Мессия

Глава 13

Двадцать шестого декабря 1201 года, король Чехии и Польши, Филипп I Фальконбридж, тронулся в обратный путь. Посольство закончилось. Успешно ли? Сложно сказать. Вроде, желаемых целей добиться удалось и даже больше того, но Принца-Бастарда всё равно не покидало ощущение, что хитрый великий хан его обманул. Во всей видимости, он и не собирался в поход на запад, а уже давно планировал завоевание Китая, но умудрился представить это как уступку и даже одолжение. Больше того, похоже, что он и Монголию удерживать не собирался. Тимуджин-Яков кочевником уже не был, хоть и пытался на людях делать такой вид. Почти профессор из двадцатого века оставил в его личности глубокий след. Наедине с Филиппом, великий хан становился совсем другим, чем перед своими подданными. Это был цивилизованный человек, в чём-то даже сибарит, который терпит кочевую жизнь лишь до поры до времени.

После пира, на котором Филипп извинился за свои слова перед Джучи и его свитой, отношения резко потеплели. Старший сын Чингисхана был младше Принца-Бастарда на шесть лет, но повоевать успел уже немало. Покорение монгольских племён, потом изгнанных Спящим Леопардом половцев и кипчаков, война с каракитаями, уйгурами и маньчжурами, всё это растянулось почти на шесть лет, и Джучи принимал в этом активное участие с самого начала, уже в четырнадцать лет приняв под своё командование сотню, так что к настоящему моменту, будучи двадцатилетним юношей, он уже был опытным воином и полководцем, с которым было интересно общаться, даже несмотря на не глубокое знание Филиппом монгольского языка.

На следующий день после пира, великий хан уединился с рыцарем Святого престола, который крестил племя Татар. Рыцарь был русским, принявшим сан ещё в Святой земле, одним из первых, поучаствовал во взятии Константинополя, а после обучался там два года. О чём они с ханом говорили, история умалчивает. Ни Тимуджин, ни Андрей воспоминаний об этой беседе не оставили, но результат её был ошеломляющим. Великий хан объявил, что принимает христианскую веру для себя и своих подданных, но креститься они будут в Янцзы и Хуанхэ, когда каждому из воинов уже будет очевидно могущество Христа безо всяких объяснений. Умно, ничего не скажешь. Андрея пришлось отпустить с монголами. Как и две тысячи добровольцев Датской дивизии, которым великий хан пообещал очень щедрую оплату.

Оставшаяся тысяча должна была достраивать заложенный город, поэтому в добровольцы стремились попасть все, пришлось прибегнуть к выбору жребием. Обряд, конечно, языческий, но ничего умнее Филипп придумать не смог. Пехотинцы, тем более такие матёрые ветераны, нужны были Чингисхану для взятия крепости в Великой стене и обучения собственных легионов, и за право нанять их, он пообещал помочь достроить заложенный Филиппом город. Помочь продовольствием, стройматериалами и рабами. Тимуджин присяги Принципату пока не приносил, поэтому рабство у него было пока в законе. Впрочем, он и потом наверняка что-нибудь придумает. Очень сомнительно, что завоёванные китайцы получат права хотя бы европейских плебеев. Хотя… Как знать. Хан был умён и себе во вред действовать точно не будет.

Город, названный Мирным, хоть и отходил Спящему Леопарду, а через него Принципату, великому хану нужен был не меньше, как место торговли. Омск далеко, доставка необходимых товаров оттуда обходилась дороже их стоимости, а теперь всё то же самое можно будет закупать прямо в Мирном. Русы обязательно построят дорогу от Омска до Иркутска, построят мосты, в том числе и через Енисей, построят флот на Байкале и сами всё необходимое привезут. Да, будет дороже, чем в Омске, но всё равно намного дешевле, чем возить всё это самим. К тому-же, раз Львиное Сердце был инженером по электричеству, наверняка у них скоро появится телеграф, может быть даже сразу беспроводной.

В общем, отдавая место под город, Тимуджин больше получал взамен, хоть и не явно, и не сразу, поэтому в своих сомнениях Принц-Бастард не ошибался, хитрый Чингисхан его действительно обманул. Вернее, не обманул, а не раскрыл все свои планы, а сам Филипп просчитать их не смог. Впрочем, от него этого и не требовалось. Посылая его в посольство, Ричард прекрасно понимал уровень сына в качестве дипломата и на многое не рассчитывал. Наладить первый контакт, составить первые впечатления, наметить первые точки соприкосновения, а дальше уже строить свои планы. Пока монголы возятся с Китаем, в море уже выйдут стальные пароходы Принципата. Львиное Сердце гораздо лучше Яши-Тимуджина понимал важность разведки, поэтому много внимания уделял вопросам обеспечения секретности перспективных разработок. Понятно, что никто прямо сейчас повторить этого не сможет, но ведь одно дело – обогнать остальной мир в развитии на десятилетие, и совсем другое – на целых полвека. Так что Филипп напрасно терзал себя сомнениями, свою задачу он перевыполнил многократно. Больше не нужно будет держать такое количество войск на востоке, в ожидании удара. Теперь из шести дивизий[38], три можно будет использовать в другом месте. В Лузиньянии, Индокитае, на островах Индийского океана, да и в той-же Японии, наконец. Когда монголы наведут свой «конституционный» порядок в Китае, их уже со всех сторон будет окружать Принципат.

В обратный путь Филипп двинулся в сопровождении тысячи татар хана Сульдже-Агафона и ответного посольства великого хана. Посольство было не такое большое, как отправил Принципат (три тысячи только воинов), но этого и не требовалось. Принц-Бастард отправлялся в неизвестность, и было непонятно, не закончится ли попытка контакта войной, монголы же таких сомнений не имели. Возглавил их посольство Джэлмэ, друг детства Чингисхана, его ближайший сподвижник, и наиболее доверенный человек, с ним, на учёбу ехали младшие сыновья великого хана – пятнадцатилетний Угэдай, и двенадцатилетний Толуй. В свите насчитывалось всего сто человек и пятьсот в охране, которая должна была проводить посольство до Иртыша и повернуть обратно.

Снег лежал неглубокий, к тому-же кочевники перемещаться по заснеженным полям умели. Впереди гнали табун заводных лошадей, который торил дорогу, следом двигались воины Тимуджина, за ними санный обоз с юртами, припасом и подарками, за обозом вьючные лошади татар и в арьергарде сами татары, таким образом, скорость каравану задавал впередиидущий обоз, и она была гораздо выше, чем ожидал Филипп. Управляющие табуном пастухи, разделили его на части, и вовремя сменяли «в голове» уставших лошадей свежими, так что несмотря на короткие зимние дни, переходы получались по десять-двенадцать лиг[39]. Даже быстрее, чем летом, в пути на восток. Степные лошадки обросли густой шерстью, будто овцы, и отлично кормились, выкапывая траву из-под снега, подкармливать зерном приходилось совсем немногих, а самых ослабевших каждый вечер пускали в котёл, по шесть-семь каждый вечер. Удобно, чёрт побери. Еда сама идёт, да ещё и дорогу прокладывает.

– Как думаешь, Сульдже, не растащили наш паром на Енисее на дрова?

– Растащили, Сир, наверняка растащили, только Енисей мы точно успеем перейти по льду, может быть и Иртыш с Обью успеем, но это уже не так важно, там за паромами приглядывают.

– Хорошо идём, быстро. Ты так умеешь, хан?

– Хитрого в этом ничего нет, Сир. Если табун не жалеть, можно идти и быстрее. За всё нужно платить – за скорость лошадьми, за лошадей – скоростью.

– Да ты философ, друг мой. – усмехнулся Филипп – А скажи мне, друг философ, почему меня не покидает чувство, что Тимуджин меня обманул?

– Он тебя не обманул, ты обманулся сам. Ты сам предложил Тимуджину то, что он готов был у тебя просить. Согласись, что одно дело – просить, и совсем другое – согласиться принять предложение.

– Что же ты мне раньше не сказал?

– Ты не спрашивал, да я и сам не сразу это понял. Только после того, как он разрешил достраивать город. Теперь понятно, что на запад он и не собирался. Так быстро планов у нас никто не меняет, его бы свои же не поняли, однако все они были очень довольны.

– Я это заметил. Дрянь из меня дипломат.

– Разве ты не добился того, чего хотел?

– Добился, но только потому, что того-же самого хотел Тимуджин.

– Что бы изменилось, если бы ты знал это заранее?

– Не знаю. Может быть в итоге и ничего, но я не чувствовал бы себя таким глупым.

– Я тебя предупреждал, что в Тимуджина вселился демон. Перехитрить ты его не мог, только убить. Жалеешь, что не начал войну?

– Нет! Меня не за этим посылали.

– Тогда перестань терзаться. Пойдём ужинать, или сегодня ты с послом?

– Пойдём. Нет у меня сегодня настроения заниматься дипломатией.

Восстанавливать колонию Бразилия, Ричард и Ле Брюн отправились восьмого января 1202 года. Изабелла Иерусалимская отлично поладила с женой адмирала, Констанцией Тулузской, и со всей энергией принялась приводить в порядок быт маленькой колонии, начиная с перестройки, вернее, достройки крепости. В свите Изабеллы всегда находились архитекторы, а уж в путешествие она взяла с собой аж троих. Мало ли, что им удастся подсмотреть, особенно в Индии, и вот, гляди-ка, оказывается не зря их с собой возили. Подглядели ли они что-то в Индии, пока непонятно, но за перестройку Нью Йорка, двое из них взялись с энтузиазмом, несмотря на нехватку рабочих рук и материалов. Третьего забрали с собой. В Бразилии тоже предстояло строительство, и пусть лучше его план составит профессионал своего дела.

Посещение Панамы и Мексики оставили на обратный путь, поэтому в Бразилию прибыли уже двадцать девятого января. Место, где была основана первая колония, архитектор забраковал категорически, поэтому начали с поиска нового. Подходящее отыскали на третий день, в двух лигах выше по течению реки, там невысокую возвышенность, с пологими склонами, с трёх сторон огибал небольшой ручеёк, и при желании, можно было завести воду прямо в крепость. На винджаммерах так высоко по течению, конечно, не подняться, речушка была мелковата и фарватер имела извилистый, но эта проблема дёшево решалась постройкой речного флота. Всё равно теперь границы колонии придётся расширять, в том числе и вглубь континента, так что лодки пригодятся в любом случае.

Преторианцы, хоть и были причислены к благородному сословию всадников, своё легионерское прошлое не забыли, и от работы не отказывались. Они даже радовались возможности заняться делом, после такого продолжительного плавания, так что работа буквально закипела. Всё-таки тысяча восемьсот здоровых мужиков – это сила.

Висельников-переселенцев оставили архитектору, заниматься земляными работами, а преторианцы валили строевой лес возле берегов, выше по течению, сплавляли его, а заодно в каждой из деревушек прихватывали пленного. Разобраться с тем, что случилось, было необходимо, но местного языка никто не понимал, поэтому выхватывали самого нарядного и важного и отправляли в ставку, остальным же, при малейшем противодействии следствию, били морды. Легонько. Злобствовать, а тем более, проливать кровь, Ричард запретил категорически. Если, конечно, не возникнут особые обстоятельства.

Особых обстоятельств не возникало, за две недели, преторианцы углубились в джунгли уже на три лиги, стройматериалы копились, пленных собралось уже восемнадцать, но выяснить происшедшее так и не удавалось, слишком мал был у Ле Брюна словарный запас в языке местных аборигенов, и вот, к исходу второй недели, к месту строительства вышел старик-индеец, вполне понятно изъясняющийся на лингва-франка. Оказалось, что он шаман одного из местных племён, при этом христианин, ученик и ближайший помощник пропавшего падре Николаса.

– Он сам умер. Никто из наших не посмел бы к нему прикоснуться, все считали его посланцем Бога Христа, самого сильного из Богов. Отпустите вождей, без них начнутся беспорядки, прольётся кровь. Я останусь с вами, вместо них.

– Если падре Николас умер сам, должна быть его могила.

– Она есть, я вам её покажу, только отпустите вождей, пока молодые не начали оспаривать их власть. Молодые глупы и не знают меры, прольётся много крови.

– Отпустим. Расскажи, что случилось после смерти падре.

История банальнейшая. Падре Николас, как выяснилось, окормлял целых восемнадцать племён, которые до его появления жили своей бурной политической жизнью. Воевали, мирились, заключали и разрывали союзы, снова воевали и снова мирились. Появление белых людей стало очень значительным событием в жизни местных племён, а миссионерская деятельность падре на долгое время всех примирила. Никто не хотел навлечь на себя гнев Великого Бога Христа, от имени которого тот говорил, поэтому враждовать между собой перестали и начали совершать совместные набеги на дикарей из глубин джунглей. Чтобы собирать сок каучуконосов и какао-бобы, годились свои женщины и дети, а вот для заготовки древесины, уже требовались рабы. Объединившийся племенной союз креп, рабов, как и добычи, становилось всё больше, росла производительность, а значит и вознаграждение в виде различного оружия, уже казалось, что наступил золотой век, но тут умер падре. Его похоронили и сорок дней ждали, пока Великий Бог Христос пришлёт нового пастыря, но так и не дождались, тогда и встал вопрос – что с этим всем теперь делать? Слово за слово и понеслось. Кто первый начал, совершенно не важно, не он бы, так другой, всё равно закончилось бы всё пожарищем. Церковь, кстати, сгорела случайно. Дни стояли сухие, и огонь на неё перекинулся с одного из складов с какао-бобами. Такие вот дела…

– Если ты был помощником падре и его учеником, то почему же ты не остановил их, Жан? – спросил Ле Брюн.

– Я остановил их. Сорок дней длился мир, все соблюдали траур и скорбели. Я был уверен, что Великий Бог Христос услышит мои молитвы, падре Николас говорил, что он всё слышит, и про сорок дней тоже он говорил. Видимо, я неправильно молился. Накажите меня, но отпустите вождей. Если молодёжь начнёт выборы новых – прольётся очень много крови. Молодые захотят войны.

– Отпустим. – кивнул Ричард – Я же тебе уже пообещал. И твоей вины в этом нет, Жан. Христос тебя услышал и передал нам, но мы были очень далеко и заняты другими делами. Падре, конечно, был хорошим человеком, но таких как он, каждый день умирают тысячи. Понятно тебе?

– Понятно, Великий Белый Вождь.

– Ну и хорошо. Мы привезли нового падре, скоро построим новую церковь и снова настанут хорошие времена. Скажи мне, Жан, а ради чего воюют местные племена?

– Так ведь воины, что им ещё делать? – удивлённо ответил Жан вопросом на вопрос.

– И действительно. – усмехнулся Ричард – Делать им больше нечего. Это я неправильно спросил. Какую добычу они берут в войнах?

– Оружие и девок. Когда ходили все вместе на закат, пригоняли рабов, но теперь они не нужны, поэтому воевать снова стали между собой. Так и ближе, и слава о победах расходится быстрее. Здесь ведь все свои, а там одни дикари, славы в войне с дикарями не добудешь, а рабы больше не нужны. Отпусти вождей. Клянусь Великим Богом Христом, что я рассказал всю правду.

– Это я понимаю и без подсказки Бога, Жан. – Ричард повернулся к Ле Брюну – Распорядись, Хьюг. Пусть их покормят и подарят каждому по кинжалу. Такие вот дела, брат. Пожалуй, стоит серьёзно задуматься, сильно ли мы отличаемся от этих дикарей.