Мертвые не молчат

Глава 2

Итак, чтобы вы побыстрее въехали в это дело, вот вам описание типичного дня в столовке для нескольких департаментов — то есть в месте, где я работал, когда все это началось. Не в самой столовке. Я не готовил еду и не выносил мусор. Я хочу сказать, что я, блин, не работал в этой гребаной столовке, ясно? Я просто ходил туда обедать.

В общем, все просто, блин, помешаны, на утечках информации. Все болтают и болтают на эту тему. И тут же сидит в своих дерьмовых костюмчиках целая толпа бездельников-служащих из Министерства мира, которых сильно подозревают. Они все вроде как уже совершенно стали параноиками и обвиняют друг друга, и постоянно орут и спорят до хрипоты, и чуть ли не дерутся в этой столовке, обзывая друг друга козлами и в таком духе. Проблема в том, что вся эта бодяга уже попала в новости, и заголовки газет выглядят совсем паршиво, из-за чего Департамент СМИ и культуры, в котором я и работаю (в отделе общественных исследований), начинает уже изо всех сил лихорадить.

А я… Я просто думаю о своем, вспоминая, как вчера вечером набрался до одури, празднуя свою первую ОД (Оплату Долга) после месяца работы в отделе общественных исследований. То есть на своей первой работе после окончания Центра обучения номер 16. Целая толпа ребят, с которыми я учился и которые все начали работать в один и тот же день (и поэтому одновременно получили нашу первую ОД), собрались на вечеринку. Мы начали в кабаке «Пепсо», где все приняли по три грамма «бориса», прежде чем отправиться к «Звездным сучкам». Мой приятель Федор пошел с нами.

Я держался лучше Федора. Когда дело касается «бориса», он вообще слабак, и в конце концов он отправился в Римский зал. А мы все знаем, что там происходит, да?

Федор вообще офигенно забавный чувак. Он говорит не «Звездные сучки», а «Царские сучки». Это что-то русское. Федор — русский, ясно? Но и англичанин вроде тоже.

Я остался в главном зале, ожидая представления погорячее и собираясь принять еще хорошую дозу «бориса». Офигеть! В общем, чтобы долго не рассусоливать, попав домой, я забыл принять «Энвил», вот почему сегодня я чувствую себя как побитая собака. А от всего этого ора по поводу того, кто же виноват в утечках, моя голова вообще раскалывается.

Несмотря на весь этот скандал, я напоминаю сам себе, что работа, которую я заполучил, в принципе очень даже ничего. Я служу обществу. Если я останусь в этом департаменте, то через пять лет меня могут повысить до руководителя группы, а через десять я, может быть, стану правительственным советником департамента. Просто супер! Охренеть! Работать для любого правительственного департамента куда как лучше, чем на любой другой работе. Или почти на любой. Прежде всего, тут же на пять процентов сокращается твой первоначальный ДЖ (Долг Жизни). Мой равен 994 тысячам, потому что моя вероятная продолжительность жизни составляет аж семьдесят лет, как определили при сравнительном сканировании моего генома. А я знаю людей одного со мной возраста, которые стали работать в розничной торговле и чей ДЖ куда больше миллиона. Я получаю 1380 в месяц, но через пять лет это будет уже 1500, и если я дослужусь до ПС департамента, то буду получать все две штуки. Я тут все подсчитал, и получается, что после того, как я отработаю десять лет, мне останется еще всего тридцать четыре года и потом мой ДЖ будет полностью выплачен, и тогда я — свободный человек. А пока я получаю ежемесячные отчисления на тридцать часов в кабаке «Пепсо» и тридцать часов у «Звездных сучек», чтобы не скучать и отдыхать как следует. И чем дольше ты остаешься в департаменте, тем больше ты получаешь подобных отчислений. Наши пожилые сотрудники любят кататься на скейтбордах и еще любят напиваться и устраивать потасовки. А мы, молодежь, предпочитаем «бориса» и всякие другие веселые порошки и таблетки, а еще — оргии. Думаю, это естественно — так уж мы, люди, устроены. Все дело в свободе выбора.

Я был студентом в Центре обучения номер 16, изучал СМИ и связи с общественностью. Это курс специально разработан для будущих сотрудников отдела общественных исследований в Департаменте СМИ и культуры. И вот теперь я здесь. Федор учился на курсе международных СМИ, потому что он вроде как русский и может говорить на их языке. Еще он может болтать по-китайски. В общем, он настоящий гребаный лингвист. Это очень помогает, когда приходится иметь дело с иностранными правительствами, которые так и не удосужились выучить ни китайский, ни английский.

Департамент СМИ и культуры находится в одном здании с Архивом, где Федор по выходным подрабатывает, сортируя, как придурок, всякие документы, потому что хочет побыстрее выплатить свой ДЖ. После вечеринок у «Звездных сучек» он ни фига не соображает, когда развозит все эти правительственные бумаги по коридорам Архива. И, наверное, он кладет не те документы не в те ячейки, но ему на это совершенно наплевать. Он говорит, что большую часть времени дрыхнет где-нибудь в дальнем закутке, куда никто никогда не заглядывает. И на него никто не обращает внимания, потому что в этом Архиве всем вообще все по барабану. Все эти старые-престарые вонючие документы о всяком правительственном дерьме, о котором все уже забыли… Чтобы его позлить, я говорю ему, чтобы он их собрал в большую кучу и просто сжег. Он становится таким смешным, когда заводится.

Мой обычный рабочий день начинается примерно в семь. Я просыпаюсь и тут же лезу в душ. Свой офигенный «дерма-душ». Ты заходишь в него, и вода тут же начинает литься. И тебе не нужно крутить краны — все делается само собой. И эти души сами себя чистят, пока ты на работе. Я устроил себе такой сразу, как только они появились.

Охренеть!

Здание, в котором я живу, называется «Небоскреб Ротерхит». Его видно со всех концов Лондона. А из окна своей спальни я вижу плоскую крышу соседнего здания, которое называется «Старый банк». Банка там никакого никогда и не было, его просто так назвали, чтобы звучало покруче. «Старый банк» — ничего себе здание. Не такое высокое, как «Небоскреб Ротерхит», но квартиры в нем классные. И иногда, в жаркие дни, девчонки, которые там живут, поднимаются на крышу и загорают, намазавшись лосьоном от загара и выставив напоказ свои сиськи и задницы, которые аппетитно блестят на солнце. Однажды я видел, как парочка этих девиц ради смеха устроила там что-то вроде акта лесбийской любви. Конечно, такое я могу по десять раз за вечер видеть и у «Звездных сучек». Но когда это происходит по-настоящему прямо перед тобой, там, где это вообще-то не делают, ну… это круто. Добавляет, так сказать, перцу в серость жизни.

А другой раз одна девица с просто потрясающими буферами, увидев, что я пялюсь на нее из окна спальни, поднялась со своего полотенца и устроила для меня эротический танец, вместо шеста используя эту самую высоченную пальму, которая растет у них там в самом центре крыши, в маленьком садике. Охренеть! Потом она поманила меня к себе пальцем. Она так круто все проделала, что можно было бы и прыгнуть… Но, между прочим, я живу на двадцать девятом этаже. Я был бы не против покувыркаться на крыше с этой девицей с огромными буферами, но сигать вниз — это уж слишком, даже ради такой красотки. А к тому времени, когда я бы спустился на лифте, перешел улицу до ее здания, пока поднялся бы на верхний этаж, она, скорее всего, уже бы ушла.

Иногда голые девицы прячутся за ограждением, идущим по краю крыши. Высотой оно всего около метра — просто чтобы люди нечаянно не падали вниз. Но если они ложатся около него, как они часто и делают, то мне уже ни фига не видно. И вот это меня уж точно достает.

В душе я смотрю телевизор с водозащитным экраном, чтобы знать, что происходит. Поскольку я правительственный служащий, то у меня полный комплект программ, и я могу выбирать. Охренеть! Иногда в душе я включаю какое-нибудь порношоу — оно поднимает мне настроение на весь день. Охренеть! Немного раздражает, когда в половине восьмого в передачи вклинивается шоу с премьер-министром. Но тут уж, думаю, никуда не денешься. Когда начинается передача с премьер-министром, то сначала играет громкая музыка, потом появляется его логотип, а потом уж он быстренько рассказывает о последних событиях. Обычно он сидит за столом. Иногда он говорит о том, что происходит в мире, и каково положение нашей страны. Но обычно он отделывается шуточками. Однажды он повернулся к камере и подмигнул, а за его плечом был виден телевизор, показывающий порношоу. Между прочим, он смотрел то же самое шоу, которое смотрел я, когда вклинилась его передача! Обалдеть!

Я был большим любителем шоу «Порно Диско». У них танцзалы в каждом часовом поясе мира, и пол в этих залах сделан из стекла, и как раз под этим полом и стоят все их камеры. Итак, ты включаешь «Порно Диско» и смотришь под юбки всем этим девчонкам. А они получают право на бесплатный вход, если не надевают трусики. Это шоу всегда идет вживую, поэтому ты никогда не знаешь, что увидишь. Но можно менять угол съемки или вообще переключиться на другую камеру. Я обычно смотрю это шоу лежа в постели — у меня есть телик прямо на потолке. Такое ощущение, что ты прямо там, понятно?

Ладно. А работа, которой я занимаюсь сейчас, — это помощь в отработке фокусных групп. Мы получаем задания из Специального подразделения по исследованию СМИ, выезжаем в различные районы города и расспрашиваем людей о том, что они смотрят по телевизору, что им нравится из продуктов и тому подобное. Мы обрабатываем по группе каждый день, по утрам, а после обеда пишем отчет, и его отсылают в Специальное подразделение по исследованию СМИ. Таким образом они узнают, какие шоу люди хотят смотреть, какие шоу пользуются успехом, а какие — полное дерьмо. Мы занимались опросами по поводу порношоу (что было просто обалденно, учитывая, что они мне вообще нравятся), кулинарных шоу, ну и еще всяких разных.

Теперь, когда вы узнали обо мне и о моем мире и об обычном каждодневном дерьме, давайте двигаться дальше. Перейдем, как говорится, к сути.