Меченный смертью. Том 5

Глава 5

Ко мне уже спешили хозяева особняка. После обмена весьма теплыми приветствиями, я окинул быстрым и деланно рассеянным взглядом гостиную. Здесь находились почти все, кто мне был нужен. За исключением князя Филатова. Хотя его отсутствие меня нисколько не расстроило. Это даже не стало для меня сюрпризом. Поскольку я знал наверняка, почему его здесь нет.

Похоже, что у князя в Казанском филиале его «Стального бастиона», этой выдающейся и знаменитой логистической компании, случилась небольшая неприятность. Пропал командир одной из боевых групп сопровождения. Один из лучших. Не вышел после выходных. А вместе с ним исчезли четверо опытнейших бойцов его отряда.

Последний раз этого самого командира видели в компании невесть откуда взявшейся шикарной красотки. Он направился с ней в отель «Империал», где на сутки снял номер в пентхаусе. После этого, не оставшегося незамеченным, события он как сквозь землю провалился. Судя по информации, полученной с камер наблюдения, ни он, ни таинственная красотка из номера не выходили. Когда же по прошествии суток дверь вскрыли, внутри было абсолютно пусто. При первичном осмотре выяснилось, что все окна плотно закрыты изнутри. На столе стояла открытая бутылка вина, два полупустых бокала, а рядом с диваном на шикарном персидском ковре валялось черное шелковое женское платье — именно то, в котором была спутница пропавшего.

Прибывшая следственная группа не обнаружила никаких улик, хоть как-то указывающих на разгадку этого странного происшествия. Кроме разве что двух еле видимых следов мужских ботинок на паркете в углу. А над ними на стене примерно в метре от пола отпечатались два полушария, словно кто-то, вероятнее всего женского пола, прижался к обоям обнаженной и вполне симпатичной пятой точкой.

Коридорный, да и сам управляющий гостиницы заверили следователей, что эти отпечатки никакого отношения к происшествию не имеют и были обнаружены здесь еще неделю назад. После этого интерес следственной группы к ним полностью пропал. Они даже не были занесены в протокол осмотра места происшествия. Если бы это были следователи из главного управления, то они, вероятно, не поступили бы так опрометчиво. К слову сказать, эти следы на следующий же день таинственным образом исчезли. Управляющий, карманы которого весьма отяжелели от неприлично высокого финансового вознаграждения, решил грамотно и незаметно замести последние улики.

Так что у князя Филатова, который в этот самый момент сотрясал своим громовым голосом стены областной прокуратуры, была веская причина пропустить этот чудесный вечер.

— Прошу меня извинить, Петр Филиппович, за мое досадное опоздание, — с легким поклоном произнес я, обращаясь к хозяину особняка. — Я никоим образом не хотел вас оскорбить или выказать пренебрежение. Могу лишь сказать в свое оправдание, что на то были весьма неожиданные и веские причины. Дело в том, что моему водителю перед самым отправлением стало плохо. Вероятно, здесь сильно сказалось то, что в последнее время он очень много работал. Пришлось вызвать доктора и самому садиться за руль. Это и послужило причиной моего столь долгого отсутствия.

— Надеюсь, с ним все в порядке? — взволнованно спросила Елена Михайловна.

— С кем? — Я сделал вид, что не понял.

— С вашим водителем, — несколько растерянно пояснила хозяйка вечера.

— По-другому и быть не может, — успокаивающе улыбнулся я, — ведь он в надежных руках. Вы наверняка слышали про доктора Боткина?

— Сергея Евгеньевича⁈ — изумленно воскликнула Елена Михайловна.

— Совершенно верно.

— Это же знаменитейший врач Петербурга. Говорят, он способен на невозможное. Даже императорская семья пользуется его услугами. А тут простой водитель! И как только вам это удалось, князь? — удивлению Елены Михайловны не было предела.

— Мне повезло, — простодушно ответил я, слегка пожав плечами, — у меня были хорошие рекомендации.

— Вот бы нам ваши рекомендации, Александр Андреевич, — с плохо скрываемой завистью произнесла Елена Михайловна. — Моя невестка ждет появления первенца. Мы так хотели, чтобы ее в этот трудный период наблюдал доктор Боткин, но все наши попытки нанять его не увенчались успехом. У нашего знаменитого эскулапа оказался слишком плотный график.

— Если вы позволите, Елена Михайловна, я замолвлю перед Сергеем Евгеньевичем за вас словечко. Уверен, что он мне не откажет, — с улыбкой ответил я. — Как зовут вашу невестку?

— Это было бы чудесно, князь! — Глаза Елены Михайловны так и засияли от радости. — Пойдемте же скорее, я вас познакомлю.

Мы подошли к дивану, на котором расположилась миловидная брюнетка в свободном платье, рядом с которой, властно положив руку ей на плечо, возвышался ее муж. После того, как Елена Михайловна нас представила, я поцеловал протянутую мне Анной Петровной руку и с воодушевлением произнес:

— Я глубоко впечатлен, вашей выдержкой и стойкостью, уважаемая Анна Петровна. Даже в таком сложном положении вы не лишаете собравшихся своего чудесного общества.

Молодая графиня Доронина в ответ благодарно склонила свою прелестную головку, а потом метнула на мужа многозначительный взгляд, который пришелся тому явно не по душе.

Так начался мой первый званный вечер в Петербургском высшем свете. Хозяева особняка поочередно подводили и представляли меня всем гостям, словно какую-то диковинку.

Когда с формальностями было покончено, мы с Петром Филипповичем присоединились к кружку, где главенствовал его младший брат, Андрей.

Увидев, что я наконец-то определился с компанией, многие из присутствующих присоединились к нам. В итоге все общество разделилось на две непропорциональные части: большинство было с нами, а оставшиеся собрались вокруг курительного столика, у которого, важно заложив ногу за ногу, восседал генерал-губернатор.

— Господа, вот чего я никак не могу понять, — вещал деланно-равнодушным и несколько даже ленивым голосом Андрей Филиппович Доронин, — так это нравов современной молодежи. Я, конечно, все понимаю: кровь бурлит, эмоции бьются через край, но зачем же стреляться по самому малейшему поводу? Эта бретёрская удаль на студенческих дуэлях уже ни в какие рамки не лезет. А в итоге выходит, что мы теряем лучшую и перспективную часть нашей аристократической молодежи. А сколько знаменитых людей ушли безвозвратно от этой пагубной напасти? Возьмем хотя бы Пушкина и Лермонтова. Скольких прекрасных произведений лишился мир из-за простого нажатия на курок, сделанного в расстроенных чувствах?

Граф Доронин обвел скучающим взглядом собравшуюся публику и внезапно остановился на мне.

— А вы, князь, что думаете по этому поводу? Я слышал, что у вас есть на все свое мнение. Хотелось бы его услышать.

— Простите, сударь, я не совсем понял ваш вопрос. — Мой холодный взгляд скользнул по высокомерному лицу графа.

Лицо Андрея Филипповича тут же изменилось и на нем появилась хоть какая-то видимость учтивости.

— Простите, Александр Андреевич, я не хотел вас задеть своим неожиданным обращением. Но, тем не менее, хотелось бы узнать, как вы относитесь к дуэли? Воспринимаете ли вы ее, как средство мщения за нанесенную обиду или причиненные страдания?

— Смотря, о чем в конечном итоге идет речь. Порой обычная дуэль не достигает истиной цели пострадавшего, — равнодушно пожал я плечами.

— Что вы имеете в виду, князь? — В голосе Андрея Филипповича прозвучало удивление.

Я прожег графа Доронина пристальным и долгим взглядом.

— Представьте, Андрей Филиппович, что какой-то негодяй причинит вред самому родному и любимому для вас человеку: матери, жене, ребенку или близкому другу. Нанесет им непоправимый вред, заставит жестоко страдать, а потом убьет. И этим своим зверским поступком он ввергнет вашу душу в пучину нечеловеческого горя, а мозг — в безумие. Неужели вы считаете, что для такого подонка справедливой долей будет получить пулю в лоб или быть испепеленным заклинанием огненного шара? Не говоря уже о том, что он спокойно может выйти из дуэли победителем и при этом будет бесспорно оправдан всем светом по одной только той причине, что ему повезло больше, чем его несчастному оппоненту. Ну уж нет, граф, увольте. Если мне когда-нибудь будет суждено мстить за тяжкое страдание, то я буду мстить не так.

— Признаться, ваша теория, князь, меня удивляет, — ответил граф Доронин. — А как же тогда быть с системой правосудия, которая как раз и существует ради таких вот именно случаев?

— Система правосудия удовлетворяет запросы общества, но не жажду мести потерпевшего. Общество вполне справедливо просит оградить себя от дальнейших посягательств преступника, что и делает наша Фемида. Но как быть тому несчастному, который по воле преступившего закон уже прошел через горнило страданий? Достаточно ли будет ему знать, что за всё его прошлое, настоящее и будущее горе негодяй претерпит только несколько мгновений или минут страданий? Удовлетворит ли это его? Не думаю.

— Я понял вашу мысль, Александр Андреевич, — усмехнувшись ответил граф Доронин. — Но не находите ли вы, что потерпевший, который в какой-то момент вдруг решил стать и судьей, и исполнителем приговора в одном лице, сам может попасть под неотвратимое действие закона и следящей за его исполнением системы правосудия?

— Конечно, но только если он беден и непроходимо туп, — улыбнулся я. — Однако же если он состоятелен и достаточно умен, то сможет обернуть все так, что свершившаяся месть будет принята окружающими, скорее, за волю провидения, чем за действия человеческой руки.

— Признаться, князь, ваш подход к этому делу хоть и достаточно понятен с общечеловеческой точки зрения, но при этом весьма необычен. — Граф Доронин слегка пожал плечами. — Но давайте все-таки вернемся к тому, с чего мы начали. Поправьте меня, если я ошибаюсь, но как я понял из ваших слов, вы — противник дуэлей. Вы отказались бы сражаться?

— Ну почему же отказался? — равнодушно ответил я. — Но здесь, как я уже говорил, главное — за что драться. За какую-нибудь пустышку, оскорбление, за голословное утверждение, что я лжец или предатель, или даже за банальную пощечину я готов бросить вызов любому дерзкому пройдохе. И сделаю это с абсолютно легким сердцем, поскольку вполне уверен в своих силах и способностях, которые не раз были проверены на практике и позволяли мне заканчивать многие поединки своей полной и неоспоримой победой. Именно за это я стал бы драться. Но не за безграничное и адское страдание, которое по законам высшей справедливости требует равного возмездия. Как говорится, око за око, зуб за зуб. — При этом мои глаза на миг так яростно сверкнули, что граф Доронин внезапно непроизвольно побледнел и тут же решил сменить тему разговора.

— Господа, — как ни в чем не бывало, проговорил он, — завтрашний вечер в Александрийском театре обещает быть весьма интересным. Будут ставить «Гамлета». Ему пророчат бешенный успех.

— Андрей, милый, — вдруг, слегка поморщившись и нервно поглаживая живот, перебила мужа Анна Петровна, — а уже известно, кто выкупил правую литерную ложу? Или она так и остается пустой до самого конца сезона? — При этом вопросе графиня стрельнула своими прелестными глазками в мою сторону.

Граф, видимо, недовольный, что его перебили, едва заметно нахмурился и сухо пожевал губами.

— Видишь ли, дорогая, далеко не всех занимает этот вопрос. А те, кто все-таки им интересуется, могут попасть в несколько комичное положение, если вдруг выяснится, что ложа закрыта на весь сезон по техническим причинам. Мало ли что там могло случится? — И Андрей Филиппович раздраженно повел плечами.

Я не особо прислушивался к разговору. Меня сейчас занимало абсолютно другое. Краем глаза, стараясь не фокусироваться на Анне Петровне, я все-таки очень внимательно наблюдал за ней.

Все фигуры были расставлены по местам. Занавес ждал финального звонка, чтобы раскрыться и явить присутствующим искусно срежиссированную сцену. И в предстоящем спектакле этой прелестной девушке отводилась одна из главных ролей.