Девушка смотрит на него, и парень видит блеск в её прекрасных голубых глазах.
— Я никогда не забуду эту ночь, — тихо, с придыханием говорит она ему.
— Я рад, что мы нашли друг друга, — со скромной улыбкой отвечает он.
Пара продолжает медленно танцевать под приятную музыку, играющую на заднем плане. Позади них аналогично поступают остальные гости, приглашённые на эту победоносную праздничную вечеринку.
В воздухе витает запах дорогих духов, и любой другой запах был бы просто неприемлем. В центре большого экстравагантного зала находится огромный кусок мрамора — изящная композиция в виде статуи мужчины, держащего за руку ребёнка. Их лица возвышенны и довольны.
Люди танцуют вокруг статуи, а те, кто не танцует, смешиваются с другими, стоящими по краям широкого помещения.
— Мы выполнили божью работу, — пафосно произнёс один из гостей, удерживая в руках бокал шампанского.
— И сделали это даже лучше него, — не поленился ответить ему второй, причём в таком же стиле.
Столы ломились от изысканных деликатесов и дорогих напитков. Здесь проходил грандиозный фуршет крупной благотворительной организации, которая успешно достигла поставленной перед собой цели по сбору колоссального количества средств.
Несмотря на то, что вечеринка продолжалась уже долго, ночь была ещё в самом начале.
Эти люди не знали, что им уготовано.
Я и мой напарник прошли через парковку, забитую автомобилями, которые могли принадлежать лишь людям с не меньше чем семизначным доходом в долларовом эквиваленте. Высший класс! Избранные!
Нацепив театральные маски и поправив собственный арсенал, мы громко хлопнули дверью, заходя в элитное здание. Идти было не очень удобно, ведь у каждого из нас, кроме оружия, имелся объёмный, хоть и не очень тяжёлый мешок, но даже так преимущество было на нашей стороне. Охрана тут же получила по пуле. Выстрел моего дробовика попал прямо в живот мужчины в форме, который удивлённо выпучил глаза, моментально захлёбываясь кровью и кашлем. Он умер в течение нескольких секунд. Мой сосед поступил аналогично, но попал своему охраннику в лицо, превратив его в кровавое месиво, окрасившее пол и стену в новый — красный — цвет.
Музыка, громкие разговоры и расстояние позволили нам оставаться неуслышанными, так что мы спокойно поднялись по широкой лестнице, вскоре оказавшись на вечеринке в виде незваных гостей.
Это было самое грандиозное зрелище, которое я когда-либо видел! Даже не мог представить, сколько сюда влупили денег. Не меньше нескольких миллионов долларов. И если они позволяют себе тратить такое на вечеринку, то сколько уходит на другие, более важные цели? Например, набивание собственного кармана?
Мы с ходу обозначили себя, сделав несколько выстрелов в потолок. Музыка моментально смолкла, люди закричали, прижимаясь к стенам.
Конечно же, мы не случайно нанесли сюда визит. Целью был владелец фонда, который как раз стоял на сцене. То ли от страха, то ли от возмущения, он даже не двинулся, когда мы начали стрелять.
Нам достоверно было известно, что этот человек вор. Причём не такой, как я или мой напарник, а тот, кто прячется под личиной порядочного и честного человека. Я ненавижу таких, как он!
Его карманы едва ли не лопаются от украденных денег, ведь этот мужчина положил туда более половины всего пожертвованного в фонд!
Поверх своего лица — лица преступника — он носит маску, прячась у всех на виду. Вёл образ жизни успешного члена общества, о котором может лишь мечтать большинство населения всего мира.
Пора это поменять.
Мы медленно направились к нему, в сторону сцены. Мешки мешали держать людей на мушке, но почти никто даже не осмеливался встретиться с нами взглядом. Трусы…
По дороге я припомнил, что был человек, который сказал, что вся война основана на обмане. Делать вид, что вы атакуете, когда на самом деле отдыхаете, и делать вид, что отдыхаете, когда на самом деле атакуете.
Подойдя ближе, мы наконец-то сбрасываем мешки, после чего, пока напарник контролировал зал, я развязал их, показывая содержимое: два чернокожих подростка, замученные и болезненно худые, которые умерли от голода по причине воровства этого человека, стоящего сейчас на сцене, — главы фонда.
Поднявшись к нему, я подтащил трупы поближе, силой уткнув мужчину носом прямо в мешок. Я водил его жирную лощёную морду по начавшим гнить мертвым, холодным и уродливым телам, не обращая внимания на крики.
Наконец, закончив, завладел микрофоном и в двух словах пояснил публике, почему мы вообще сюда пришли и кто такие эти двое подростков.
Конечно же, я не ждал, что мне поверят. Конечно же, я не ждал, что хоть кто-то что-то поймёт. Они все из одной шайки, и единственное, что отражалось в их глазах, кроме страха, — это зависть. Ведь глава ни с кем не делился!
Мой напарник вышел следом и завёл речь о том, какая у погибших подростков могла быть жизнь. Он говорил верные слова, но никому не было до них дела, быть может, кроме меня. Безусловно, очень жаль, что конечный итог короткой и мучительной жизни этих ребят привёл к смерти.
После нашего короткого выступления статуя обмана в центре этого зала была уничтожена, а глава фонда повешен прямо на глазах всех остальных. Перед смертью мужчина умолял сохранить ему жизнь, признаваясь во всех грехах. Глава фонда говорил, что главный виновник — мэр, ведь это он придумал схему мошенничества и именно он покрывал их всех. Правда, потом этот человек добавил, что невиновен. Такие слова немного подпортили впечатление, так как ранее создавалось ощущение, что он говорил правду.
Я поинтересовался по поводу мёртвых, до которых не дошло и четверти минимально необходимых благ, которые фонд обещал закупить. На это мужчина, конечно же, не смог ничего ответить. В итоге он повис в петле, болтая ногами, пока окончательно не затих. Во время его предсмертной пляски я думал о том, скольких же ещё людей предстоит убить, а потом проснулся.
Мой отец всегда говорил, что если ты можешь о чём-то подумать и представить — тогда это осуществимая вещь.
«Невозможно лишь то, — рассказывал он, — что мы не в силах себе вообразить».
В этих словах больше смысла, чем можно представить. Когда кто-то задумывается о создании благотворительного фонда, то в большинстве своём мыслит о помощи людям. Однако он сбивается с пути и начинает воровать, считая, что и без того в должной мере помогает обездоленным. Через какое-то время подобное становится стилем его жизни.
Чего мужчина из моего сна не мог понять, так это того, что можно упасть, даже когда ты на вершине, и, наоборот, можно подняться, когда ты на дне. «Мементо мори — помни о смерти». Философски, метафорически и буквально. Робин Гуд согласился бы.
Некоторые люди думают, что именно деньги могут сделать мир лучше, что именно деньги могут изменить всё, но даже если бы у человека, который полон решимости что-то изменить, имелся бесконечный запас всех видов валюты в мире, этот человек не смог бы почти ничего. Более того, велик шанс, что он сделал бы лишь хуже.
Бедняки, враз ставшие богачами, перестали бы работать. Со временем перестали бы работать почти все. Государство как система, со стороны так похожая на наш организм, попросту отключилась бы, потому что эритроциты прекратили свою рабочую деятельность. Теперь эритроциты сидят дома, в своих огромных богатых особняках, пока клетки мозга в это же время медленно отмирают.
Есть люди, которые считают, что лучшая система мира — баланс. Необходимо уравновесить чаши весов, добиться того, что не будет богатых и бедных, все будут равны. Имею в виду — финансово. На ум приходит такое слово, как «коммунизм». Однако есть и другие, которые боятся баланса. Которые готовы на всё, чтобы не допустить распространения подобной идеологии.
Меняться трудно. Может, именно поэтому мир желает оставаться таким, какой есть сейчас. Люди желают оставаться теми же, кто они сейчас. Поэтому с возрастом мы всё больше и больше отдаём предпочтение старому и уже знакомому. Мы даже не желаем пробовать новое. Не желаем идти в ногу со временем. Развиваться — уже не для нас. Наступает момент стагнации и угасания. Развитие — удел молодых. Опыт и мудрость — стариков.
Когда я полностью записал сон, то посетил уборную и умылся, а далее налил себе кружку горячего кофе и подошёл к окну. Мне нравилось смотреть на двор и размышлять. Ряды машин, люди… это всё позволяет мозгам работать. Не стоять на месте.
Звонок телефона неожиданно прервал мои размышления. Это была Мишель.
— Эта женщина появляется в моей жизни слишком часто, — недовольно прошептал я. — При следующем её приходе я притворюсь, что никого нет дома, по примеру Элис.
Взяв телефон, я узнал, что Джим вышел из комы. И только я уже было обрадовался, что эти двое теперь будут мучить уши друг друга, а не мои, как Мишель добавила:
— Но почти сразу у него случился приступ, и теперь он в критическом состоянии. Врачи говорят, что, скорее всего, Джим снова впадёт в кому… — Женщина говорила тоном человека, желающего впасть в истерику, но я знаю, что она не сделает этого. Максимум, что Мишель себе позволяла, — небольшие паузы и вздохи сожаления.
Судя по всему, женщина считает, что это её вина. Видимо, думает, что жизнь Джима сложилась бы иначе, если бы она заступилась за него и отстояла перед Филиппом. Похоже, её материнские чувства нанесли коварный удар со спины.
Депрессия Мишель напомнила мне о матери и её самоубийстве. Когда разговор с Мишель завершился, я сел в кресло, глотнув остывший кофе. Мне пришло осознание, что сейчас у Мишель и Джима столько общения, сколько не было за последние несколько лет. Сколько они там жили порознь?
В такой момент я не могу не думать о моём младшем брате и событии, произошедшем с моей матерью: как она отравила вначале его, а потом и себя. Как она решила, что этот мир слишком жесток для её маленького сына, чтобы позволить ему в нём расти. Я до сих пор помню эту сцену, когда вернулся из школы домой, застав там два мёртвых, холодных и безжизненных тела.
Потребовалось много времени, чтобы отпустить их обоих, но чему я научился, так это тому, что человеческая плоть увядает, поэтому нужно уметь отпускать. Другого выбора нет. За всю жизнь в среднем человеческое сердце бьётся два с половиной миллиарда раз, но в конечном итоге биение и перекачка крови должны прекратиться. Мышца должна умереть.
Помыв кружку, я зашёл в соседнюю комнату, где, как обычно, застал Рауля, который изучал мои дневники, а потом услышал громкий хлопок дверцы машины со двора. Судя по всему, парень открыл окно, так что звуки проникали в квартиру в полной мере.
Подойдя к окну, одёрнул штору и выглянул наружу. Это была Элис, её двое детей и какая-то пожилая женщина. Может, мать Элис?
На моих глазах Ширли выхватила из рук Джорджа какую-то игрушку, за что тот тут же ударил её, отбирая игрушку обратно.
— Не бей сестру, — строго высказалась пожилая женщина. — Девочек бить нельзя.
Забавно. Меня учили этому же. Потому я сейчас подсматриваю за детьми со стороны, а по ночам мечтаю об их матери, которая снится мне в образах самых разных женщин, которым я отрубаю ногу.
Выйдя из комнаты, я подошёл к наружной двери, взглянув в «рыбий глаз». Компания прошла мимо к своей квартире.
Хочется надеяться, что на пути Ширли и Джорджа никто не встанет. Никто не разлучит их, никто не испортит детство. В конце концов, даже если у них нет того, что они хотят, у них есть то, что им нужно.
Позавтракав вместе с Раулем, я обнаружил, что запас продуктов подходит к концу. Обычно их хватает на больший срок, но у меня оказались задержавшиеся гости… Пришлось пойти в магазин.
Спустя десять минут я уже шёл по Лейксайд-драйв. Если пройти по определённой улице достаточное количество раз, то можно запомнить всё: какие машины на ней паркуются, какие деревья на ней растут и какие здания возвели вокруг. Ежели кому-то трудно вообразить себе это, вспомните места любимой игры, где проходили сотни и тысячи раз. Разве найдётся там хоть один камень, который не был бы, хоть случайно, изучен?
Я зашёл в продуктовый, где взял привычный набор, но уже возле касс заметил, что они наняли нового работника.
На обратном пути взгляд цепляется за машину, которую ранее не видел. Это, впрочем, нормально. Авто приезжают и уезжают постоянно, но почему-то я сразу подумал, что тачка принадлежит новенькому.
Добравшись до дома, я встал у подъездной двери и взглянул на сад. Там медленно зарождается жизнь, которую мы посадили вместе с Элис. Цветы… лилии… Мягко улыбнувшись, я уже было решил войти в подъезд, как заметил на дверной ручке кровь.
Нахмурившись, не касаясь её, я подцепил дверь и приоткрыл её. Внутри всё выглядело как обычно, но… теперь я невольно ищу что-то подозрительное и, конечно же, тут же, нахожу его. Тишина. Она кажется мёртвой.
— Может, это краска или у кого-то просто пошла носом кровь, — едва слышно прошептал самому себе, а потом всё-таки вошёл в подъезд. Сделав пару шагов, подмечаю на полу ещё больше крови. Проклятье, мне это не нравится!
Медленно поднимаясь наверх, я внимательно осматривал всё вокруг, а потому моментально заметил лежащее тело неподалёку от моей площадки, едва ли не возле двери.
Мишель, — узнал я её. Женщина лежала на лестнице, не подавая никаких признаков жизни.
Поставив пакет с продуктами на ступеньку, я подошёл ближе и осмотрел тело. Похоже… её сердечная мышца умерла. Перестала качать кровь, прекратила выполнять свою работу, отчего погиб и организм. Сам или помогли? Её ли это была кровь? И откуда? Наклонив голову, замечаю, что из-под неё течёт кровь. Сложилось ощущение, что кто-то несколько раз с силой ударил женщину ножом в живот.
Впрочем, особо пристально я не осматривал и тем более не переворачивал её. Так, глянул между делом, чтобы лишний раз не оставлять своих следов и не мешать работе детективов.
Тут же в голове появляется ещё одна мысль: Рауль всё ещё у меня, а Диего продолжает бродить где-то на улице, воюя с другими бандами из-за наркотиков. Неужели привёл ко мне неприятности?!
Вернувшись за пакетом продуктов, я зашёл в квартиру, где не был от силы час. Нет, даже меньше! Но она была пуста. Рауль пропал. Быть может, он переписывался с Диего, пока находился у меня? А может, брат просто позвонил ему за это время или зашёл сам, хоть парень и говорил, что такое невозможно?
— Может, кровь была его? — задумчиво почесал я подбородок, но ответ не спешил появляться мне на глаза.
У меня не укладывалось в голове, что кровь могла принадлежать Мишель. То есть… она ведь умерла сверху! Каким образом следы её крови оказались внизу? Если бы она получила рану наверху и начала спускаться вниз, то и умерла бы внизу. А если её ранили внизу, то какой смысл подниматься вверх? Зайти ко мне? Предположим… но тогда она должна была бы залить весь подъезд, но никакой кровавой дорожки по пути я не видел.
Разве что кровь осталась на убийце? Я не знаю.
С другой стороны, никакой крови в моей квартире тоже не было, как не было и погрома. Всё ровно так, как я и оставил. Ничего, на первый взгляд, не пропало. Ни деньги, ни ценности… Даже дневники все на месте. Это заставляет поверить, что Рауль жив и ушёл отсюда добровольно.
Достав телефон, я позвонил в полицию и рассказал им о случившемся. Потом быстро разложил продукты и вернулся обратно, к телу. То есть к Мишель. Женщине, которую я знаю лишь через Джима, а Джима я вообще почти не знаю!
Я планировал полностью прекратить наше общение, но не потому, что считал это правильным для её безопасности, а потому, что она стала слишком надоедливой. Надо было сделать это раньше! Чётко сказать, что не желаю иметь ни с ней, ни с Джимом ничего общего. Попросить более не звонить мне и не приходить. Но разве достойно это «хорошего парня»? Да! Когда «его» комфорт начинает страдать.
Тц… вот до чего это довело! Её убили прямо рядом с моей квартирой. И сделали это наверняка не специально, а по какой-то глупости. То есть если бы Мишель не пришла ко мне, она была бы жива.
Скрипнула дверь Элис. Через несколько секунд женщина вышла и окликнула меня. Но не так, как встреченного друга, а будто бы интересуясь, всё ли нормально. Эта игра интонацией…
— Всё хорошо, — ответил я на невысказанный вопрос, когда Элис подошла ближе, с долей шока осматривая представшую перед глазами картинку.
— Что по «скорой»? — задала она ещё один вопрос.
— В пути, — коротко сказал я.
— Я тоже вызвала полицию, — доверительно поведала Элис. — Но не хотела выходить. Я… боюсь мертвецов.
Это заметно. Она даже сейчас, после короткого взгляда на тело, отводит глаза.
— И не хочу, — продолжила женщина, — чтобы дети… увидели…
Я же перевёл внимание на дверь Джима. Всё, о чём я мог думать, это о том, почему матери должны умирать так близко к своим сыновьям?
Вскоре приехала полиция. Они осмотрели всё вокруг, а потом приступили к расспросам. Были допрошены все, кто находился в доме на момент происшествия. Копы также изучили и следы крови внизу, но никто из жильцов не сумел дать по ним никакой информации. Вопрос о принадлежности повис в воздухе.
Я почему-то считал, что кровь принадлежит не Мишель, а Раулю. Но если он всё ещё жив и не вернулся обратно, то, наверное, отправился искать брата?
Тело забрали, а я вернулся к себе. Глядя в окно, заметил большую толпу, которая собралась возле приехавших машин полиции и кареты скорой помощи. Особо загомонили люди в момент вынесения трупа. Все интересовались, что же случилось, но полицейские отмалчивались.
— Мертвец один или есть ещё?! — услышал я громкий, визгливый голос какой-то женщины.
М-да… вот что делают тачки копов и «скорой». Привлекают внимание всех окрестных жителей. Заставляют людей сбиваться в кучу, потому что те понимают: что-то случилось, и стремятся узнать подробности.
Труп погрузили в карету «скорой», которая стояла какое-то время, но потом всё-таки уехала. Я осознал, что видел Мишель в последний раз. Интересно, кто расскажет Джиму о случившемся, когда и если он выйдет из комы? Может ли так сложиться, что этим человеком буду я?
Невольно признал, что — да. Может. Проклятье. Как я буду это делать? Я не всегда правильно расшифровываю чужие эмоции и откровенно херово показываю свои.
Усевшись на диван, задумался, уставившись в стену. Смерть Мишель ещё не до конца укоренилась в моих мозгах. Возможно, я никогда не осмыслю эту ситуацию в должной мере.
Смерти, которые озвучиваются в новостях, кажутся такими привычными! Но когда это происходит с кем-то знакомым, то ситуация резко меняется.
Открыв окно, я невольно услышал спор Элис с её матерью. Скорее всего, у них тоже открыто окно, а голос никто не приглушал. Мать настаивала, чтобы моя соседка вместе с детьми переехала в другое место, потому что здесь слишком опасно. Слишком много убийств происходит вокруг.
Бред. На самом деле это не так уж и опасно. Настоящая опасность там, где не удовлетворяются основные человеческие потребности.
Вернувшись в комнату, где проживал Рауль, чтобы сделать уборку и устранить все следы пребывания в моей квартире посторонних лиц, я заметил, что под столом валяется один из моих дневников. Похоже на то, что парень выронил его от неожиданности… Его отвлекли? Напугали? А может, сам случайно уронил, например задев локтем, когда вставал?
Потянувшись, чтобы поднять дневник, отказался отвлечён и сам. Телефон. Грёбаный звонок! Звук, который говорит, что скоро придётся вступить в диалог с каким-то человеком.
Вздохнул. Жаль, что звонок не говорит о том, сколь долгим будет эта дискуссия. Или о том, какая будет тема ожидаемой беседы. Нет! Максимум — это с кем она будет. Да и то… незнакомых номеров весьма много, каждый может оказаться важным, а потому желательно отвечать на все. Из этого следует вывод, что понять, с кем будет вестись диалог, телефон тоже не может. Бесполезный кусок пластика.
С другой стороны, если он всё-таки покажет имя, то есть шанс догадаться, какая будет тема разговора. А значит, предсказать, сколько он займёт времени. Логично? Ещё как!
Звонили из полицейского участка. Меня попросили спуститься вниз, к копам, которые продолжали торчать возле подъезда, и ответить на ряд уточняющих вопросов. Что же, суть понятна, и общение заняло чуть более минуты.
На самом деле ситуация оказалась немного сложнее: меня пригласили проехать с ними, в отделение. И вот вскоре я уже сидел в участке, точнее маленькой комнатке. Передо мной расположился уставший детектив, который фиксировал информацию, которую я мог дать. Ну, конечно, не сам по себе, а отвечая на его вопросы: в какое время я обнаружил тело, когда покинул здание, зачем Мишель Доусон приходила ко мне…
С каждой минутой вопросы становились всё более оскорбительными, как будто в убийстве подозревали меня!
По дороге домой прошёл мимо дома моих родителей и церкви, в которую мы раньше ходили, но не стал заглядывать ни в одно место, ни в другое. Вместо этого задаюсь вопросом, почему я позволил себе зайти так далеко. Столь сильно отгородился от других людей, общества и наших традиций. Умерла женщина, и отчасти это из-за того, что она встретила меня, но единственное, что я могу чувствовать, — это потребность знать, что произошло с её душой. Что происходит после того, как сердце перестает биться, а мозг — думать.
Вернувшись домой, осознал, что уже наступил вечер. Я принял душ, поужинал, какое-то время позалипал в телек, а потом пошёл спать.
Утром, приготовив завтрак, я уже планировал к нему приступить, но в дверь кто-то постучал. Это оказались полицейские, но не те, которых я видел вчера, — какие-то другие. Один из них показал мне ордер на обыск моей квартиры, а другой сообщил, что я арестован за убийство Мишель Доусон.
Я впал в ступор. В замешательство. Возможно, самое лёгкое состояние комы, ведь попросту не мог понять ни одного слова из того, что мне говорили.
— Возможно, вы не наносили тот удар ножом, от которого она умерла, — полицейский достал наручники, — но это не отменяет факта вашей вины. Косвенной.
— Вы хотели её смерти, — подтвердил второй коп, кивнув на слова напарника.
Ещё один офицер начал обыскивать меня: он засунул руку в мой карман и… достал оттуда жвачку.
В этот момент я проснулся, ощущая, как обливаюсь холодным потом.
— По степени неприятия этот сон стоит на уровне убийства и расчленения той проститутки, — хрипло рассмеялся я. — Боже, что за бред, — и закрыл руками лицо. — И как же точно сны ударили в цель!
В моей жизни было время, когда сны и реальные воспоминания было трудно отличить, а уж отделить реальность от вымысла и вовсе было невозможно. Я просыпался от снов в гневе, потому что хотел, чтобы в них проходила моя реальная жизнь, а на следующий день — в облегчении, потому что всё было наоборот.
За сегодняшнюю ночь мне приснилось очень и очень многое.
— Писать придётся долго, — прикрыл я глаза. — Но память пока что свежа.
Я зашёл в комнату к Раулю, но он спал. Потому что никуда не пропадал. И Мишель не умирала. И меня не арестовывали. Всё это оказалось сном. Чудовищным сном, который вырвался из моего подсознания, постепенно набирая оборот, градус безумия, который, наконец, дошёл до своего логичного конца.
Вернувшись в гостиную, в полной темноте включаю телевизор, сделав его потише. Мне нужно было немного проветрить голову. Я знал, что ничего не забуду, но пока… небольшой перерыв.
Переключая каналы, нашёл местные новости.
— Чёрт бы вас побрал, — буркнул я, узнав, что погибло ещё несколько человек. Кого-то застрелили, кого-то зарезали. О причинах не сообщали, но я отчего-то уверен, что мотивом была война наркокартелей, о которой рассказал Рауль.
За окном начинало светать. Я записал сон, а потом сходил в душ, смывая с себя все ночные переживания. Отправившись готовить завтрак, я услышал стук в дверь и сразу вспомнил окончание моего сна. Нервно усмехнувшись, подошёл к двери и заглянул в глазок.
Какой-то незнакомый чёрный парень. Похоже, дружок Диего и Рауля, но я могу лишь предполагать, потому что истинную цель, конечно же, не знаю.
Секунду подумав, всё-таки открываю дверь.
— Привет, — улыбнулся он. — Я к Раулю.
Ага, не ошибся.
— Привет, — слегка нахмурился. — А ты кто такой?
Вопрос предельно грубый, но у меня не было настроения. Сегодняшний сон выбил меня из колеи.
— Да я с Диего, — парень пожал плечами. — Ну, друг его.
— И как у него дела? — прислонился я к дверному косяку.
В ответ он лишь отвёл взгляд и кивнул, смотря куда-то вбок.
Это называют «язык тела». Но он — просто внешняя проекция мыслей в нашей голове. Что же у этих ребят там происходит? И есть ли мне до этого хоть какое-то дело?
— Подожди, я сейчас, — закрыл я дверь перед его лицом, а потом разбудил Рауля. Тот быстро умылся, собрался и ушёл. Возникло ощущение, что это последний раз, когда я вижу кого-либо из них, и моя квартира наконец-то снова принадлежит лишь мне.
Какое же это приятное чувство! Признаться, у меня были более чем хорошие соседи. Ни Диего, ни Рауль не шумели, не создавали мне хлопот и даже несколько раз закупали еды. И пиццу, конечно же. То есть не сказать, что меня кто-то объедал, но… Это всё равно создавало сложности. Я ощущал, что нахожусь в квартире не один, и меня напрягал этот факт.
Заглянув в комнату, где проживал Рауль, я оглядел свои дневники. Все на месте и ровно на тех местах, куда я их ставил. Ощущение, что к ним никто и никогда не прикасался. Приятное чувство.
Похоже, Рауль и правда оказался весьма умным и аккуратным парнем. Мне нравится в нём эта черта. Складывается ощущение, что он может пробиться в этой жизни, причём не только в среде криминала, но и выбрав нормальную карьеру. Как же судьба распорядится его жизнью? Опять бросок монеты! Орёл и решка… сейчас она, можно считать, зависла в воздухе, отсчитывая последние мгновения, чтобы окончательно решить, кем же Рауль станет.
Отчего-то вспомнился сон, где я куда-то шёл в центре города, в потоке других занятых людей. Все куда-то спешили: шли пешком, ехали в машине, на велосипеде, на скутере или даже бежали на своих двоих. Опаздывали? Прямо как Хэлен… ха-ха!
В качестве контраста выступали неподвижные люди. Они обычно прижимались к стенкам домов. Там они стояли, сидели или лежали… Бездомные мужчины, женщины и дети. Целые семьи. Мусор нашего общества. Каждая система производит отходы, без которых просто невозможно существовать. Нет страны, города или, чего уж там, исторической эпохи, в которой не было бы нищих.
Я прошёл мимо мужчины, который спал на куске картона, и сел на лавочку неподалёку от него. Я был на пути к месту, которое необходимо найти. Это было очень важно, но мне нужно перевести дух. Взгляд снова упал на бездомных. Я задумался, по собственной ли вине они оказались на обочине дороги жизни или виновато общество? Неужели для того, чтобы один человек жил в доме, кто-то другой должен жить без него? Помню, какой-то человек однажды сказал: «Нация настолько сильна, насколько хорошо она относится к обездоленным».
Всё это время я продолжал думать. Кажется, эти люди где-то очень сильно облажались. Испортили собственную жизнь. Иначе каким бы образом им оказаться в такой яме? Даже если ты вылетел с работы, а банк отобрал кредитное жильё, то можно поселиться у друзей или обратиться в фонды помощи малоимущим. Тебе предоставят временное жильё, хоть оно и будет крайне бедным. Но этого хватит, чтобы хотя бы не спать на улице. Далее нужно устроиться на работу. Пусть место будет не самым лучшим, но там будут платить. На деньги можно снять что-то поприличнее, закупиться в секонд-хенд. Потом, в процессе работы, подыскивать новые варианты жилья или откладывать деньги на учёбу, чтобы в дальнейшем иметь возможность устроиться на хорошую работу.
Это всё можно сделать независимо от возраста! Если же ты нетрудоспособен, то обратись к социальщикам, которые помогут выбить пенсию и предоставят соответствующий уход.
Выходит, что эти люди… ленивы? Глупы? Не понимают самых элементарных вещей? Слишком много тратят, не в силах остановиться? Имеют вредные привычки, которые заставляют пропивать все деньги или тратить их на травку, из-за чего их выгоняют даже с самой грубой и низкооплачиваемой работы?
Похоже, некоторые просто выбирают быть бездомными сами по себе. Они не хотят другой жизни, их устраивает то, что есть: спать на улице, питаться объедками или просрочкой. Получать какие-то минимальные пособия, если получится их пробить, жить на талоны, попрошайничать и тратить всё, что получится раздобыть, на выпивку и наркотики.
Осознав это, я перевёл взгляд на небеса. Но их не было видно. Слишком большая загазованность воздуха. Единственное, что я сумел рассмотреть, — одну большую белую точку и множество маленьких.
Мотнув головой, я прогнал воспоминания и сосредоточился на реальности. Настоящей реальности!
Заглянул на кухню, налил себе чая и подошёл к окну, рассматривая утренний город. Люди спешат по своим делам, как и всегда. О, а вот и Элис, стоит внизу и смотрит на лилии. Они хорошо растут. Это даёт надежду, что у них и дальше не возникнет никаких проблем.
Как человек из книги о таинственных убийствах, я тихо наблюдал за ней. Я видел выражение её лица, видел, как она поправляет волосы и неспешно ходит вокруг клумб. Единственное, чего я не видел, — её мыслей.
В этот момент открывается подъездная дверь и наружу выходит пожилая женщина. Мать Элис. Они начали какой-то разговор, но мне ничего не было слышно. Однако они смеются и улыбаются, притворяясь, что свет солнца достигает каждой части нашего мира. Что нет такой тьмы, которую нельзя было бы изгнать. Но она есть.
И тут в моей квартире раздался громкий хлопок. В первый миг я подумал о Рауле, но он ведь уже ушёл. Я сам закрыл за ним дверь! Причём на внутренний засов, так что даже если он или Диего сделал дубликат ключа, то не сумел бы незаметно пробраться ко мне.
— Я один… — пробормотал я, ощущая напряжение.
Тут же проверил спальню, но там ничего не изменилось, следом зашёл во вторую комнату, где хранятся дневники.
— Твою же мать, — вздохнул с долей облегчения, но вместе с тем изрядного недовольства.
Отвалилась одна из полок, на которой стояли записи. Теперь весь пол был усыпал чёрными обложками и белыми листами.
Эта ситуация лишь подчёркивает, что в мире всё ещё есть проблемы.