Крепенькая, как детский кулачок, колотушка не раз и не два ударила в бронзовую полосу оковки, прежде чем дверь отворилась. Сработана она была на совесть, из серебристого от старости дуба такой толщины, что могла запросто выдержать удар небольшого порока. Худенькая девочка, задрав вверх головенку в кружевном чепчике, уставилась на стучавшего.
— Мастер дома? — спросил он.
Девочка кивнула. Не было ни в лице ее, ни в фигурке ожидаемой от возраста робости, не было и нахальства уличной девчонки. Вежливый холодный кивок.
— Спроси у мастера, может ли он принять меня.
Девочка только шире распахнула двери и, не оглядываясь, удалилась по лестнице. Это можно было истолковать и как приглашение, и гость вошел. Держался он, несмотря на почтенные лета, робко, джупончик[24] имел потертый, с облысевшим воротником; волосенки на голове тоже реденькие, прилизанные, как после колесной мази. Семенил гость шажками, шаркал и тяжело вздыхал.
— Кто там, Тильда? — не дождавшись ответа, по лестнице сбежал молодой человек, наткнулся глазами на маленького гостя, и глаза отразили удивление.
— Мастер Юрий Крадок, знаменщик?
— Да, это я.
— Я к вам с поручением, — человечек снова вздохнул, на что-то надеясь. Но душа мастера-знаменщика оказалась не настолько чуткой, и пришлось продолжать там же, между лестницей и входной дверью (а девчонка подслушивала из-за за балясин на площадке). — От отцов-благодетелей я.
Человечек кивнул с важностью. Вышло это забавно, но никто не засмеялся.
— С поручением, значит… — он помедлил, не дождался ответа и разобиженно сообщил: — Желают отцы-радетели по стародавнему обычаю изыметь свои патреты. А как мастер Крадок знаменщик видный, послали меня, убогого, взглянуть на его труды, не противуречат ли оные канону гильдии и не оскорбляют ли благонравие яркостью вап и формами, дабы все вышло чинно и после парсуны ему заказать.
Тут у гостя наконец закончилось дыхание. Он засопел и хлопнул белесыми ресницами.
— Вы путаете, милейший, — Юрий постарался ответить вежливо, но что-то у него не сыгралось, и посыльный шарахнулся назад. Запнулся о порожек, припечатался о косяк, порвал о скобу рукав и наконец с грохотом, несообразным такому хлипкому телу, сел на мостовую.
— О-о! — стонал он, держа на весу вытянутую ногу. — О-о…
— Слабые нонеча шпионы пошли. Тильда! Ти-ильда!! Беги к аптекарю.
Очень недовольная девочка вышла на крыльцо.
— Не пойду. У него собака.
— Палку возьми, — Юрий пожал плечами. — Ну и что мне с вами делать? Добить, чтоб не мучились, или денег дать?
— Лучше денег, — простонал посыльный, принимая слова художника за чистую монету.
Следующие пять минут под стоны и вопли жертвы (которая больше горевала о рукаве), под надзором сбежавшихся соседей Юрий заволок несчастного в дом, усадил в кресло и понял, что безнадежно опаздывает, а значит, и торопиться не стоит. Через толпу перед запертыми дверьми протолкался аптекарь. Тильда плелась у него в хвосте, морщилась и сердито бурчала. Следом, подскакивая и норовя схватить девчонку за пятки, со звонким лаем поспешала худущая болонка. Ей, правда, пришлось остаться снаружи, зато пяток — ешь-не хочу! Пинать аптекарскую шавку — себе дороже, поэтому любопытным неволей пришлось разбрестись по своим делам.
— Вывих, — определил аптекарь так гордо, будто у посыльного отвалилась нога. — Это будет стоить…
— У меня нет! — бедняга такими глазами посмотрел на свой рукав, что Юрий велел Тильде принести иглу с ниткой и зашить дыру. А сам вывернул перед аптекарем пустые карманы.
— А отцы-радетели сулили пять золотых, — печальным голосом сообщил горемыка и громко ойкнул: ждал, видно, что аптекарь вытащит из-под упелянда двуручную пилу.
— Я помогу… этому, — аптекарь глянул презрительно, — а вы нарисуете мою Марусю. Для вывески.
Они ударили по рукам.
— Как это у вас получилось? — подмигивая, осведомился аптекарь, при этом еще успевая бинтовать многострадальную ногу. Посыльный от боли потерял сознание, и аптекарь решил удовлетворить свое любопытство прежде, чем что-то сделать для него. Да и работать было спокойнее: не отвлекал стонами и жалобами.
— Оступился, — Юрий пожал широкими плечами. Аптекарь ухмыльнулся, погрозил пальцем.
— Пожалуй, мы сможем перевезти его на моей тачке. Он где живет?
Юрий опять пожал плечами. Аптекарь ему нравился.
— Покорми Марусю остатками супа, — велел он Тильде. Девочка неохотно отправилась.
— Он пришел за какой-то картиной?
Юрий пожал плечами в третий раз.
— Удостойте лицезреть! Дабы не зря пострадал! Жалованье… — мученик оттолкнул от длинного носа пузырек с солями.
— Подите к лешему. Я не буду ее продавать. И показывать не буду. Ее дед рисовал, ясно вам?!
— Прачку?
— Ах, так вот что вам надо! — Юрий сгреб шпиона обеими руками: правой за шкирку, левой за ногу; распахнул пинком дверь и выбросил тело в сточную канавку. Вытер о рубашку руки. Не слушая душераздирающих воплей, захлопнул дверь.
— Тильда!! Вина! И беги за Регином, да шевелись, дрянь такая.
Упал в кресло, в котором до этого сидел посыльный, обхватил руками голову.
— Простите, мастер, — сказал аптекарь. — Может быть, я смогу вам помочь?