Младший сын

Глава 7

Опросив в присутствии Старшего воспитателя Корпуса двух здоровых лоботрясов, капитан составил для себя картину происшедшего достаточно быстро.

По большому счёту, дело не стоило и выеденного яйца. Тем более что сами «пострадавшие» были хоть и помятыми, но вполне себе живыми и относительно здоровыми.

Осложнялась ситуация тем, что заявления по факту происшедшего были зафиксированы в Едином Реестре под такими фамилиями (родителей кадетов), что лично капитану (дабы не привлекать внимания больших чинов и власть предержащих) лучше всего было «отработать тему» полностью.

Применительно к реальности, это означало доставку третьего фигуранта инцидента в специализированный суд (как ни крути, а Корпус жил по армейским регламентам, хотя где она сейчас, та армия). В суде, скорее всего, судья бы удовольствовался показаниями «потерпевших», записанными капитаном собственноручно, с соблюдением всех полагающихся процедур, на штатный планшет. Случись судье что-то непонятное, третий фигурант ответит на вопросы прямо в суде, присутствуя лично.

Далее – скорее всего, небольшой штраф (пребывание всех фигурантов на территории Корпуса имеет и свои плюсы. В виде обязательных государственных медицинских страховок и снижения ответственности за содеянное, поскольку формально за кадетов отвечали ещё и воспитатели).

Кроме штрафа, учитывая фамилии заявителей, третий фигурант мог вполне получить запись в личное дело, которая осложнит ему карьерный путь сразу после Корпуса, но это было действом эфемерным. Сам капитан, прикинув здраво, на эту вероятность не поставил бы ни монетки: пострадавшие не отрицали личного вторжения в личное (тавтология) помещение третьего фигуранта, и на лицо была типичная обоюдка.

Другое дело, и тут капитан вздохнул с облегчением, ввиду всё тех же фамилий заявителей, оформлять всё по упрощёнке было явно нельзя. Если сам военпол не хотел наживать себе врагов.

Капитан с лёгким сердцем принял решение; пусть голова болит у судьи. Третьего парня было где-то немного жаль: ну какими надо быть мудаками, чтоб этим двоим в честный пацанский мордобой вмешивать родителей и военную юстицию? Этим двум кадетам, с таким-то подходом к жизни, в мужских коллективах явно в будущем надолго лучше не оказываться.

Но мысли свои капитан держал при себе; а за третьего пацана не беспокоился потому, что состояние «пострадавших», согласно выписке штатного медицинского диагноста Корпуса, было удовлетворительным. Что не исключало, конечно, доставку третьего (в соответствие с требованиями заявителей и, что важнее, устными комментариями начальства к ним) в суд. Где его попугают, штрафанут, но на том и завершат, скорее всего. Кроме небольшого превышения необходимой самообороны, по-хорошему, более ничего криминального в кейсе не наблюдалось. Да и то, смотря как разбиратся.

И, цинично говоря, пусть лучше разбирается кто-то другой. Например, штатный судья.

После посещения преподавательской, по дороге к себе, испытываю определённое чувство удовлетворения. Хотя эту бабищу, если честно, где-то даже жаль, по-человечески…

Другое дело что и она, и те, кто меня сюда приволокли, не оставили мне выбора: «Арым жаның садағасы». «Совесть дороже души».

На местном языке так и не скажешь, слишком уж они от нас отличаются…

Да и женщина, поднимающая руку на мужчину, должна быть готова к тому, что с ней будут обращаться, как с полноценным врагом.

Когда-то, ещё на заре нашего Государства, много лет тому, наш народ очень здорово увлекался кровной местью. Увы, было дело… Ислам, благодаря тогдашним миссионерам-сеитам, частично поумерил страсти и сбил накал, но далеко не полностью. В принципе, все основные правила, сформировавшиеся тогда естественным путём, без изменений дошли и до наших дней.

Детей и женщин не трогают ровно до тех пор, пока они не берут в руки оружие. Взяв которое, они перестают считаться и женщинами, и детьми.

Бабища же, чтоб ей икнулось, даже извинения принести не сочла нужным. Разговаривала и вела себя со мной так, как будто это она Ханского рода, а я – пыль под ногами.

У нас, кстати, пыли под ногами нет… В том смысле, что каждый человек – это Человек. Имеющий право, в поисках справедливости, дойти хоть и до Хана. Кстати, процедура достаточно несложная, а с внедрением на каком-то этапе Электронного Правительства ещё и автоматическая.

Как себя вести тут, я пока не понял. Ясно только, что они очень от нас отличаются. Пока не вижу всех деталей, но чётко понял одно: индекс инвестиций Государства на «душу» у них намного ниже, чем у нас. Видно вообще по все деталям, даже не могу в деталях сформулировать все индикаторы.

Такое впечатление, что у их Государства какая-то другая цель; не такая, как у нашего.

У нас в Конституции первым пунктом записано: «Цель существования нашего Государства – счастье и процветание каждого подданного, путём неукоснительного соблюдения его прав».

Вторым пунктом Конституции, естественно, идёт Источник Власти (им у нас является Народ Государства, через выборного монарха. Который, в свою очередь, власть может и наследовать, согласно поправке прошлого века).

Статус Хана, соответственно, закрепляется аж третьим пунктом.

Интересно, а как выглядит их Конституция, с такими-то реалиями?

У себя привычно растягиваюсь на кровати и погружаюсь в размышления, что делать дальше.

Вода, слава Аллаху, в кране бесплатна и не ограничена в количестве. Качеством и очисткой она не особо сильна, но в нынешних условиях – спасибо и за это. У нас, где-нибудь в солончаках, или в соседних Каракумах, это было бы просто манной небесной.

С едой вопрос не будет актуальным ближайшие пару суток: этот заяц (странного, кстати, подвида; я таких раньше не встречал) меня здорово выручил.

Я перебираю в голове варианты, когда в мою дверь громко и настойчиво стучат.

– Кто? – отзываюсь, не вставая с кровати, потому что приключениями на сегодня более чем сыт.

– Военная полиция… – раздаётся с той стороны.

Удивлённо качаю головой и открываю двери. В принципе, результатом отрезанного у дородной бабищи уха может быть что угодно (особенно в этих краях мутных законов), но вежливого стука в дверь я точно не ожидал.

За дверями обнаруживаю целую делегацию: высокий парняга, явно в какой-то форме, со знаками различия, которые мне ни о чём не говорят.

С ним – ещё трое таких же, как и он, но без звёздочек на плечах.

Форма у всех отличается от формы тех, кто меня вёз из дома сюда.

Рядом – «ночной» дед, что принимал меня тут. И какой-то преподаватель в очках, который находился в Преподавательской на момент моего туда визита.

– Слушаю вас внимательно, – обращаюсь к военному со звёздами, поскольку именно он сейчас главный (видно по ситуации).

– На вас поступило заявление, согласно которому…

Высокий долго и нудно, сверяясь с планшетом, зачитывает суть претензий, которые сводятся к тому, что я зря дал ворвавшимся ко мне по голове плиткой.

Об ухе бабищи – ни слова. О втором преподавателе (которого тоже пришлось убеждать кирпичом) – снова ни слова. Хм… воистину, чудны дела твои, о Всевышний.

Какие странные тут законы…

– Признаёте ли вы себя виновным? – завершает экскурс в свой планшет высокий стражник, поднимая на меня глаза.

Несмотря на усердную работу мысли, его я слушал внимательно. В его позиции есть одно не то чтоб уязвимое, скорее размытое место, от глубокого исследования которого я не могу удержаться:

– Имею несколько прямых претензий к вам, как к сотруднику Стражи, в свете услышанного сейчас. Всего, э-э-э, м-м-м, – загибаю тут же пальцы, сверяясь сам с собой, – по трём безусловным пунктам и по трём пунктам, трактовка которых будет зависеть от точки зрения суда. Которая, в свою очередь, может быть и не беспристрастной.

Высокий стражник широко раскрывает глаза, роняет нижнюю челюсть и щёлкает пальцем по какой-то кнопке на кожаной перевязи на плече:

– Включена видеофиксация, – озадаченно продолжает высокий прямо в ту кнопку, затем говорит в мою сторону. – Будьте любезны, изложите суть ваших претензий.

– Я признаю, что описанный вами инцидент имел место, – кажется, разговор грозится быть долгим, потому сдвигаюсь в сторону (освобождая проход в комнату) и киваю стражникам на кровать. Всё равно сидеть им больше негде.

Четверо здоровяков, не разуваясь, проходят внутрь. Захлопываю дверь перед носом «ночного» деда и преподавателя, возвращаюсь к столу, на который и сажусь по-нашему, с переплетёнными ногами.

Высокий занимает место на стуле, причём его глаза с моими почти на одном уровне. Трое других, осматриваясь по сторонам, устраиваются на кровати.

– Давайте начнём сначала. Ещё раз, описанный вами инцидент имел место, – с очевидным спорить даже не собираюсь. – Но ваша трактовка опускает причины происшедшего. Я не знаю реалий в а ш е й страны, но у нас…

– СТОП! – прерывает меня высокий, чуть напрягаясь. – Не гражданин?!

– Не понял?

– Ты не гражданин Федерации? – стражник почему-то удивлённо впивается в меня взглядом.

– Нет, и никогда не был, – не меньше него удивляюсь в ответ. – Более того: и не собираюсь…

– СТОП! – говорит высокий ещё раз, но теперь уже, видимо, самому себе.

Затем он достаёт какую-то коробочку с матовым стеклом, в которой опознаю компактный дактилоскопический сканнер.

– Можешь дать любой палец? – требовательно просит стражник.

– Не вижу причин спорить из-за такой малости, – пожимаю плечами, прикладывая большой палец правой руки к стеклу. Затем, выждав три положенные секунды, повторяю то же самое левой рукой.

– Оба-на, – присвистывает высокий, глянув мельком на планшет и оборачиваясь в сторону своих. – Да его нет!

– В суд, – кивает ему тот из тройки на кровати, что постарше. – Это не наше дело. На вызов мы явились, заяву отработали. Это не наша подведомственность… И вообще…

Стражники обмениваются межу собой многозначительными взглядами.

– Как насчёт прокатиться в административный суд? – поворачивается ко мне высокий. – Сразу оговоримся: дело не стоит выеденного яйца, вопрос лишь в сумме штрафа.

– У меня вопрос, штрафа от кого и кому, – отвечаю, спрыгивая со стола.

Трое поднимающихся с кровати здоровяков хмыкают, а высокий отвечает:

– Вот это тоже в суде обсудишь. Если нет возражений.

– Без вопросов, – соглашаюсь, открывая дверь и пропуская их вперёд. – Давайте пробовать.

В коридоре, высокий стражник мельком бросает удивлённо таращащемуся на нас «ночному» деду:

– Мы погнали в суд. Если понадобитесь, известим.

Закрыв под взглядом деда дверь на ключ и спрятав ключ в карман, добросовестно топаю по коридору вслед за четвёркой здоровяков. В местный суд я и сам хотел попасть, но не знал, как это сделать правильно.

На входных воротах стражники пропускают меня впереди себя, что-то говорят стационарному посту и ворота заведения за нами захлопываются.

Машиной приехавших оказывается огромный, двухсекционный джип (у нас тоже много таких, но в версии пикапа). Меня сажают в первую секцию, вместе с водителем. Сами размещаются во второй секции, часть которой отгорожена решёткой (видимо, для транспортировки местных преступников).

Здоровяки всю дорого о чём-то болтают и гогочут, как кони.

А я удивляюсь перипетиям судьбы и тому, как просто, оказывается, здесь можно добиться того, к чему и сам стремился.

Когда я шёл по коридору, взгляд ночного деда явно выдавал напряжение, панику и массу чего ещё.

Лео стоял в коридоре и глотал воздух ртом, как рыба, вытащенная из воды.

Происходило то, чего допускать было категорически нельзя: пацан ехал прямиком в суд.

Сейчас уже оговоренные условия содержания «приёмыша» не казались ни лёгкими, ни выполнимыми: согласно просьбе товарища из Кабмина, пацан должен быть цел, невредим, не иметь контактов ни с судебной властью, ни с полицией.

Долбаный химик, проводивший всех подряд, куда не надо, нарушил все возможные неписаные правила. Лео собирался на нём отыграться по полной, но именно сейчас это не имело никакого значения: ДОЛБАНЫЙ ПАЦАН ЕХАЛ ПРЯМИКОМ В ДОЛБАНЫЙ СУД!

А до этого, за закрытыми дверями, о чём-то быстро перекинулся парой слов с военной полицией.

Что же делать?..