По совету Сестры Клары Одилу на несколько дней поместили в лечебное учреждение, и в течение семи дней мы наносили визиты Зульмире в компании с нашим ориентером, чтобы помогать её восстановлению.
Вторая супруга Амаро уже была в лучшем состоянии, более молчаливая и спокойная.
Тем не менее, она не выходила из состояния неподвижности, в который она была погружена.
Возбуждение, которым она была охвачена, улеглось, но она продолжала оставаться в глубокой прострации.
Апатичная, она питалась в абсолютном угнетении духа.
Отвечая на наши обычные вопросы, Кларенсио охотно заметил:
— Сейчас она освобождена. Но она нуждается в стимулировании, чтобы избежать истощения. Ей не хватает воли бороться и жить. Но давайте доверимся ей. Одила лично сделает возможным её восстановление. Как только восстановится её духовное зрение, первая супруга Амаро примет необходимость отречения и братства, чтобы создать интересующее её будущее.
Действительно, Зульмира продолжала оставаться свободной и спокойной.
Части её тела функционировали в безупречной гармонии, но чего-то ей продолжало недоставать. Машина вела себя уравновешенно, но всё же она оставалась ленивой, требуя адекватных мер.
Прошла неделя, когда Сестра Клара пригласила нас на короткую беседу.
Она проинформировала нас, что Одила сильно меняется. Послушная магнетической помощи, чтобы прозондировать прошлое, она признавала, необходимость своего сотрудничества с мужем, чтобы оба они могли достичь истинной победы в планах духа.
Она жаждала встречи со своим мальчиком и готова была делать всё ради пользы мужа и своей дочери… А с другой стороны, она будет преодолевать естественное отвращение, которое она испытывала к Зульмире, что поможет ей как сестра, должным образом восстанавливаясь, чтобы укрепить и поддержать её.
Благодетельница выглядела удовлетворённой.
Она посоветовала нам принести Амаро, как только он сможет обходиться без своего физического тела, на следующую ночь в духовный центр восстановления, где находилась Одила.
От того, что они оба заключили, будут зависеть лучшие результаты.
Мать Эвелины преобразилась, поэтому выкажет своё восстановленное равновесие, сделав первое усилие к примирению.
Мы с радостью откликнулись на просьбу Клары. После полуночи, когда наш железнодорожник оказался под мягким влиянием сна, мы проводили его до указанного места.
Наставница ждала нас возле Одилы в светлой комнате, украшенной цветами, алтаря восстановления, где лечилась эта последняя.
Находящийся рядом отец Хулио, который проявлял меньше сознания, стал на колени, когда признал присутствие женщины, которую он любил, призвал всю свою ясность мысли, на которую был способен в подобных обстоятельствах, и в восхищении воскликнул:
— Одила!… Одила!…
— Амаро! — ответила его бывшая спутница, уже полностью преображённая. — Это я! Это я прошу у тебя мужества и веры, спокойствия и значимости в задаче, которую предстоит осуществить!…
— Я так переполнен, — кричал он, проливая обильные слёзы.
Поддерживаемый почтенной подругой, Одила, с трудом поднялась и, приглаживая свои волосы, спросила голосом, полным волнения:
— Переполнен чем?
— Я чувствую усталость от жизни. Я снова женился, как ты, должно быть, знаешь, думая гарантировать безопасность своим детям в будущем. Но женщина, на которой я женился, тебе и в подмётки не годится. Я был очарован! Вместо счастья, я нашёл лишь разочарование, которое не могу скрывать!…
И, глядя на неё с трогательным грустным выражением, он продолжил:
— Наш Хулио погиб в катастрофе, когда я питал самые лучшие чаяния, наша дочь чахнет в безрадостной комнате, а мачеха, которую я им навязал, разлагается в постели!… Ах, Одила, сможешь ли ты понять, как я страдаю? Я просил смерти у Неба, чтобы мы соединились в вечности, но смерть не приходит ко мне.
Естественно, более прекрасная в силу своих искупительных мыслей, которые теперь излучало всё её тело, супруга, с глазами, полными слёз, стала говорить с ним с незабываемыми интонациями в голосе:
— Да, Амаро, я понимаю! Я тоже много выстрадала. Однако, я признаю сегодня, что мы сами усложняем свои страдания… Зачем нам понадобилось обратить расстояние в возмущение и ностальгию в ядовитую жёлчь? Почему не признать Высшее Величие Божье в направлении наших судеб? Мы не смогли взрастить любовь, которая является жертвой на Земле для сооружения нашего духовного рая. Мы требовали, когда надо было отдавать, разрываясь, когда надо было соединять заново!… Амаро, необходимо успокоить сердце, чтобы жизнь помогла нам понимать её, нам надо ослабить хватку, чтобы получить от других помощь, в которой мы нуждаемся. В терпкости своих чувств без воспитания я подпитывала колючий куст ревности, мучая твои мысли и тревожа атмосферу в доме! Но за несколько коротких дней я получила более глубокое проникновение в наши проблемы, пользуясь ключом доброй воли!… Я хочу улучшаться, прогрессировать, жить заново…
Служащий железных дорог нежно и почтительно разглядывал её, а затем обескураженно добавил:
— Это ничего не меняет в ужасной реальности. Мы находимся в двух разных мирах… Ах, я несчастный! Я чувствую себя потерянным и несчастным!…
— Я тоже так же себя ощущала. Но в молчании и молитве я искала обновительный путь.
— Что делать с Зульмирой, которая стоит меж нами как препятствие для нашего истинного союза?
— Не суди так! Без подобающего мотива она бы не оказалась на твоём пути.
В этот момент Кларенсио подошёл к железнодорожнику и, коснувшись его своей правой рукой, предложил его ментальному полю немедленный возврат к воспоминаниям долгов, которые он нажил в Парагвае.
Амаро подскочил и продолжал слушать.
— Если Зульмира была помещена в храм нашей любви, — с восхитительным вдохновением продолжила Одила, — то потому что наша любовь обязана ей благословением счастья, которым мы были одарены.
— Да, — согласился Амаро, который оказался охваченным фрагментарными воспоминаниями, выходившими из его сердца.
— Будем считать её нашей дочерью, сестрой Эвелины, чьи шаги нам предстоит направлять на путь добра. Дом — это не только жилище тела. Это гнездо душ, в нежности которого мы развиваем крылья, которые унесут нас к высотам вечной славы. Примем испытание и боль, как благословенные инструменты нашего путешествия к Богу.
— Ты знаешь, как я тебя люблю!… - сказал Амаро.
— И ты тоже должен знать, что твоё сердце представляет для меня самое великое сокровище жизни. Но сегодня я вижу более широкий горизонт… Разве будет иметь истинное значение сияние закрытых оазисов? Послужит ли чему-либо строительство дворца посреди пустыни, где мы бы унижались своим удовлетворением путников, которые приходили бы к нам, страдающие от жажды и голода, Как определить нежность, которая превращается в изоляцию, под предлогом сохранения счастья для себя? Давай возрождаться, Амаро! Никогда не поздно начать добро заново!… Будем трудиться, ценя время и жизнь!…
Растроганный в самой глубине своей души, отец Эвелины конвульсивно заплакал, вызывая сочувствие.
Одила нежно обняла его, а Клара пригласила нас на экскурсию по ближайшему большому саду.
Несколькими мгновениями позже мы уже созерцали ясное небо…
Оба супруга устроились в благоухающем уголке сада, чтобы спокойно побеседовать между собой.
Мы отметили, что наставница отела оставить их предоставленными друг другу, чтобы духовное сближение было более надёжным. И пока они оба обменивались мыслями и сокровенными признаниями, мы удалились, восхищаясь красотой ночи.
Сиял чудесный небосвод. Дальние созвездия, казалось, подавали нам знаки, указывая на славное будущее.
Аёгкие вибрации плавно скользили, словно мягкие и неощутимые руки ветра, ласкавшего наши головы.
Цветы редкой красоты проливали из своих чаш лучи дневного света, словно мелкие и грациозные резервуары солнечного сияния.
Сестра Клара очаровывала нас блестящими словами. Очаровательно просто она комментировала свои путешествия в другие сферы труда и реализации, превознося в каждом рассказе любовь и мудрость Отца Небесного.
В течение долгого момента мы обменивались своими впечатлениями о величии жизни, которая казалась нам всё более удивительной и прекрасной на каждом плане Творения.
Занимался новый день.
Мы возвратились к супружеской паре, чтобы вернуть нашего спутника к земному его дому. К концу своей долгой беседы их лица излучали покой и радость.
Сестра Клара взяла на руки свою ученицу, и обе они последовали за нами в своём обратном паломничестве.
Дома Амаро отделился от нас, улыбающийся и спокойный.
Мы готовились к отходу, когда наставница предупредила нас:
— Надеемся, Одила возьмётся сегодня за работу.
Часы показывали шесть часов утра.
Словно коллега в день экзамена, преображённая мать Хулио смотрела на нас в напряжённом ожидании.
Амаро вновь обрёл своё физическое тело, открыв глаза в прекрасном расположении духа.
Ему не удастся вспомнить все детали экскурсии, но он сохранит в своём неописуемую уверенность, что он был «где-то» с компании со своей первой супругой, и видел её оживлённой и счастливой.
Он потянул руками в дивном спокойствии человека, который видит, как приходит конец долгому и гнетущему нервному напряжению, встал, видя занимающийся день, радостный и прекрасный, не отдавая себе отчёта, что именно в нём самом вновь родились эта радость и эта красота.
Он чувствовал желание смеяться и петь.
И, выйдя из ванной комнаты, где он тихонько напевал песенку, напоминавшую ему времена, когда он женился впервые, он зашёл в спальню.
И тогда Одила нежно обняла его и воскликнула:
— Что ж, дорогой мой! Продлим наше счастье! Зульмира ждёт нашей любви…