Моя выдуманная жизнь

Глава 13. Социализация

Линг извинялся перед Мишель так искренне, с таким жаром и пылом, словно это его вина, что Джим сейчас лежит в коме.

— Я очень сожалею, что нам приходится встречаться при таких обстоятельствах, — продолжил он.

Его слова заставили меня задуматься, что каким бы высокомерным Линг иногда ни казался, в серьёзных ситуациях он всегда проявляет свою социальную адаптацию, внимательность и предельную корректность в каждом высказывании.

Я припомнил, что Линг обычно пытается оказать поддержку любым доступным ему способом, даже если мало чем может помочь. Вот и сейчас всё развивалось по привычному сценарию.

В конечном итоге мы оставили Мишель там же, где и нашли — в больнице, в палате Джима, а сами направились домой.

По дороге к машине я задавался вопросом: почему веду себя столь по-разному? Имею в виду — общение с другими людьми. С Лингом — по-своему, с Диего — тоже, с Элис — тем более…

Это приспособление? Адаптация? Когда я остаюсь наедине с самим собой, то превращаюсь в злобного одержимого человека, но стоит на горизонте появиться кому-то ещё, как словно бы щёлкает переключатель, и я моментально становлюсь социально-приемлемым, в чём-то милым и приятным, после чего даже могу вести адекватный диалог. Чего уж, некоторым собеседникам я искренне кажусь приличным человеком! Кто-то хочет дружить со мной и даже заводить отношения!

Неужто я, как и отец, примеряю маски?

Впрочем, наша личность и правда меняется при столкновении с тем или другим человеком. На это влияет ещё и количество этих самых людей. Например, со своей матерью я общался иначе, чем с отцом, но при этом обе мои «личности» всё равно попадали под категорию социально-приемлемых. Мой образ при столкновении с другими никогда не выходит за рамки приличного поведения, благодаря чему моя истинная личность социопата остаётся неразгаданной. Не думаю, что хоть кто-то в этом мире знает меня настоящего.

Личность… как много скрывается за этим словом! Мне кажется, что столь разнородным поведением могу похвастать не только я один, это присуще каждому. Имею в виду, если мы общаемся с группой незнакомцев, то наверняка будем вести себя иначе, чем в компании друзей.

Недаром говорят, что личность зависит от окружения. Среди приличных и учёных людей, разных кандидатов наук и профессоров любой человек вольно или невольно начнёт соответствовать показанному уровню. Но что будет, если этот же человек станет жить в «чёрном» гетто? Как быстро он подсядет на дурь, а потом начнёт её толкать? Как скоро его научат взламывать машины, выражаться сплошь сленгом и бранью?

Общество делает личность, — осознал я. И теперь у меня снова возник вопрос. Джим… если бы я знал людей, с которым он дружил и враждовал, его знакомых и приятелей, с кем мой сосед общался и рос, то помогло бы это понять мне, к какой социальной группе он принадлежит? Смог бы я чуть лучше узнать этого человека?

— Некоторые люди остаются в коме годами, — произнёс Линг, открыв дверцу машины. — Я знаю истории, где кома длилась по пятнадцать лет и более.

— А потом? — уточнил я, занимая место рядом.

Китаец пожал плечами.

— Кто-то из неё вышел, — неопределённо сказал он. — Продолжил жить нормальной жизнью.

Угу, если забыть процесс адаптации к этой самой новой жизни, — подумал я, но не стал озвучивать собственные мысли. Вместо этого задумался, что происходило с этими людьми во время комы? Может, они жили там какой-то новой, отдельной жизнью? Внутри своих снов? Что, если им снилась их мечта, в которой они проводили всё это время?

Каждый человек рано или поздно задумывается о другой жизни, лучшей жизни, более интересной жизни, но вдруг коматозники сделали к этому состоянию ещё один шаг? Погрузились в мечты и сны так сильно и явно, что перестали обращать внимание на реальность?

Не сходится… Всё-таки это состояние в основном является следствием какой-то травмы. А значит, они не добровольно попали туда. Хм, но в чём я не прав? Пусть не добровольно, но коматозники оказались в мире своей мечты. Если, конечно же, верна моя предыдущая теория…

Когда мы выехали на прямой участок, светофор горел зелёным. Линг поддал газу, очевидно надеясь успеть, но прямо на наших глазах цвет сменился на жёлтый, а там и красный. Машина остановилась.

Я отвернулся к окну, бросив взгляд на шоссе и людей, спешащих по своим делам. Линг поступил аналогично, а ещё зачем-то пошевелил зеркало заднего вида, будто бы стремясь придать ему лучшее положение.

— Кстати, — сказал он спустя десяток секунд, — а кто был тот мужик, который набросился на тебя в подъезде?

Я знал, что этот вопрос всплывёт. Чудо, что Линг не начал узнавать про Себастьяна в первые же минуты нашей поездки. Может, потом он ещё и про дневники спросит? Ха-ха…

Вздохнув, бросил на него тяжёлый взгляд, показывающий нежелание говорить на эту тему. Вот только на что я рассчитывал?.. Смутить его? Ха-ха!

— Себастьян, — наконец произнёс я, — бывший муж Элис, нашей новой соседки, недавно переехавшей в дом.

Ответ явно не закрыл все его вопросы, но как минимум обеспечил мне некоторый перерыв. Возможность собраться с мыслями.

— Да? — бессмысленно уточнил Линг. — Но раз она недавно переехала, то с чего это у Себастьяна на тебя такой зуб?

Честно сказать, понятия не имею. Скорее всего, он подсознательно видел мой интерес к Элис, хоть я его и не показывал. В свою очередь подобное вызвало у него ревность, чувство собственничества. Я подозревал, что Себастьян ещё не свыкся с мыслью, что Элис уже не его женщина и теперь имеет полное моральное право встречаться с другими мужчинами.

Однако это лишь теория, ведь на самом деле я не знаю, чем Себастьян руководствовался, когда пытался меня избить. Может, это Джуди вложила в его голову какие-то идеи?

Но чем я ей насолил?

Светофор загорелся зелёным. Линг тронулся вперёд.

— Хороший вопрос, — наконец ответил ему, оставляя тему открытой.

Моего собеседника такое явно не удовлетворило, но он то ли не захотел продолжать, то ли не придумал новый вопрос, который мог бы меня зацепить.

— Ты бы убил его, если бы пришлось? — вместо этого поинтересовался Линг. На губах китайца играла улыбка, отчего я понял, что тут явно имеется шуточный подтекст.

— Как ты это представляешь? — выгнул я бровь. — Забить кулаками в подъездной битве? Очень смешно.

— Не-не, — быстро проговорил он, — имею в виду… — на мгновение задумался, — предположим, Себастьян вооружён, и ты уже видишь, как он тянется к кобуре, но твой пистолет… — Линг хмыкнул. — Представим, что у тебя есть пушка и ты прямо в этот миг держишь её в руке.

Я закатил глаза и перевёл взгляд на дорогу. Разговор начал утомлять.

— Получается, у тебя преимущество, — самозабвенно продолжил Линг, — ты можешь выпустить пулю быстрее, тем самым убив его и спасая себя.

— Так это самозащита или убийство? — уточнил я.

— Э-э… — подвис он, — сделаем поправку. У него нет пушки, но он собирается напасть на тебя, предположим, с ножом.

— В подъезде? — снова спросил я.

— Да где угодно! — едва не крикнул Линг. — Есть разница?

— Конечно, — фыркнул в ответ. — Выстрелю я или нет, зависит от множества факторов: день сейчас или ночь, есть вокруг люди или нет, имеется ли на пистолете глушитель, в каком именно месте мы находимся. Знаешь ли, нужно всегда думать на перспективу, — постучал себя по виску.

Собеседник странно на меня посмотрел. Я не смог определить, о чём он думал, но тема себя изжила. Думаю, мой ответ был достаточно полным.

Пф-ф, убийство в нашем обществе и наше время слишком проблемно. Скажем… если бы кто-то попытался ограбить меня днём, прямо на людной улице, при этом угрожая пистолетом, я бы сказал, что вероятность выстрела составляет менее десяти процентов. Конечно, если грабитель не сумасшедший. Тогда эта цифра резко возрастает.

Если человек действительно готов убить другого, наплевав на последствия, причём ради неизвестной суммы, которую сможет взять с мёртвого тела, то в его голове вместо мозгов плещется дерьмо. Таких людей система утилизирует ещё со школы. Врождённая тупость проявляется рано. Хотя иногда её могут обострить те же наркотики или алкоголь.

Однако Себастьян напал на меня при свидетелях. И пусть он не имел желания именно что убить, но если бы я не защищался, то уже мог подать на него иск о выплате хорошего штрафа, плюс его забрала бы полиция. Следовательно, он не думал о последствиях.

Что, если бы у него был пистолет? Начал бы Себастьян угрожать им? Осмелился бы нажать на курок или его ярость не заходила так далеко?

С другой стороны, его можно классифицировать как социопата. Или хотя бы личность на грани социопатии. Асоциальный человек, который не полностью осведомлён о социологических нормах нашего общества. Тот, который слишком плохо умеет притворяться и чрезмерно потакает собственным желаниям. Его инстинкты притуплены, больше присущи животным, чем людям.

Умный не стал бы поступать столь примитивно. В первую очередь он попытался бы найти улики, доказывающие связь его бывшей жены и её нового соседа. Во вторую, когда убедился бы в этом, постарался осуществить свою месть куда более тайно и изощрённо. Так, чтобы никто и никогда даже не подумал бы на него.

Вместо этого Себастьян подчинился своим первобытным звериным побуждениям. Так ещё и не добился ими ровным счётом ничего!

Неудачник и идиот. Я называл его так ещё в момент, когда Элис призналась, по какому поводу они расстались.

Ха-а… опять же, судить кого-то, особенно с моей стороны — со стороны человека, который и сам не считает себя «типичным» представителем общества, — довольно бессмысленно. Люди судят других по какой-то общей массе, по большинству. Поэтому когда некое количество людей начинает творить абсолютную глупость, то за ними, как обезьяны, повторяют другие, отчего понятие «ненормальность» превращается в естественное положение дел.

Таким образом, ещё тысячу лет назад люди называли рабство обыденным состоянием вещей. Даже рабы не мыслили о том, чтобы изменить этот общественный строй. Нет, они мечтали о свободе, а также о том, чтобы самим подняться на вершину, владея собственными рабами.

Рабовладельцы в то время считались уважаемыми людьми, против которых никто не сказал бы и плохого слова. Но время шло, и сейчас работорговля стала страшнейшим преступлением. Но ведь люди остались прежними! Никто не отрастил себе вторую голову, никто не научился летать или дышать под водой. Так почему же одни и те же деяния теперь вызывают столь сильную реакцию?

Добро и зло. Ха-ха-ха! Что есть добро, а что зло?! Скажем, полицейский чётко знает, что человек, стоящий перед ним, — наркоторговец. Но он не имеет права задержать его (без улик) или тем более пристрелить. Однако полицейский понимает, что если он не сделает этого, то наркоторговец продолжит уклоняться от судебной системы и наполнять город наркотиками, пока не подсадит на них каждого человека.

Не выдержав давления совести, полицейский вытаскивает пистолет и убивает его. За подобное его судят и признают виновным. Хороший человек, совершивший благой поступок, признан обществом преступником.

Что получается? Добро и зло — выдумки. Сказки для маленьких детей, которые не имеют ровным счётом никакой силы. Работает лишь закон. Только он показывает, как мы поступаем: правильно или неправильно. Лишь на него мы можем ориентироваться, когда называем себя хорошим или плохим человеком. Именно поэтому мы восторгаемся сказочным Робином Гудом. В реальности ни у кого не получилось бы воровать у богатых и отдавать бедным.

И всё же, несмотря ни на какие законы, у каждого человека есть внутренний компас, позволяющий отличать хорошие поступки от плохих. Кто-то называет его совестью.

Линг подъехал к парковке возле нашего дома и остановился на своём месте. Вопрос, которого я опасался, так и не прозвучал. И я не про Элис, не про Себастьяна и не про Джима. На всех них по большей части мне в той или иной степени плевать. Больше всего я опасался, что Линг спросит о комнате, из которой вытащил биту. Если быть точным, то о рядах чёрных рукописных дневников.

А ведь Линг видел их уже не раз. Ещё до своей командировки и сейчас, после. Думаю, он успел заметить и осознать, что со временем их число растёт. Я рад, что Линг держит язык за зубами и не спрашивает об этих вещах. О бумаге и чернилах на ней, которые иллюстрировали мой искажённый разум. Вместо этого он указал на баскетбольную площадку в квартале от нас. Там играли местные подростки, команда на команду. Прямо на наших глазах один из них закинул мяч в кольцо, срывая восторженные вопли.

Линг любил такого рода вещи, любил спорт.

Проходя через двор, китаец остановился возле лилий, прямо там, где всегда останавливался я.

— Знаешь, благодаря этим цветам местность вокруг выглядит гораздо лучше, — он улыбнулся, — может, тебе это и незаметно, но вот я, вернувшийся спустя полгода, хорошо вижу разницу.

В конце концов я отвязался от Линга и вернулся к себе. В квартиру без электричества.

Усевшись на диван, отчего-то ощутил усталость. Вроде не занимался физической активностью, но всё равно кажется, что ломит всё тело.

Решил прилечь и вытянулся во весь рост. Вскоре я уже прикрыл глаза и собирался попросту поспать, но сон упорно не хотел приходить. И почему же? Риторический вопрос…

В голову лезли мысли, которые уже ничего не могло заглушить. Нет возможности даже включить телевизор.

Отчего-то вспомнилась Дженнифер. Могу ли я исправить то зло, которое ей причинил? Но правда ли я причинял ей зло? Что именно я сделал? Разве что-то незаконное или социально неприемлемое? Нет, ни капли.

Опять эти таинственные и не играющие никакой роли понятия добра и зла, которые устанавливаются для себя каждым человеком в отдельности. Эта самая совесть, которая должна побуждать нас быть «лучше», но лучше по отношению к кому? Почему совесть толкает нас кому-то помогать? Нужна ли этому человеку наша помощь или мы лишь сделаем хуже? А даже если нет, то с чего я должен тратить свои силы, деньги и время, чтобы кому-то помочь?

В разгар моих самокопаний появилось электричество.

Чувство, которое я испытал, видя, как включили свет, неописуемо. Похоже, население стран первого мира давно и капитально «подсело» на электричество. Логично, ведь вся техника, все гаджеты, всё, что только можно представить, работает на нём. Жить без электричества стало не просто скучно, но уже попросту невозможно. Квартира превращается в пещеру, где нечем заняться, кроме как спать.

Поднимаюсь с дивана, взгляд падает на разбитый пуль. Это вызывает приступ смеха.

Пришлось включать телек с кнопки на нём самом. Благо, что их продолжали устанавливать на каждый «ящик».

Он включился, но почему-то не на том канале, который я обычно предпочитаю. Похоже, сбились настройки. Сейчас я смотрел какой-то мультик, где волк и олень весело проводили время и казались лучшими друзьями.

Скептично усмехнулся, глядя на подобную сцену. Впрочем, для детей, ещё не пошедших в школу, наверное, самое то.

Кадры напомнили мне историю о женщине, которая работала в зоопарке и собственноручно вырастила гориллу. Она всегда могла найти её среди других горилл и легко отличала на общем фоне. Вроде бы основываясь на её поведении…

Немного подумав, решил не переключать. Может, во мне говорила лень, а может, это отголоски радости. Я уселся на диван и стал залипать в детский мультик. Сюжет не слишком интересовал меня, скорее просто рассматривал сменяющие друг друга картинки. Кажется, вскоре я впал в некий полусонный режим: вроде бы и не сплю, но и не бодрствую. Вроде бы не мёртв, но и не совсем жив.

Состояние, подобное моему, погружало разум в таинственные дебри, в самую глубину самого себя. Я оказался в каком-то мрачном мире, который будто бы пережил апокалипсис.

Во сне у меня почему-то не шевелилась одна нога, но я всё равно пытался от кого-то убежать. Правда, своих преследователей не видел, однако всем сердцем чувствовал, как они бегут следом. В то же время на моём поясе болталось радио, где рассказывали про аресты людей за пересечение некой границы несуществующей то ли страны, то ли какой-то местности — так и не смог понять. Вот только это вызвало уйму вопросов, ведь как кто-то может следить за границами, если от мира уже ничего не осталось?!

Из своего состояния неопределённости мне удалось выйти лишь под вечер. Зато я немного отдохнул.

Утром следующего дня, уже после завтрака, в дверь постучали. Открыв, увидел Джорджа и Ширли, а за ними стояла Элис. Женщина всё ещё злилась на меня за ту драку. К слову, злилась она не только на меня, но приятнее от этого не становилось.

— Привет! — улыбнулась Ширли. — Мы уезжаем к бабушке и зашли попрощаться!

— Привет, — поздоровался я в ответ. — Удачного вам пути!

Обменявшись ещё десятком фраз, они направились к лестнице. Я же в это время остановил Элис.

— Ты едешь с ними? — спросил у неё.

— Нет, — сухо ответила женщина. — Остаюсь дома. Мне нужно работать.

Она не улыбалась и не смотрела мне в глаза. Чего уж, даже стояла вполоборота.

Элис направилась догонять детей, даже не попрощавшись, я же, закрыв дверь, задумался.

— Может, всё не так уж и плохо? — почесал висок.

Думал я так потому, что наши «отношения» взяли паузу. Если всё будет развиваться в таком же ключе, то их можно будет пропустить как неинтересную рутину. Таким образом никто не будет загонять меня в угол, никто не будет душить своим присутствием и постоянным мельканием «на заднем плане».

Но и я лишусь «доступа» к своей соседке. Элис не простит и быстро превратит меня в эдакое «зло» и неприятный раздражитель, появляющийся на горизонте.

Проклятье! Опять это неприятное чувство, будто я на распутье, а выбора толком и нет. Все стороны, куда ведёт дорога, несут одни лишь проблемы.

На секунду я ощутил некое смирение перед грядущими сложностями, которые вот-вот обрушатся на меня. Наверное, нечто подобное ощущает скалолаз, когда падает вниз без страховки. Он скоро влетит в землю и погибнет, но эти несколько секунд полёта… за них может пройти целая жизнь.

По какой-то причине мне вспомнился один-единственный раз, когда я застал отца плачущим. Несмотря на множество проблем, которые на него свалились, а также на обилие масок, которые он менял, отец был очень сильным духовно человеком. Поэтому видеть его слёзы было столь странно и необычно, что казалось, будто в мире что-то сломалось. Например, планета сошла с орбиты. То есть нечто глобальное — катастрофа, ставящая на колени весь мир.

Позднее я посчитал, что отец скорбел по своей жене и младшему сыну. По тем людям, которые были живыми «ещё вчера». Вот только это лишь моё предположение. Отец никому и никогда ничего не рассказывал. Тем более о моменте своей слабости.

— Реальность и вымысел, — произнёс я, заходя на кухню и поставив кипятиться чайник. Хотелось выпить кофе.

Вспомнив событие из своего прошлого, я вспомнил и кое-что из своих снов. Тот, с выключателями на стенах. Помнится, существует ещё один популярный список слов — семь добродетелей: целомудрие, умеренность, милосердие, усердие, терпение, доброта и смирение.

Я вышел из кухни и взял свой дневник, находя тот самый сон, куда и дописал эти самые слова, поставив их рядом с остальными «списками».

В конце концов, если я продолжу вспоминать разные вариации эмоциональных состояний человека, то соберу их все. В таком случае мне удастся понять, что же всё-таки делает человека тем, кто он есть на самом деле: поведенчески, социологически, психологически, генетически и биологически.

Осознав, кем является человек, я смогу понять и эту жизнь, и своё в ней место.

Остаток дня прошёл в рутинных хлопотах, а ещё я решил провести уборку. Создалось ощущение, что с отключением электричества у меня накопились горы мусора, хоть это было и не так — только один сломанный пульт.

— Нужно будет его заменить, — пробурчал я, убирая обломки.

Ближе к вечеру, когда закончил с делами, на меня накатила меланхолия, а голову стали посещать необычные концепции.

Что, если человека — не какого-то конкретного, а в целом — подталкивают к совершению зла? Возможно ли это в принципе? Что, если перед каждым из нас рано или поздно открывается дверь, за которой стоит демон. Зло. Метафорически или буквально — это уже не имеет значения. Факт в том, что эту дверь открывать нельзя, ведь за ней царят зависимости и навязчивые идеи, физические и психологические страдания, готовые обрушиться на любого, кто проявит к ним толику интереса.

При этом никто никого не принуждает! Эта дверь просто есть и следует за нами, периодически мелькая где-то за спиной или на самом краю глаз.

Зло… этот демон не заманивает нас к себе, не заставляет открыть дверь — мы всё делаем сами, слишком поздно понимая, в какую яму загнали себя. В конечном итоге нам даже некого винить в совершённой ошибке.

Мне кажется, что я уже открыл эту дверь.

Ночью мне снился сон. Сон-приманка, который начался так, как было раньше. Концепция подобных снов время от времени посещала меня, но сегодняшний… оказался ловушкой.

Я стоял на кухне, рассматривая переполненный мусорный мешок. Возможно, это интерпретация сегодняшней уборки, которую я проводил. А может, и нет.

Мешок был большим и полностью набитым. Логично было бы вынести его, что я в принципе и делаю. Взяв мешок, вышел на улицу и выбросил в мусорный бак.

По дороге обратно мне на глаза попалась девочка, которая ехала на розовом велосипеде. Она ехала прямо на меня, но в последний миг крутанула руль, сворачивая в сторону. Конечно же, подобный манёвр не довёл до добра, и она врезалась в стену, сразу же упав.

Моментально подошёл к ней и присел рядом. Колено девочки было содрано, капала кровь.

— Всё хорошо, — мягко говорю ей, чтобы не пугать ребёнка ещё сильнее. — Сильно болит?

К некоторому удивлению, она не плакала, а серьёзно смотрела то на колено, то на меня.

— Болит, — согласилась она.

— Сейчас принесу бинт, обработаем рану, — улыбнулся я, поднимаясь на ноги.

Быстрым шагом добравшись до квартиры, открыл аптечку и вытащил бинт. Заодно взял и перекись, чтобы всё обработать. Проходя мимо кухни, с удивлением заметил, что мешок с мусором снова появился в ведре. Причём полный.

Нахмурившись, остановился было, но взгляд в окно показал, что девочка продолжает меня ждать. Ещё раз покосившись на мусор, вышел на улицу, обработал царапину и перевязал.

— Ну вот, колено как новенькое, — улыбнулся я.

— Спасибо, — столь же серьёзно ответила она, а потом поехала дальше через аллею.

Мои же мысли переключились на то, что происходит в квартире. Я ведь только что выбросил мусор, но он каким-то образом снова появился.

Задумчиво поскрёб шею, а потом упёр руки в бока. Ситуация никак не решалась в моей же голове, словно детская задача для начальной школы, где нужно было применить элементарную логику. Может, это не мир ошибся, а я?

Не поленился заглянуть в уличный мусорный бак, но своего пакета, который должен лежать на самом верху, не обнаружил. Будто я на самом деле ничего не выбрасывал!

Решив не ломать голову, хотя мысли крутились лишь вокруг этого, я добрался до дома, отслеживая каждый свой шаг. Там я внимательно осмотрел мусорный мешок, а потом взял его в руки, спустился вниз и закинул в мусорный бак, контролируя процесс.

Теперь я на сто процентов уверен, что выбросил мусор.

Однако, вернувшись домой, осознал, что мусорное ведро снова полное.

— Я схожу с ума? — недоуменно воскликнул я, а потом вернулся на улицу, заглянув в мусорный бак: мешка не было.

Вернувшись обратно, я обнаружил дома уже не один, а два мусорных мешка: первый в ведре, второй — рядом с ним.

Может, это божественная шутка?

Взяв оба мешка, я вышел на улицу, но выбросил их не рядом с контейнерами у дома, а прошёл дальше — к следующему, закинув пакеты именно туда.

К сожалению, это не сыграло никакой роли, ведь дома ждали сразу пять мусорных мешков.

Меня пробрал истерический смех, однако он оборвался, как только удалось услышать гул большого автомобиля. Это мусоровоз, как раз проезжающий мимо. С трудом схватив мешки, я выбежал на улицу. Мне удалось уговорить водителя остановиться. Оба мусорщика оказались терпеливыми и добрыми джентльменами, так что я закинул свои пакеты в кузов, а потом отправился домой. Там меня ждал сюрприз: половина гостиной была завалена мусорными мешками, которые волшебным образом появились из ниоткуда.

Вскоре я уже нагружал этими мешками свою машину, впихнув туда столько, сколько смог (меньше половины), а потом поехал на окраину города, на городскую свалку, куда выбросил всё, что было.

Вернувшись домой, обнаружил… что ничего не изменилось. Нового мусора не прибавилось.

— Работает, — улыбнулся я. — Работает!

Далее я заморочился над оптимизацией процесса избавления от мусора. В первую очередь я вытащил его во двор — перетащил все пакеты вниз, а потом, когда в квартире не осталось ни одного мешка, нагрузил свою машину. Влезло не всё, но за остатком я решил вернуться позже.

Таким образом — за несколько ходок — я вывез весь мусор, а потом, довольный, поднялся к себе и осознал, что не могу открыть дверь. Через полчаса мучений замок всё-таки поддался и дверь открылась, едва не завалив меня огромной кучей мусорных мешков. Ими была наполнена вся квартира.

Меня вновь разбил истеричный смех, но в этот раз к нему отчётливо примешивались злые нотки.

С досадой пнув один из пакетов, я набрал полные руки и спустился вниз, снова нагрузив машину. Новой проблемой стало то, что она не завелась. Плюнув, взял первый же мешок и отправился пешком, собираясь сесть в метро. Возникла мысль, что по пути мне может повезти встретить мусоровоз.

Дорога была долгой и пустынной. Я прошёл с этим мешком, казалось, половину города. Но вот, проходя мимо парка, зацепился пакетом за железный штырь ограды, отчего тот разорвался ровно посередине. На землю посыпались чёрные дневники.

Я замер, в ногах появилась слабость. Колени подогнулись, и я едва успел ухватиться за скамейку, куда и сел.

— Они не отпускают меня, — понял я, продолжая рассматривать дневники.

Внезапно рядом появилось знакомое лицо. Это был Джим. Мужчина был бледным и осунувшимся, но слабо улыбнулся, заметив меня. Он подошёл ближе и протянул мне коробок спичек.

— Сожги их, — произнёс Джим. — Или ты уничтожишь свои записи, или они уничтожат тебя. В следующий раз меня уже не окажется рядом.

Его улыбка померкла и стала скомканной. Мужчина оглянулся, будто бы кого-то высматривал, а потом ушёл, моментально скрываясь за стеной деревьев.

Я же в это время рассматривал дневники, чьи чёрные обложки контрастировали с белыми исписанными страницами. В голове стояла путаница и неразбериха. Вытащив спичку, опустился на колени, рассматривая то, что собираюсь сделать.

— Где же смелость, когда она так нужна? — хихикнул я. Рука дрожала, я не мог найти решимости зажечь огонь.

Но Джим прав. Это нужно сделать. Если я не решу свои проблемы, то придётся нести их груз до скончания дней. Моя одержимость будет преследовать меня везде — куда бы я ни пошёл! И при этом я не могу переложить проблему на кого-то другого… Не могу…

Когда я всё-таки зажёг спичку, продолжая по-прежнему находиться в неопределённости, то проснулся и почти полчаса просто лежал, пялясь в потолок. Лежал до тех пор, пока мочевой пузырь не потребовал внимания.

По иронии судьбы сон напомнил мне историю, которую я слышал давным-давно и часть которой даже один раз мне снилась. Её ещё рассказал Рауль, когда мы обсуждали с ним мои дневники.

Был человек, которому постоянно снились кошмары. Однажды при посещении церкви на него снизошло озарение, что это не сны, а подавленные воспоминания об ужасных вещах, которые он совершал в прошлом. После этого он перестал спать, боясь собственной памяти. В конце концов этот человек покончил с собой.

Сны — это ответы на вопросы, которые мы ещё не задали.