Меченный смертью. Том 5

Глава 8

Дверь, на которой было сосредоточено внимание всех гостей, на секунду приоткрылась и из нее выскользнула бледная, но при этом весьма довольная Елена Михайловна. Она что-то быстро шепнула супругу и вновь скрылась в кабинете.

Граф Доронин отдал какое-то приказание лакею и тотчас направился к брату, который продолжал угрюмо восседать на диване в стороне от собравшихся.

— Андрей, у тебя родился сын! — радостным голосом заявил Петр Филиппович. — С Анной Петровной все в полном порядке. Ее сейчас вместе с младенцем увезут в клинику доктора Боткина. — И граф показал взглядом в сторону каталки, которую везли через гостиную две медсестры, ожидавшие до этого в прихожей.

— Какой позор! — простонал Андрей Филиппович и обхватил руками голову. — Большего унижения в жизни я еще не испытывал.

— Ну что ты такое говоришь, братец? — ободряюще похлопал его по плечу Петр Филиппович. — Окстись! Ну и что с того, что Анне Петровне вдруг так неожиданно и несколько раньше по времени пришел срок произвести на свет дитя? Радуйся, что все прошло хорошо, и оба они в добром здравии сейчас отправятся в больницу.

— Но не на виду же у всего света! — прошипел, пронзительно глянув на брата, Андрей Филиппович. — И что это князю Зубову вдруг вздумалось устроить из этого спектакль? Это неслыханно! Это уже выходит за все мыслимые рамки приличия.

— С начальством лучше не спорить, Андрей. Ты же помнишь, скольких усилий мне стоило устроить тебя адъютантом его превосходительства? Давай простим ему этот маленький каприз. — После этого Петр Филиппович наклонился к брату и перешел на еле слышный шепот. — Ты же не понаслышке знаешь… кхм, специфические интересы и увлечения князя.

Андрей Филиппович метнул на собеседника многозначительный и блеснувший гневом взгляд.

— Но это моя супруга, а не какая-нибудь там девка из варьете! Как он посмел так унизить меня!

— Успокойся, Андрей! Возьми себя в руки! Все на нас смотрят, а ты ведешь себя, как мальчишка! — в голосе Петра Филипповича прозвучали стальные нотки. — Не смей позорить нашу фамилию!

Глава дома Дорониных резко встал с места и проследовал к дверям кабинета, из которых в этот момент показалась каталка с Анной Петровной. Его брат, сделав надо собой титаническое усилие, нервным движением руки поправил сбившуюся шевелюру, одернул лацканы фрака и, встав с дивана, ни на кого не глядя, двинулся за братом.

Анна Петровна, полулежа на каталке, устало улыбалась и прижимала к груди младенца. Все вокруг тут же расступились, освобождая путь. Вслед за каталкой, важным шагом, деловито хмурясь, шел доктор Боткин. Ему явно было не по душе такое большое скопление народа. Он с осуждением посмотрел на хозяев вечера, очевидно, не понимая, что столпотворение продолжается отнюдь не по их воле.

Сам же виновник происходящего, обладая довольно высоким ростом, возвышался над большинством окружающих его людей и при этом неотрывно смотрел то на Анну Петровну, то на новорожденного. В глазах генерал-губернатора застыла целая гамма чувств, которые он пытался скрыть, но так и не смог утаить от пытливого взора князя Островского. Тут был и интерес, и обожание, и трепет, и даже некая опасливость.

Запеленатый младенец смотрел по сторонам любопытными глазками. На его голове была надета маленькая шапочка, которая от неловкого движения Анны Петровны вдруг сбилась на бок.

— Какая чудесная белокурая головка! — воскликнул чей-то умиленный женский голос. — Настоящий ангелочек!

После этих слов граф Андрей Филиппович Доронин сначала покраснел, а потом тут же побледнел, как смерть. Мало кто заметил эту быструю перемену во внешнем облике графа, поскольку тот попытался сразу же взять себя в руки. Но от нескольких внимательных взоров она все-таки не утаилась.

И здесь было от чего краснеть и бледнеть. Ведь граф и графиня Доронины были брюнетами.

Подвал дома на Большой Морской впечатлял своими размерами и массивными опорными колоннами. Строители при возведении особняка значительно углубились в болотистую петербургскую почву. И по этой причине сводчатые помещения цокольного этажа были довольно высокими и просторными.

Но это касалось не всего подвала. В дальней его части располагалось несколько тесных, изолированных друг от друга комнат, первоначальное предназначение которых было неизвестно. Да и комнатами-то их можно было назвать только с большой натяжкой. Скорее, они смахивали на узкие чуланы или даже тюремные камеры, поскольку отделялись от основного коридора массивными металлическими дверьми. Возможно, когда-то в этих помещениях под тяжелыми запорами хранились самые ценные сорта вин.

Но сейчас комнаты пустовали. Точнее, пустовали две из них. А третья, самая дальняя, расположенная как-то совсем особняком, хранила в своем темном и сыром нутре некую тайну. Узнав про содержимое этой камеры, многие, если не сказать, что все, из высшего света отвернулись бы от нового хозяина так называемого особняка Демидова. Но узнать про это не дано было никому, ибо всё хранилось в строжайшем секрете.

В комнате расположилась вмонтированная в боковую стену железная кровать. А на ней лежал человек, скованный не только кандалами, но и мощными заклятиями. Эта мера была на первый взгляд излишней, поскольку в этом человеке совсем не было магии. Но если бы вы в подробностях узнали про прошлое этого таинственного заключенного и про его возможности, то, вероятно, не удовольствовались бы и таким мерами предосторожности, а сразу бы для верности лишили его возможности передвигаться, аккуратно перерезав те немногочисленные сухожилия, которые отвечают за эту жизненно важную функцию человеческого организма.

Человек спал. Не то чтобы он сильно этого хотел. Скорее, он даже пытался сопротивляться этому. Но у него не было ни единого шанса противостоять охватившему его забытью. Он спал потому, что я так решил. И сейчас я шел, чтобы разбудить его. И когда я его разбужу, то ему не понравится то, что он увидит, услышит, а затем и почувствует. Он пожалеет о том, что так яростно хотел проснуться.

Мои шаги отражались гулким эхом от высоких сводов подвала. Со мной шел Игорь. Мой помощник и напарник, который всюду меня сопровождал с того самого момента, как я покинул приграничье. Когда-то он был в точно такой же ситуации, что и тот узник, дожидавшийся сейчас своей участи. Хотя, если уж быть совсем честным, ситуации все-таки были разными. Отличались они одной очень важной деталью: у Игоря был шанс выжить. У того человека, к чьей камере я сейчас приближался, таких шансов не было. Проще говоря, у него не было ни единого шанса на выживание.

Идеально смазанная дверь бесшумно открылась. Первым вошел Игорь и поставил сбоку от входа небольшой кейс, который принес с собой. Кейс был абсолютно черным, если не считать маленького серого овала на его центральной части, в котором красовался темный оттиск шипастой розы.

Я вошел следом за Игорем и окинул брезгливым взглядом лежащего на кровати человека. На нем была надета идеально-белая рубашка с высоким накрахмаленным воротником, темно-синие брюки и черные ботинки. Глядя на его безупречную одежду, создавалось впечатление, что он явился в эту комнату добровольно и сам улегся на неудобную железную кровать, покрытую старым и тонким тюфяком.

Я протянул руку к распростертому передо мной телу и еле слышно прошептал несколько слов. В следующую секунду веки спящего едва заметно затрепетали, а потом резко открылись. Глаза пленника бешено завращались, а руки и ноги стремительно задергались в бесплодных попытках освободиться.

Я ждал. Ждал, когда человек осознает постигшую его участь, успокоится и станет задавать вопросы. И он осознал, успокоился, но разговор начинать не спешил. Вместо этого, яростно уставившись на меня с Игорем, он повернул голову в нашу сторону и злобно сплюнул.

Признаться, я ожидал чего-то подобного. И, если честно, эта реакция значительно упрощала все дальнейшее дело. Я криво ухмыльнулся и засунул руку во внутренний карман смокинга. Через секунду оттуда показался небольшой лист бумаги. Это была фотография. На ней была изображена счастливо улыбающаяся молодая девушка с длинными светлыми волосами. Я приклеил фото на стене напротив кровати, чтобы лежащему хорошо было его видно. А над фото прикрепил небольшой светодиодный фонарик. Он понадобится, когда комната погрузится во тьму. Использовать для такой мелочи магию я счел нецелесообразным.

— Так вот из-за кого вся эта канитель. Из-за мерзкой, поганой шлюхи! — Под высоким сводом камеры загуляло эхо хриплого издевательского смеха.

Признаться, я уже отвык от этой весьма грубой манеры вести разговор, которая была присуща некоторым представителям низших сословий, сумевшим выбиться в люди. Слова пленника сильно резали по ушам. И, по всей видимости, не только мне. Игорь тоже едва заметно поморщился.

Я ничего не ответил на этот дерзкий и безрассудный выпад. Скользнув равнодушным взглядом по узнику, я быстро кивнул Игорю. Тот вышел в коридор и через пару секунд вкатил в камеру некий довольно громоздкий и плоский предмет, установленный на прочной стальной раме с колесиками, а сверху накрытый черной тканью.

— Что это за хрень, мать вашу⁈ — Человек на кровати заметно напрягся.

— Это всего лишь зеркало, — холодно ответил я, подняв на секунду край черного полога.

Узник посмотрел на меня непонимающим и растерянным взглядом.

— Мой друг сейчас сделает тебе совершенно безобидный укол. После него твое тело какое-то время не сможет двигаться. Ты будешь все видеть и слышать, но не сможешь пошевелиться. Правда, к моему огромному сожалению, глаза ты все-таки сможешь закрывать. И вот чтобы устранить эту последнюю досадную неприятность, мой помощник закрепит тебе веки специальными распорками, чтобы ты не смог моргнуть.

Я вытянул руку и произнес заклинание, которое на время обездвижило попытавшегося вырваться узника. Я не хотел тратить на этого подонка свою магию. Во всяком случае не больше, чем того требовала необходимость. После того, как клиент затих, Игорь осторожно приоткрыл кейс и вытащил из него небольшой шприц. Игла сверкнула, вонзившись в податливую плоть, и через пару секунд содержимое шприца плавно перетекло в тело пленника.

Подождав с полминуты, я снял заклинание. Лежащий остался недвижим.

— Проверь рефлексы, — холодно скомандовал я Игорю.

Тот равнодушно начал втыкать иглу шприца в чувствительные точки, скрупулезно выбирая области, в которых можно было добиться максимального болевого эффекта. На мой взгляд достаточно было один раз загнать иглу под любой ноготь, чтобы убедиться в действенности введенного препарата. Но Игорь методично воткнул ее под каждый. А потом перешел к еще более чувствительным местам. Когда действие препарата закончится, то боль от произведенных им манипуляций безотлагательно и сокрушительно напомнит о себе.

Я наклонился к пленнику, сохранив при этом на всякий случай безопасную дистанцию и тихо произнес:

— Твои подельники, все четверо, прежде чем умереть, прошли через довольно долгий и мучительный процесс угасания. Они рассказали мне много чего интересного и про тебя, и про твоего хозяина. Они просто жаждали мне это рассказать только затем, чтобы я прервал их страдания и позволил умереть. Они молили о смерти, желали ее, как жаждет глотка воды бредущий по пустыне обессиленный путник. — Я немного помолчал, задумчиво глядя перед собой. — Но каким бы многострадальным не был их конец, для тебя я приготовил нечто особенное. Ты их предводитель. Ты очень ловко умеешь рисовать ножом по нежному женскому телу. Поэтому твои мучения станут апофеозом всех их страданий. Они превысят всё, что вкупе было ими испытано.

Тем временем Игорь зафиксировал веки узника, чтобы тот не смог моргать.

— Когда я выключу свет, — продолжил я, — ты будешь видеть только фото этой бедной девушки, над которой ты со своими дружками поизмывался, а потом убил. А еще напротив тебя будет стоять зеркало. Поначалу в темноте ты вряд ли его разглядишь. Но зато оно будет видеть тебя. И поверь мне, это тебе очень и очень не понравится. По правде говоря, я бы не хотел сейчас оказаться на твоем месте.

Я встал, выключил свет и рывком сорвал с зеркала черный покров. Прежде чем выйти следом за Игорем из камеры, я бросил через плечо:

— Через пару часов я вернусь и тогда мы поговорим. И если к тому времени твои волосы останутся такими же черными, а голос — твердым, то это сделает тебе честь.