Младший сын

Глава 22

– Куда направляешься? – отец Лолы выходит из дома, совмещая проводы меня (вежливость) с разговором наедине, который мы так и не завершили в доме.

– В Кадетский Корпус, – пожимаю плечами. – Во-первых, судом предписано постоянное место дислокации. Не то чтоб я так рвался слушаться вашего суда, но понял, что судья и так наступил на горло Государству, выдав мне право свободного перемещения. Во-вторых, я уже присматривался к ценам на съёмное жильё. С текущими доходами, мне пахать ещё год или два, чтоб заплатить недельную аренду в номере, который бы выбрал лично я.

– Это что за номер? – сбивается с шага отец Лолы.

– В Плазе, – хмыкаю. – Или равноценное. Всё прочее, не имеет качественного отличия от Корпуса.

– Да ну? – выражает явный скептицизм Турсун. – Буквально весь город, как казарма? И ничего промежуточного между казармой и дворцом?

– Ну-у-у, вашей Плазе до Дворца далеко, – просвещаю его откровенно. – Уж не обижайся, но сколько дворцов есть лично у твоей семьи? Или было у ваших родителей?.. Я, конечно, допускаю, что формат дворцов на ваших густозаселённых землях от нашего может здорово отличаться, но не по барачному же типу вы свои строите…

– Шутишь? – хмуро роняет отец Лолы.

– Не без того. Но я думал, ты спросишь, сколько есть дворцов у меня, – улыбаюсь в ответ.

– Я уже понял, что ты не из простой семьи.

– Не в этом дело, хотя и в этом тоже. Просто мы с тобой действительно мыслим по-разному. Есть уровень физиологической достаточности. В Корпусе, лично у меня не казарма. Я живу в отдельной комнате на одного человека, площадью около ста квадратных футов. Мне вполне хватает. Если бы я был женат, если бы со мной были дети, и так далее – мне бы понадобились другие комнаты. Но всего этого нет. Так что, мне вполне достаточно. Вторая комната мне не нужна, тем более третья. А качественно новый уровень – это именно Плаза. Ну, из того, что в городе видел я.

– Когда я учился в Корпусе, я о своей комнате там даже не мечтал, – по-прежнему хмурится отец Лолы. – Помещение казарменного типа на сотню человек. С храпом, всхлипываниями по ночам, массовыми газоиспусканиями во сне, запахами сотни немытых (порой) человек и прочие прелести совместного общежития.

– Вроде бы, я должен что-то ответить, – стараюсь, чтоб мой тон был максимально спокойным и не выражал даже тени эмоций. – Но если скажу, что думаю, вам это не понравится, имею ввиду твою страну в целом. А врать не хочется. Да и харам это, обманывать.

– Как хочешь, – легко соглашается Турсун. – Но я примерно предполагаю, что ты можешь сказать, потому оговорюсь заранее: меня туда насильно никто не отправлял, это было моё собственное, целиком автономное решение.

– Бисмилля, – хмыкаю. – Слава Аллаху. Но в этом случае, как человек, которого учили управлять, не могу не задать вопрос. Навыки, полученные в Корпусе, позволяют тебе прокормить твою семью в любых условиях на территории всей твоей страны?

– Я полицейский, – не задумываясь, отвечает Турсун. – Причём, сейчас достаточно узкой специализации. В лесу, или на побережье зимой, польза от меня равна нолю. Стало быть, денег мне платить не за что.

– Но тебе нравится твоя работа?

– Да.

– А я смогу прокормить свою семью в любой части своей страны. Исключительно благодаря навыкам, которые воспитывали во мне до пятнадцати лет. И мне не нужен ни руководитель, ни хозяин, в лице начальника либо министра. Без денег которого моей семье не прожить.

– Легко быть независимым, находясь на вершине социальной пирамиды по праву рождения, – ехидно хмыкает Турсун. – Когда булки с детства растут на деревьях, а правительство находится ниже тебя по иерархии. Кстати, в каком отношении ты обычно находишься с органами Правительства Илийского Орла?..

– Это не может быть предметом нашего разговора, Турсун аке. Извини. По причинам, которые мы сейчас не будем обсуждать.

– Кстати, хотел спросить. Почему ты общаешься то «на ты», то «на вы»?

– Когда говорю от имени Страны, или чувствую, что должен сказать от её имени, тогда «на ты». Когда не напрягаюсь, говорю «вы». И ты был не прав насчёт вершины пирамиды. У нас, любой скотовод автономен в принятии решений и может ровно столько же: кормить семью и своих родителей. Нас просто очень немного на большую территорию. А скот есть в каждой семье, даже у тех, кто живёт в городе. И меньше сотни голов хоть коней, хоть коров, нет ни у кого.

– Дроиды? – догадывается отец Лолы.

– Они самые. Летом, кто хочет, кочует. Зимой скот отгоняется на юга и ближе к юго-западной границе, там теплее; и за стадами присматривают дроиды.

– Сколько стоит одна голова в среднем?

– Примерно тысяча местных монет, грубо. Но это очень усреднённо.

– Получается, среднее состояние даже самой захудалой семьи – сто тысяч монет? Если у неё есть стадо в сто голов, а оно есть почти у всех?

– На самом деле, даже чуть больше. Сотня голов будет в коровах или конях. Но ещё же есть бараны. Их обычно намного больше, правда, они в среднем по сотне монет на местные деньги. Если оптом.

– Вы действительно богаты, – после паузы говорит отец Лолы. – Я о стране, не о семье.

– Есть ещё доля от недродобычи. Биржевые цены нестабильны, и год от года прыгают. Но бюллетень Госдохода от добычи из недр – интерактивный сайт Правительства в режиме реального времени. По итогам каждого полугодия, на каждого подданного падает его пропорциональная доля. С доходами от скотоводства соизмеримая.

Могу ещё рассказать про выращивание злаковых на севере, в поймах больших рек, но почему-то просто лень. С другой стороны, есть и интриги, и межклановые войны; но об этом мы сейчас говорить точно не будем. По крайней мере, по моей инициативе.

– И у вас нет тех, кто не работает? – делано удивляется Турсун. – Как я понимаю, кош со скотом – достаточно тяжёлый труд… Зачем людям напрягаться, если можно жить припеваючи, не работая? На одни лишь дивиденды с недродобычи?

– Мы не хуже вас понимаем, что хлеб без труда – путь к разложению, – морщусь. – Но и естественного регулирования никто не отменял. Знаешь, я ещё очень молодой и могу не всё понимать точно, но лично моё мнение такое. Мы живём быстрее вас. Во-первых, раньше женимся, особенно женщины. Первый ребёнок до двадцати – у нас скорее норма. А прочее будет исключением. Во-вторых, вот тебе портрет. Женщина лет тридцати шести, следящая за собой, не испытывающая проблем в плане финансов и которая может себе позволить регулярные мед процедуры в ЖонгГуо без ограничений. Представил? Опиши?

– Да. Наверняка ещё интересная, как женщина, и красивая. Если может себе позволить то, что ты говоришь. На те деньги, что у вас водятся.

– Вот теперь представь, что она уже бабушка. Потому что её старшей дочери почти девятнадцать, и у этой дочери уже есть свой ребёнок. А теперь давай распределим твой процесс «морального разложения от богатства» на все эти три поколения, от младенца до его тридцатишестилетней бабушки. Да, бывает, что праздные бабки и деды никчёмные личности. Возможно, даже дети пошли в них, что не редкость. Но именно у нас почему-то не бывает такого, чтоб и третье поколение внуков в одной семье стало пропащим. Понимаешь, когда внуки подрастают, и имеют перед глазами антипример прозябания родственников на ренту… В общем, разложение было бы актуальным, если бы мы жили чуть медленнее. Плюс, не забывай, у нас нет ни алкоголя, ни наркотиков, ни какого-либо дурмана вообще.

– Какое-то идеальное общество, – фыркает отец Лолы. – Прямо рай на земле!

– Нет, просто за алкоголь тюрьма, а за наркоту стреляем. До рая далеко, но я не взрослый, чтоб точно описать сравнение этно-психологии. Лично я себе вижу картину именно так с высоты лет, но я ещё очень молод. Многого могу просто недопонимать. И ты даже представить не можешь, как далеко может уйти в развитии любой народ, который добровольно откажется от хмельного и дурмана. Дед рассказывал о временах, когда мы с вами жили вместе…

– В этом месте не спорю. Тут согласен на все сто. – Перебивает меня Турсун, явно хмурясь.

Интересно, а что не так было с его отцом?

Какое-то время шагаем молча, затем он продолжает:

– Ладно. Разговоры о странах – это здорово, но я не о том хотел поговорить… Я работаю с людьми. По роду работы, как полицейский, много общался с теми, кто сидит в тюрьме. Либо с теми, кто сядет. Обязательно сядет, это лишь вопрос времени.

– Хочешь сказать, что я тебе напоминаю именно этот последний тип людей?

– Да, – жёстко отвечает он. – То, как ты себя ведёшь, при большом желании можно объяснить. Но то, как ты думаешь, однозначно ведёт лишь по одной дороге. И я за два десятка лет службы исключений в твоём типаже не встречал.

– Знаешь три признака раба? В нашей традиционной философии?

– Нет, при чём тут..?

– Первый признак: раб не может владеть оружием. Это прерогатива свободного человека. Второе: раб не имеет права на безоговорочную самозащиту. Если он, в процессе самозащиты, убивает другого человека, государственная машина либо Хозяин могут его не оправдать. Особенно в том случае, если отнятая жизнь Хозяину, по каким-то причинам, дороже. Чем жизнь защищавшегося раба, кто бы из двоих ни был неправ. Грубо говоря, стоимость жизни раба имеет конечную стоимость. И это не имеет ничего общего со справедливостью, потому что рынок. На раба не распространяется справедливость. Третье сложнее измерить, но мне в вашем городе это очень заметно. Раб боится инициативы, боится ответственности за решения. И в условиях вашего города-улья, перед тем, как действовать, просчитывает, во что это выльется: а не повредит ли он себе? Вот эти размышления, из третьего пункта, у вас съедают большую часть жизни. Это взгляд со стороны. Что до твоего посыла… Я у вас ненадолго. И такая жизнь, как у вас, лично мне не нужна. Тем более, чтоб за неё ещё и надо цепляться зубами. Уподобляясь вам.

– Вот переходим к одному из пунктов, из-за которых гуляю с тобой, – скрипит зубами Турсун. – Мы с женой всю жизнь в разъездах по службе, Лолу воспитывала моя мать. Воспитала очень строго и немного не для этого мира. В том смысле, что не для нашего жёсткого мира. Мне кажется, Лола до сих пор мечтает о каком-то принце на белом коне. А этого в нашем мире уже просто не бывает. Какие у тебя планы в её адрес? Я же вижу, что вы не просто так общаетесь. Как отец, не могу не спросить.

– В силу специфики происхождения и религии, я очень серьёзно отношусь к противоположному полу. – Кошусь на него. – Когда я говорю, что всеми силами стараюсь не допустить падения малейшего пятна на репутацию Страны и народа, обычные грехи типа блуда к теме тоже относятся. У меня нет причин лукавить с вами, Турсун-аке. Но услышьте меня, пожалуйста, если вам это под силу… Лола – чудесная девушка, для роли жены. Это с моей субъективной точки зрения. Причём именно как байбише, не тоқал.[19] Сюда я плюсую свой невеликий возраст, чужую страну и её безоговорочную готовность помогать мне, чего бы ей это ни стоило. Но для плотских утех, есть совсем другие женщины, не такие, как Лола. По целому ряду параметров. Как продукт своей культуры и религии, я очень хорошо умею отличать первых женщин от вторых. И в моей семье мужчины эти типы между собой никогда не путали. Я ответил на ваш вопрос, Турсун-аке?

Он бормочет ругательство на федеративном, потом добавляет на туркане:

– Тот случай, когда не понятно, чему больше огорчаться.

– На всё воля Аллаха, давайте как минимум не нервничать. Мне кажется, вы очень забегаете вперёд с такими вопросами.

С другой стороны, возможно, он с высоты возраста видит что-то, чего не вижу я. Надо обдумать на досуге…

– Очень рад такому чувству ответственности, – с толикой иронии говорит в ответ он. – Впрочем, спасибо и за это… Но меня больше беспокоит другой момент. Наше общество не идеально. Не знаю, как дела обстоят с преступностью у вас, но у нас ты, тыкая ножами в этих явно нелицеприятных людей, определённо нарываешься на неприятности. Помнишь, ты только что объяснял, что не можешь себе позволить тени неуважения к себе, поскольку так будут думать и о Стране?

Киваю.

– Вот мне не ясно, почему ты, такой весь из себя продуманный, не развил эту же мысль по аналогии в адрес тех людей, которых порезал. Тебе не приходит в голову, что люди, которые нелегально ворочают миллионами в условиях нашей технократической цивилизации, тоже болезненно относятся к своей репутации? Говоря твоим языком, если о них пойдут слухи, что им может напинать обычный пацан из колледжа… Или Корпуса… – дальше он насмешливо смотрит на меня. – То такие слухи надо любой ценой пресекать: миллионы не терпят неуважения. А единственная потенциальная проблема их репутации – ты. Нет человека – нет проблемы.

– Не подумал, – тру нос. – В тот момент, был во взвинченном состоянии и делал лишь то, что полагал единственно правильным. С такой позиции, в тот момент просто не подумал…

– На тебя мне плевать. В принципе. – Ровно и спокойно говорит отец Лолы. – Хоть ты восстанови справедливость, отомсти кому хочешь, заведи сто жён и живи с ними двести лет. Хоть – сдохни завтра. Ни то, ни другое мне не сделает ни холодно, ни жарко. Но ты общаешься с моей дочерью, которая для меня значит больше, чем я сам. И те дела, в которые ты, по своему тупому степному идиотизму, можешь встрять, размахивая ножами, рикошетом могут зацепить и мою дочь. Поскольку ты вольно или невольно, её тоже втягиваешь. Хоть и бегая по закоулкам с её коммом.

Он набирает побольше воздуха, чтоб продолжить, но я его перебиваю:

– Услышал тебя. Не продолжай. Тревога обоснованная, с моей стороны без претензий. Но ты же летел сюда встречаться со мной не для того, чтоб вот так проинформировать и улететь? Тем более, с учётом нашей с тобой разницы в возрасте.

– Есть вариант, – угрюмо вздыхает он. – Я могу выйти на этих людей, которых ты… Через офицеров, которые расспрашивали Лолу о тебе. Но после этого, с теми людьми надо будет разговаривать и договариваться. Мне, по ряду моментов, мне это не по чину и исключено. Даже ради дочери. А ты…

Он явно собирается продолжить в том духе, что я – просто молокосос, потому дослушивать смысла не вижу:

– Турсун-аке, сколько над тобой начальников?

– В смысле? – сбивается с шага он. – Не понял вопроса.

– Сколько человек в твоей стране имеет право тебе что-то приказать?

– К чему ты клонишь? – он явно понимает о чём я, но не спешит отвечать.

– Я благодарю тебя за предупреждение, и даю слово приложить максимум усилий для того, чтоб даже тени грустных событий не омрачили жизни Лолы. С твоей стороны, у тебя наверняка есть какой-то свой план? Если я хоть чуть-чуть понимаю во взрослых состоявшихся чиновниках.

– Ты с ней не видишься с сегодняшнего дня. – Отрезает он. – В течение пары недель, минимум. Я по своим каналам предупреждаю тех, что комм принадлежал моей дочери и она не имеет к тебе никакого отношения. И что за выпады в её адрес уже я буду использовать всё, до чего дотянусь. Ты решай свои проблемы сам. Время покажет, к чему это всё приведёт.

– Мне нечего добавить к такой рациональной позиции тревожащегося за дочь отца, – киваю. – И я сейчас максимально серьёзен. Аминь. Скажу только напоследок: я всё больше недоумеваю от твоей страны, в которой полицейский чиновник такого ранга вынужден мало не пресмыкаться перед мерзавцами, пусть и опосредовано. – На его поднявшуюся в возмущении бровь, добавляю. – В моей стране, людей, не платящих работнику за работу, иначе не называют. Но в одном ты прав, Турсун-аке. Я сейчас действительно не лучшая пара твоей дочери. Что до троих порезанных, я по молодости просто не сообразил. У нас в такие дела женщин не втягивают, потому я за Лолу не беспокоился. Спасибо, что открыл глаза на твой мир и на людей, которых ты в своём обществе, как полицейский офицер, защищаешь.

Он громко сопит.

Шлёпнув себя по лбу, достаю коммуникатор Лолы и протягиваю ему:

– В доме твоей матери упустил из виду. Пожалуйста, передай дочери.

Оказывается, я действительно очень мало знаю об этом обществе. Я и не думал, что в результате моих действий как-то может пострадать и Лола.

Я вижу, что в разговоре со мной Турсун очень многого недоговаривает, а кое-что и вообще осознанно искажает. Но он явно не в курсе особенностей Ханской Искры, и лично он не знает, что вижу по нему я.

Если Лола может оказаться под ударом, а я могу этого избежать, значит, вывести её из-под потенциальной опасности нужно любой ценой. Пусть и так.

Вдобавок, за рамками нашего разговора остаётся тот факт, что у Главы Государства (даже такого, как я) в любой ситуации могут быть свои возможности, где-то недоступные простому офицеру полиции. Либо непростому офицеру полиции.