Меченный смертью. Том 5

Глава 15

Я увидел, как князь Зубов удивленно вскинул брови после моего неожиданного предложения. Мне даже показалось, что он на несколько мгновений потерял дар речи. И чтобы хоть как-то разбавить затянувшееся неловкое молчание, я продолжил:

— Предлагаю обсудить это как-нибудь у меня за обедом, князь. Скажем, завтра, если вам будет удобно. Я купил себе скромный дом на Большой морской. Но внутри он довольно уютный, и смею надеяться, придется вам по вкусу.

— Право, ваше предложение, Александр Андреевич, застало меня несколько врасплох, — придя в себя, ответил князь Зубов. — Так. Дайте мне минутку. Надо свериться с расписанием на завтра.

Он достал из кармана смартфон и начал что-то внимательно там изучать. Затем на пару секунд замер и, наморщив лоб, задумался. Видно было, что в эти мгновения в нем происходила какая-то внутренняя борьба. Но когда его взгляд вновь упал на обворожительную Елизавету Михайловну, князь, отбросив все сомнения, что-то размашисто вычеркнул из своего графика и, удовлетворенно поглядев на меня, спросил:

— Во сколько, вы говорите, у вас завтра обед, князь?

— Обычно я сажусь за стол в два часа, — с любезной улыбкой ответил я. — Но, если у вас другие привычки, я с легкостью сдвину свой график ради такого дорогого гостя.

— Ни в коем случае, любезный Александр Андреевич. Я буду у вас к этому времени. Какой именно дом на Большой Морской вы приобрели?

— Бывший особняк Демидова возле Германского посольства, Михаил Петрович. Слышали о таком?

Лицо генерал-губернатора на пару мгновений побледнело, а взгляд стал отсутствующим. Однако он тут же взял себя в руки и с несколько натянутой улыбкой ответил:

— Как же не знать, Александр Андреевич? Весьма оригинальный дом с довольно богатой и необычной историей. Уверен, вы развеете в глазах общественности укоренившееся негативное и в чем-то даже суеверное мнение об этом особняке.

— Я успел познакомится с этими нелепыми слухами, — снисходительным тоном ответил я. — Но смею вас заверить, князь, что в этом особняке не больше таинственного и сверхъестественного, чем в обычной дверной ручке. Вы один пожалуете или с Анастасией Дмитриевной?

Генерал-губернатор сухо пожевал губами и, не удостоив супругу даже мимолетным взглядом, ответил:

— Один, Александр Андреевич. Наша встреча будет сугубо деловой. Боюсь, что она может быстро наскучить Анастасии Дмитриевне и негативно скажется на ее самочувствии. А этого по известными причинам ни в коем случае допускать нельзя. — И он, наконец, бросил быстрый, но при этом весьма волевой и жесткий взгляд на жену.

Было видно, что та хотела что-то возразить, но, споткнувшись о тяжелый взгляд мужа, решила, что благоразумнее будет промолчать.

— Тогда решено, Михаил Петрович. Завтра, около двух пополудни я буду вас ждать.

Мы обменялись с князем Зубовым вежливыми поклонами и разошлись. При этом я заметил, как он напоследок обвел Елизавету Михайловну весьма откровенным и красноречивым взглядом.

Но не успели мы далеко отойти, как в фойе послышался гневный возглас:

— А вот и он! Идемте, господа!

Разговоры вокруг тут же смолкли и все взоры обратились к вошедшим. Их было трое. И среди них выделялась высокая фигура графа Андрея Филипповича Доронина. Его лицо было бледным, бескровные губы сжаты в полоску, а брови сдвинуты к переносице. В руке он нервно комкал белую перчатку. Увидев этот последний атрибут внезапно возникшей перед ними картины, некоторые из собравшихся тут же поняли намерения графа, и по фойе разнесся вздох удивления.

— Эй, вы, сударь, постойте-ка! — фамильярно и развязно крикнул граф Доронин, прожигая гневным взглядом спину генерал-губернатора.

По его несколько нетвердой речи можно было с уверенностью решить, что Андрей Филиппович, либо не выспался, либо слегка перебрал с алкоголем, либо то и другое вместе взятое.

Князь Зубов, как и некоторые другие, повернутые к виновнику внезапного торжества спиной, обернулся и тут же застыл в оцепенении. До него мгновенно дошел весь леденящий душу смысл разворачивающегося действия. Михаилу Петровичу стало ясно, что его адъютант окончательно спятил и сейчас собирается совершить непоправимую глупость, которая в первую очередь ударит по престижу самого генерал-губернатора. Но поделать с этим он ничего уже не мог. Метко брошенная перчатка прилетела прямо в лицо незадачливому князю Зубову, заставив его сначала покраснеть, а потом превратив его физиономию в мертвенно-бледную маску.

— Сударь! — громовым голосом прокричал на все фойе граф Доронин. — Вы мерзавец и подлец! Я во всеуслышание заявляю, что вы обесчестили мою жену! Она мне во всем призналась. — Яростно потрясая кулаками, гневно вещал Андрей Филиппович. — Такой позор и надругательство над моим честным именем смывается только кровью! Я вызываю вас на дуэль!

Дав господина, пришедшие с графом Дорониным, стояли по обеим сторонам от него с абсолютно равнодушным видом. Они были похожи скорее на клерков, пришедших засвидетельствовать факт совершения некой юридической сделки. Всем собравшимся, в том числе и мне, сразу стало ясно, что это представители одного из независимых дуэльных агентств, которых, следуя утвержденному строгому кодексу, привлек к своему делу граф Доронин.

Эти агентства начали открываться при полной поддержке государства вскоре после того, как в нашем мире появилась магия. В те далекие дни, как, в общем-то, и ранее, аристократы с упорством, граничащим с геноцидом, продолжали стреляться и драться друг с другом. Но разница теперь была еще и в том, что они в дополнение к этому начали жульничать на дуэлях, склоняя с помощью магии исход поединка на свою сторону. По этой причине секундантов каждой стороны со временем заменили независимые арбитры. Причем, закреплено это было на законодательном уровне.

Эти арбитры предоставлялись теми самыми независимыми дуэльными агентствами. В их задачи входило следить за чистотой поединка: никакой магии, никакого жульничества и никаких незаконных конкурентных преимуществ ни у одного из участников дуэли. Все должны были находиться в максимально равных условиях.

Участники могли выбирать только один из двух видов оружия: гладкоствольные капсюльные пистолеты или же шпаги. Причем оружие для дуэлей обязательно должно быть абсолютно новым, ни разу не использовавшимся и не пристрелянным. Таким образом, особенно в случае с пистолетами, в дуэль вводился высокий процент случайности: низкая точность, довольно высокая отдача и отсутствие какого-либо прицела или даже простейшей мушки. Все это делалось из-за негласного принципа, что исход дуэли зависит не столько от ее участников, сколько от воли неких высших сил, которые в конечном счете и определяют, кто прав, а кто виновен.

— Да как вы смеете, сударь, так прилюдно оскорблять меня абсолютно бездоказательными и надуманными обвинениями, — в бешенстве процедил сквозь зубы генерал-губернатор. — Если вас не покарает справедливая рука судьбы, то я добьюсь через суд, чтобы с вас сполна взыскали за оскорбление моего честного имени!

— Если вы, вероломный соблазнитель чужих жен, переживете дуэль и дело дойдет до суда, то все расставит по своим местам генетическая экспертиза! — яростно брызгая слюной и потрясая руками вопил граф Доронин. — Тогда вы точно не отвертитесь, и свет узнает про все ваши мерзкие делишки! — Полусумасшедший взгляд Андрея Филипповича, конечно, не придавал особого веса его словам, но, тем не менее, возымел некий эффект. Окружающие зашептались и начали с легким подозрением поглядывать на бледного, как полотно, генерал-губернатора.

— Вы же видите, господа, он не в себе! — воскликнул генерал-губернатор, оглядываясь по сторонам. — Уведите отсюда этого сумасшедшего, иначе, боюсь, он может кому-нибудь навредить.

Граф Доронин после этих слов побледнел еще сильнее. Титаническим усилием воли он взял себя в руки, резким движением оправил за лацканы свой фрак и, холодно глянув на князя Зубова, ледяным голосом спросил:

— Так вы принимаете мой вызов, сударь? Или же прилюдно отказываетесь, признав при этом не только свою вину, но и позорную трусость?

Князь Зубов смерил своего, теперь уже, по всей видимости, бывшего, адъютанта презрительным взглядом и ответил:

— Если вы так этого желаете, то будь по-вашему. Хоть мне и не доставит абсолютно никакого удовольствия убийство больного человека. Последний раз прошу вас одуматься и немедленно обратиться к врачу. Иначе, боюсь, вы можете стать опасны и для себя, и для окружающих.

— Мне не о чем дальше с вами говорить, низкий вы человек, — на этот раз более сдержанно ответил граф Доронин. — Остальные вопросы решат эти господа, — и он указал головой в сторону сопровождавших. — Я согласен на любые условия и время, но не позднее завтрашнего дня. — Андрей Филиппович холодно и нервно откланялся, а затем порывисто вышел из фойе.

Вокруг повисла напряженная тишина. Все взгляды были обращены к князю Зубову. Его супруга, белая, как мел, нервно сжимала руку своего мужа и глядела перед собой стеклянным, ничего не выражающим, взором.

— Прошу вас, господа, пройти в мою ложу. Там мы сможем обсудить детали, — дрожащим от еле сдерживаемого гнева голосом произнес генерал-губернатор и, развернувшись, двинулся вместе с женой к выходу из фойе. Два господина в строгих черных костюмах последовали за ним.

Мы с Елизаветой Михайловной переглянулись.

— Я, Александр Андреевич, конечно, не в курсе всех ваших планов, — кокетливо взглянув на меня, произнесла она, — но то, что я вижу, мне очень нравится. Вы определенно слов на ветер не бросаете.

— То ли еще будет, Елизавета Михайловна, — ответствовал я, уводя свою прелестную спутницу в сторону входа в литерную ложу. — То ли еще будет.

Дуэль была официально назначена на семь утра следующего дня. Местом проведения выбрали Марсово поле. Специально для таких мероприятий там возводился пуленепробиваемый магический барьер. Сообщение о предстоящем поединке было, как и положено в таких случаях, размещено на сайте дуэльного вестника, а также на многочисленных новостных каналах и страничках в сети. Приглашались все желающие. В качестве оружия князь Зубов выбрал пистолеты. Расстояние между барьерами было намечено в десять шагов, а дистанция, с которой дуэлянты начнут сходиться — в двадцать. Одним словом, все было решено сделать по классике.

Без преувеличения можно сказать, что вся северная столица была взбудоражена этой неожиданной новостью. Не только в высшем свете, но и среди простого народа ходили различные слухи и толки, касающиеся причин предстоящего поединка. И, к слову сказать, находилось много тех, кто верил словам графа Доронина и всем сердцем сочувствовал ему.

К поединку начали готовиться загодя. На Марсовом поле возвели многоярусную трибуну с местами для почетных и высокопоставленных зрителей. Предприимчивые торговцы арендовали торговые места рядом с местом поединка, чтобы заранее установить свои передвижные палатки и павильоны. А телерепортеры, еще с ночи застолбив самые удачные позиции для съемки, развернули на Марсовом поле целый лагерь.

Однако, ближе к утру весь город, а точнее тех, кто в это время не спал, облетела еще одна шокирующая новость. Она, признаться, привела в немалое расстройство всех, кто рассчитывал извлечь прибыль из предстоящего мероприятия. Остальных же эта новость повергла в такое невероятное возбуждение, что они, без малейшего зазрения совести, разбудили тех, кто к этому времени еще спал и находился в счастливом неведении.

Оказалось, что граф Андрей Филиппович Доронин никак не сможет принять участие в им же намеченном поединке. И причина для этого была весьма веская и абсолютно неустранимая. Все дело в том, что граф был найден мертвым в своем собственном кабинете. Покинул он этот бренный мир из-за маленькой пули, которая совершенно неожиданно вошла через височную кость в его мозг. Выпущена она была из пистолета с глушителем, который валялся тут же на полу справа от тела.

На столе, за которым в своем любимом кресле был обнаружен труп графа, лежала записка, начертанная, как потом подтвердила экспертиза, рукой убитого. Гласила она следующее:

'Придя в себя после своего временного помешательства и с горечью осознав, какую ужасную и непростительную ошибку совершил, я не могу принять иного решения, кроме этого. Надеюсь, мой поступок сохранит честь моей семьи и послужит достаточным извинением за то чудовищное оскорбление, которое я нанес своему благодетелю и покровителю, его превосходительству генерал-губернатору Зубову Михаилу Петровичу, а также моей горячо любимой супруге. Напоследок хочу заверить всех причастных, что мои слова, сказанные в приступе безумия в стенах Александрийского театра, являются абсолютной ложью от начала и до конца.

За сим разрешите откланяться.

Граф Доронин Андрей Филиппович.'