

Уже закрыв квартиру, бросил взгляд на дверь Элис, после чего постучал к ней. Вдруг ей тоже нужен фонарик?

— Мам, это твой друг! — послышался из-за неё голос Джорджа. Буквально через полминуты дверь открыла Элис.

— Привет, собираюсь сходить за фонариком, — улыбнулся я. — Тебе взять?

— Привет, — доброжелательно ответила женщина. — У нас есть свечи и фонарики, но… — задумалась, — пожалуй, не помешают батарейки.

Пока спускался вниз, заглянул в подъездное окно. Кажется, дождь почти закончился, но я всё равно решил взять зонт. Мало ли? Да и возвращаться, чтобы положить его на место, откровенно не хотелось.

Направился я в свой привычный магазин, где постоянно закупал продукты. Я знал, что у них есть и другие товары, но ни разу за всё время проживания здесь у меня не имелось нужды купить там хоть что-то несъедобное.

Оказавшись внутри, я заметил новенькое, но уже знакомое лицо у кассы. Новенькое — это потому, что ранее я не видел её у кассы, а знакомое — потому что уже встречал эту женщину ранее.

Наверное, она и была тем новопринятым сотрудником, — осознал я, но мысль ненадолго задержалась в голове. Причина проста: я подошёл к стеллажу с батарейками и понял, что не спросил Элис, какие именно ей нужны.

— Дилемма, — кашлянул я, а потом просто купил по паре батареек всех доступных видов и размеров. Можно было бы позвонить моей соседке, но вряд ли я пойму объяснение типа маленькая, или маленькая и узкая, или большая и широкая. Всё равно ведь ошибусь и притащу не то. Надо было сразу посмотреть на нужные или даже взять их с собой, чтобы сравнить и купить аналогичные.

Ладно, сам виноват.

Закончив с батарейками, направился выбирать себе фонарик, а потом в кассу.

Подойдя ближе, понял, что новенькая, Дженнифер, как и я, узнала меня. Мы познакомились с ней на сеансах анонимных наркоманов, там же, где и с Диего. И хоть с того момента прошло весьма много времени, но ни я, ни она сильно не изменились.

Впрочем, касательно неё я, пожалуй, соврал. При самой первой встрече женщина (тогда ещё девушка) выглядела как едва слезшая с иглы героиновая наркоманка: серая потрескавшаяся кожа, проблемы с волосами, обломанные ногти, сухие искусанные губы. В ходе занятий, конечно, она менялась, и было видно, что тогда ещё молодую девчонку очень заботило собственное состояние. На момент последней нашей встречи Дженнифер выглядела весьма респектабельно. В какой-то степени я рад, что она продолжила поддерживать себя в форме. Сейчас она ни капли не напоминала первоначальную версию себя и выглядела весьма здоровой и симпатичной молодой женщиной.

Я подошёл ближе, протягивая покупки.

— Урод, сразу тебя узнала, — тихо произнесла она.

Я нахмурился, ощущая замешательство.

— До сих пор не могу поверить, что ты просто пропал после того, что со мной сделал, — продолжила Дженнифер, пользуясь тем, что других покупателей не было. — Или скажешь, что тогда был под кайфом и ничего не помнишь? — Её глаза зло прищурились. — Я ведь тебя искала, но группа не зря зовётся «анонимной», а когда мне всё-таки удалось узнать подробности, оказалось, ты дал своим кураторам неверный адрес и телефон.

Я никогда не принимал наркотиков и любых иных запрещённых веществ. Не принимаю даже таблетки, выписанные врачом, которые хоть как-то влияют на сознание.

«Группа анонимных наркоманов», что она из себя представляет? Я сидел в месте, полном людей, которые хотели улучшить свою жизнь, но не могли справиться с этим самостоятельно. Им нужна поддержка, помощь других, если они желали получить хотя бы малейший шанс на успех. И группа давала его.

Каждый рассказывал свою историю: как подсел и как начал слезать. Все рассказывали свои мечты и планы, а я сидел там, словно турист. Наблюдатель, который оценивал их, сравнивал с собой и чувствовал интерес. Они пробуждали во мне интригу.

Каждый из тех людей показал, что можно подняться, как бы низко ты ни упал. Они показали, что самые тяжёлые и безнадёжные ситуации в конечном итоге можно исправить. Заново наладить порушенные контакты, восстановить связи, поправить здоровье…

Я видел, как впервые пришла эта девушка, Дженнифер. Мысленно я называл её «Джейн Доу», потому что на тот момент не знал реального имени. Я называл так всех женщин, а все мужчины соответственно звались «Джоном Доу». В какой-то момент «Джейн» встала, чтобы выступить и рассказать о себе. Здесь так принято: все рассказывали о себе, даже я. Однако в моей истории не было и слова правды, кроме самого факта зависимости.

В свой первый раз «Джейн» не рассказала, как её насиловали, это было слишком личным для неё. Про это она поведала лишь мне и значительно позже. Но текущая история тоже вышла весьма занимательной. «Джейн» рассказала, как сидела в ванной и хотела покончить с собой.

— Я звонила бабушке, — с трудом выдавливая из себя слова, говорила девушка. — Это был… был мой последний крик о помощи. Я решила, что если она не возьмёт трубку, то я перережу себе вены. У м… у меня был нож. Лежал рядом. Я подготовилась…

Ей было нелегко. Это видели все.

— Я знала, что у неё было плохо со слухом, — «Джейн» шмыгнула носом. — А ещё не было автоответчика, поэтому… вот… — она ненадолго прервалась, но никто не встревал. — Я долго-долго звонила, и никто не брал трубку. Никто. А я не прекращала держать вызов, потому что… потому что прервать его означало убить последнюю надежду, понимаете? — Девушка бросила на нас затравленный взгляд. — Тогда мне пришлось бы сделать задуманное. Сделать это…

Но в конце концов она прервала вызов и, когда «Джейн» уже взяла в руки нож, в дверь ванной постучали. Это была её мать, которая предложила поиграть в настолку, которую она недавно купила по пути домой.

— Это было так нелепо, — девушка расплакалась. — Я… когда я вышла, то поняла, что жизнь важнее всего. Наркотики и ложь самой себе не могли облегчить боль. Меня спасла семья. Только она.

Её история произвела фурор. Она была предельно искренней, и это ощущалось. Вскоре я подошёл к ней, чтобы поговорить обо всём этом. Там и узнал, что её зовут Дженнифер и что она отчаянно пытается измениться. Я видел, что её ломало, видел, как бегал взгляд. Видел все признаки наркоманки, которой она на тот момент всё ещё была. Но это желание! Это горячее желание начать с чистого листа!

О, я был поражён. Обескуражен и в каком-то смысле тронут.

Мы начали общаться всё больше и больше, я разгадывал её, как ребус, а сама девушка… я смог осознать, что она желала несколько иного. Того, в чём не был заинтересован уже я сам. Что не мог ей дать. Чувств, отношений и любви. Не мог дать, но мог изобразить, чтобы оставаться с ней дольше и исследовать её как занятный образец.

Мы «встречались» почти три месяца и даже принялись делить постель. Я бы не назвал это неприятным, ведь за это время она здорово преобразилась. Кажется, Дженнифер посчитала, что у неё началась новая жизнь.

Помню, Элис говорила, что чёрные розы неестественны и ненатуральны. Они выведены искусными садоводами-ботаниками путём кропотливой работы с генами других роз. Элис рассказывала, что хоть чёрная роза и может символизировать смерть, она также является знаком возрождения. Концом старой жизни и началом новой. Однако лично я всегда считал, что чёрная роза представляет собой тьму человеческой природы.

Когда мы с Дженнифер начали «встречаться», то я узнал о ней больше. Ту историю об изнасиловании, которая изменила её жизнь. Как она потеряла контроль и впервые попробовала наркотики, чтобы заглушить свою душевную боль.

— Причина была не только в этом, — объясняла девушка, упираясь лбом мне в плечо. Я чувствовал её горячие слёзы. — Моя семья… мы были небогаты, а отец… отсутствовал. Мать работала на двух работах и почти не бывала дома, школа… отвратительна… А потом… потом…

Что-то заставило меня предположить, что у неё было ужасное детство, но я никогда не узнаю, был на этот счёт прав или нет.

Дженифер начала закреплять наши отношения, всё больше вливаясь в мою жизнь. Я стал ощущать, что ситуация начинает напоминать ту, из которой я лишь недавно вырвался — отношений с Мелиссой. Мне же было интересно в первую очередь покопаться в её мозгах, понять образ мысли, определить пристрастия и увлечения, изучить, как девушка преодолевает себя, уходя от зависимости.

В достаточной степени её изучив, а также осознав, что не собираюсь продолжать посещать эту группу, я просто исчез. Ушёл и больше никогда её не видел. Вплоть до этого момента.

Сейчас, став опытнее в понимании человеческих чувств, я понимаю, что можно было поступить мягче. Объясниться, прежде чем так поступать. В конце концов, Дженнифер могла совершить суицид после моей пропажи.

Но тогда я больше сосредотачивался на себе. Сейчас, к слову, тоже. Я не исключал, что, вернувшись вспять, поступил бы так же, просто не желая проходить через её слёзы и сопли в попытках понять, в чём же ОНА виновата. А девушка бы точно обвинила себя. Для чего мне нужно выслушивать это? Даже признайся я откровенно, что она была всего лишь экспериментом и в каком-то роде моим подопытным кроликом, поверила бы Дженнифер этому?

Итак, как можно объясниться с этой уже успевшей опериться женщиной, которая, судя по виду, искренне ненавидела меня за тот поступок? Считала, что я предал её доверие и попросту бросил?

— Мне жаль, что так вышло, — сказал я, расплачиваясь за покупки.

— Забудь, — уже спокойнее произнесла она. — Я пережила это. Спасибо, — едко и ядовито закончила Дженнифер, — что преподал мне очередной ценный урок.

Ничего не ответив, я направился на выход. По дороге к дому меня мучили мысли: как мне теперь ходить в этот магазин, когда она стала там работать? Этот постоянный колючий взгляд будет создавать мне дискомфорт и заставлять вспоминать прошлое. В то же время до следующего магазина мне определённо идти не хочется!

— Твою же мать, Дженнифер. И какого чёрта ты не покончила с собой?