Мертвая пехота. Книга вторая. Изгои

Глава двадцать восьмая Нара

Замок пиликнул. Во тьме загудел спрятанный в стене механизм, створка двери скользнула с нежным шелестом. Нара не пошевелилась. Открыла глаза, глядя прямо перед собой, и не видя ничего, кроме темноты. Прислушалась. Гость мягко ступил в её тюрьму, почти бесшумно прошёл через палату и остановился у реанимационной капсулы. Проверил ремни, притягивающие руки и ноги жрицы. Нара снова закрыла глаза.

Память услужливо выудила из прошлого дни перед срывом. Сердце заныло, застыло, горло сжало от стыда. Она сжала ладони в кулаки. Это не был стыд опьяненного глупца, протрезвевшего, наконец и раскаявшегося. Можно забыть многое. Слова, поступки, прилюдно обмоченные штаны, наконец.

Но не то, что делала Нара. Что хотела делать. Она едва не простонала от режущей душу занозы. Прикусила губу. В уголке глаза выступила слеза. Многие жрецы Храма могли бы избавить её от страданий. Вырезать из памяти несколько недель безумия, извращений и пренебрежения чужой жизнью. Но она не могла отказаться от этой боли. Такое нельзя забывать.

Просто… За всё приходится платить. Или как там сказала Луиза?

Под пальцами тюремщика мягко застучали клавиши. Тренькнул результат на панели.

Гость ничем не пах. За те дни, что Нара провела здесь, она научилась определять посетителей. Уборщица источала смесь дезинфекции и малины. Младший медик приносил с собой нежный цветочный аромат. Сама жрица смердела немытым телом.

А этот не пах ничем. Но его единственного Нара видела до того, как наступила темнота.

Стол завибрировал, мягкие волны побежали по телу, валики поднимали и опускали расслабленные конечности. Посетитель молчал, да и она не спешила начинать разговор. В первый день говорила много, переживала, боялась. Даже во второй и третий звала Луизу, каялась, рыдала. Но ей больше не отвечали.

С того дня прошло много времени, посвящённых метаниям от обиды к стыду, от ярости к самопрезрению. Может быть даже несколько дней, занятых тем, как она убивала сама себя, не веря в то, как поступила. Сложно сказать сколько именно, когда ты живёшь в темноте.

Но зато теперь… Теперь смятения больше нет. Ей хватило времени подумать и понять произошедшее. Принять его. Взглянуть на себя трезво, спокойно, без влияния собственной силы. Если раньше она чувствовала себя как летящий по широкой трассе гонщик, лихо поворачивающий руль то влево, то вправо — то теперь зависла над обрывом в предсмертном стоп-кадре, азарт ушёл, и прошлое стало нелепым. А страх перед раскрывающейся бездной не появился.

Усталость. Вот что сопровождало Нару последние дни. Трасса давно осталась позади, автомобиль медленно падал в ущелье, но жрица за его рулём спокойно держала пальцы на кожаной обшивке и, не мигая, смотрела в пропасть.

Потому что в зеркале заднего вида осталась боль, стыд и бессмысленная суета. Туда нельзя было смотреть, и о том, что там случилось — запрещено забывать.

Снова зашелестела дверь, щелканье кнопок прервалось на миг, но затем вернулось, пусть и чуть медленнее чем до этого. Ритуал, неизменный в своей стабильности, только что прервался. Они всегда приходили по одному. Всегда молча. Всегда делали одну и ту же работу, скрываясь во тьме. Обходя чудовище на реанимационном столе стороной.

Душу вновь скрутил спазм. Губы поджались. Нара уже осознала, как же был прав Экзарх Медикариума, когда решил уничтожить следы экспериментов. То, что делала жрица, потерявшая себя в своем таланте, то, о чем думала — не должно было случиться. И если она, одна из любимейших учениц Кая — сорвалась, то что сказать об остальных чудовищах Храма?

Они больше не дети, преданные взрослыми. Теперь они предают себя сами. Нара чувствовала кожей касание благословенной маски-экрана на лице. Как только Луиза догадалась сохранить дар Кая? Как скрыла в мыслях секретное оружие против могущественной подруги?

И какая же она молодец, что подумала об этом.

— Досса Луиза, — хрипло сказал голос у стола. Нара повернула голову, слепо глядя во тьму шлема. Луиза? Она… Пришла?

— Оставь нас… — сказала невидимая подруга.

Они не виделись с дня обращения Золотых Таранов. Небытие, в которое погрузилась Нара в тот день, преобразилось во мглу реанимационной капсулы и глухого шлема. В первые часы после пробуждения оказавшаяся во мраке жрица едва не спятила, но потом ей всё объяснили. Что это для её блага.

— Мать придёт, — сказал тот, кто встретил её после пробуждения. Молодой с безразличными глазами и холодной улыбкой. У него не хватало левой руки, но правой он обращался прекрасно. — Вы должны ждать.

Он не был одним из детей Луизы, но Наре показалось, что это лишь временно. Что он готов пойти на всё, лишь бы принять власть жрицы.

Получить руку. Встать в ряды её Детей.

Всё, что было нужно для поддержания жизни и относительного комфорта — делала реанимационная капсула.

— Луиза? — тихо позвала Нара. — Ты пришла? Я хотела извиниться перед тобой. За то, что сделала тогда. Как поступила…

Забрало шлема посветлело, и жрица зажмурилась от ярких лампа. Приоткрыла левый глаз, щёлочкой, привыкая. Подруга стояла рядом, но пока зрение улавливало лишь силуэт.

— Я чудовище Луиза. Кай знал об этом… Я — как Пустота… Понимаешь?

Та молчала. Привыкнув к свету, Нара разглядела богатый наряд подруги. Просторный, спадающий золотыми волнами и испещрённый знакомыми символами. Круг из черепов, в центре которого угрожающе склонил рогатую голову баран.

— Что это? — спросила она. — Вы изменили герб Таранов? Неужели они пошли на это?

Луиза была бледна и будто не знала, куда деть руки. Нара замолчала. Она сказала уже достаточно.

— Ты едва всё не испортила, — наконец, сказала Луиза. Как выплюнула. На выдохе, словно до последнего не могла решиться. — Едва не испортила…

Нара открыла было рот, вспомнив тех стрелков в нишах, тех боевых лордов, презирающих подругу, но по воле Нары сделавших шаг, чтобы принять власть подруги. Но ничего не ответила.

— Я так хотела, чтобы мы вместе поднялись против храмов, против старой Империи, но ты… Ты все время лезла в мою голову. Ты меняла меня. Управляла! — крикнула Луиза. — Ты… Ты действительно чудовище!

Нара грустно улыбнулась, не зная, видит ли её лицо подруга. Стыд жёг как настоящее пламя. Внутри тем временем заплакала обиженная девочка, затопала ножкой, закричала о том, что она говорила, что предупреждала. Что она не хотела снимать маску, что не просто так боялась. Рот детке закрыла властная ладонь чёрного эго, жалеющего о том, что его заперли. Мечтающего вернуть силу и отомстить.

Показать правду.

— Ты не представляешь, что такое, когда чувствуешь, как сама себя предаешь. Когда твои поступки оказываются… Не твоими. — Губы Луизы скривились, глаза сузились.

Нара промолчала. Она легко могла себе это представить.

— Я не могу тебе доверять больше, — крикнула подруга. — Я сойду с ума, если буду знать, что ты где-то рядом. Что ты можешь управлять мною так, что я этого и не замечаю. Твой дар… Я не понимала его угрозы.

— Как и все мы, — сказала Нара. Повернула голову, глядя в потолок. — Кроме Кая… Он был прав.

— Я думала мы будем свободны. Я так этого хотела! — Луиза явно не слышала подругу. Она прижала пальцы к вискам. — Как я так ошиблась?

Красивое лицо изуродовала гримаса боли и отвращения. Она выпрямилась, выдохнула, справляясь с чувствами. Прикрыла глаза.

— Я долго не могла прийти сюда, — сказала она. — Мне противна даже мысль о тебе.

Нара смотрела сквозь потолок, представляя за ним бескрайний космос. Даже нападение на Раздоре стало светлым пятном. Там было лучше. Там был Элай… Она вдруг улыбнулась, предвкушая скорое облегчение. Потому что Луиза пришла сюда не разговаривать. Даже с маской на лице Нара чувствовала смятение подруги. Слишком много сомнений. Слишком много. Их нужно развеять.

— Ты слаба, — сказала Нара. — Потому и тянула столько дней. Должна была прийти раньше и покарать отступницу. Но в тебе нет уверенности, и потому они заберут тебя, Луиза. Ты будешь служить Скорпу. Ты не сможешь стать императрицей.

Луиза молчала. Наверное, её глаза потемнели от гнева.

— Ты ведь тоже чудовище, моя дорогая, — продолжила Нара, надеясь распалить ярость подруги. — Сколько человек ты сожрала? Скольких ещё сожрешь? Все ли они будут преступниками? Все ли преступления заслуживают… Этого? Когда другие увидят тебя настоящую, поймут тебя — они тебя уничтожат. Ты не сможешь им помешать.

— Нет… — выдохнула Луиза злобно.

— На твоем месте, я бы отправилась на Приму. Кто знает, может твоих талантов хватит, чтобы выдернуть Воннерута из Улья. Хотя… Ты не справишься. Я тебя знаю. Ты пустая внутри. Я же видела.

Наверное, это она говорила зря. Наверное, не стоило. Но что поделать. Чудовища не всегда способны удержать маску. Рано или поздно оскал монстра проступает под натянутой кожей обычного человека. Однако, Нара хотела всё прекратить. Как можно быстрее. Жизнь до преображения была бессмысленной. Жизнь после — чудовищной. Она хотела уйти.

Когда скользнуло забрало шлема — Нара закрыла глаза, но даже за закрытыми веками уловила тень, нависшую над ней. Получилось.

— Я уже выдергивала из Улья, — гневно процедила Луиза. — Я справлюсь.

Кожу на лице ожгло холодом. Нара поняла, что задыхается. Выгнулась, невольно разомкнула губы, и лёд устремился внутрь. Скользнул по гортани, ворвался в желудок. Глаза распахнулись в ужасе.

Луиза нависала над ней, и в её открытый рот струился голубой поток, исходящий из груди Нары. Поток, вытягивающий из сознания жизнь. Ребра захрустели, сжимаясь, глаза съежились и провалились в глазницы, маска соскользнула с осунувшегося лица, и Нара потянулась в испуганно расширенные глаза жрицы, растворяясь в бывшей подруге.