Мир Мрака 2027

– Что это было?! – яростно кричал я.

Зачем я кричал, не знаю, просто, наверное, после увиденного никак не мог успокоиться… А как же тут успокоишься?!

Нет, ну я понимаю: мутанты – существа страшные, опасные, с бо́льшим, чем обычно, количеством конечностей, глаз, голов, пальцев и так далее. Однако все они сделаны из одного и того же. Из мяса! Все они осязаемы и имеют какую-то, хоть и не всегда понятную или симметричную, форму тела. А здесь… Что это вообще такое?!

– Ты видел?! Почему.. – бессмысленными глазами смотря на руки, бормотал я, – как.. откуда это взялось?! – неугоманивался я.

– Да видел я, видел! Успокойся ты уже! Тут все этим ошарашены, а ещё ты орёшь! – закричал в ответ Гоша.

Я сам видел, что он тоже далеко не всё понимает из недавно произошедшего. А точнее: он ничего не понимает. Так же, как и я, так же, как и Антон, и так же, как и Пётр. Только вот сейчас кроме меня в этот вопрос никто не углублялся: один уже около двадцати минут вёл машину, вцепившись до обеления костяшек в руль и вдавливая педаль газа в пол, наверное, так ему было спокойней. Другой до сих пор не очинял, ему я уже перевязал голень бинтом и вколол обезболивающее. А третий и вовсе остался снаружи, в багажнике.

Значится, только я один действительно был встревожен этим, а все остальные пытались убежать от данных вопросов. Хотя, Антону, скорее всего, просто всё равно.

“Но, как же так, я точно видел, что они двигались, – думал я про себя. – Но ведь это невозможно, они ведь не были чем-то физическим, скорее, газ. Но как, это нелогично, они точно реагировали на звук, значит, у них есть сознание, но ведь они всего лишь сгустки пара. Тёмного пара, или дыма… Кто же они? Я ясно видел, как некоторые из них отсоединялись от множества или присоединялись обратно, но ведь существа с физически-твёрдой оболочкой не могут так делать. Так вообще живые существа не могут делать, разве что, только на клеточном уровне. Тогда, подождите, что это получается, они что, переразвитая форма молекул… Нет, это безумие какое-то, не может быть нечто таких размеров состоять только из одной клетки. Или может?”

– Да Аномалия это, – неожиданно послышалось сбоку.

Я так увлёкся своими мыслями, что даже не заметил, когда начал говорить их вслух. Собственно, на моё бормотание и отреагировал проснувшийся Петя.

Глаза его были приоткрыты, и весь он казался таким умиротворённым. Разве что, лицо неестественно бледное.

Я хотел узнать, как он себя чувствует, но из горла вышла другое:

– Что это?...

– Аномалия, – тихо сказал он, и посмотрел на меня. – Это может быть чем угодно, но чаще всего это нечто, реагирующее на, гхм… на внешнее воздействие и отвечающее на это вторжение. Так же иногда, вроде бы, оно могло показывать примитивную способность мыслить. В общем, были и такие, у которых имелись даже некие задатки разума. Именно с такой хреновиной мы и встретились.

Я раскрыл рот от удивления. Вдруг автомобиль резко вильнул в сторону, резина прочертила по скользкой растительной гнили, завуалировавшей асфальт, и вскоре “Форд” остановился. Гоша, сложил руки на руле, положил на них голову и резко, громко выдохнул.

Да-а, всё-таки тоже не выдержал. Долго держался, но сдался. Он всё слушал, не говорив ни слова. И явно, так же как и я, был поражён.

– Но ведь это безумие какое-то, это просто абсурд. Это ведь нереально… – тихо сказал он.

– Однако ты сам всё видел, – ответил Петя.

Я опустил взгляд. Интересно, сколько же мы ещё не знаем об этом новом мире? Хотя, стоп, он говорил “были”, следовательно, это не первый случай, и до Войны подобное встречалось.

– Откуда ты всё это знаешь? – задал я вопрос Пете, не отрываясь от разглядывания коврика подо мной.

– В детстве слышал. Дед рассказывал, он охранником одной из тайных лабораторий СССР был, так что подобного много знал. Вот мне и рассказывал на досуге, а мне его истории дюже как нравились, поэтому я записывал все, а вместе с этим и запоминал. Вот, гхм, в одном из своих рассказов он и говорил про аномалии, дескать, люди иногда, на разных континентах сталкивались с чем-то непонятным, но явно созданным в этом мире, причём созданным природой. Ещё рассказывал, что самые светлые головы Союза даже нечто подобное пытались своими руками сделать, типа для уничтожения многочисленных войск противника. Да вот только не вышло ничего у них, слава Богу, такого оружия человек не получил… – Петя на секунду замолчал. – Ха, а ведь как забавно выходит: то, что род людской на протяжении многих десятилетий сделать пытался, природа за пару лет создала. Если не за куда меньшее время, не первый же день аномалия в этом кратере находится?

– Ну, я бы не сказал, что одна природа, бомбу ведь не она сама на себя скинула, – проговорил Гоша.

Только спустя полминуты Пётр ответил:

– Ммм, может, ты и прав.

Я чуть усмехнулся.

– Да вот только, как я думаю, от бомбы вакуумного действия такой хрени не возникло, – я даже не услышал как Антон открыл дверь и тоже присоединился к разговору. Наверное, отреагировал на остановку.

– Хм, пожалуй, с этим я, тоже соглашусь, гхм, – сказал Петя, откашлялся, а затем попытался подняться и, наконец, сесть.

– Эй, эй, ты че… – начал отговаривать его я, быстро жестикулируя и как бы руками ложа его обратно.

– Да всё нормально, нормально, – отмахнулся тот.

У него почти получилось сесть, однако когда его раненая нога дотронулась до пола, Петя, с резким вскриком, повалился обратно. Руки автоматически потянулись к голени, но на середине пути остановились: сейчас до неё лучше не дотрагиваться, и Пётр это осознал довольно быстро.

– Нет, там точно нечто сверхъестественное роль сыграло, – с жалостью посмотрев на стонущего бойца, сказал Гоша. – Такого природа создать не могла… А может, и могла, кто её знает?

Петя продышался, на лбу выступила испарина, лицо покраснело от натуги, а руки дрожали от перенапряжения.

– Не… природа на всё… способна, – сглатывая почти на каждом слове, неожиданно сказал он.

Некоторое время все молчали. Сквозь создавшуюся идиллию тишины слышался только далёкий шорох и вой с бурчанием. Но вскоре, до сих пор стоящий в дверях, Антон прервал это:

– Видать, некоторое время мне ещё придётся в кузове постоять, – сказал он, после чего огорчённо выдохнул. – Ну, что ж, ладно. Гоша, там сейчас какая дорога идёт?

– Тут “зелёный” путь начинается, только один участок оранжевым отмечен, я скажу где, – буркнул водитель, всё ещё лежа головой на руле.

– Ясно, – я взглянул на этого парня ещё раз и изумился: только сейчас я заметил, что он в чём-то изменился. Точно, его лицо выражало эмоции! Я проморгался. Нет, не показалось. Глаза были живыми, губы двигались, произнося слова, которые, я думал до этого, он и вовсе не знал.

Что же так повлияло на него, или это у него просто перепады настроения… А может раздвоение личности, в общем, кто знает…

– Мужики, раз уж остановились, давайте перекусим, – вдруг предложил Гоша.

Я был не против.

Он залез под второе сиденье, но тут же остановился, подняв взгляд, уставился на обивку, и спросил, обращаясь к Антону:

– А ты на переднее сесть никак не можешь?

– Меня укачивает спереди, – ответил тот.

– Ну, тогда я пересяду, а ты здесь будешь, – предложил я.

– И меня с ним оставишь? Нет, я в перевязке и остальном подобном не слишком силён, поменьше тебя даже буду. Так что ты лучше здесь останься, для него же лучше.

Я взглянул на Петра, да, действительно, перевязывать голень ему время от времени надо будет.

– Парни, все есть будут? – задал вопрос Георгий, скрывшись под сиденьем. Я, смотря на Петю, вопросительно махнул головой, тот покачал головой. Сейчас бы ему как раз-таки следовало бы поесть, однако ввиду невыносимой боли кусок вряд ли в глотку полезет. И я его понимаю: у меня у самого аппетита нет, просто еда поможет немного отвлечься.

– Петя не будет, – ответил Антон.

– Я лучше успокоюсь и полежу немного, – сказал раненый, чуть повернувшись набок и прикрыв глаза.

Через пару секунд у всех троих в руках было по пачке саморазогревающейся гречневой каши. Ещё с воинского пайка осталась. Отдернув клапан, я услышал характерное шипение, скоро всё будет.

Через минуту я держал в руке тёплый пакет с горячей гречкой. Взяв у Гоши пластмассовую, одноразовую вилку, я начал подковыривать поднявшуюся смесь и запихивать себе в рот. Масла было неплохо ещё растопить… Я спросил у водителя об имении такого продукта, оказалось, что таковой имелся. Георгий вытащил из бардачка небольшой свёрток с маслом, и со словами “зажирел совсем” передал его мне. Только отламывая грязными пальца кусок молочного продукта, я подумал, что надо бы помыть руки. Хотя, уже не обязательно, всё равно масло уже начало растворяться в жаркой каше.

Взглянув на грязные, в песке и смазке от оружия руки, я подумал, что действительно сполоснуть надо бы.

Открыв со своей стороны дверь и взяв литровую бутылку, на дне которой ещё осталась влага, я отвинтил пробку, сел поудобней и, держа бутылку в одной руке, полил на вторую.

Проделав так с правой и левой конечностью, я выпил остатки воды и посмотрел вперёд себя. Прямо передо мной, в клубах привычного белёсого тумана, стоял микроавтобус ГАЗ. Я помнил такие, в качестве маршруток по городу ездили, и этот их вечный жёлтый цвет, наверное, – самая запоминающаяся деталь. Конечно, и в прошлом они не всегда чистыми были, но хотя бы более-менее опрятными. Таких же я точно никогда не видел: два боковых колеса были спущены, из-за чего машина завалилась набок и как будто вросла в асфальт. Ржавчина ещё полностью не развилась на авто, однако почти везде на корпусе уже виднелись небольшие коричневые проплешины, усеявшие микроавтобус будто прыщи подростка. Лобовое стекло было разбито, а за ним…

Я отвернулся, взглотнул, после чего повернулся на сиденье и закрыл дверь. Смотреть ещё раз на полуистлевшее тело мне не хотелось, особенно перед трапезой.

Посидев ещё секунду, медленно начал есть, еда сначала не лезла, но вскоре гнилое мясо и висящие с открывающихся костей лоскуты зелёной кожи и одежды забылись, и перекус пошёл.

Сживали кашу все быстро, причём я был последним. После мы на всех разделили ещё одну литровую бутылку воды. Вот на это дело Пётр согласился, причём выпил больше всех, но это было понятно.

Через полминуты все были готовы к отправке в дальнейший путь.

Антон залез в кузов, а мы остались на своих местах. Гоша тронулся. Теперь он вёл машину медленнее, не гнал как тогда. Аккуратно объезжал вырастающие из молочной пелены остовы машин и обычный мусор.

Интересно, сколько сейчас времени? Часа три, наверное. Я взглянул на часы. Ого, нет, уже четыре. Быстро летит, успеем ли сегодня до Минска добраться?... Посмотрим.

Я взглянул на лежащего рядом Петра. Он вечно тянулся к ноге и поправлял бинты, блин, а ведь я его, можно сказать, и нормально не забинтовал. Так, под действием адреналина пару раз накрутил и завязал. Чёрт, нехорошо.

– Всё нормально? – спросил я у него, когда он в очередной раз полез к голени.

– Да… всё хорошо, – ответил тот и улёгся.

Однако долго он не выдержал: спустя полминуты он вновь полез к перевязи.

– Может лучше мне новый наложить? – поинтересовался я. Даже не знаю, зачем, ведь и так было понятно, что подобное в данный момент необходимо.

Петя посмотрел на меня и кратко кивнул.

Большего мне не требовалось. Развернувшись, я взял аптечку. Раненый вытянул ногу ко мне. Я стал аккуратно снимать небрежно намотанный бинт.

Дрожь в руках до сих пор присутствовала, поэтому при снятии я иногда украдкой касался поврёждённых участков, из-за чего Петя резко вздыхал и чуть изгибался. Но всё-таки мне удалось снять этот треклятый бинт. Теперь предстояло проденфицировать рану и заново обмотать её.

Я внимательно осмотрел ожог. Так… а очищать-то тут и не отчего. Рана полностью чистая, будто кожу очень аккуратно сняли с кости, при этом немного поджарив мясо вокруг. Но, разве такой идеальный ожог возможен? Такого раньше я не видел, что же это за аномалия такая… Создаётся чувство, что она равномерно разогревала кожу и мясо со всех сторон. Хотя, наверное, так и было.

– Ну, что там? – спросил Петя, не решаясь посмотреть.

– А? – не понял сначала я, однако когда осознал вопрос, ответил: – да так, ничего страшного. Гоша, здесь ничего против ожога нет?

– Прости, но сметану уже давно не делают, – сказал водитель и усмехнулся.

– Шутник, – прокомментировал я.

Однако от его глупых подколов, становилось как-то легче и спокойнее на душе, за что я ему хочу сказать спасибо.

– Посмотри там, может картошка из пайка сгодится, – вновь сказал водитель. Я посчитал и это за шутку, но тон был серьёзным.

– Не понял…

– Картофельную массу при ожоге обычно наносят. Мягкая, прохладная и не тревожащая кожу. Но тогда был настоящий картофель, а сейчас можно и сух-пайковым заменить… Наверное… В общем, берёшь холодную воду, пюре растворимое, смачиваешь его в воде, и наносишь на повреждённый участок.

Я не был уверен, что поступаю правильно, однако сделал всё именно так, как он и сказал. Через пять минут, в течение которых Пётр испытал немало боли, особенно когда я наносил получившуюся смесь на голень, всё было готово и каша из заменителя картофеля, смешанного с холодной водой, была наложена Петру на ногу. Я тут же приступил ко второй, самой трудной, части: обёртыванию всего этого бинтом.

– Кстати, Гоша, гхм, а как мы едем-то сейчас? – неожиданно спросил Петя.

– Сейчас по М1 едем, до этого Р87 была. Скоро на Р62 съедем, по ней до агрогородка Бобр доберёмся – он пустой, так что боятся нечего – и далее, через Р19, вновь на Р62. После я ещё сам сверюсь.

– Ага, а в Минске скоро окажемся?

– В полночь, и то дай Бог.

Пётр прихмурел. Мне, честно сказать, подобный расклад тоже несильно нравился. Но другого выбора нет, поэтому остаётся действовать по мере возможностей.

– А какая вообще ситуация на дороге прогнозируется? – вновь спросил Петя.

– Ха, благоприятная. По крайней мере, первую часть пути, после там будет небольшой “оранжевый” участок, мутанты вроде, или радиация, точно не помню, надо будет ещё раз взглянуть. Но уверен, что он где-то в середине, а пока всё в порядке.

Только Георгий это сказал, как снаружи сразу раздались выстрелы. Недлинная такая очередь, пуль пять наверное, и все направлены в левую обочину. Что там было, я не заметил, а на правление уловил только по слабой вспышке последнего выстрела. Видать, что-то Антон там углядел.

– Вот тебе, и “все в порядке”, – наполнив голос небольшим сарказмом, сказал я.

– Ну, почти, – ответил Гоша.

Дальнейшую часть пути я помню смутно. Ничего такого особенного не происходило, да и я на мало что обращал внимание. Только редкие выстрелы доносились снаружи, иногда ещё Пётр постанывал, когда мы на какую кочку и яму наезжали, плюс дождь опять пошёл – одного тумана нам, видимо, не хватало –вновь забарабанив холодными немалыми каплями по машине, ну и всё.

В голову никаких мыслей не лезло. Не о чем было думать. А действительно, о чём размышлять? О том, что видел в Витебске? Хватит уже, и так нервы на этой теме все себе потрепали. Надоело.

Мозг за последние пару суток истощал до такой степени, что теперь просто не мог рационально мыслить. Хотя, нет, наоборот скорее. Слишком много в себя впитал, что теперь просто вмещать нечто новое некуда. А так как переработка полученного материала ещё не завершилась, то и думать над ним он тоже отказывался.

Ну что ж, тогда, может, хотя бы помечтать получиться. Просто, беззаботно помечтать…

Я прикрыл веки, и начал представлять себе как мы въедем в Минск. Главное будет добраться туда. А там уже мы узнаем, что делать дальше. Там же большой город, там должны были остаться и хорошие врачи для Пети, и люди, которым нужен добротный руководитель, такой как Гоша, и работа для Антона, и мои родители. Да, обязательно. Там должны были остаться хорошие люди.

А мало ли, вдруг там даже есть свет, ну, в смысле, не электрический, а солнечный… Хотя, что за бред?! Там ведь тоже неподалёку ядерная бомба упала, там тоже всё облаками закрыто. Этого просто быть не может, чтобы там сквозь непроницаемую вуаль пробивались лучи Солнца. А может… Нет, не возможно.

Интересно, а как я найду своих родителей? Как я с ними встречусь? Какой будет эта встреча? Что мне сказать им?... Нет, стоп, успокойся и не волнуйся, “всё подскажет сердце”.

Я резко открыл глаза и подскочил на сиденье. Мне показалось, или мне кто-то сказал эти слова на ухо? Такое чувство, будто их произнёс кто-то другой. Или мне просто показалось…

Я оглянулся. Петя спал. Гоша расслабленно вёл машину, моего пробуждения он даже не заметил.

Я вновь устроился поудобней и закрыл глаза. Тогда я так и не заснул, да и сейчас лучше не надо. Но что ещё остаётся делать?

Но на этот раз как следует поразмышлять о грядущем мне не дали. Только я начал мечтать, как машина резко остановилась.

Гоша обернулся назад. Сквозь смутную призму, заслонившую глаза, я разглядел его гуляющие зрачки. После чего его рот, отображающийся на тот момент в моём сознание как красная клякса, произнёс:

– Так, парни, хватит дрыхнуть, я вон с утра ещё ни разу не прилёг, – и развернулся обратно.

Затем он открыл окно и прокричал что-то Антону. Вскоре тот появился в дверном проёме со стороны Петра.

– В общем, мужики, мы остановились посреди трассы Р62, а точнее стоим впритык к автомагистрали М4 – это наш последний рывок.

Я оглянулся по сторонам. Мы стояли посреди небольшого свободного пространства, обнесённого оградой из низко опустившейся молочной пелены, вокруг нас отчётливо выделялись немного присыпанные коррозией автомобили, граничащие с частыми выбоинами в асфальте. Казалось, будто эти небольшие ямы оставил некий, не известный мне, зверь. Только какое существо обладает такой массой, чтобы в асфальте дыры пробивать? Или это от когтей… А может это и не мутант вовсе? Может они сами возникли, из-за времени – оно всё меняет. А может тут тоже аномалии поработали?... Я покрутил головой, отгоняя не нужные мысли.

– Санёк, ты слушаешь? – вдруг раздалось сбоку. Ясное дело, это спросил Гоша. Я повернулся и кивнул. – Ну, слушай, только внимательно, а то что-то у тебя вид какой-то отрешённый. Не проснулся ещё что ли? – последнюю фразу он произнёс слишком тихо, будто говорил сам себе. После он ещё разок взглянул на развернутую на рулевом колесе карту, повернулся и продолжил: – так вот, тут нам вновь придётся постараться: первые 20 километров отмечены оранжевым цветом. И, если буква не ошибается, то тревожить нас будут мутанты.

Он оглядел, всех и остановил взгляд на Антоне.

– Ну как ты, Антоха, согласен, ты единственный кто ещё не нёс пост в подобных ситуациях, только у тебе ещё и темнота с дождём сопутствовать будут, – охотник лишь коротко кивнул. – Вот и отлично, ну что ж, мужики, тогда рассаживаемся, когда полоса закончиться, снова остановлюсь, и тогда будьте готовы впустить ещё третьего. – Гоша снял с ручника. – Минск уже не за горами.

Антон резво заскочил в кузов, а я быстро закрыл Петину дверь. Действительно, столько времени мы шли к этому, и вот почти у цели. Осталось всего ничего, надо пройти этот путь как можно быстрее и без эксцессов, их нам и так хватает.

Водитель, переключив на первую передачу, резко отпустил сцепление и вдавил газ. Через минуту мы съехали на последнюю часть маршрута – трассу М4.

Мы проехали уже почти половину “оранжевой полосы”, однако ни, хотя бы, одного мутанта, ни чего-либо подобного до сих пор не появилось. По крайней мере, из туманной пелены нам навстречу никто не выныривал. Странно как-то, до этого карта странника не врала. Может он ошибся, может “звери” будут нападать чуть позже, после этих двадцати километров.

Гоша всё время дергался и осматривался по сторонам. Думаю, его тоже посетила похожая идея.

Необычно это выглядело, трое мужиков в машине сидят и вертят головами, пытаясь высмотреть в белёсом смоге хоть какое-то движение. Даже курьёзно как-то получается: когда ехали и мутанты нападали на похожих участках, было даже как-то спокойней, сейчас же едем, и всё вокруг тихо вроде, но внутри такой страх и беспокойство… Странно, если судить по логике, то наоборот должно быть. Видать, нам теперь хаос и опасность стали ближе и привычнее, чем спокойствие и порядок.

Проехав ещё пару километров, Георгий остановил машину, огляделся, приоткрыл дверь и позвал Антона. Я был солидарен с его решением, почему бы не попробовать, не до самого же Минска парень там торчать будет, всё время взведённый как курок. Лучше уж чтоб он в машине был, так хотя бы будет точно ясно, что весь состав имеется.

Петя уже мог сидеть, поэтому он, с трудом, приподнялся, и придвинулся ближе к двери. Антон же обошёл автомобиль и сел с моей стороны. Таким образом, я оказался в середине. Благо машина просторная, место есть.

Мы двинулись дальше.

Даже когда проехали оставшиеся километры и очутились за границей “оранжевой полосы”, то есть переехали на “зелёную”, всё равно ничего не произошло. Никто не зарычал, не выпрыгнул, не залаял, не заскулил… Совершенно ничего не произошло, всё было, как и раньше.

Немного пугает подобный расклад.

И тут Петя сказал:

– Странно получается, да? Вроде должны были от полчищ полуживых тварей, гхм, отбиваться, а проехали всё тихо и спокойно. Ранее карта старика ни разу не лгала, а тут. Неспроста это… или безумный просто ошибся… Но всё-таки нам нервы это недолжное затишье потрепало. Обычно, подобная, неестественная, утихомиренность только перед бурей бывает. Как считаете?

Никто не ответил. Было видно, что Петру просто хочется поговорить. Я на миг попытался посмотреть на мир его глазами и подумать его разумом. Мне так и чудилось, что, то справа, то слева, раздаётся прерывистый вой, и на машину наскакивают облезлые собаки. Наверное, именно это ему и казалось. Я даже скажу больше, скорее всего, это он хотел видеть больше, чем видеть то, что происходит по правде. По крайней мере, в настоящий момент.

Проехав ещё немного, мы все приуспакоились. Только Петя иногда с осторожностью посматривал по бокам.

И чего же мы так перенервничали. Самому теперь непонятно, а ведь в тот момент это было так естественно для меня. И главное, было так страшно. А почему? Никакой, явной, угрозы ведь не наблюдалось. В общем, человек – странное существо.

Я посмотрел на напарников. Петр, наконец, расслабился и теперь сидел с приоткрытыми глазами и смотрел прямо перед собой. “В сон клонит” – подумал я. После повернул голову к Антону. Тот вновь потонул в музыке.

Мне же было делать нечего.

Когда ни чем не занимаешься, больше уходишь в себя. Со мной произошло нечто подобное: я вдруг понял, что мне ужасно жарко в бронежилете. Извернувшись, я осторожно, насколько это было возможно, снял его с себя и положил сзади, у окна.

Я вновь заскучал.

Посмотрев ещё раз на листомана, я, не мудря лукаво, потеребил его за плечо. Тот, повернувшись ко мне, посмотрел на меня удивлёнными глазами и вопросительно кивнул. Я сделал жест руками, как бы показывая, что снимаю наушники. Он повторил, только снял настоящую гарнитуру, и спросил:

– Что такое?

– Что слушаешь? – задал ответный вопрос я.

Таких округлённых глаз я не видел у него ещё ни разу. Он немного помялся, после чего сказал, жестикулируя в такт словам:

– Так, стоп, ещё раз можешь повторить, что ты спросил?

– Какую песню слушаешь? Или музыку, – повторил я, продолжая глупо улыбаться.

А что ещё делать, говорить всё равно не с кем, так хотя бы лучше с Антоном познакомлюсь.

– Ого, мне реально не послышалось, – сообщил тот, с совершенно бесстрастным лицом. – Ну, вот, на, послушай. Не знаю, нравится ли тебе рок…

Он медленно передал мне наушники, я одел их. Он включил плеер. Вскоре в ушах раздалось мерное играние гитары. Мотив был каким-то знакомым, но так давно забытым…

– А кто поёт? – поинтересовался я, пока не “пошли” слова.

– System Of A Down, – я смог услышать только это, хотя вроде он больше ничего и не произнёс, до того, как мужской голос начал медленно выговаривать:

Слово, на которое заканчивалось каждое трехстишие, он вытягивал в пару секунд. Не знаю как некоторым, но мне это безумно понравилось. Сразу, с начала песни, на меня навалился некий кокон, оберегавший ото всего вокруг, и только эти слова помогали мне держать связь с реальностью.

И в следующую секунду раздался резкий удар барабанов, и гитара прибавила своё участие в песне. А вместе с ними голос настойчиво протянул:

Кокон разрушился, теперь мне вновь открылся мир, серый, мрачный. Однако в словах этой песни такой красивый и манящий, что я просто не мог оторвать свой мысленный взор от этого постапокалиптического великолепия.

И тут голос вновь спокойно заговорил под мирное бряцанье гитары:

На этот раз никакого воображаемого кокона не возникло, теперь я свободно наблюдал за окружающим миром, который приводил меня в дрожь и в тоже время восхищал до трепетания.

И тут вновь ударили барабаны:

Он протянул последнее слово, и вновь заиграла гитара. Только теперь не мерно перебирая струны, а как бы длительно держась на одной октаве. Будто скрипка.

Именно в этот момент окружающий мир мне открылся лучше всего. По телу пошла дрожь, в душе стало вдруг резко и пусто и тепло. Я готов был кричать от распирающего восторга перед данным величием, однако единственное, что мог делать, это с раскрытым ртом смотреть в низкие темно-серые небеса, чья красота и ужас поразили меня.

После гитара ускорила свой ход, и я чуть не задохнулся от прилива восторга и страха, исходящего от тумана и разрухи вокруг.

Ещё чуть позже голос повелительно заговорил:

Последние слова он сказал чуть прикрикнув.

Затем второй голос, соправождавший первого всю песню, мерно протягивая “Aaa” свёл грохот барабанов на нет. Осталась только гитара и первый голос, сказавший:

После этого всё закончилось.

Я, ошеломлённый, снял наушники. Что это было, на мгновение я готов был преклонится перед величием постядерного мира и Апокалипсиса, я даже, вроде, нашёл в нём некую красоту. Я будто мог дотронуться до неё, но никак не мог дотянуться. Или мне всё это лишь показалось?

Я даже не могу теперь толком объяснить, что это было. Будто небеса разверзлись передо мной, и открыли весь ужас неведомый людям. Однако мне он понравился. Хотя, что это за бред?! Чёрт, я теперь даже не понимаю, что со мной было…

Но почему же мне тогда хочется испытать это ещё раз?...

– Обычно, когда я снаружи и стоит такой сильный туман и чуть моросит дождь, я пытаюсь слушать что-нибудь повеселее, однако сегодня мне хочется слушать именно подобные песни. Сам не знаю, почему. Может, чтобы ухудшить себе настроение ещё больше? Мне не известно. Лишь одно мне известно: для меня, музыка – наркотик, и главное – чтоб он был. А ухудшит ли мне он настроение, или наоборот – неважно. Основное – это то, чтобы он связал собой некие чувства, тогда мне будет понятно, что я действительно прослушал ту, или иную песню не зря. Думаю, только что ты сам это понял, – глядя на гарнитуру, при этом чуть теребя её в руках, медленно и тихо, но твёрдым и сильным голосом, произнёс Антон.

Музыка – это наркотик… Как правильно сказано…

– Спасибо, – сказав это, я повернулся в другую сторону, теперь мне на душе стало куда лучше. Даже не знаю, почему, но точно чувствовал, что лучше.

* (Прим. Автора) Песня американской рок-группы, которой я восхищаюсь, System Of A Down, под названием Lonely Day.

Чуть выглянув за спящего Петю, я поднял глаза к небу. Там меня ничего не ждало, кроме, разве что, постепенно чернеющего марева. Значит – вечереет.

В такое время туман обычно чуть отступает: наступает ночь, температура падает, и молочная суспензия чуть уменьшает свою консистенцию и становится более проницаемой, в добавок немного флюорисцируя. Этот раз не был исключением.

Вновь посмотрев вперёд, я смог различить деревья у обочины. А ещё чуть позже, видел уже несколько покосившихся, с оторванной корой, корявых хвой.

Даже их радиация не пощадила. Хотя, может, это мутанты такое сотворили? Нет, здесь слишком много изуродованных деревьев. С таким количеством растений, подобное даже эти бестии сотворить не могли.

Погрузившись в свои мысли, я не заметил, как туман отступил ещё больше. Теперь мне открывалось всё на несколько сотен метров вокруг. Да вот только это “всё” приобрело ещё более тёмный тон. Ночь входила в свои права.

Через полчаса всё вокруг вконец окрасилось в чёрный цвет. Только немного, на фоне серых, вечно висящих над этим потерянным миром, облаков, можно было различить расплывчатые контуры осиротевших крон немалых деревьев.

Они проплывали перед моим взором одна за одной, пока мы не выехали на участок дороги с более свободной обочиной. И тут моё внимание привлекло другое: на фоне туч я разглядел очертания огромной, стремящейся в небо трубы. Я был уверен, что это труба, другого, такой же формы, – чуть приплюснута сверху и расширяющаяся к низу, – и размеров, – метров двести, не меньше, – мне в голову не приходило.

– Гоша, а что это? – спросил я, указывая на огромную постройку.

Тот посмотрел, улыбнулся, и ответил:

– Ого, так мы уже ТЭЦ-5 проезжаем, скоро в Минске, значит, будем. А это, одна из самых мощных тепловых электроцентралей в Беларуси, по крайней мере, была. Из неё сначала, где-то в начале девяностых годов двадцатого века, хотели АЭС сделать, но испугались повтора Чернобыля, поэтому решили в централь переделать. Я когда первый раз увидел, просто ошеломлён был размером её тепловой трубы, помню, ещё даже изучал немного этот вопрос, так выяснил, что длина её целых 240 метров. Приставляешь, какая громадина?

Я присвистнул. Действительно огромная, настолько больших вещей, построенных человеком, я ещё не видел. Но почему? Хотя, я жил в другой части города, так что по этой дороге ни разу не ездил.

Да-а, хотя бы уже за подобные размеры стоит отдать должное человеку, который, собственно, стремясь улучшить себя ещё больше, и, чуть ли, не превратить в идеал, уничтожил почти весь свой род. А во всём виновата одна из людских похотей, именуемая Корысть. Если бы не она, то неизвестно, каких бы ещё высот мы смогли достичь. Однако, нам захотелось выбрать другой вариант.

Вдруг, на вершине трубы, я заметил небольшое движение. После оно повторилось. Перегнувшись через Петра, я ждал третьего повтора, и вот он произошёл. На этот раз я чётко разглядел: на вершине трубы покачивался некий объект пирамидальной формы. Но, что это, он был настолько большим, что, если сравнить, составлял почти что не десятую часть трубы, хотя нет, вру, где-то пятнадцатую. Но всё равно даже это слишком много.

Вдруг объект резко повернулся. На лицевой части виднелись несколько десятков желтых пятен, расположенных хаотично. Они, время от времени, то закрывались, то открывались вновь. Будто глаза… Хотя нет, что за бредятина, такого просто быть не может. И тут мои мысли вновь прервали: я увидел, как внизу пирамидоподобного предмета, из-за трубы, резко вильнул некий отросток, смахивающий на хвост, и скрылся обратно. Чуть не запаниковав на месте, я отпрянул назад. Нет! Это нереально! Прикинув в уме расстояние от “пирамиды” до “хвоста” и сравнив их с размером трубы, я приблизительно вычислил, что они составляют примерно десятую часть от длины… Нет! ДА это просто невообразимо и глупо, таких мутантов нет, и быть не может, как подобное могло возникнуть за четыре года, и мутант ли это вообще?! Не, это явно нечто построенное ранее человеком, так ничего живого и сухопутного размеров в тридцать метров быть не может… Или уже может?

Я взглянул ещё раз на вершину трубы, однако ничего там не обнаружил. Вернувшись на место, потряс головой, думая, что отгоняю морок. Не мог же я действительно подобное увидеть, это мне явно показалось. Нет, точно показалось. Да. Точно…

Я пытался заставить поверить себя в то, что мне это лишь причудилось, отлично понимая, что занимаюсь обыкновенным самообманом. Однако через пару минут я всё-таки заставил разум принять придуманную мною нереальность замеченного. В общем, самонадувательство у меня неплохо получилось.

Но даже это не принесло спокойствия. Сложив руки на коленях и устремив взгляд в пол, я просидел так почти до самого Минска.

Только когда Георгий сказал: “О, парни, а вот и мост” – я поднял глаза и уставился на еле выделяющуюся фигуру железобетонной постройки. Это был только первый из трёх мостов, которые нам предстояло проехать. Но так как все они находятся на относительно близком расстоянии друг от друга, как сказал водитель, можно было считать, что мы уже в столице.

Через минуту я разглядел отливающийся на небесах второй контур нависшей над дорогой громады.

Мне стало ещё спокойнее.

Но моё расслабление оказалось преждевременным: выехав из-за небольшого пригорка, мы увидели свет двух прожекторов, шныряющий по округе. Как только мы подъехали на достаточно близкое расстояние, чтобы можно было услышать звук двигателя, ослепляющие лучи прожекторов сразу сосредоточили на “Форде”. А через секунду откуда-то спереди, проходя сквозь громкоговоритель, до нас долетело:

– Выходите из автомобиля, вы на таможне города-героя Минска!