Младший сын

Глава 13

Подумав немного, возвращаюсь на ту большую аллею, где встретил Лолу, и занимаю первую попавшуюся скамейку.

Врученный Лолой комм не новый, чуть притормаживает, работает на какой-то местной операционке (а не на нормальной, в исполнении Жонгуо, как у нас); но даже он для меня сейчас – огромное сокровище.

Вот тебе и девчонка… Я перед ней уже дважды в долгу.

Алгоритм моего анализа прост: мне нужно найти, чем заняться, причём так, чтоб работа соответствовала целому списку требований.

Сам список, поковырявшись в неудобном меню, заношу в какой-то аналог универсального ежедневника (имеющегося в нашей операционке, но здесь выглядящего иначе).

Работа должна быть такой, чтоб не требовались документы и регулярное её исполнение пятнадцатилетнему парню было под силу.

Она не должна быть сопряжена с криминалом. Наверное.

Подумав ещё, чуть трансформирую этот пункт: главное, работа не должна противоречить Хадисам Имамов. Если она при этом противоречит каким-то местным законам, писаным людьми, машалла… Будем смотреть.

Попутно: местные «Семь смертных грехов и Десять заповедей», если что, очень во многом совпадают с тем, что считается Праведным и Неправедным и у нас. Есть, конечно, принципиальные разночтения в их и нашем понимании Таухида, но это сейчас явно не проблема первой величины…

Христиане, в принципе, тоже «люди книги» (в отличие от язычников Хинда). И другое дело, что местные, кажется, привыкли вообще жить, не оглядываясь на бога (а вот это уже их особенности и их трудности).

Если встанет выбор, быть ли чистым перед Его законами, или перед местными правилами (написанными людьми и для людей, ещё и жрущими свинину) – я однозначно выберу первое.

Но лезть к жеребцу по своей инициативе под заднее копыто тоже не следует. Если получится не нарушать местных правил – отлично. Будет бонусом. Хотя, это не принципиально.

Разобравшись в местной сети, почитав несколько профильных сайтов, добавляю ещё одно требование: работа должна иметь возможность подневной оплаты. Тут, к сожалению, большинство вакансий (даже слово новое выучил) рассчитаны на получение заработка раз в месяц. Столько я могу и не протянуть, по чисто техническим причинам.

Как последний и крайний вариант, держу в уме возможность обращения в местную мечеть. Но это – самый последний случай. У нас это более чем непринято, по крайней мере, пока не испробованы все прочие варианты.

Просидев больше часа на скамейке, прихожу к выводу, что надо пробовать.

Встаю со скамейки и направляюсь обратно в ресторан, в котором мы были относительно недавно.

С одной стороны, мы с пуштунами не воюем уже много сотен лет. Если говорить о существующих государствах.

С другой стороны, на этническом уровне, в тех местах до сих пор полно потомков войска Хана Узбека, и нельзя сказать, что у них с тамошними пашто отношения всегда хорошие. А ведь странно, вроде даже масхаб один…

Ахмад управлял этим и ещё одним рестораном сети в этом городе уже не первый год. Сложновато было поначалу, особенно с адаптацией производственных процессов под местную специфическую инфраструктуру. И попутно, об этом широко не говорилось, но сама сеть уже давно развивалась по правилам, называемым модным местным словом «франшиза».

Ахмад был фактическим владельцем, поскольку, едва встав на ноги, сразу выкупил у Головного Офиса контрольный пай и отчислял им только «роялти» (ну и слово) за возможность пользоваться «брендом» (ещё одно), плюс за регулярный аудит процессов с их стороны.

Выкупить паи, помимо прочего, помог один неплохой местный юрист. Хоть сам и куффар, но на Компанию работал добросовестно и своё дело знал.

Ахмад специально предварительно консультировался с алимами[10] и знал, что по Вере, на франшизы запрета нет. Но тема авторского права в Исламе не имеет твердого понимания, есть разногласия.

Воспользовавшись различиями местного законодательства и законов страны Головного Офиса KABAB GROUP, Ахмад достаточно легко решил вопрос о контрольном пае, честно выплатив полагающееся (ну-у-у, пусть и раздав бакшиш в том самом головном офисе, но это же вообще в рамках правил. Всё же не Запад).

Цены, в соответствие с миссией Группы, Ахмад ставил, как и везде в мире: по местным меркам, весьма небольшие. Несмотря на местную более дорогую аренду, благодаря большому количеству посетителей (удачно выбраны места для точек) и экзотической (для местных) кухне, три четверти столов была занята всегда, причём все двадцать четыре часа в сутки.

Единственным отступлением от правил был алкоголь, но в этой стране без него было никак. К сожалению, на земле куффаров «чистая» халальная точка шансов не имела. Вернее, шансы, конечно, были… Но зачем увеличивать риски.

С проверяющими аудиторами, вопрос алкогольного меню решался очень просто. Во-первых, подавали его только в одном зале из пяти. Во-вторых, запасы хмельного хранились в соседней пристройке и формально находились в другом здании. А сами приложения к меню на время аудита из оборота изымались, вот так.

Ахмад сидел и анализировал выручку в зависимости от времени суток, плюс размышлял, а не убрать ли алкоголь из меню вообще: дела пошли, теперь об этом можно было сказать и вслух. Сейчас рестораны выжили бы и без харамного продукта.

Размышления Ахмада на тему «Вера или Прибыль» были прерваны старшим администратором зала (по традиции, в ресторане по-прежнему, несмотря на другую страну и время, работали только мужчины).

Тот стукнул в дверь два раза, всунул голову и сказал:

– Какой-то китаец ищет работу. Обратился на языке Пророка, говорит на нём лучше меня. Просит старшего.

– Ты же сам почти не говоришь на этом языке! – удивился Ахмад, отвлекаясь от размышлений.

– Потому к тебе и пришёл, – пожал плечами администратор.

– Как он тебе?

– Я бы пообщался, – уклончиво ответил входивший и закрыл за собой дверь.

У Ахмада со всеми сотрудниками была железная договорённость: ни одного человека на работу без беседы с ним не принимают. Даже если это почасовой ночной уборщик. Причины такого нежелания делегировать полномочия, скорее всего, в это время и на этой земле были уже неактуальны, но менять их Ахмад не собирался.

Через минуту в дверь раздался повторный стук и в помещении появился невысокий молодой китаец. Вежливо поздоровавшись по правилам, и скользнув взглядом по старой книжке Фирдоуси на столе (старая книга – единственное наследство, доставшееся в своё время от отца шестому из девяти детей), китаец перешёл на фарси:

– Вы говорите на этом языке, уважаемый?

– А мне сказали, что ты говоришь на языке Пророка, – чуть опешил от неожиданности Ахмад в ответ, уже на фарси.

Менее всего ожидавший в этой части света встретить такого подкованного китайца.

– Говорю на обоих, на фарси похуже, – кивнул парень.

На самом деле, отвечавший вполне пристойно, хоть и с фонетикой, более характерной для северного «форси́и тоҷикӣ́».

– Но вы явно не бедуин, уважаемый, – продолжил китаец. – И лично вам язык Пророка точно не родной, потому я спросил, как старшего, из вежливости…

– Спасибо за заботу, – буркнул Ахмад уже по-арабски, поддаваясь какому-то детскому порыву и не желая уступать посетителю в демонстрируемой образованности. – Но если действительно знаешь этот язык, давай на нём. Есть мнение, что я его знаю лучше, чем ты фарси.

– Как вам угодно, – снова вежливо кивнул парень, меняя язык вслед за хозяином.

– Чего ты хотел? – Ахмад, не понятно почему, чувствовал себя слегка неловко, поскольку не любил удивляться.

В его предыдущей жизни, удивления обычно ни к чему хорошему не вели. Своё внутреннее недовольство он, по инерции, проецировал и на собеседника. Благо, текущая роль хозяина в разговоре, беседующего с «просящим», это позволяла.

– Хотел спросить работы, – ответил парень на языке Пророка. – Возможно, вашему заведению нужен хороший резчик, знающий Правила и имеющий практический опыт их соблюдения? И готовый работать в любое время.

– Это очень квалифицированная работа, – Ахмед, против воли, откинулся назад, по-новому и с интересом присматриваясь к неожиданному гостю. – У меня этим занимаются двое проверенных людей, которые служат у меня уже не один десяток лет. С чего бы мне слушать тебя на эту тему?

– Вы позволите присесть? – обезоруживающе улыбнулся китаец и, не дожидаясь ответа, расположился на стуле для посетителей напротив Ахмада. – Если у вас работает всего пара людей на этой операции, то один наверняка может не вовремя заболеть. Особенно в этом климате.

– Мои не болеют, к климату привычны, – снова свалился в ворчание Ахмад, с удивлением ловя себя на том, что инициативой в разговоре полностью владеет этот пацан.

– Возможно, пятницы и субботы – не самые их любимые рабочие дни, – с улыбкой продолжил пацан, безошибочно попадая в больное место.

В пятницу действительно бывали авралы из-за наплыва посетителей. А «свои» резчики работать сверхурочно могли не всегда. По целому ряду причин.

Особенно если учесть, что Ахмад в этом городе являлся ещё и мелким (сравнительно) поставщиком баранины и птицы в пару десятков элитных магазинов.

– Что знаешь о забое? – исключительно из вредности спросил Ахмад, поскольку пробовать кандидата всё равно предстояло на практике.

– Да, там несложно. – Отмахнулся пацан. – Первое. Перед забоем произносится определенная молитва. Второе. Животное нельзя пугать. Третье. Кровь вся, по максимуму, выпускается. – Перед последним пунктом, пацан сделал паузу, как будто что-то прикидывая.

Говорил китаец, в общем-то, верно. Но главным было то, что он отвечал с той уверенностью (Ахмад с высоты жизненного опыта это видел явно), которая проистекает из личного практического опыта, а не из теоретических знаний, полученных заумным книжным червем из комма и не видевшим ни одного барана живьём.

– Ну, про молитву даже не спрашиваю, – задумчиво уронил Ахмад, – раз ты на языке действительно чешешь, как на родном. Хотя, конечно, вопрос, сколько в твоём исполнении в ней будет силы…

Всё же спохватившись, Ахмад проявил толику вежливости и не стал добавлять просившегося на язык слова «куффар».

Собеседник, тем не менее, абсолютно верно истолковал проглоченную Ахмадом часть фразы, поскольку вздел руки в ритуальном жесте, произнёс стандартную ритуальную фразу «Bismillya…» и добавил:

– Я правоверный. Ханафитского масхаба.

На это изрядно озадачившийся Ахмад даже не нашёлся, что сказать сразу. Переварив, впрочем, удивление, продолжил:

– Как режешь?

– Три варианта, – уверенно ответил китаец. – Горло от себя, горло на себя. Это если по правилам.

– Третий вариант какой? – свёл брови вместе Ахмад, снова удивляясь.

Поскольку лично он о третьем варианте до сего момента даже не подозревал. И сейчас всерьёз терзался профессиональным любопытством.

– Указанные способы хороши, когда режешь в пищу, – пояснил китаец. – Но есть ещё минимум два варианта. Во-первых, есть места, где баранину употребляют не только правоверные. Вот там есть несколько видов колбас, для которых используется свежая кровь. Любого теплокровного животного. Наш вид забоя – с перерезанием горла – хорош тогда, когда туша максимально обескровливается. По правилам.

Ахмад только зубами и лязгнул, поскольку процент обескровливания туши был одним из ключевых требований поставки баранины в те самые местные элитные магазины.

– Если же кровь нужно собрать, для дальнейшего приготовления колбасы, то забой производится уколом в сердце. Лучше взять длинный нож с узким лезвием, – китаец показал руками. – Тогда, кровь преимущественно останется в районе грудины, и её можно будет вычерпать. Чтоб потом употребить в колбасу. Это не халал, но мы же сейчас говорим обо в с е х вариантах?

– Ты сказал, таких вариантов два, а назвал один, – напомнил Ахмад, которому беседа стала не на шутку интересной.

Похоже, китаец действительно понимал в теме ненамного хуже самого Ахмада.

– Это не пищевой вариант, – поморщился пацан. – Это если, например, нужно перерезать всех баранов, чтоб не достались противнику. Либо чтоб отравить тушами колодцы или водоёмы в степи. А-а-а, ещё кое-что забыл… Сам так никогда не резал, но знаю, что так на Далёком Востоке делают. Не правоверные, им вроде как кровь на землю проливать нельзя – вот они делают неширокий надрез кожи под ребрами, в который может пройти рука. Далее, резчик разрывает пальцами артерию, не знаю её названия. На туше показать могу.

– Хм, необескровленная туша протухнет на жаре в пять раз быстрее, чем забитая по правилам, – мгновенно сообразил Ахмад, прикладывая услышанное и на свой личный опыт, и на почерпнутое из исторических книг. – Логично… И водоём лучше травится так, как ты сказал, да… Режешь так же хорошо, как рассказываешь? – Ахмад отбросил желание праздно порассуждать на отвлечённые темы и вернулся к делам, поднимая взгляд на китайца.

– Давайте проверим, – пожал плечами тот.

– А вот проверим в пятницу, – поднял вверх указательный палец Ахмад. – Как ты и предлагаешь. Касательно платы… – Ахмад было замялся, но потом всё же решил с правоверным говорить откровенно. – Я не плачу страховку за своих сотрудников и не оформляю таких подсобных рабочих официально.

Ахмад требовательно впился взглядом в посетителя, ловя малейшие нюансы эмоций китайца.

– Бисмилля… – с явным облегчением пробормотал в ответ пацан. – Я и сам хотел просить о том же.

– Э-э-э, стоп! Тебя не ищут, часом?! – подозрительно спохватился Ахмад.

– Нет, – удивился китаец. – Хотите, с военным полицейским могу прийти? Живу на территории Кадетского Корпуса, с документами именно сейчас проблемы.

– А-а-а, ну так бы сразу и говорил, – моментально успокоился Ахмад. – Полицейских не надо, а-га-га-га-га… пусть и военных…

Странный китаец-мусульманин, видимо, по какой-то из программ обмена учился на местного «военного», три «ха-ха», сообразил Ахмад. В этой связи, желание пацана подработать, его умение резать скот, в сочетании с прочими «моментами» в разговоре, получали логичное объяснение.

А работать на стороне, обучаясь в Корпусе, видимо, нельзя либо не приветствуется.

– Запиши мой номер, – Ахмад протянул визитку китайцу. – Позвонишь в пятницу в обед. Скажу, к скольки подойти. Кстати, как тебя зовут?

– Ба Хыт, – представился пацан.

– Ух ты, почти как «счастье» по-нашему, – заржал Ахмад.[11]

– Видимо, да, – вежливо кивнул китаец.

– Всё, давай. Жду в пятницу.