Через несколько дней после этого меня вызывают. Вызывают в кабинет Брока. И вот я иду к нему. И в лифте, поднимаясь на сорок пятый этаж, чувствую себя совершенно погано, страшно нервничаю и постоянно спрашиваю себя: «И зачем я ему понадобился? Что я натворил?» Я все обдумал — все, над чем я в то время работал, но так и не смог вспомнить, что же такое я сделал не так. Все свои отчеты по Стратегической Информационной Инициативе я всегда сдавал вовремя и все регистрировал в соответствующих документах, как меня и инструктировали. Я, как положено, работал над новым вариантом опросника ФГ, все вроде шло хорошо и по плану. Поэтому в конце концов я решил, что у меня все чисто и мне нечего волноваться.
И все же…
На сорок пятом этаже у Брока классный офис. Просто офигенный, с отличным видом и секретаршей с шикарным задом, которая попросила меня присесть и подождать, пока Брок закончит какие-то свои дела. И вот я сижу там, волнуясь и чувствуя сухость во рту. Потом Брок высовывает голову из двери своего кабинета и говорит мне: «Заходи, заходи. Извини, что пришлось ждать, и т. д. и т. п.». Вроде как старался, чтобы я расслабился и не нервничал. Ну, я вхожу и сажусь перед его столом.
— Итак, — говорит он. — Дженсен, правильно?
— Угу, — отвечаю я.
— Сколько ты уже у нас работаешь, Дженсен? — спрашивает он.
— Несколько месяцев.
— Нравится работать здесь? — спрашивает он опять.
— Ага, — отвечаю я.
— Хорошо, — говорит он. Потом смотрит на экран своей внутренней справочной системы и щелкает по каким-то ссылкам на странице. А я думаю, что пока наша встреча идет как по маслу. Я расслабляюсь.
— На прошлой неделе ты работал с ФГ по вопросам истории в Ислингтоне, так? — спрашивает он. Я быстренько вспоминаю прошлую неделю и киваю.
— И ты проводил опрос Реджинальда Рэнкина, так?
— Угу, вроде, — отвечаю я не очень уверенно, потому что я никогда не запоминаю их имена и фамилии, и совершенно забыл про Рега, и еще потому, что потом в тот вечер был у «Звездных сучек» и я до чертиков надрался совершенно крутым «борисом». Брок развернул свой экран так, чтобы я смог увидеть, что на нем изображено, и точно — там фото этого самого Рега.
— Точно, — говорю я, уже уверенно. — Я работал с ним.
— Ну что, козел? — спрашивает Брок.
— Угу, есть немного.
Брок кивнул и ввел несколько слов на своем экране.
— Дело в том, — продолжает он, — что его выделили. На некоторые его ответы галочки поставлены не в тех колонках. Понимаешь, о чем я?
— Да, гм… — отвечаю я, вспоминая, как напротив его фамилии я поставил галочку в колонке «подозреваемый», потому что он меня разозлил и вообще вел себя как последний дятел. Я нахмурился, как Брок, и принял такой же серьезный вид.
— Послушай, Дженсен, — говорит он, немного помолчав. — Из-за этого тебе, может быть, придется поработать в СП. Готов к этому?
Специальный проект! Работать исследователем в одиночку, когда сам себе командир. Круто, разве нет? Значит, мне доверяют. Отличный шанс продвинуться по служебной лестнице.
— Охренеть! — восклицаю я.
— Охренеть! — вторит мне Брок и потом говорит, что завтра с утра встретится со мной в здании А Девятнадцать Департамента безопасности.
Здание Департамента безопасности — как какая-то крепость! При входе тебя с ног до головы просвечивают рентгеном! А плакаты премьер-министра, которые у них там висят на стенах, совсем не смешные и не забавные. Брок уже ожидал меня в фойе, сидя в огромном шикарном кресле, и на лацкане его клевого пиджака висела специальная бирка с его фото. Из-за этого он выглядит суперважным, что, думаю, так и есть на самом деле. Сегодня с утра сразу после завтрака я заглотил пять «дрезденов», и их крошечные частицы уже носились по моим венам, благодаря чему я чувствовал себя таким крутым и хладнокровным, будто могу справиться с чем угодно. Но с этими «дрезденами» такая штука — иногда ты начинаешь видеть вокруг себя в воздухе всякие штуки, типа маленьких звездочек или блесток, и это начинает нервировать. Тебе вроде как кажется, что в один из этих мерцающих кусочков дерьма вот-вот попадет в глаз.
— Привет, Дженсен! — говорит Брок, увидев меня. — Готов? — спрашивает он.
— Угу, — отвечаю я, стараясь не увертываться от мельтешащих у меня в глазах светлячков и не дергать сильно головой из-за «дрезденов», делающих свою работу в моей крови. И пялюсь на него, чтобы показать, что я в порядке и совсем не под мухой. И в принципе, нормальный, потому что «дрездены» вроде как не для этого. Но все равно меня немного штормит, потому что если глотаешь «дрездены» поверх «бориса», то башню немного рвет. Понимаете, о чем я? Но волноваться нечего, я, блин, в состоянии контролировать ситуацию.
Брок оформляет меня у секретарши в фойе, которая строит мне глазки, будто она не прочь. «Займусь ею поплотнее, — думаю я про себя, — когда буду отсюда уходить». Но на самом деле потом я совершенно про нее забыл. Думаю, слишком уж я был «заряжен», накачавшись «дрезденами» и «борисом». Да еще этот адреналин, который вдруг подскочил у меня в крови от всего происходящего.
В общем, мы с Броком заходим в лифт. Теперь у нас эти самые бирки Департамента безопасности. И я чувствую себя очень даже крутым. Так, будто я поднялся в этом мире. У меня есть бирка. Охренеть! Мне хочется орать и лупить кулаком воздух, но я, блин, сдерживаюсь — я же крутой, а не какой-то там обдолбанный пацан.
Итак, мы поднимаемся на двенадцатый этаж, двери лифта со свистом распахиваются, и голос из динамика говорит: «Брок, Перехватчик — доступ три». Вот мы уже стоим в огромном офисе, который выглядит настолько скучным, что я чуть тут же не засыпаю. Все забито столами и служащими, а в воздухе стоит глухой гул — народ что-то печатает на своих компьютерах, раскладывает всякие документы по местам и ведет серьезные разговоры, но очень тихо. Никто не смеется. В общем, все по-взрослому. Когда мы идем через этот офис к кабинету их начальника, я выпячиваю грудь с биркой. У нас с ним будет разговор по поводу этого самого Рега и всего остального.
А кабинет начальника оказался полным дерьмом. Совершенно никакого лоска, как у Брока в нашем здании. Здесь к тому же еще и душно, а вся мебель сделана из темного дерева. Вдоль стены стоят картотечные шкафы — такие шкафы можно увидеть только в каком-нибудь телешоу про старые времена. А пластиковое стекло между его кабинетом и офисом пожелтело от старости и дребезжит, потому что дверь плохо подогнана. Здесь даже пахнет старостью: пыльными старыми документами и кислым стариковским запахом. Но, по всей видимости, Брок считает, что мужик, с которым мы разговариваем, важнее его самого.
— Привет, Брок, — говорит этот мужик.
— Привет, Мыскин, — отвечает Брок. — Это Дженсен Перехватчик из Общественных Исследований. Тот самый парень, который проводил опрос Рэнкина в ФГ.
— Точно так, друг, — говорю я, очень даже бодро и вежливо, и протягиваю руку. Мыскин мою руку игнорирует, и она вроде как висит в воздухе несколько секунд, пока Брок не кладет свою руку на мою и не опускает ее. Про себя я думаю, что этот Мыскин — тот еще дятел, но вслух, естественно, этого не говорю. Просто стою и улыбаюсь, делая умное, заинтересованное лицо, а у самого аж в ушах шумит от всех этих «дрезденов». Помолчав еще несколько секунд, Мыскин садится в свое кресло. Волосы у него седые и жидкие, а на плечах его старого, поношенного пиджака видны хлопья перхоти, падающие, как снег, с его старой грязной головы. Он шлепает ладонью по толстенной папке, лежащей на его столе. На ней написано «Рэнкин, Реджинальд». Он в упор смотрит на меня своими голубыми холодными и колючими глазами. Он по-прежнему молчит, и я чувствую, что он хочет заглянуть внутрь меня, увидеть меня насквозь, так сказать.
— То, что мы здесь делаем, — произносит наконец Мыскин, — очень серьезно. Очень важно, чтобы ты это понял. — Голос у него похож на шепот и намного выше, чем я ожидал. Он очень образованный.
— Я понимаю, сэр, — говорю я. И я действительно это понимаю. Все это здание Департамента безопасности буквально провоняло серьезностью. У нас в офисе, например, совершенно потрясная мебель — итальянский дизайн, яркие краски. А во время перерыва можно сыграть в настольный теннис или даже побренчать на гитаре. И все творческие сотрудники проводят свободное время в кафе, задрав ноги на стол, откалывая шуточки и выдумывая всякие разные новые идеи для телешоу. И никакой серьезности в них не видно — такое ощущение, что они в игры играют. Но здесь, в офисе Мыскина, и не пахнет развлечениями — только серые стальные картотечные шкафы и потрепанные старые столы, буквально заваленные секретными документами. Такое ощущение, что эта комната пожирает весь свет, который сюда проникает, и жадно его глотает, чтобы никому не досталось. Несмотря на это и на то, что Мыскин не одет в шикарный костюм с модными запонками в манжетах, как у Брока, от него исходит какой-то волнующий флюид власти. И еще какие-то жуткие флюиды, наполняющие тебя страхом.
— Наша работа, Дженсен, — говорит он, — подчищать за людьми.
— Это точно! — соглашаюсь я оживленно.
— Но если у нас получается, то мы стараемся подчищать до того, как становится слишком уж грязно. В этом заключается правильное ведение, так сказать, домашнего хозяйства. Ты меня понимаешь, Дженсен?
— Да, сэр Мыскин, сэр! — отвечаю я. — Если регулярно не убираться, то потом, когда ты, наконец, решишь это сделать, будет только хуже. И еще займет намного больше времени. Гораздо лучше держать вещи в чистоте и порядке. Я так просто ненавижу беспорядок. Люблю, чтобы все, блин, было аккуратно. В общем, я обеими руками за уборку.
Кажется, на Мыскина моя маленькая речь произвела впечатление. Он наклоняется вперед, а пальцы его образуют нечто вроде арки, верхушка которой прижата к его губам. Потом он продолжает:
— В нашем обществе есть два типа людей, Дженсен. Есть чистые люди, такие как мы, и есть грязные. Если бы не было этих грязнуль, создающих беспорядок, мы бы все могли заниматься другими делами, и не существовало бы потребности в Департаменте безопасности. Но, к несчастью, вокруг всегда полно грязнуль, и они всегда будут создавать беспорядок. Они так созданы Творцом, и ничего с этим поделать нельзя. Но они сильно усложняют жизнь всем остальным, которые просто стараются заниматься своим делом. Представь, что у тебя течет в туалете. Тебе же нужно устранить эту течь, так? — говорит Мыскин и смотрит сначала на Брока, а потом уж на меня.
— Да, сэр. Совершенно верно. Как Рег, так, Мыскин? — Но потом я решил, что я, может быть, слишком уж фамильярничаю, называя его просто «Мыскин», поэтому снова добавляю «сэр».
— Но беспорядок может быть разным. Так ведь, Дженсен? — спрашивает Мыскин.
— Да, сэр, — говорю я. — Протекающий туалет загадит тебе все твои чертовы полы. А это не то, что не убираться, когда в доме просто пыльно.
— Совершенно верно, — вторит Мыскин. — Но иногда люди могут устроить беспорядок только своими мыслями. У них в голове нет ясности и чистоты помыслов. Они путаются и начинают творить нехорошие дела, и это делает их опасными. Именно здесь вступаем мы. Мы хотим постоянно следить за ситуацией, приглядывать за людьми, чтобы они не поступали неверно, чтобы они не устраивали беспорядок. Мы хотим быть уверены, что все о’кей для всех членов общества. И это для их же блага, ты же понимаешь. Нам нужно быть уверенными, что даже те люди, которые немного запутались, не представляли угрозу для общества.
— Правильно. Рег может быть такой угрозой, потому что он не ест обеды пятнадцать плюс, не любит «Квад» и «Пепсо» и тому подобное. Это все равно что не хотеть объединяться с остальными. Я это видел. Я заметил.
— Да, Дженсен. Все правильно, — говорит Мыскин, улыбаясь так, как мне улыбались в Детском отделении «Дункан-Смит», если я делал что-то по-настоящему умное, когда мне было семь лет.
— Поэтому нам нужно, чтобы ты подробнее выяснил, что собой представляет Рег, — продолжает Мыскин. — Просто собрал кое-какую информацию. Нам нужно знать, что у него на уме. Мы не думаем, что дело серьезное. Но если мы тебя к нему прикомандируем, то мы все сможем вздохнуть спокойно, зная, что он защищен и у него есть кто-то, кто за ним приглядывает, чтобы он не слишком далеко сошел с общего пути. Сможешь это сделать, Дженсен? Сможешь защитить Рега? Позаботиться о нем?
— Конечно, блин, смогу! — отвечаю я. — Положитесь на меня, Мыскин. Я все сделаю!
Я в совершеннейшем восторге, потому что такой крутой босс дает мне поручение, назначает меня на специальный проект.
— Отлично, Дженсен, — говорит Мыскин, улыбаясь еще шире. — Ты пройдешь обучение, и мы посмотрим, как у тебя дела. Если все пойдет хорошо, Дженсен, ты вскоре сможешь получить под свое наблюдение целую команду из пятнадцати или двадцати человек. И ты будешь приглядывать за ними, а мы будем за них спокойны. Ты станешь чем-то типа пастуха, который заботится о своем стаде. И можешь быть уверен — это все на благо Проекта. Ты будешь помогать ему, а он в ответ поможет тебе.
Проект! Все это связано со стратегией и ее реализацией. Движение к Единству и Успеху. Об этом написано на всех плакатах, на всех монументах. Это выбито на скульптуре премьер-министра, той самой, где он стоит голый, с напряженными мускулами: «Единство и Успех». Еще когда я был в Детском отделении «Дункан-Смит», нам рассказывали о Проекте. Думаю, это как лозунг. Что-то такое, что позволяет тебе всегда чувствовать себя хорошо. Я хочу сказать: «Единство и Успех» — кто же будет против этого?
— Запомни, — говорит Мыскин, — наша работа очень важна и очень сложна. Мы здесь, в Департаменте безопасности, заботимся об очень большом количестве людей.
Когда он произносит эти слова, я начинаю чувствовать, что до меня наконец доходит вся картина целиком. То есть как все работает. То, как все мы являемся винтиками огромного механизма и помогаем обществу двигаться вперед, поддерживая порядок, чиня протекающие нужники. Офигенно серьезная работа. Все по-взрослому и тому подобное — не бирюльки. Он продолжает говорить, но я не особенно вникаю в его слова. Я вижу, как все работает, и я вырос в этом мире, и мне оказано доверие. Я не какой-то там зеленый сосунок. Охренеть!
Но потом я просыпаюсь от своих грез наяву, потому что Мыскин начинает говорить мне, что я должен пойти учиться на Курсы защиты первой ступени. Если я с успехом их закончу, а потом хорошо выполню свое задание, то меня ждет продвижение по службе, а мой ДЖ будет сокращен на пару тысяч. Что было бы просто обалденно!
— Да, — говорю я, — это будет охренеть!
А потом Мыскин как бы невзначай выпроваживает меня из своего кабинета, указывая на дверь ручкой и говоря:
— Да, очень хорошо, Дженсен.
Я выхожу из Департамента безопасности вместе с Броком, думая о том, какой классный мужик этот Мыскин. А из-за всех этих «дрезденов» и «бориса», которые я принял после завтрака, зубы мои стиснуты очень, очень сильно, а руки напряжены, и кулаки сжаты — аж пальцы побелели. И мне все время кажется, что у меня перед глазами мелькают эти сумасшедшие цветные пятна, кружась и сверкая, как гребаные звезды. А в ушах стоит такой шум, что я ни фига не слышу, что там говорит Брок. И все из-за моего маленького личного фейерверка.
Ну, просто охренеть!