Мир островов. Рождение.

Глава 2

Первым симптомом пробуждения была жуткая головная боль. Ко всем прочему ныло все тело. Каждая частичка тела, словно демонстрируя свою значимость, болела по особенному. Вся эта катавасия разнообразных болей сливалась в симфонию сплошной ноющей боли. Дирижером явно выступала голова, пытаясь перекричать-переболеть все остальные части, в этом она определенно переусердствовала. Артем с силой сжал руками голову, потерев указательными пальцами виски. Боль не ушла, скорее наоборот, усилилась.

— Черт, сейчас бы льда… или, на худой конец, топорик, — Тема застонал. Даже говорить было больно.

Будь это его воля, он бы свою голову, как пустую железную болванку, выкрутил бы и положил рядом, пусть болит себе отдельно. Но нельзя, с его головой так точно нельзя. Вот это была бы умора — просыпается он с утра, а голова в тумбочке. Почему такая боль, наверное вчера знатно погудел. Но вчерашние события не вспоминались, попытки что-то вспомнить вбивали очередные раскаленные гвозди прямо ему в темечко. Боль становилась еще более невыносимой. Хватит, придется на время отказаться от воспоминаний вчерашних событий. Спустя час боль стала потихоньку уходить. Артем даже смог мыслить. Что сегодня за день? И все-таки, что он вчера такого термоядерного выпил. Где, как и с кем?! Может, открыть глаза, и посмотреть самому, но опыт подсказывал, что это будет не просто, а главное, боль вернет утраченные позиции. Вспомнилась ссора с Маринкой. Тема раскинул руки, пытаясь нащупать возле себя девушку. Шоком стало то, что руки оказались связанными. Что за черт! Опасность ситуации подействовала отрезвляюще. Глубоко вдохнув, Артем залился кашлем. Неприятный запах, столь неприятный, что он мог бы вывернуть на изнанку желудок здорового человека, заполнил легкие Артема. Собравшись с духом, Тема с невероятным усилием подавил рвотный рефлекс. Не хватало еще ко всем другим неприятностям облеваться. Вспомнилась старушенция с ее полоумным смехом. Наверное, это она его огрела и связала, и он сейчас лежит где-то в ее чулане, среди других таких же неудачников. Нифигово так бабуленция привалила. Похоже, ты Магидов влип по самое «не могу»! Что она с ним собирается делать? Может она извращенка или маньячка. Или еще хуже — людоедка! Мысли, одна хуже другой, наполняли больную голову. Желудок не выдержал мозговой атаки и опорожнился. Да, давно уже он не был в столь бедственном положении. Кто-то силой открыл Теме глаза. На него в упор уставилась зеленная морда. Такое лицо по-другому назвать нельзя. «Так, — про себя подумал Тема, — вчера чего-то не того хапанул, это все мне мерещится или даже снится». К черту такие сны! Но морда смыла с его лица вчерашний обед и попыталась улыбнуться. Лучше было, так как раньше! Такие улыбки показывают сплошь и рядом только в фильмах ужаса! Что за черт, что за чернобыльский чеширский кот из Алисиной страны чудес.

— Ты кто? — выдавил из себя Артем.

— Герасим, — ответила морда.

— Приплыл, Магидов. Тебе уже зеленые гоблины видятся! — вместо мыслей, вслух выпалил Артем.

— Кого ты обозвал гоблином! Сам ты гоблин! Щас как двину по рогам! — проревела морда.

— Точно гоблин, — подумал Тема, — гопник хренов.

Сейчас будут бить. Все сводилось к тому, что его выкрали. А похититель, будь трижды он не ладен, для соблюдения инкогнито напялил маску. К чему такие сложности. Возможно, они с ним знакомы? И этот маскарад нужен, чтобы его не узнали. Друзья блин, коллеги липовые! Но зубы! Зубы выглядели по настоящему, устрашающе. Среди знакомых такими зубами никто не обладал, он ты точно его запомнил, этот ужас дантиста. Конечно нельзя отбрасывать возможность того, что маска и зубы сплошная бутафория. Все с целью его запугать, что бы он был покладистей. Сейчас поотбивают почки для сговорчивости и поведут к главарю за выкупом. Тема лихорадочно стал перебирать в памяти людей, которые могли помочь с данной ситуации материально. Но среди его знакомых не было друзей, одни партнеры, а эти волкодавы за него и ломаного гроша не дадут. Оставалась только Маринка, но после вчерашней ссоры, на нее полагаться не стоит. Обиженная женщина, хуже злейшего врага! Может, это она его заказала? Но, зная характер Маринки, этот вариант отпал сразу. Получалось, что помощи ждать неоткуда, а если его заказали конкуренты, то … Тогда ему точно кырдык!

Домыслить Артем не успел. К большому гоблину прибавилось четыре маленьких.

— Не. Все-таки вчера перебрал, — с надеждой подумал Тема, — вот уже нормальные черты пошли. Маленькие и зелененькие. Или они должны быть красными, или все-таки зелеными? Нашелся знаток чертей! Допился до белой горячки! Он материалист, во всем нужно искать рациональное зерно. Получалось, что недоброжелатели переодели детей, и эта группа детей переодетых в гоблинов его выкрала. Бред сумасшедшего!

Зеленые дети оказались агрессивными и плохо воспитанными, в отличие от предыдущего взрослого гоблина, с ним не церемонились. Резво и ловко схватив его за ноги, поволокли к выходу. Боль с радостью напомнила о себе, но Артем ее полностью разочаровал — он потерял сознание. Очнулся Магидов, привязанным к столбу. Веревки больно сдавливали запястья, хоть ноги были свободные, но он ими даже не мог пошевелить. Вокруг собралась толпа зеленных, агрессивно настроенных, человечков. В своем большинстве их рост варьировался в пределах 90 — 120 сантиметров. Худощавые, с темно зеленой кожей под цвет листвы, с головами правильной шаровидной формы! Лица напоминали уродливые маски, которые туристы привозят с Африканского континента. «Аборигены, — по себя подумал Тема, — Много аборигенов. И почему-то я знакомству с ними не рад». Человечки свои неприятные внешние данные еще больше усугубляли, вооружившись копьями и луками. Сцена напомнила Теме строки из известной песни Высоцкого — «А почему аборигены съели Кука?». Несмотря на серьезность ситуации, Артем не потерял силу духа. Спустя минуту, он уже продумывал выход из ситуации. Время текло, а решение не приходило, руки онемели, тело задеревенело от висения на столбе. Когда среди человечков появилось волненье, Артем был уже готов на любой исход, лишь бы быстро и не болезненно. К нему вышел, судя по внешнему виду, главарь этого малорослого мафиозного клана. Второй крупный гоблин, после Герасима. Взгляд вождя все время бегал по соплеменникам, когда он, наконец, встретился с взглядом Артема, то в этих карих глазах Магидов прочитал свой приговор. Ну все, будут кушать, и главным блюдом буду я.

— Кто такой?! Зачем пришел в наши земли? Ты колдун? Как ты смог воспользоваться спящим Птуалёрмиртором ?[17] Ты сам пришел? Где другие?!

— Не много ли вопросов за один раз! Сначала напоите, накормите, дайте отдохнуть. А потом я подумаю отвечать на ваши вопросы или нет!

— Ты что, мерзкий человечишка, на столбе не отдохнул? Сейчас напоим свои копья твоей кровью, а благородный огонь накормим твоей плотью. Как такое мерзкое создание посмело вторгнуться на земли гоблинов. Посмело нарушить наш покой и покой наших предков. Посмело потревожить священный Птуалёрмиртор.

— Раз гоблины, живьем схарчат. Черты жарили бы в котле. Хрен редьки не слаще! Артем посмотрел на свое небольшое брюшко. Надо было послушаться Маринку, сходить пару раз в спортзал, сбросить лишний вес. С точки зрения людоедов он выглядит аппетитненько. Хотя какая разница, так или иначе, они его без зазрения совести съедят, даже будь он худой и жилистый — пошел бы в общий котел на суп. Новоявленные любители людей не спешили с началом трапезы. Нагоняют аппетит. А может, не будут есть?! Захотелось завопить: «Дяденьки, не кушайте меня, я не вкусный! Питался всякой гадостью, химией. Быстрое питание, кола! Цианиды, пестициды. Отравитесь!»

К шесту вышел уже знакомый великовозрастный гоблин. На свету Артем смог более детально рассмотреть Герасима, тот был великан среди гоблинов. Впрочем, и среди людей, он был выше и крупнее Магидова, хоть Артем был далеко не щупленьким. Внешне это выглядело, словно Конан Варвар заглянул на вечеринку вьетнамских друзей. Только вот последние явно не пылали желанием отдать свой интернациональный долг. Кожей он был значительно посветлее других гоблинов, да и лицом намного поприятней, если не демонстрировать зубы.

— Вот и Герасим, сейчас я буду выступать в роли Му-Му! — подумал Артем.

— О, великий и всемогущий вождь непобедимых гоблинов, Герасим хочет с тобой говорить о чужаке!

— Говори, первый воин из воинов! — ответил вождь.

— Я думаю, …

— Ты научился думать! Когда успел? — перебил его вождь.

— Я думаю, — продолжил Герасим, — что этот человек не может быть лазутчиком империи людей! Чужеземец был странно одет. Странно даже для людей! Он чужак даже среди людей!

— Вот, уже обвиняют в отсутствии вкуса, — подумал Артем, — и главное кто! Неизвестный никому зеленокожий стилист в набедренной повязке!

— Его речь не похожа на речь имперцев, — продолжал Герасим, — и главное, он не испугался нас, меня и всего грозного воинства гоблинов! Имперец, на его месте, уже бы дрожал, как осиновый лист на ветру. И просил пощады! А этот, а этот еще надеется на пощаду, и может пригодиться племени, ведь так?

Артем, что есть силы, интенсивно закивал головой, подтверждая утверждение Герасима. Это видно выглядело глупо и нелепо, поскольку все племя дружно заржало.

Вождя звали Кхелт'е. Сильный, волевой, но глупый. Свою недальновидность компенсировал практичностью. Вначале было влияние матери, а потом уже и жены Стрелки. Принимая важные решения, выслушивал чужие мнения, и только потом выбирал наиболее рациональный вариант, уже выдавая его как собственное мнение. Например, как они нашли брошенного младенца — Герасима — в лесу, далеко от деревни. Его бросили на произвол родители, из-за того, что он был полукровкой. Смесь орка и человека — полуорк, ни в племени орков, ни среди людей полукровку бы не потерпели. От орка ему досталась внешность, а от людей — характер. Он был добрый, общительный, местами наивный и, в отличие от своих соплеменников, не кровожадный к чужестранцам. Вот и сейчас он выступил в защиту незнакомца. Мать Кхелт'е настояла, что бы полуорка оставили в племени, а вождь, оценив все плюсы и минусы, постановил, что младенца воспитают, как своего и он будет самым сильным воином, и не ошибся. Герасима он воспитывал, как сына. Племя всегда нуждается в сильных воинах. После смерти матери на смену ей пришла жена. Кхелт'е сегодня не хотелось ничего решать, побыстрее закончить с чужаком и заняться своим любимым делом. А именно, напиться настройки из забродивших плодов марайи и податься за утехами к жене. Герасим рушил все планы, встав на защиту, он выразил свое мнение, которое предстояло оценить и обдумать, извлекши максимум пользы.

Пока вождь обдумывал слова Герасима, Артем был, как на иголках. Если сейчас он ничего не предпримет, то его точно схарчат. Для того, чтобы выжить, надо быть полезным, но что он может им сейчас предложить! Ни одна умная мысль не посетила его в столь критический момент.

Герасим продолжал гнуть свою линию.

— Гируандийцы или тонзийцы не могли активировать Птуалёрмиртор, они о нем попросту не знают. Ты сам говорил, что еще при памяти твоего прадеда, деда храбрейшего и непобедимого Кхиз'ета, он бездействовал. У людей действует закон, что только хранители имеют право активировать порталы. Провинившихся строго карают.

Сегодня Герасим был в ударе. Слова сами приходили на ум и слетали с языка. Такого красноречия от себя он не ожидал.

— Из этого можно сделать вывод, что незнакомец им чужой, а к таким они относятся, как к врагам. Враг нашего врага — наш друг. К тому же сюда скоро нагрянет карательная экспедиция Гируанды. Любой сильный воин пригодится, а чужеземец, посмотрите — сильный и не трус. Меня гоблином назвал.

Племя в очередной раз заржало. А если он владеет магией, шаману будет подмога. Нам вместо того, что бы карать чужеземца, надо подготовиться к отпору людишкам.

Вождь племени вот-вот уже был готов принять положительное решение. Мнение первого воина значило очень много, но вмешался другой гоблин, в очередной раз оттягивая миг наслаждения с напитком из марайи. Он медленно и с достоинством прошел сквозь плотный строй гоблинов, как сквозь туман. Шаман, понял Артем. Шаман гоблинов Бум-бум-тук остановился, опершись на вычурной посох. Это было его второе имя, истинное, как любой маг, он тщательно скрывал. В отличие от Герасима, он был маленьким и щупленьким, даже на фоне своих соплеменников. С головы до ног увешенный перьями, костьми и еще неизвестно каким мусором. От него веяло силой и властью. То, что было, навершием посоха, повергло Артема в очередной шок. Человеческий череп. Голоса гоблинов стихли.

— Человека, кем бы он ни был, ни в коем случаи нельзя убивать! Его надо отдать «карающим»! Скрыть активацию Птуалёрмиртор не представляет возможности. Они придут за магом, они его получат. Если они не найдут виновника у портала, они будут искать возле него и наткнуться на наше селение!

— С каких пор мы будем бояться людей на наших же землях? — возразил Герасим, подначивая гоблинов.

— Молчи, глупая полукровка! Тебе никто слова не давал! — с гневом прошипел шаман.

И на этот раз Герасим стерпел обиду, ничего не ответив.

— Второй раз ниже плинтуса опускают, а он терпит, — подумал Артем. Попытки Герасима спасти Тему, вызвали у того симпатию. Полуорк казался уже не таким зеленым, да и клыки вполне даже были аккуратные. Он с ними выглядел более воинственным что ли, — наверное, грозный боец, в случае чего и загрызет, как волк. Интересно есть ли у них боевое искусство кусания? Надо будет потом спросить. Жаль только, что очень мягкотелый — нет чтобы этому надутому хрычу по кумполу надавать!

— Герасим, как ты такой сильный и храбрый воин, позволяешь этому набитому перьями индюку тебя оскорблять! — попытался сыграть на гордости Артем.

Герасим на его слова ничего не ответил, потупил взор. Зато слова Артема очень не понравились шаману. Его передернуло, он гневно посмотрел на Магидова. Глаза пылали ненавистью. Шаман что-то прокаркал или прочихал. До сих пор Тема думал, что та боль которую он испытывал, была максимальной, но ошибался. Мышцы резко скрутило и стало выворачивать. Дополнительную боль причиняли веревки, которыми его удерживали на столбе. Они как будто раскалились и врезались в кожу, грозя перепалить руки. Артем закричал. Боль рвала и терзала, а сознание не желало покидать Магидова. Возможно, Тема так бы и умер от болевого шока, если бы не вмешалась Стрелка. Она выбежала к столбу и набросила ожерелье из камушков на шею Магидова. Боль резко ушла, как будто ее и не было. Стало легче, только продолжали ныть запястья в местах соприкосновения с веревкой. Наверное, он сам их дополнительно натер, когда извивался в приступах боли.

Жена вождя выглядела маленькой хрупкой девушкой. Если присмотреться повнимательней, то можно было бы найти некоторую схожесть с шаманом. Она была его младшей дочерью. Стрелкой ее назвали за то, что она была быстрая и шустрая. Любимым занятием было вклиниваться в дела мужчин. Став женой вождя, она негласно правила племенем, изредка соперничая с шаманом.

— Что ты, старый хрыч, делаешь! — грозно накинулась она с кулаками на шамана.

«Старый хрыч» опешил, они и раньше расходились в вопросах, но до рукоприкладства и оскорблений не доходило. Он мог одним движением уничтожить ее, или причинить невыносимую боль, как чужестранцу. Но это его дочь, младшая дочь. Всему должно быть логическое объяснение.

— Не ты ли рассказывал, что это Птуалёрмиртор принесет посланника прихода Темного Повелителя! — словно ответ на вопрос, прокричала Стрелка.

Шаман любил рассказывать вечером у костра легенды и предания предков. В пророчество прихода Повелителя никто не верил, но все с удовольствием слушали. Слишком древнее и запутанное предсказание. Только такая сумасбродка, как Стрелка могла связать эти два разных факта, приход чужеземца и приход посланника прихода Темного Повелителя.

— Стрелка, не смей больше вмешиваться в дела племени! Да как тебе не стыдно бросаться с руками на своего отца!

— Извини папа, но я очень боялась, что не успею!

— Что ты боялась не успеть?!

— Я думала, что приступили к казни человека!

— Ладно, — пошел на попетую Бум-бум-тук, — я думаю, урок человек запомнил, и осознал, что любое брошенное слово, может стать его последним словом!

— И что ты нам теперь скажешь, что нам делать дальше? — обратился вождь к Стрелке.

Похоже, племя зашло в тупик, оставить человека в племени — значит навлечь гнев «карающих». А если выдать? То тогда, если он действительно предвестник Повелителя, они совершат свою самую большую ошибку и навлекут гнев Темного Повелителя. Две опасности, текущая или будущая. Так или иначе, человек уже принес беду в их поселение. Оставалось в столь переломный момент для племени довериться воле предков.

Артема сняли с шеста. Отнесли в шалаш к Герасиму, тот принялся за ним ухаживать, обмыл тело, приложил к ранам лечебные травки. Потом пришла Стрелка, пожелала скорого выздоровления и забрала свое ожерелье. На разговор или любые другие действия у Магидова не было сил. Он заснул. Проснулся под вечер. Тело жгло, болело и чесалось, как будто все вши племени прибежали попробовать свежатину на вкус, при этом рвя и терзая. Но, несмотря на боль, желудок категорично потребовал свое, голодно заурчав. Когда он последний раз кушал, и сколько с тех пор прошло времени? Если на первый вопрос он мог еще как-то с трудом ответить, то последний оставался загадкой. Тема огляделся. Герасима рядом не было. У входа в шалаш сидели два гоблина. Его сторожи или наблюдатели. Наверное, одновременно и то, и другое.

— Пить и кушать, — обратился он к ним.

— Вождя велела ждать, человека нельзя кушать, иначе заболевать и умирать!

— Понятно, — ответил Тема, — поставили недоумков, двух слов связать не могут.

Но, судя по взглядам, они его посчитали таким же, тупым человеком, который не знает прописных истин. Зато предложили воды. Несмотря на подкативший к горлу комок обиды, от воды Артем не отказался. Вода оказалась на удивление вкусной и прохладной, как будто только что из родника. Стало немного лучше, и он снова уснул.

За все время, пода он спал, ему ничего не снилось. Когда он проснулся, чувствовал себя прекрасно, похоже, травки Герасима сделали свое дело. Надо будет у Герасима поспрашивать о составе сбора. Когда он вернется домой, можно будет на них неплохо заработать. Да и ожерелье Стрелки стоило пристального взгляда. Была боль, бац, и нету — мгновенная анестезия, тысячи долларов. Да он на этом миллионы подымет. Что не случается, то к лучшему. В шалаш вошли вождь и шаман, с нетерпением на него посматривая, явно ждали, когда он проснется. Прокручивая события последних дней, Магидову не хотелось не то что открывать глаза, а даже шевелиться. Не получилось, шамана не проведешь, он крякнул в его сторону и больно ткнул посохом под ребра. Остатки сна, как рукой сняло. Появилось желание встать и дать по этой наглой зеленой морде. Раньше даже самые влиятельные люди не позволяли себе с ним так обращаться, хамили, угрожали, запугивали, но вот так палкой под ребра — это уже лишнее. Шаман как будто прочитал мысли Артема, он так вызывающе посмотрел на Тему и гаденько улыбнулся, явно провоцируя его. Артем не забыл, чем закончилась агрессия в сторону шамана, сдержался. Но от колкости не отказался:

— Вот явится повелитель, и я тебе этот чертов посох в другое место затолкаю, — подумав, добавил, — вместе с черепом.

Бум-бум-тук еще больше позеленел. Неизвестно, чем бы закончилась их перебранка, если бы не вмешался Кхелт'е. Вождь просто молча взял Тему за руку и повел его к выходу. Во избежание дальнейших разборок, ему пришлось подчиниться.

Деревня словно вымерла. Ни одного гоблина. То их, как в муравейнике, то ни одного. Артем ничего не понимал, что творится, куда его ведут, и что будет дальше. Но что бы ни случилось, любой шанс выжить лучше, чем быть живьем съеденным или сожженным на костре. Жив, здоров, а дальше что-то придумаю, выкручусь. Не впервой же. Ситуация пугала своей загадочностью. Вчера, будучи под угрозой смерти, он даже и не задумывался над тем, где же он. Если допустить, что он умер и попал в другой мир, это могло все объяснить. Тогда он никогда больше не увидит ни своего родного дома, ни родителей, ни Маринки. Стало невыносимо грустно. Вот так он всю свою жизнь крутился, добивался. Во всем себе отказывал. Копил, надеялся. Достиг определенных вершин и бац, все надо начинать с начала. Даже стало как-то обидно. Все мы муравьи на Земле, копошимся, тянем, крутимся, любим, ненавидим и все нам кажется, что мы хозяева своей судьбы, хозяева своей жизни. Но настает момент, и тебя раздавят, забудут. Воля случая, фортуна, фатум. Рожденный ползать, летать не может. Все мы взлетаем вверх на крыльях, а падаем вниз камнем. Такова жизнь.

Его вели куда-то за деревню. Вот они прошли центр деревни, тот злополучный столб, на котором он вчера загорал. У столба никого не было. Лежали вязанки дров. Похоже, некоторые ценители человечинки не теряют надежду его поджарить. После проведения непонятного и пугающего ритуала, все станет на место и гоблины поймут, что он никакой не посланник. Поймут и то, что он их обманул, сохраняя свою жизнь. Что-то часто он в последнее время умирает, один раз на Земле, и сейчас. Может, на третий раз повезет. Все-таки оказывается, не правы люди, когда думают, что нет жизни после смерти, нет других миров. Все это есть. И он раньше заблуждался. То, что он здесь и жив — самое большое доказательство. Вот только не понятно, почему он после реинкарнации родился не младенцем, а самим собой! Почему именно Герасим нашел его возле загадочного портала. Хорошо, что его нашел полуорк, а не шаман, иначе все проблемы Артема решились бы на месте. Получалось, что в некоторой степени ему повезло, а с другой стороны, наоборот. Надо отбросить весь этот философский мусор, что бы ни случилось, и где бы он ни был — главное он жив. Он им еще покажет, что значит связаться с Артемом Магидовым и на что он способен. Тема — гигант мысли, титан духа, эталон интеллекта, да он способен горы двигать одной силой мысли. Что ему какие-то мелкие неприятности в виде озлобленного на него шамана.

Вождь гоблинов вывел их за пределы деревни, дальше начинался лес. Такого леса Артем никогда не видел. Огромные деревья. Буйная растительность. Все жило и росло. Боролось за жизнь под солнцем. Ни одного свободного сантиметра земли. Самое неожиданное, что он не мог узнать ни одной породы дерева, куста или травы. Все было новое и неизвестное. Да и лес был не простой, в него словно влилась сама основа жизни. Он вдохнул полной грудью. Мир закружился от избытка кислорода. Да, это тебе не чахлые парки города. Артем дышал и дышал. Он не мог насытиться чудесным воздухом. Чувство радости, чувство непонятной эйфории наполняло его. Тело без конца вбирало силы, оно словно ожило и радовалось. Что это с ним?! Такое чувство, как будто он вернулся на давно забытую, но долгожданную родину. Самую желанную Родину, которую он по неизвестной причине покинул столетия назад, да что там столетия — тысячелетия. Куда его вели, зачем, Теме было не до этого. Ему хотелось радоваться, плакать, кричать и одновременно полностью раствориться и забыться в новых чувствах.

Резкая остановка отрезвила Артема. Чувство радости бесследно пропало. Они пришли. На поляне его уже ждали еще четыре шамана, наряженных по последней индюшачьей моде.

— Полное собрание клоунов, — вырвалось у него.

— А кто такие клоуны? — с интересом спросил у него Кхелт'е.

Настала пауза. На него пялилось шесть внимательных взоров. Двенадцать глаз. Показалось, что даже лес ждал ответа.

— Ну это…. Это у нас, откуда я пришел, самые уважаемые люди! — ответил Тема.

— Тогда так, — произнес вождь, — слушай меня внимательно. Здесь собрались самые уважаемые, самые сильные шаманы гоблинов. Даже мне не разрешено оставаться здесь, на этой священной поляне предков, дольше чем положено. Мне пора уходить. Я тебя оставляю с этими глубокоуважаемыми клоунами. Судьба нашего племени в твоих руках. Надеюсь, Стрелка в тебе не ошиблась.

Вождь развернулся и молча ушел в сторону деревни. Артем осмотрелся. В центре поляны стоял маленький котел, в нем уже что-то булькало, и шел серый дым. Вокруг котла лежали шкуры, ровно шесть. Вокруг шкур было выложено несколько кругов черепов, к удивлению не людских. Судя по формам и размерам, это были черепа гоблинов. Черепа самых уважаемых лидеров гоблинов, подсказка всплыла из памяти Темы. Прожить целую жизнь в надежде, что твой черепок украсит лужайку. Теме этого не понять, в отличие от уже глубоко любимого садиста Бум-бум-тука, которому спится и снится, что и его череп в кругу древних. Если он и дальше будет так себя вести, то Артем ему лично поможет осуществить заветную мечту. За толстыми линиями черепов, Магидов не заметил другие еле заметные линии. Если бы его не попросили их аккуратно переступить, то по этим линиям из мелких камней, под цвет земли, он просто гордо протопал бы. Как только линии пересекли, главный шаман резко сломал свой посох. Из посоха посыпался песок. Артем понял, что этот серый материал, был очень важен для шаманов, так как другие шаманы с особым вниманием и уважением наблюдали за процессом извлечения данной субстанции. Затем Бум-бум-тук аккуратно посыпал неизвестным песком линии из камней. Узор линий наполнился синим цветом, и образовал знакомую с детства звездочку. «И здесь наследие совка, — подумал Тема, — не хватает только товарища Ленина с его картавым голосом». Новоявленный вождь мирового пролетариата указал рукой место Темы, и молча сел на свою шкуру. Артем занял указанную позицию и стал ожидать дальнейших действий. Бум-бум-тук сел справа от Магидова и, неизвестно откуда, вытянул на свет небольшой барабан. «Интересно, где он его прятал, — подумал Магидов, — на поляне его точно не было». Шаманы расселись по своим местам. Бум-бум-тук сначала слегка, неуверенно ударил ладонью о поверхность кожи барабана. Послышался одиночный глухой звук. Этот звук полностью удовлетворил шамана, и он начал однообразно стучать по барабану. Бум, бум, бум запел инструмент. Тум, тум, тум поддержали его клацаньем бубны шаманов. Артем постепенно почувствовал ритм музыки гоблинов.

Аи-йа-йа-йаи, — грубо запел главный шаман.

Уи-угу-уи-угу-гу, — мягко словно подвывая, ответили ему другие шаманы.

Аи-йа-йа-йаи, — продолжал Бум-бум-тук.

Раз, два, три, четыре продолжал равномерно звучать барабанный бой. Раз, два, три, четыре — с постоянной скоростью и одинаковой силой удара выбивал шаман. Простой ритм расслаблял, создавалось ощущение тяжести и тепла, покоя и умиротворения. Потоки мысленных образов, как при просмотре кинематографической ленты, возникали перед глазами. Сначала размытые и нечеткие, но с каждым ударом барабана, с каждым звуком шаманов, поток становился устойчивым и непрерывным. Сознание Артема демонстрировало нечто вроде фильма, в котором он видел себя со стороны. Вот он очнулся в шалаше Герасима. Вот он ссорится с Маринкой. Вот он закончил институт. Аи-йа-йа-йаи и уи-угу-уи-угу-гу продолжало звучать на фоне образов. Ритмично и мелодично продолжали звучать инструменты, еще дальше вгоняя Тему в прошлое. Вот он идет в первый класс. А вот он, в утробе матери. Артем потерял себя, он был везде и нигде, находился сразу во всех местах, был разными людьми, растениями и животными, даже журчащим ручьем. Море разнообразных и ранее неизвестных образов захлестнуло его. Лишь пенье шаманов и удары по барабану оставались постоянными, некой маленькой веревочкой возврата в забытую реальность, к ней неосознанно Артем и потянулся. Горькая и жгучая настойка влилась в его рот, жестко разрывая цепи видений. Магидов очнулся. На душе тягостно и противно, чувство потери заполнило его. Лишь одно слово, как маленький колокольчик звенело в голове, новое неизвестное слово, следующая загадка — Млогри. Артем огляделся — та же поляна, тот же маленький котел, но уже пустой. Из шаманов остался лишь Бум-бум-тук, остальные ушли.

— Вставай, Посланник, — с уважением в голосе проговорил шаман, — беда, хранители напали на деревню.

Владимир молча переживал гибель отца. Еще вчера казалось, что все будет длиться вечно. Сегодня все трагически закончилось. Вспоминая, уже ставшие мелкими обиды на отца, он был готов все простить и забыть, лишь бы вернуть все обратно. Погиб отец, умерла мать, ее смерть он помнил смутно, слишком был маленький. Жизнь с отцом это все, что он помнил. Ни бабушек, ни дедушек. Абсолютно никаких родственников. Его семья переселилась в Крюковку в числе других, таких же, ищущих счастья, переселенцев. Где-то возле Канлинса живут его многочисленные родственники, если ту нищенскую жизнь, которой они живут, по словам отца, можно назвать жизнью. После смерти матери, отец оставил земледелие и поступил на службу к Грэму. Так он смог хоть как-то обеспечить относительно сносную жизнь себе и сыну. До пяти лет, пока отец находился на службе, он воспитывался соседкой — тетей Нюрой. У той самой было до десятка детишек. Хоть Владимир и не был среди них самым маленьким, издевались постоянно только над ним. Однажды настал в его жизни момент, когда он понял, что вполне может обходиться без тети Нюры и ее многочисленного семейства. Он сбежал. Три дня он жил полноценной жизнью — делал что хотел, спал, когда хотел, рыбачил и гулял. На четвертый день его нашли. Судя по двусмысленным высказываниям поселян, он понял, что ему здорово перепадет от отца. Но отец, к его удивлению, лишь крепко его обнял и заплакал. Это был единственный раз, когда он видел плачущего отца. Он тоже заплакал, вместе с отцом и все рассказал, все как было. Все обиды, все унижения и издевательства над ним. Как он решил сбежать, как проводил все это время. С тех пор он жил только с отцом. То малое время, когда они проводили вдвоем, отец рассказывал Владимиру про его родину. Как им раньше жилось. Какая была мама. Они словно заново познакомились. Потом Владимир часто приходил на службу к отцу. Смотрел, как староста Грэм тренирует дружинников. Таких как он, желающих поглазеть на занятия дружинников, собиралось много. Практически вся ребятня деревни. Подражая старшим, мальчики тренировались деревянными мечами и палками. Естественно, что такие тренировки никогда не проходили бесследно, во многих местах на теле оставались следы ударов, синяки и царапины. Гордо демонстрируя отцу отметины, он представлял, что это следы от великих битв, что когда он вырастет, то станет великим воином. То злополучное утро перевернуло все с ног на голову. И сейчас Владимир ходил по деревне, как неприкаянный. Никому не было дела до одинокого сироты. У каждого свое горе. Чужого горя им не понять. Главой деревни был староста Грэм. Все решения принимал единолично. С его смертью жители растерялись. Уж многие привыкли жить за чужой счет, полагаться на чужой ум и опыт. Местами Грэм был жесткий и деспотичный, местами мудрый и лояльный. Но при всем этом всегда была уверенность в завтрашнем дне. Сейчас они были подобны стаду баранов, которые потеряли пастуха. Если бы сейчас пришли пираты, Крюковчан можно было бы брать голыми руками. Вскоре после ухода пиратов, наконец, появился отряд барона Владлена. Он и принес ужасную весть о гибели их старосты. Сержант наемников организовал торжественные похороны Грэму. Вместе с погребением старосты, хоронили и других погибших. Раненых и пойманных пиратов, под командованием сержанта связали, и, опасаясь самосуда Крюковчан, отправили на суд в Нирград. Своих же раненых перевязали и развели по избам.

Среди прибитых волнами к берегу обломков кораблей, были и искалеченные тела экипажа «Растиц». Их собирали в две общие могилы, в одну пиратов, в другую наемников. Среди выловленных в море людей оказался один выживший — юнга Вален с пентекотеры. Каким чудом эму этого удалось — оставалось загадкой. Но то состояние, в котором его нашли, было плачевным — без сознания, с еле-еле заметным и прерывистым дыханием. Временами он бредил, призывая своего капитана. Опасаясь, что столь слабое состояние может нарушиться в любой миг, Крюковчане, посовещавшись, решили отправить раненого к монахам. Тогда и обратили внимание на Владимира. Ему выделили лошадь, телегу и велели доставить к монастырю. К этому моменту Владимиру исполнилось целых пятнадцать лет, он считал себя взрослым. Несмотря на свой возраст, он отличался завидной самостоятельностью. Некоторым мальчикам, которые еще до сих пор держались за мамину рубашку, такое поручение было бы не по силам. Но не ему. Сказывалась сложная жизнь. С десятилетнего возраста он воспитывался на улице. Возможно, на его месте любой другой взрослый с этим заданием справился бы лучше. К сожалению, никого взрослее, чем Владимир деревня выделить не могла. Каждая свободная пара рук была на вес золота. Тогда Владимир впервые увидел Валена. Тот был высоким и худощавым. Не смотря на свою худобу, телосложением был крепче Владимира. Возраст юнги тяжело было определить, хотя на первый взгляд он был не многим старше Владимира, можно сказать ровесник. Особенно выделялись руки Валена, они были длинными и жилистыми. Ладони сухие и в мозолях. «Нелегкая жизнь была в юнги, — подумал Владимир, — но полная опасностей и путешествий». Он о такой жизни только мечтал. Когда он подошел к телеге, то юнга уже был аккуратно уложен посреди телеги. Рядом с раненым мальчиком кто-то заботливый положил еду и питье — бутылку с молоком и лепешку хлеба.

Монастырь находился в двух часах быстрой скачки на лошади. Мальчику предстояло решить дилемму, довести быстро, с шансом растрясти и ухудшить плачевное состояние юнги, или довести медленно — и не успеть доставить вовремя. Он выбрал второе. Когда мальчик выезжал из деревни, солнце уже стояло в зените. Дорогу к монастырю он знал, как своих пять пальцев, заблудиться или потеряться не он боялся, его беспокоили другие две вещи. Первым страхом была возможность не успеть вовремя. Вторым — скрытность и отчужденность монахов. Могло случиться так, что умирающему мальчику откажут в помощи. Сославшись на значимые для монахов причины, заставят ждать снаружи до утра. А юнга не в том состоянии, чтобы столько ждать или лечиться в полевых условиях. На памяти Владимира такое не редко случалось, все знали, что монахи никого не пускали за стены монастыря.

Монастырь поражал суровой мощью. Общая протяженность стен около километра, высота до двенадцати метров, толщина до пяти метров. Стены монастыря имели амбразуры нижнего боя и бойницы для стрельбы с боевого хода. В их толще устроены арочные ниши, а боевой ход покрыт железной кровлей. Стены окружены рвом с водой. По углам расположены круглые башни, между ними возвышаются квадратные. Круглые башни отличались от квадратных аналогов строгим и аскетическим обликом. Они были меньше украшены, но формы и пропорции, отдельные детали оформления исполнены с особым благородством. Контрастом было сопоставление тяжелой нижней части и легкого островерхого шатра. Из-за обилия граней основание башни казалось почти цилиндрическим. Вместе с тем кирпичные столбы, помещенные в нижнем ярусе, на ребрах, делали акцент на гранености. Круглые бойницы среднего боя обрамлены килевидными наличниками, что делали их похожими на теремные окна, лишая облик башни воинственной суровости. Квадратные башни помимо трех основных ярусов, устроенных на случай осады, имели еще и дополнительный ярус — этаж. Он был окружен открытыми гульбищами и имел сложное сомкнутое перекрытие. Парадным и единственным входом в обитель были северные ворота. Перед воротами был подъемный мост. Сам въезд в монастырь защищали обитые железом массивные врата. С внутренней стороны ворот находился механизм с подъемной решеткой. Вдоль дороги между вратами и решеткой в стенах находились пустоты-проходы, так что нападающим пришлось бы подставить стрелам неприкрытые щитами бока. Оставалась загадкой история создания монастыря. Он появился прямо из воздуха. Да и сами монахи были не менее загадочны, кто они такие, откуда пришли, кому поклонялись. Все что знали Крюковчане о монастыре, это его название — «Путь Луидина». Что за путь, и кто такой Луидин, никто и не догадывался. Жители деревне в своем большинстве поклонялись Энки [18]. Богу плодородия, хозяину мирового океана. К другим религиям относились терпимо, но с настороженностью. Выбор главного бога человеком не был ни для кого секретом. Кроме монахов, они скрывали свою веру и своих богов. Любые попытки узнать об их религии попросту игнорировались. Естественно, такая скрытность вызывала настороженность и раздражение. Иногда старые монахи, почетные старцы, выходили из стен монастыря. Они лечили, вызывали дождь, снимали порчу и творили другие полезные вещи, в которых нуждался простой деревенский человек. Большой удачей было, когда монахи изредка обменивали свои поделки, из дерева или камня, на деревенскую еду. За такое небольшое изделие в Нирграде давали целый аурей [19]. Счастливчику на такие деньги можно было, не особо экономя, прожить целый год. Если бы монахи захотели, могли бы озолотиться сами и озолотить деревню. Возможно, из-за алчности и жадности, несмотря на добрые поступки, Крюковчане монахов не любили. Какими только недобрыми словом их не называли, и что они сектанты, и что они поклоняются Нергалу [20]. Промеж поселян ходили еще множество разных слухов и домыслов. Когда пропал пятилетний ребенок у Петра, чей дом возле самого побережья, говорили, что это монахи украли ребенка для своих жертвоприношений. И наоборот, когда кто-то серьезно заболевал, однозначно везли только в монастырь. Монахи лечили бесплатно, ничего не требуя, кроме еды. После выздоровления пели уже иную песню — что, благословленные самим Асалдухи [21], монахи излечили их болезни. Спустя некоторое время забывали сотворенное добро, возвращаясь к своим любимым слухам.

Дождя не было около недели. Из-за этого дорога к монастырю была удобной. Да и природа вокруг радовала. Чистое безоблачное и бесконечно голубое небо. Сейчас бы прилечь в теньке на мягкой зеленой травке и вздремнуть на два часика. Живи и радуйся. Если бы не юнга, Владимир так бы и поступил. Время от времени Вален продолжал бредить, кричал об опасности, не приходя в сознание. Эти мгновения давали надежду, что юнга еще жив, и у Владимира есть шанс вовремя доставить его, выполнить возложенную миссию. Когда мальчик увидел стены монастыря, солнце уже заходило, начинало темнеть. Похоже, что дорога забрала больше времени, чем он рассчитывал. «Только бы не заставили ждать до утра», — повторял про себя Владимир. Но монахи, к его удивлению, как будто зная о цели поездки, встретили Владимира еще на подходе к монастырю. Забрали телегу с раненым и увезли в неизвестном направлении. Выполнив возложенную миссию, Владимир присел возле ворот и заплакал. Поездка отвлекла его на некоторое время. Когда он остался один, горе потери вернулось с новой силой. Оно накатывалось волнами, пытаясь захлестнуть мальчика. Подошел монах. Он взял мальчика на руки, прошептал что-то утешительное. Но, Владимиру было не до утешения, он был как в бреду, заливая свое горе слезами. Монах продолжал бормотать и бормотать. Под эту несуразицу Владимиру становилось легче. Со временем он уткнулся в грудь монаху и что-то даже пытался рассказать. Но веки, как будто сделались каменными, глаза невозможно было удержать открытыми. Так, на руках монаха, он и уснул.

Проснулся Владимир от холода. Голые каменные стены окружали его, с единственным маленьким окошком. Такое маленькое, что в него пролезет разве что кошка. Похоже, его на время разместили в кельи. Он лежал на деревянном ложе. От длительного лежания в холодном помещении мышцы свело судорогой. Узор дерева четко отпечатался на теле. «Какие-то странные монахи, — подумал Владимир, — неужели нельзя постелить солому, хотя бы для гостя. Ведь на таком твердом невозможно спать». Над собой пусть издеваются, а он то причем?! Владимир встал, подошел к окошку. Попытался в него посмотреть. Но оно было слишком высоко. Вокруг никакого намека на стул или скамью. Обследовав комнатку, он понял, что кроме ложа, окошка и двери в ней больше ничего нет. Чтобы согреться он немного поприседал. Незамысловатые и простые движения помогли. Стало теплее. Как оказалось, его пробуждение не осталось незамеченным. Заскрипела дверь. К нему вошел худощавый монах. В серой, поношенной и во многих местах латаной одежде. В отличие от вчерашних, он был очень старым, скорее даже древним. Сколько ему лет, Владимир затруднялся сказать. Лицо светилось счастьем и добротой, было по всему видно, что со здоровьем у него все в порядке. И он, как минимум, еще столько же проживет, сколько прожил. То, что это не простой старик, мальчик понял сразу.

— Меня зовут Жан Дао, — представился монах, и замысловато продолжил, — мы знаем кто ты. Знаем, что ты пришел не сам. Что твой Путь привел тебя к нам. Нам было откровение, что в этом месте, где стоит монастырь, придет мальчик, и станет он Великим Наставником Пути. Я, Мин Дао и Фрол Дао являемся основателями этого монастыря. В ожидании свершения предсказания мы провели уже три столетия. Это наша цель и наша миссия. Более того, мы согласны провести вечность в ожидании прихода Наставника.

— А если я не тот, за кого Вы меня принимаете, что будет со мной?

— Возможно, мы ошибаемся, и ты не тот, за кого мы тебя принимаем. Но ты не бойся, тебе ничего не грозит. Если окажется, что мы ошиблись, если пожелаешь, можешь остаться здесь послушником. Так поступили и другие молодые люди. Но что бы ни случилось, до инициации на меня возложено задание — предложить стать тебе моим учеником. Эта келья будет твоей комнатой. Ты здесь будешь жить, спать и даже первое время обучаться. Ты должен понял главное, что никто и ничто тебя не держит, и не будет удерживать потом. В любой момент ты волен уйти.

«Вернуться в деревню, — подумал Владимир, — и что или кто меня там ждет. Никто. Разве что тетя Нюра со своим семейством». Но кем он будет там — никем, сиротой, батраком. Да и прошлые обиды так просто не забыть. А здесь ему предлагают стать учеником мистического знания. Если старик не врет, что он прожил столько лет, а он не врет — это Владимир чувствовал, так что ему есть чему поучиться.

— Да, хочу, — ответил серьезным тоном Владимир.