Выздоравливал Ричард очень долго. Жизнь не хотела возвращаться в тело, словно намекая – ты уже всё сделал, пора заканчивать. Пора воссоединяться с, уже ушедшей на тот свет, ногой. Горячка затянулась почти на три месяца, высушив некогда могучего воина почти до состояния скелета, но всё-таки отступила. В июле 1214 года, во Владивостоке, он поднялся на палубу «Марка Аврелия». Уже сам, на протезе и с костылем, но сам. Во главе своей роты. Правда для этого пришлось делать специальный трап, но это уже мелочи.
Плавание тоже переносилось очень плохо. Никогда не страдавший морской болезнью, Ричард сполна вкусил все её «прелести». Видимо, оторванная нога являлась важной частью вестибулярного аппарата. В Сингапуре к «Марку Аврелию» присоединился конвой из двух кораблей, а возглавил эскадру лично контр-адмирал, король Франков и острова Ява, Людовик Капетинг-Плантагенет, поднявший свой вымпел, разумеется, на корабле своего приёмного отца.
Переход до Рима занял почти полгода, приходилось делать длительные остановки, чтобы на твёрдой земле Ричард хоть немного пришёл в себя. Две недели в Индии, где правил уже новый император – Чола-младший. На удивление, правителем он оказался неплохим, видимо, успел растратить основную дурь в бурной молодости, а может так на него повлияла ответственность. Как бы то ни было, Индия, под его руководством, уверенно шла к получению статуса полноценной провинции Принципата. Процесс шёл медленно, но не по вине императора, сам Чола делал всё, что мог. Подавил мятежи сикхов и тамилов, которые противились появлению в своих землях непонятного МВД, ограничивающего их власть чужим законом, ввёл налог на третьего ребёнка в семье, отправляя неплательщиков тысячами в трудовую армию, сам принял христианство и правительство себе собрал из европейцев, в основном, боевых товарищей, но… Слишком большой была Индия по численности населения, слишком много в ней проживало разных народов и исповедовалось религий, даже если сюда перевести весь штат МВД, что по определению невозможно, то и его не хватит. Сплотить огромную империю в единую державу можно только со временем. Чола это понимал, но рук не опускал, он был довольно молод, едва за тридцать, а значит имел шанс закончить главное дело своей жизни. А оно было для него именно главным. Если Чола-старший стремился в Принципат ради получения технологий и экономической выгоды, то его сын уже был настоящим европейцем, проведённая в Риме молодость сказывалась, он мечтал изменить и культурный код своих подданных.
Две недели провели в порту Имам Али, в устье Инда[133]. Абу-Мансуру уже исполнилось семьдесят два года, но выглядел он бодрячком. Больше не Старец Горы, все владения низаритов в горах Ливана и Сирии он передал Ричарду, в них, после объединения ислама в шиизме, нужды больше не было, зато она была в людях, на обширных территориях северо-западного Китая, где покойный шах Чагатай установил шариат, что называется «для галочки». Верховный Имам тоже ввёл новшества в закон. Он не отменил многожёнство, каждому правоверному так и разрешалось иметь три жены, но ввёл ценз. Одну жену мог иметь каждый, а вторую и третью только очень состоятельные люди, потому что за них полагалось платить немалый налог. Причём, если вторую ещё можно было найти в кругу своих, то третью обязательно нужно было привести в ислам из язычества. Из Индии, Африки, или Индокитая – не важно, расистами мусульмане не были, теперь это был вопрос денег, либо особых заслуг перед государством. Жёнами теперь награждали вместо орденов, а в Африке тут-же организовался рынок невест. Не рабский, Господи упаси, за такое любого вождя мигом определяли в трудовую армию. В невесты шли добровольно, но калым ведь никто не отменял, а большую его часть забирал себе именно вождь. Теперь в их прямых интересах было насаждение целомудрия среди своих подданных, чтобы эти тупые дикари не портили «товар».
Абу-Мансур представил Гневу Аллаха своего наследника, двадцатишестилетнего внука, Абу-Мансур Низара. Низар был восьмым внуком Верховного Имама, но в шариате не практиковали христианский майорат, и он был в своём праве, назначить своим наследником кого угодно. Выбор пал точно не на самого худшего. Низар был образованным мужчиной, свободно общался на всех обиходных европейских языках (лингва-франка, латынь и русский), интересовался историей, естественными науками и мечтал стать лётчиком. К Ричарду он испытывал искреннее почтение, хотя от былого Гнева Аллаха осталась едва половина, и это ещё не считая потерянной ноги. Что ж, пусть будет лётчиком. Научиться летать на биплане не так уж сложно, этому Ричард научился всего за две недели занятий. Пусть новый хранитель мусульманских Святынь охраняет их и с воздуха. На прощание, Абу-Мансур «подарил» Ричарду личного лекаря, клятвенно пообещав, что тот восстановит ему прежние силы, разве что ногу вернуть не сможет.
В старый Канал Фараонов не полезли. Ричард понимал, что это его последнее путешествие, поэтому приказал взять курс на Мапуто, столицу Восточной Южной Африки. По пути размяли ноги (и протез) на Сокотре, где узнали (благодаря уже вездесущему телеграфу), Что Верховный Имам мусульман объявил Ричарда Махди. Но не предвестником апокалипсиса, а обновителем веры[134]. Неожиданно, ничего не скажешь. Но теперь, что есть, то есть. Вера и правда обновлялась. Не только мусульманская, но и христианская и даже языческая. Обновлялась благодаря именно Ричарду, поэтому, возможно, что старый Абу-Мансур не так уж и не прав.
В Мапуто прокатились по железной дороге до Йоханнесбурга. Дорога пока была однопутная, уложенная по временной схеме – без насыпи и с деревянными мостами, но уже активно эксплуатируемая. Такие же времянки планировалось протянуть через Кимберли до Кейптауна и к месторождениям угля и железной руды, чтобы организовать металлургическое производство на месте. В принципе, разумно. Разумно для Южной Африки с её климатом, где даже такие времянки прослужат лет десять, если не больше.
В Кейптауне погрузки ожидали двадцать шесть судов, из которых четыре были пароходами. Богатейшие залежи угля – и каменного, и бурого, найденные практически прямо на побережье, позволили организовать энергоёмкие производства цемента и стекла, ощутимо дешевле, чем у конкурентов, поэтому купцы теперь стояли в очередь. Город сильно разросся, а благодаря тому, что строился он с нуля, по заранее утверждённому плану, делало его достаточно уютным для проживания и очень удобным для перемещений. Прямые проспекты, улицы и бульвары, множество скверов и площадей, а главное, первое в этом мире централизованное электроснабжение. Даже в Ливерпуле такого не было. Не удивительно, что от колонистов не было отбоя, за право проживать в Кейптауне (прописку) теперь нужно было заплатить сто марок, а потом ещё по десять в год муниципального налога. Город для самых богатых, дороже него, пожалуй, только Сен-Жан-д’Акр, даже Рим уступает.
Король Восточной Южной Африки, Гийом I Баскервиль, приор-секретарь Ордена Героев и бывший оруженосец Ричарда, дождался возвращения своего наследника, капрала Филиппа Баскервиль и затеял по этому поводу трёхдневный праздник для всего города, спустив на него немалую часть своей казны. Телеграф в Кейптауне имелся, и Гийом знал, что Филипп выжил, однако при встрече с сыном после двухлетней разлуки, обычно крайне сдержанный потомок викингов, не смог сдержать эмоций. Однако, Филиппа Ричард отцу не оставил. Львятам ещё предстояло пройти парадом Победы в Риме, как когда-то проходили их отцы после завершения Третьего крестового похода. Тоже двадцать четвёртого декабря, только 1214 года. Семнадцать лет спустя.
После Кейптауна останавливаться в каждом порту перестали. Ричарду возвращалось здоровье, спасибо лекарю Абу-Мансура. Настойки он готовил, конечно, гадкие, наверняка использовал в них всё доступное дерьмо, однако они реально помогали. В Валенсии на берег сошёл уже не одноногий скелет, а просто исхудавший Ричард на протезе.
Роберт I Бомон бурных эмоций проявлять не стал, однако глаза у него светились гордостью, Генрих Штауфен стал для него настоящим сыном. Роберт тоже сложил с себя полномочия Цензора сената, передав их Генриху Вельфу. Ричарда радовало, что Верховная власть для его соратников является обузой, и исполняют они её как повинность. Хорошо бы сохранить такое-же отношение и в следующих поколениях. Предложение Филиппа де Фальконбридж о взаимном вассалитете так и не приняли, но не потому, что оно было плохое. Предложение-то как раз здравое, только не реализуемое, пока жив сам Ричард. Несмотря на то, что де-юре он передал власть Спящему Леопарду, де-факто сюзереном все считали именно его. И не просто сюзереном, но и Мессией. Как можно принять оммаж у самого Мессии? Нет, пока он жив, с этим ничего не получится. Или? Тут нужно хорошенько подумать…
Тем не менее, сенатором Роберт Бомон быть не перестал, поэтому подсел на «Марка Аврелия» попутным пассажиром. В Барселоне, столице Окситании, где находилась кафедра кардинала Хьюберта Уолтера, задержались на пару дней. Ричард передал своему старому сподвижнику жетон и личные вещи его младшего сына. Рассказал о его службе и обстоятельствах гибели, и пообещал воздвигнуть на месте холма, где рота приняла бой и погиб рядовой Гийом Уолтер, Храм Победы. Помянули. Печально, но жизнь на этом не заканчивается. Гийом погиб героем, а что ещё нужно воину? Тем более, что старший сын Хьюберта – герцог Ланкастера, Вильгельм, был жив и здоров и исполнял должность главного юстициария королевства Англия, то есть Верховного судьи, в отсутствии сюзерена. А бродяга-сюзерен отсутствовал почти постоянно. Да и вообще, в те времена, отношение к смерти было гораздо более фаталистичным. Бог дал, Бог взял, веру люди ещё не утратили, поэтому никаких упрёков, или даже намёков на них, Ричард не услышал. На сессию сената, кардинал Уолтер отправиться не захотел. Раймунд и Джоанна постоянно проживали в Риме, и именно он приглядывал за Окситанией в их отсутствие.
В Генуе ситуация повторилась, только уже с Иаковом Левитом. Михаэль был его третьим сыном. Первый – наследник Ицхак-младший, женатый на приёмной дочери Ричарда, управлял Монферратом, и управлял неплохо, второй – Авраам, служил помощником деда, вернее, являлся его правой рукой. Именно из него, старый Ицхак готовил себе смену на посту главного казначея Принципата и начальника агентурной разведки. А младший хотел военных подвигов и славы. И он их таки получил. Посмертно, но что уж тут поделаешь… Четвёртый, Самуил, выжил, и то хорошо.
В Остии пришвартовались двенадцатого декабря 1214 года. Сказать, что их явился встречать весь Рим – не будет большим преувеличением. Весь-не весь, но как минимум половина, во главе с самим Принцепсом. Оркестр из, примерно, ста исполнителей играл «Прощание славянки», «День Победы», «Нам на всех нужна одна Победа»[135], и множество незнакомых Ричарду мелодий, сочинённых уже в этом времени. Незнакомых, но стоит признать, моменту вполне подходящих.
Изабелла, глянув на то, в кого превратились её муж и сыновья, разревелась, как плебейка, но к счастью, её удалось затереть от всеобщего внимания. Ещё не хватало, чтобы потом обсуждали королеву, как простую бабу. Кстати, только она одна называлась просто королевой, остальные были Окситанскими, Бургундскими, Русскими и так далее, а значит ей тем более нельзя было терять даже крупицы авторитета.
Хоть по Тибру уже и сновали паровые катера, как такси, Ричард предпочёл отправиться в Вечный город верхом. Он уже достаточно для этого окреп, а стальной протез с пружинной стопой ему теперь нравился даже больше настоящей ноги.
Походку, конечно, пришлось изменить, теперь она была прыгающей, будто его распирали эмоции, но уже без хромоты, как на деревяшке. Доставивший это механическое чудо из Ливерпуля доктор пообещал, что скоро наверняка сможет срастить её с костью, такие эксперименты уже идут и осталось подождать совсем чуть-чуть.
Этот парад Победы уже не стеснялись представлять в виде античного Триумфа. В сознании общества больше не было деления на до Христа всё было плохо, а после вдруг стало хорошо. Временная Триумфальная арка, изготовленная из дерева и задрапированная тканями, обозначила масштаб будущей капитальной, и он был воистину эпическим, под ней могли в полный рост маршировать титаны, или циклопы, но главное, что в ней не было ничего христианского. Эта арка посвящалась лично Ричарду Львиное Сердце, доброму Мессии всего человечества, который своей ногой заплатил за отсрочку Апокалипсиса. Спас всех, не только своих Львят, но и всех людей вообще.
На участие в Параде напросился командующий авиацией Эд Бургундский. Довод у него был вполне разумный. Двенадцать самолётов (гражданских, разумеется, в военных пока не было необходимости) не перетянут на себя основное внимание толпы, но настроят её на нужный лад. Ведь, обладая такой мощью, Ричард почему-то лично повёл в бой неполную сотню мальчишек. Почему, зачем? Об этом будут спорить ещё не годы, а десятилетия. Будут спорить, но до правильного ответа так и не додумаются. Никто не скажет, что им двигала обычная гордыня и так и не сформулированная проблема деградации общества будущего. Об этом говорить было нельзя. Не исключено, что общество деградирует и в этой истории, но это будет уже только его вина. Ричард и его Львята, сделали всё, что могли, для его спасения. Годится. Умеешь подать. Лети!
На следующий день, после Парада, в день рождения Иудейского цвря, накануне открытия очередной сессии сената, по традиции, собрались посвящённые. Не этот раз в палаццо Раймунда Тулузского. В число посвящённых, пришлось принять Джоанну, но возражений это ни у кого не вызвало. Сестра Ричарда уже далеко не вспыльчивая девочка, разменяла пять десятков, для роты Львят родила двоих сыновей (второго Ричарда и третьего Кеннета), да и первой женщиной в этом кругу была её мать. Место, так сказать, наследственное.
– Три года уже пропустил. – осмотрев присутствующих, привычно усмехнулся Ричард – Какие хоть у вас теперь тут порядки? Стенограммы всё ещё ведёте? Виночерпиев назначаете?
– Всё делаем, как и повелось, Сир. – ответил Ричарду Принцепс – Заведённые вами порядки мы менять не осмелились. На виночерпия сегодня моя очередь, а писарем будет Рауль.
– Я готов разливать. – немедленно откликнулся Диктатор Рима, а пишет пусть кто-нибудь другой – Я делаю это медленно, да и почерк у меня… Потомки его не поймут, а мы ведь для них пишем?
– Давайте, я буду писать. – предложила Джоанна – Пить я с вами всё-равно не собираюсь, сказать мне пока нечего, так хоть какую-то пользу принесу.
– А, давай, сестричка. – отозвался Ричард – Будешь нашим штатным летописцем, как апостол Матфей. Наливай, Рауль. Мне вон из той бутыли, китайской ханки. Никому больше не рекомендую, это личное предпочтение.
– Плесни и мне, Рауль. – попросил Папа Робер I, первый Примарх христианского мира и король Италии.
– Это жуткая дрянь, Робер. Ей можно травить крыс. – предупредил друга Львиное Сердце.
– Вот и увидим – не крыса ли я. За нас с вами! – настоял Папа и закинулся первым – Это что, из тухлой рыбы гонят?
– Нет, брат. Только из их тухлых голов и кишок. Слегка тухлая рыба там вполне нормальная еда. Не деликатес, конечно, но и не помои. Для аналога наших плебеев – это там основной рацион. А вот из совсем гнилых кишок и голов, они гонят ханку. Кто-нибудь ещё хочет попробовать?