Миры Осма. Безмятежность теней

Глава вторая. Добряк Унас

Глава вторая

Добряк Унас

Рор. Агрия . День второй

Заметно потеплело. Морозы спали и то, что на юге считалось холодом, на севере представлялось концом зимы. И хотя под ногами всё ещё поскрипывал рыхлый снег, а с веток свисали сосульки, внутри у быстро шагавшего юноши всё пело и кричало о весне. Природа, в тон его настроению, сверкала и искрилась в лучах приветливого, утреннего солнца. В суме, перекинутой через плечо, нёс он сапоги, на починку к городскому мастеру. Сам был сельским работягой, слегка наивным и очень добрым юношей. Семья их по сельским меркам не бедствовала, но работать в сезон приходилось много. Пока же работы в поле не начались, маялись все со скуки. Вчера ещё пожаловался родным на больной зуб и отправился в город к лекарю. Зубы у него конечно же были здоровы, а причина эта так, для отвода глаз. А вот поглядеть на городских девиц, помечтать о разном, да пройтись, разгоняя застоявшуюся, зимнюю тоску — было в самый раз. Родные и соседи засыпали разными поручениями. Оно и понятно, кому охота по снегу да в холод в город тащиться. Юноша всё запомнил: сапоги починить, соли купить, лекарств разных не забыть. Уже подходя к городу, заметил он столпившихся у дерева подростков. Одеты те были прилично и по виду происходили явно не из бедных городских семей. Там же жалобно повизгивал пёс, которого один из них тащил на верёвке к дереву. Невдалеке за всем наблюдал потерянный. Не то старик, не то так плохо выглядевшая женщина, а может и не старый ещё мужчина, кто ж этих нищих разберёт. Потерянный всё время порывался подойти к мальчишкам, но те что-то кричали, а он застывал на месте, растерянный, с трясущимися руками. Селянин уже был рядом, когда тот мальчишка, что тащил пса на верёвке, перекинул её через толстую ветку и стал тянуть что есть силы вниз. Пёс упирался, продолжая жалобно повизгивать. Живодёру явно не хватало сил, и он злобно пыхтел, не желая сдаваться на глазах у сверстников. Потерянный упал на колени и принялся в отчаянье колотить руками по снежной каше. Другой мальчишка принялся помогать товарищу и вместе они смогли наконец поднять пса повыше. Животное, лишившись опоры, начало хрипеть и задыхаться, вертясь во все стороны и даже пытаясь на весу перегрызть верёвку. Юноша подбежал и с разбегу толкнул живодёров в спины, да так, что те повалились лицами в рыхлый снег. Верёвка вылетела из их рук, пёс упал и какое-то время пытался подняться. Затем всё же смог встать на все четыре лапы и, стараясь изо всех сил, побежал прочь. Лапы проваливались в снег, и тут же выныривали, поднимая белые фонтанчики. Его заносило в стороны, но он продолжал бежать, не прекращая жалобно и хрипло скулить. Потерянный бросился за ним, нелепо размахивая обмотанными тряпьём руками. Судя по всему, это был его пёс, а может и не его вовсе, а лишь брат по несчастью. Вполне возможно из тех бедолаг, которых они часто и съедали в голодную зиму. Маленькие живодёры также поднялись на ноги, отряхиваясь и злобно ругаясь.

— Ты кто такой? — закричал ему тот самый мальчишка, что так хотел удавить бедного пса и при этом выхватил из ножен висевший на поясе нож с резной ручкой.

— У́нас, — ответил селянин, снимая с плеча суму.

— Какое тебе дело до наших забав? — не унимался упитанный подросток, приближаясь к обидчику.

— Псы даны людям богами для дружбы и службы. Издеваться над ними, а тем более убивать без причины — большой грех, — спокойно объяснил Унас.

— Они всё равно его сожрут с голодухи, — поддержал того, что с ножом, другой живодёр, до того так рьяно помогавший ему с верёвкой. — На чёрный день держат.

— Раз зиму пережил, то и ладно, — также спокойно заметил селянин. — Не вам его жизни лишать ради забавы.

— Ха-ха-ха, — рассмеялись они все хором и стали тыкать в него пальцами. — Грязный работяга рассказывает нам о богах и учит законам! Он, наверное, возомнил себя святым отцом! Сельский святоша! Ха-ха-ха!

— Ваши родители должны были вам давно всё это рассказать. Жаль, что они не смогли воспитать вас должным образом. Теперь только плети, — теперь блуждала снисходительная улыбка на добродушном лице юноши.

— Да ты знаешь кто мой отец?! — уже вертелся совсем рядом, продолжая размахивать ножом подросток.

Похоже именно высокое положение их семейства придавало ему смелости, а нож, как ему самому вероятно казалось, ещё и значимости.

— Да кто бы он ни был, божьих законов нарушать никому не позволено. Пойди-ка сыграй лучше в прятки, пока не поранился, мелкота, — вдруг рассмеялся ему прямо в лицо Унас.

— Мой отец командир стражи и сын магистра! Дедушка казнит тебя за твою дерзость, сельская сволочь! — было видно, что мальчишка даже с ножом боится атаковать превосходящего его вдвое по размерам противника.

— Вали его ребята! — вдруг заорал другой балбес из мальчишечьей ватаги и бросил в Унаса выисканный под снегом камень.

Остальные подростки стали делать то же самое. Юноша пытался уворачиваться и прикрываться руками, но несколько камней попали-таки ему в голову. Внук магистра решил, что пора порезать оказавшегося к нему спиной, растерявшегося противника. Резко бросился вперёд, пытаясь пырнуть селянина ножом. Но Унас вовремя, скорее инстинктивно, помня о мальчишке с ножом, обернулся. Увернулся и, ловко ударив того в лицо, отобрал оружие.

— А-а-а-а-а! Тебе конец, работяга! Тебя вздёрнут на городской площади! — орал вне себя от боли, злобы и обиды, магистров внук, спрятав в ладонях залитое кровью лицо. — Тебе конец!

— Да ты нос ему разбил, червь! Предупредим стражей! Не вздумай сбежать, придурок! — вторили разревевшемуся товарищу остальные.

Они повели поверженного «героя» к воротам, не прекращая яростно поносить обнаглевшего селянина. А тот потрогал разбитую камнями голову, вытер платком кровь, тонкой струйкой сбежавшую со лба, поправил шапку. Затем взвалил на плечо суму с сапогами и не спеша направился в город. Посчитал произошедшее забавным и тут же позабыл и о спасённом псе, и о мальчишках-живодёрах, и тем более о их, как он считал, пустых угрозах. Голова, однако, побаливала и первым делом он запланировал посетить лекаря.

Но не успел селянин ещё и войти в город, как у ворот его окружили стражники.

— Ты напал на мальчишек? — заорал на него их командир с пышными, тёмными усами. — Велено задержать!

— Подумаешь, нос разбил. Да и то мало! Нужно плетьми их, чуть пса не повесили, живодёры. Сам он на меня с ножом бросился и голову они мне камнями разбили. Вот, — попытался объяснить стражам как всё было на самом деле и даже показал рану на голове селянин.

— Суд завтра решит, а пока посидишь в темнице, — не желал ничего слышать грозный командир стражей.

Унаса бросили в клетку, отобрав суму и те несколько монет, что он думал потратить на починку и покупки. В той же клетке сидели ещё двое: приличного вида господин, скорее всего наёмник, и седой старик, явно из потерянных. В город таких нищих не пускали, а тут даже этот старик, вероятно каким-то чудом пробравшийся за ворота, преступник.

— Ещё один страдалец. Кто ты и зачем здесь? — заговорил с ним наёмник, едва дверь их темницы закрылась.

— Унас, из Бродов. Я здесь по ошибке и ни в чём не повинен, — спокойно ответил он, присаживаясь на грязную солому к собеседнику.

— А я Рос, наёмник, зашедший в этот проклятый городишко в поисках работы, — приветливо улыбнулся ему воин. — И вот один пустоголовый олух заприметил мой меч и, сколько я ни старался объяснить им, что купил его на рынке в Торе, они так мне и не поверили. На нём видите ли отметины, и он точно его узнал, а хозяин сего меча погиб в походе, когда на караван напали разбойники. Ну нашёл кто-то его меч, продал его мне, и что?! — громко вопрошал наёмник, с силой впечатав кулак в ладонь. — А если и у разбойников тех куплен, то я-то здесь при чём?! Я же его не убивал и не грабил!

— Ошибка. Не беспокойся, судья во всём разберётся и уже завтра мы будем свободны, — совершенно серьёзно заверил его селянин.

— Ха-а-а, ха-ха-ха, ха-а-а-а! — словно безумный зашёлся хриплым, каркающим смехом старик, обнажая беззубый, кривой рот.

— Чего это он? — удивился Унас.

— Ну, вообще-то тут он прав. По всему видно, ты впервые попал в тюрьму и пока ещё представляешь себе суд только по рассказам тех, кто там не был, но слышал от тех, кто, наверное, там побывал, — уже снисходительно улыбнулся наёмник.

— Не понимаю о чём ты и совершенно не принимаю этих насмешек, — возразил на это юноша. — В городе, как и во всей Агрии, правит закон, и судья следит за его исполнением. Я не виновен и завтра, когда всё выяснится, он просто оправдает меня и надеюсь даже заставит стражников извиниться.

— В таком случае этого старика не только оправдают, но и дадут кошель полный монет, — продолжал улыбаться Рос, пока старик ухахатывался, катаясь по полу.

— А за что он здесь? — спросил Унас.

— Кстати, он почти моего возраста, а выглядит намного старше. Такая жизнь за стеной у потерянных, селянин Унас. Пробрался скрытно в город и украл аж три меры хлеба, но не сумел незаметно выйти обратно. У него за стеной голодают родные и почти старик решил хоть так их спасти. Вот рассуди ты́ чего достоин этот потерянный, — предложил селянину, изобразивший крайнюю степень неуверенности Рос.

— Воровство большой грех и нарушение закона, — последовала пауза, во время которой Унас, казалось, напряжённо размышлял. — Но неужели не было иного выхода для этих людей? У нас в селе воров убивают на месте и без всякого особого суда. Вообще не понимаю почему и откуда берутся все эти потерянные?!

— Отовсюду. А почему? Да потому что однажды теряют работу, здоровье, монеты и не остаётся у них иного пути. Хватает конечно и дураков, и пьяниц, грешников там немало. Такие вообще не люди. Но вот дети, рождённые за стеной, в чём они́ виноваты? — допытывался Рос, явно провоцируя простодушного селянина.

— Дети? Боги правят всем, — только и смог ответить тот.

— Боги правят, но руками людей! Мы сами, наш выбор решает, а боги конечно, либо одобрят, либо проклянут. Завтра нас троих повесят на городской площади и это будет выбор зажратого советника по закону. Это судья примет решение о нашей смерти! А боги, боги конечно оценят. Один презрительно хмыкнет, Сет ужаснётся, Вир будет потирать руки от удовольствия. Монк похвалит судью за выгоду, Бог отец лишь бросит взгляд, полный печали и равнодушия, — внезапно насмешка смешалась с грустью во взгляде опытного воина.

— Нет, не может так быть. Советники почитают Сета и живут по закону. С потерянным не всё так просто и за воровство, независимо от причин, его конечно могут повесить, но нас точно оправдают, — не сдавался Унас, но чёрный, скользкий червь сомнения уже закрался в его сознание и даже испугал юношу.

— Завтра покажет и это совсем скоро, — уже совсем серьёзно кивнул ему наёмник.

Молодой старик, отсмеявшись вволю, уже дремал, уткнувшись морщинистым лицом в грязную, вонючую солому. Унас также прилёг, укутавшись в свою тёплую накидку. А наёмник Рос ещё долго продолжал сидеть у стены, задумчиво уставившись в угол их клетки.