Пролог
Вор Васп
Ганза. Агрия . День первый
«Один человек не может изменить мир, но когда их будет сотня, а лучше тысяча, объединённых одной целью, и невозможное станет возможным».
Из дневника механика ремонтной мастерской на станции «Магр» Пауля Рудигера.
Небо затянуто тяжёлыми, серыми тучами. Снег по утру растаял, но холод не отступает. Даже здесь, в южных землях, весна не спешит сменить зиму. Большая городская площадь многолюдна. В этот последний по ларгонскому календарю зимний день в городе объявили о казнях. То, что злодеев не продали на рудники или турнирные бои, уже являлось событием. В последние годы, осуждённые на казнь всё чаще, вместо помоста с виселицей и плахой, получали кандалы раба или палку бойца. Видно сегодня городской Совет решил напомнить горожанам о правосудии, здесь и сейчас. Троих преступников, среди которых была женщина, вывели к помосту в сопровождении грозной стражи. Толпа, подтянувшись поближе, оживилась. Вид злодеев был жалок. После многих дней в темнице, измученные холодом и голодом, они с трудом держались на ногах. Очень холодно, а им перед казнью оставили лишь нательные рубахи. Это не было милостью судьи, лишь заботой о пристойности представления. По закону они и так уйдут из мира живых грешниками, а исподнее убережёт от греха добропорядочных горожан. Грязные, посиневшие тела смертников била дрожь. Следы от снятых совсем недавно кандалов обозначились багрово-чёрными полосами. Холод заставлял троицу обречённых дёргаться в странном танце. Кроме того, все как один шмыгали сопливыми носами и кашляли.
Сам советник по закону Флер да Ламут, что случалось крайне редко, пришёл объявлять приговор.
— Достойные, уважаемые и простые горожане Ганзы! — так он начал свою речь.
Собравшиеся на площади внимали, ибо ожидали весёлого представления. Он же, довольно невысокий, но крайне высокомерный, видимо полагал, что устремляя свой большой, с горбинкой нос в небеса и оттопыривая верхнюю губу, выглядит гораздо весомее в их глазах. Вкупе с низким, с чёткой вертикальной складкой лбом, обрамлённым зализанными назад при помощи жира длинными, тёмными, свисавшими на плечи, с едва заметной сединой волосами, грозно сдвинутые, кустистые брови должны были внушать ещё больше уважения. Прятавшиеся под ними маленькие, мутного цвета глазки взирали на толпу с явным превосходством. Но, если на простых горожан это в некоторой степени, больше из страха перед стражей, действовало, то на достойных увы. Они прозвали его Недомерком и насмехались при каждом удобном случае. Он знал об этом и ненавидел, ненавидел, но, как и они, играл свою роль добропорядочного горожанина.
— Сегодня, на этой площади, свершится правосудие! — продолжил, выдерживая эффектные паузы советник. — Трое злодеев понесут заслуженное наказание пред богами и горожанами сего города. Первым казнят убийцу Хлора. Он обвинён и признан виновным при свидетелях в шести убийствах, в том числе двух достойных горожан. Злодей будет обезглавлен!
Ещё только жирный палач, в своём сером, загаженном старыми, кровавыми разводами балахоне, с огромным топором в сильных руках вышел на помост к плахе, а толпа уже взревела в предвкушении события. Палачом был местный мясник и, учитывая то, что казни стали редки, он лишь подрабатывал этим пасмурным утром. Вчера он разделывал телёнка, а уже к обеду его ждала пара поросят. Злодеев, что мёрзли у помоста, он не считал за людей, а потому с такой лёгкостью готов был разделать и любого из них. А тут, без особых пыток, лишь отрубить голову — проще простого. Горожане кутались в накидки и прятали руки в карманы.
Убийцу, которому до того было очень холодно, вдруг прошиб пот. Хлору даже пришлось смахнуть катившиеся в глаза едкие капли грязным, засаленным рукавом. Он, совершенно неожиданно для самого себя, испугался. Убивая других, видел их страх и часто насмехался над ним. Теперь же сам был на месте своих жертв, а страх уже не казался столь забавным. Нет, теперь он заставил его сердце сжаться, обдал тело ледяным, противным потом и превратил дрожь почти что в судороги. Это уже была не дрожь от холода, но от страха. Его трясло посильнее остальных обречённых, а единственным желанием стало — бежать, бежать прочь. Стражи подвели осуждённого к палачу, а тот, внезапно, пытаясь сбежать от своей судьбы, стал вырываться из их «железных» объятий. Одному из законников пришлось огреть злодея дубинкой, а на плаху голову приложили силой.
Площадь притихла, так что даже стал ясно слышен шум строителей, бодро ремонтировавших высокий дом на одной из городских улиц. Где-то вдалеке послышался плач ребёнка. Надрывно каркнул сидевший на шпиле одной из башен ратуши чёрный, словно сама тьма, ворон. Внезапно в толпе горожан раздался чей-то нервный смех, стихший так же быстро и нелепо.
— Н-н-не-е-е-т! — порадовал зрителей сдавленный, хриплый крик обречённого.
Прижатый к плахе смертник кряхтел, сопел и рычал, всё ещё сопротивляясь приговору. Он и до того не благоухал полевыми цветами, но сейчас трусливое зловоние, распространявшееся от трясущегося от страха тела, перекосило даже лица удерживающих его опытных стражей. Эти повидали многое на своём веку, но и они слегка поотвыкли от таких представлений.
Палач изготовился, ожидая отмашки. Советник по закону медленно поднял свою холёную руку и, в который раз обведя толпу надменным взглядом, быстро уронил её вниз. Мгновенье, отпрянувшие в стороны стражи, быстрый замах топора, последняя, тщетная попытка обречённого на смерть поднять голову и… та с глухим стуком падает на помост. Она ещё катится какое-то время в сторону благодарных зрителей, обдавая настил помоста кровавыми брызгами и заставляя их орать и визжать от удовольствия. Стражи тут же брезгливо стаскивают обезглавленное тело прочь, к ногам ликующей толпы. Желающих пнуть то, что совсем недавно было убийцей Хлором, унизить труп грешника и хоть бы плюнуть в обезглавленную, застывшую на мокром камне фигуру немало. Лежащая на краю помоста голова злодея взирает на горожан большими, дико выпученными, полными ужаса глазами.
— Следующей будет наказана мошенница, что промышляла различными обманами. В последний раз эта мерзавка обманула достойнейшего господина Ганзы. За все свои преступные деяния она будет… лишена обеих рук! — продолжал, с гордо задранным, горбатым носом, громко и с эффектными паузами вещать советник.
И это зрелище было по душе толпе. Женщина умоляла, визжала от страха, просила о прощении, ревела и проклинала. До того ей почему-то казалось, что она готова даже к смерти, но на помосте приговорённая впала в истерику. Стражам вновь пришлось помогать палачу, а страдания несчастной мошенницы несказанно веселили горожан. Слёзы смешались с соплями и кашлем, глуша истеричные вопли преступницы. Когда обе её руки, после равнодушного удара мясника, оказались на помосте, тысячекратный вздох восхищения прокатился по толпе. Такое наказание было равносильно слегка отсроченной смерти, и даже того хуже — мучительной смерти. Культи ей замотали каким-то тряпьём, дабы она не сдохла прямо на площади. Тут же вытолкали прочь, прямо в толпу. Нет, сделавших так по приказу советника стражей не заботила её судьба после наказания, но законники желали ей страданий, а быструю смерть считали избавлением. Впору позавидовать судьбе убийцы. Грешница должна уйти за ворота живой. Некоторые, после такого, быстро истекали кровью или умирали от самой боли, но эта, молодая ещё женщина, продолжала жить и ожидаемо распаляла злобу толпы. Горожане насмехались, толкали несчастную и плевали ей вслед. Она же, завывая от боли, стремилась поскорее покинуть площадь. Калека падала на камни мостовой и ползла, не в силах подняться на ноги. Наполовину скрытое спутанными, грязными волосами лицо мошенницы было искажено страхом, болью и отчаяньем. Уже скоро, как только толпе надоест издеваться над злодейкой, безрукую выкинут за ворота, обрекая на смерть от холода и голода. Хотя, есть шанс, что оставшиеся при ней прелести прокормят ту в селении потерянных. Немало разных калек, исполняя злую волю их «спасителей», нашли своё последнее пристанище среди бывших людей.
— И третьим, и последним на сегодня, будет казнён вор Васп! Этот злодей хоть и не убил никого, но похуже того же Хлора! Он много раз избегал поимки, хотя о его многочисленных кражах было давно известно законникам. И вот неуловимый вор попался! Как символ неотвратимости правосудия злодей будет повешен! Смотрите, наслаждайтесь и помните о законе! — объявил о последней на сегодня казни явно заскучавший в роли оратора советник.
Сам он был абсолютно равнодушен к казням, восторгам горожан, и даже к правосудию. Выйдя сюда покрасоваться, был разочарован собственными чувствами. Советнику казалось, что даже этому обречённому на казнь преступнику нет никакого дела до его сиятельной персоны, и это печалило. Его желание стать магистром города становилось всё сильнее.
Красивые, цвета василькового поля, глаза вора спокойно смотрели и на стражей, и на палача, и на толпу на площади. Он проиграл в этой игре, где ставкой являлась его собственная жизнь. Смертник, судя по всему, был готов к такому концу. Проводил каким-то обречённо-печальным взглядом взмывшего в серое небо ворона и покорно подставил голову под петлю. Этот плотный, среднего роста мужчина словно полностью смирился со смертью и протянул руку перевозчику мёртвых на тёмной стороне. Был абсолютно уверен, что Ар терпеливо ждёт у постепенно заполняемой духами грешников ладьи. Дух убийцы Хлора уже среди них.
Толпа вновь стихла, ожидая очередной забавы над висельником. Они ненавидели его за то, что был другим, за то, что не желал жить по правилам, и особенно за то, что смел вообще жить вне их такого знакомого и, как им самим казалось, правильного мира. Спокойствие осуждённого особенно раздражало.
По сигналу советника палач сильным ударом выбил высокую подставку из-под ног вора. Петля резко затянулась. Руки злодея, будто бы он мог ослабить сдавившую шею петлю, инстинктивно схватились за верёвку. Внезапно приближение смерти не понравилось Васпу, и он предпринял последнюю попытку спастись. А потому довольно долго дёргался на потеху ревущей от удовольствия толпе. Танец смерти, исполняемый висельником, ожидаемо позабавил зрителей. Но вот руки присоединились к безвольно покачивающемуся в петле телу, синие глаза стали огромными, а язык полез наружу, выталкивая стекавшую по бороде слюну.
— Правосудие свершилось! — пафосно подытожил Недомерок.
С этими словами советник Флер да Ламут, неспешно, с неизменно заносчивым видом, покинул помост. Горожане продолжали веселиться, кривлялись и проклинали злодеев. А вора уже накрыла тьма. Он осознал, что шагнул на тёмную сторону. Боль от удушья, тщетное желание спастись и даже последние мысли о смерти — всё это растворилось в мрачной пустоте.