Майская Гроза

5 мая 2007 года Москва

Легкий ветерок гнал всякую бумажную мелочь вдоль кромки взлетного поля, перекатывал пустые пластиковые стаканчики, развевал полосатую ограничительную ленту, оставшуюся с зимы. Раскачивал наливающиеся шальным весенним соком ветви кустов, заставляя крохотные зеленые листки весело трепетать от ощущения начавшейся жизни.

Было еще довольно прохладно, хотя яркое весеннее солнце старалось во всю, пытаясь оправдаться за пасмурный и слякотный апрель. Андрей окинул взглядом взлетку и близлежащие ангары, но никого из хороших знакомых, с кем можно зацепиться языками и убить время, в пределах прямой видимости не наблюдалось. Андрей повернулся и пошел в сторону Борькина офиса. Давыдыч как всегда чудит, назначил полет на десять, а самого до сих пор нет. Наверняка "священная корова бизнеса" опять потребовала личного присутствия.

В крохотной комнатушке, в которой во "времена оны" была курилка, а сейчас стоял стол с компьютером и несколько стульев для посетителей, Андрей по привычке чмокнул в щечку Мариночку — Борькину секретаршу. Была Марина красива и длиннонога, обладала чарующим голоском, да сводящей с ума походкой, действующей на клиентов, как красная тряпка на быка. Вот только на этом еe достоинства и заканчивались. К делопроизводству еe не допускали, а держали для представительских целей. Новенький компьютер использовался ею только для раскладывания пасьянсов, да "щебетания" по аське, о существовании которой просветил еe сам Андрей года с полтора назад.

Марина соизволила мило улыбнуться, попеняла, что "вот опять в щечку, словно у нее губ нет". И тут же забыла о нем, увлеченно изучая очередной красочный буклет о достоинствах новейшей чудо-косметики.

Андрей прошмыгнул в кабинет, уселся на диван и, достав из-за пазухи книгу, углубился в чтение. Читать он любил, хотя в последнее время в основном перечитывал уже изрядно подзабытые книги, читанные еще в далеком детстве. Вот и сегодня он прихватил с полки ближайший том, как оказалось "Горячий снег" Бондарева.

Заскрипели полы, и в кабинет вплыло немалое тело хозяина, своими повадками напоминавшее изрядно уменьшенного в размерах медведя. Хотя Андрей прекрасно знал, что впечатление это обманчиво, когда этого требовала необходимость — был Борис стремителен и точен как кобра. Прошлепав мимо Андрея, Борька плюхнулся в кресло.

— Опять к моей секретарше приставал, Дон Жуан. — Пробурчал он, продолжая давно начатую игру. — Вот смотрите, доведете меня до жуткого приступа ревности — застрелю обоих!

При этом, если видела данный спектакль Марина, то он старался гневно вращать глазами, надувать губы и щеки, старательно пародируя руководителя их школьного кружка самодеятельности. Попали они с Борисом в оный кружок в свое время, но довольно быстро были отчислены "за отсутствие актерских данных". Было это так давно, что если бы не Борькино ерничанье, то Андрей давно бы забыл эту часть своей жизни.

Впрочем, друзьями они тогда не были. Уж больно велика была социальная пропасть между отпрыском преуспевающего профессора и сыном инженера с машиностроительного завода. Да и характер Бориса в то время не располагал к приятельским, а тем более дружеским отношениям. Происходил Борис из старинной еврейской семьи, мог рассказать про всех своих предков, начиная с самого Адама. Был уверен, что он особенный. И не только из-за хорошей учебы — отличников в классе хватало. А именно из-за национального происхождения. Вбила эту дурь в его башку родная бабушка, искренне убежденная в своем национальном превосходстве. Что только с ним не делали одноклассники — убеждали, высмеивали, били после уроков. Ничего не помогало!

Единственно, что удерживало Андрея от окончательного разрыва с ним, это совместные занятия в аэроклубе, в который они попали ближе к окончанию школы. Вместе первый раз прыгали с парашютом, испытывая сладостный страх перед падением. Вместе пришли в секцию воздушной акробатики. Одновременно в первый раз поднимали в воздух самолет, испытывая восторг полета. Но друзьями так и не стали.

После окончания школы бывших одноклассников разметал по стране долг службы в армии. Только Борис умудрился найти какую-то отсрочку от этого, впрочем, никого это не удивляло. Больше бы удивило, если бы он отправился вместе с ними "топтать сапоги". В редких письмах, которые он иногда писал своим одноклассникам, Борька никогда не забывал упомянуть, что "истинные люди" имеют другое предназначение. Андрей выкидывал их после прочтения и никогда не отвечал.

Так продолжалось до тех пор, пока семья Бориса не получила возможность съездить на историческую родину. Наступившая перестройка позволила реализовать мечту посетить дальних, и не очень, родственников. Как они попали в Израиль, не знал и сам Борька, но всегда был уверен, что там, где живет его народ — истинный рай земной.

Андрей никогда не мог забыть своего удивления, когда к нему в гости пришел Борька. Да не просто так, а с бутылкой водки, чего от правоверного еврея трудно было ожидать. Шел 1990 год, взбудораженная надеждами страна ждала чего-то необыкновенного. Андрей, только что пришел из армии, готовился к поступлению в институт и старательно зубрил упущенную теорию. Приход Борьки изумил его сам по себе, а извлеченная из рукава куртки бутылка водки добила окончательно.

— Боря, ты чего, — только и смог сказать он, — тебе же нельзя?

— Да пошли они на хер, — буркнул Борька, — у тебя чего-нибудь зажевать есть? А то у меня денег на закуску не хватило.

— Только ветчина и копченое сало в холодильнике, — ответил Андрей, — нет ничего, что тебе можно. Правда хлеб еще есть.

— Мне теперь все можно, — зло ответил Борька и решительно поставил бутылку на письменный стол, сдвинув в сторону учебники, которые так старательно зубрил Андрей.

Следующие часы ушли на уничтожение Борькиной бутылки, и извлеченной Андреем из заначки своей, и изливание души когда-то правоверного еврея. Пришедший со службы отец, послушал их разговоры и ушел в свою комнату. Вначале возмутившаяся мать, после того как вникла в суть, быстро приготовила им закуску, кроме сала с хлебом, и тоже удалилась. И было от чего. Борька прощался со своей мечтой о великом, умном и справедливом народе.

— Андрей, ты не представляешь, какие они жлобы! — плакался Борька. — Скажи, ты смог бы взять деньги за проживание со своего родственника. Нет! Вот то-то и оно, а они потребовали! И не только за проживание, но и за еду, и за электричество, мы там смотрели телевизор, и за воду, оказывается, мыться это роскошь! Твари, да и только! Наливай! Что уже закончилось?

"Пьяный дебош" закончился глубоко ночью, когда Андрей и Борька заснули на диване. Наутро похмелившись пивом, который принес отец Андрея, не успокоившийся Борька, заявил, что он переходит в христианство, и потащил Андрея на улицу. К исходу дня преображение правоверного еврея завершилось, случайно найденная одноклассница и сам Андрей сыграли роль крестных родителей, батюшка первой попавшейся на маршруте метро церкви изобразил мессию. И все! Вскоре Борька ушел в армию, так как, по его мнению, каждый "настоящий русский" должен отдать долг Родине в качестве солдата.

Прошло несколько лет, наступившая "окончательная демократизация" убила последние надежды на разумное разрешение всех выявленных проблем. Стремительно таяли надежды и каждый человек пытался найти свой путь выхода из кризиса, потому что государство предало его, бросив на произвол судьбы. Андрей кем только не работал. Приходилось разгружать вагоны, "впаривать" всякую дрянь, работая коммивояжером, пока не повезло торговать книгами, что оставило приятную память, так как приучило к серьезному чтению.

Пришлось и в армии вновь послужить, теперь не советской, а российской. Оттарабанил полтора года прапорщиком по контракту, большая часть которых пришлась на первую чеченскую войну, где и связистам приходилось браться за автомат, а то и гранатомет.

Наконец удалось устроиться по специальности, инженером-электронщиком. Потраченные напрасно годы не способствовали вере в людей, и Андрей стал окончательным циником и нигилистом.

Не прибавила оптимизма и напрасная женитьба. Татьяна оказалась той еще стервой. Пять лет продолжалась вялотекущая война, пока Андрей не понял, что если он хочет сохранить хотя бы остатки своей личности ему нужно немедленно бежать от всего этого. Развод принес облегчение и чувство полного одиночества. Оказалось, что за время своей семейной жизни под чутким руководством жены, он успел растерять всех своих друзей и знакомых. Не понимали его и родители, успевшие полюбить внука той, не рассуждающей любовью, которая отличает бабушек от мам, а дедушек от пап. Любое ограничение в общении с любимым человечком повергало их в тягостное недоумение. Хорошо, что новый муж Татьяны прекрасно все это понимал и не препятствовал общению Андрея с Сашкой. Вот ведь парадокс — нестерпимая стерва превратилась в любящую и верную жену стоило только поменять мужа. Не врут древние легенды, рассказывая о том, что боги разбросали людские пары по всему свету и счастлив только тот, кто найдет свою половинку. Николай, новый муж Татьяны был великолепным мужиком, с которым можно идти в разведку и ничего не боятся. Какой бы из него получился друг! Но Татьяна жестко пресекала всякие попытки "своего бывшего" завести близкие отношения с "настоящим" мужем.

Раз в две недели Андрей забирал Сашку в субботу утром, отводил к любящей бабушке и возвращал в понедельник утром сразу в детский садик. Если позволяло время и любящие бабушка и дедушка, он сам с удовольствием водил сына на прогулки в парк и кино, пока еще работали кинотеатры. Андрей понимал мать с отцом. После того, как не вернулся с задания в Афганистане старший брат Андрея Сашка, мать как бы омертвела. В официальном сообщении говорилось, что экипаж старшего лейтенанта Банева Александра не вернулся с задания по штурмовке. В письмах-соболезнованиях его однополчане писали, что его "Грач" получил "Стингер" в двигатель во время штурмовки одной из баз "душманов", и что экипаж из самолета не катапультировался. Мать "выключилась" из жизни пока не родился внук. Рождение Сашки-младшего вернуло бабушке желание жить, она, наверное, увидела во внуке свои нереализованные желания и мечты, любила его так, что ревновала даже к отцу и матери. Хотя, Андрею от этого легче не было.

После гибели Сашки мать категорически запретила Андрею поступать в летное училище. Любое упоминание о полетах, да и самолетах тоже, вызывало у нее полуобморочное состояние. Несколько посещений аэроклуба вызвало такую бурю эмоций, что Андрей твердо решил забросить свое увлечение. Впрочем, нужно было признать, что воздушная акробатика его не сильно увлекала. Ему нравился сам полет над землей, смена пейзажа, ощущение скорости и напор воздуха, но не бессмысленное верчение над аэродромом в бесконечных петлях и бочках. Надо признать, что, таких как он, в группе было большинство, многие перестали ходить после первых же тренировок. Спустя месяц остались только те, кто выдерживал "воздушную карусель", но даже и они были только "сырьем" для отбора. Хорошо, что Петрович — тренер команды — прекрасно понимал, что ребята пришли в аэроклуб просто из-за желания летать. Сам в бывшем боевой летчик, списанный с реактивных самолетов по здоровью, он прекрасно понимал тягу пацанов к небу и всячески способствовал этому. Он не спешил вышвыривать из команды "неперспективных", объясняя вышестоящим "чинодралам" свою позицию необходимостью "притереться к небу" для своих подопечных. Андрей помнил, как однажды Петрович решил поговорить с ними по душам.

— У меня, ребята, был командир полка, так он всю войну от первого до последнего дня прошел. — Сказал он тогда. — Так вот, он нам, зеленым лейтенантам, говорил, что войну выиграли "середнячки". Пусть они не прославились большим количеством сбитых фрицев, но сделали главное — сбросили немцев с вершины, а дальше те катились уже сами. Уверенные в себе "отличники" сбивали свой десяток мессеров и сгорали в боях за несколько месяцев. А вот тот, кто понимал, что он не лучше противника, что нужно осторожничать и беречься, сумел выжить и победить. Так что запомните, ребятки, к настоящей цели нужно идти, не торопясь, не забывая оглядываться и советоваться с друзьями.

Петрович тогда помолчал и добавил:

— Спортсменов из большинства вас, конечно, не получится, ну и бог с ним. Самое главное, ребятки, вы поймете — нравится вам небо или нет. Если понравилось, терпите до последнего момента — самое главное летать — а как, это уж как получится, хоть с крыши головой вниз. Если заболел, это до самой смерти.

Андрей терпел до последнего момента, пока не понял, что дальше уже нельзя. Выслушав его, Петрович только кивнул головой и сказал:

— Все правильно, парень, — это лучший выход.

Вскоре Андрей ушел в армию, а уж отец использовал все свои связи для того, чтобы сын оказался как можно дальше от самолетов и всего с ними связанного. Мечта о небе ушла в далекое прошлое, забылась, а потом, после окончательной победы "перестройки", перешла в разряд слишком дорогих прихотей, которые обычный человек, не наворовавший миллионов, не может себе позволить.

Поэтому, когда в начале двадцать первого века ему позвонил Борька, Андрей ожидал все, что угодно, но только не это предложение.

— Ну что, папаня, — начал Борис, — забыл своего крестного сыночка, а ведь как клялся перед алтарем холить и лелеять.

— Борька, — удивился Андрей, не слышавший о друге больше десяти лет, — ты где все это время был!

— На конкретную часть твоего вопроса сообщаю, что пытался реализовать свою жидовскую сущность, кстати, широко разрекламированную.

— Это какую? — поинтересовался Андрей.

— Умение выходить сухим из "рыночной воды", — последовал ответ.

— Ну и как?

— А ни как! Чушь все это собачья! — ответил Борька. — Если бы ты знал сколько раз меня "кидали", "имели" и так далее и тому подобное, ты бы умер со смеха. Самое смешное, что это были полуграмотные блатняки. — Борька хмыкнул. — И где меня только за эти годы не носило. Всю Сибирь и Дальний Восток на брюхе прополз, все пытался на золотишке подзаработать! Теперь вот сижу и тихо радуюсь, что сумел ноги оттуда унести.

— А чем ты сейчас занимаешься? — Решил осторожно прощупать почву Андрей.

— Ты не поверишь, — Борис немного помедлил, — но я сейчас финансовый директор нашего с тобой любимого аэроклуба.

Настало время удивляться Андрею:

— Ты хочешь сказать, что он приносит прибыль?

— Ты даже не представляешь какую! — рассмеялся Борька. — Могу тебе сообщить, что все новые хозяева жизни решили — наилучший способ выделиться — это начать летать. Так, что денежки нам исправно капают и с каждым днем все больше и больше.

— Ну да черт с ними, с твоими клиентами. — Прервал его Андрей. — Когда встретимся?

— Вот для этого я тебе и звоню. Как у тебя со свободным временем?

— Как у всех работяг, — усмехнулся Андрей, — суббота и воскресенье, правда, не каждая, нужно с сыном иногда гулять.

— Поздравляю с продолжением рода, покажешь как-нибудь, — сказал Борис, — у меня к тебе деловое предложение как раз на выходные, если супруга позволит, конечно.

— Да я в разводе, — ответил Андрей, — так что могу быть свободен, вот только коммерсант из меня хреновый.

— Мне нужны другие твои способности. Понимаешь некоторым нашим клиентам, большинству, если быть точным, требуется ведомый, чтобы летать интереснее было. А заводить более близкие отношения друг с другом они опасаются. А вдруг завтра придется сделку заключать? А дружеские отношения в таком деле только помеха. В общем, мне нужно им пару найти. Ты как согласен?

— Борис, да я же больше десяти лет не летал. Уже и самолет поднять не смогу.

— Да ладно тебе, школа Петровича так быстро не забывается. — Успокоил его Борька. — Полетаешь несколько раз на спарке, вспомнишь.

— Боря, а с деньгами как, с моей зарплаты не разлетаешься.

— Заставим платить клиентов, представим как инструктора по ориентировке. Ну все, в субботу я тебя жду. — Категорично завершил разговор Борька. — А потом отметим как по-русски полагается.

Сомневался Андрей не долго. Правильно Петрович говорил, если заболел, то это до самой смерти. В субботу Андрей был в аэроклубе, в бывшем аэроклубе, если точно, новое мудреное название он даже не дочитал. "Это для завлечения клиентов, они это ужасно любят, а уж если по-английски, так вообще с ума сходят, придурки", — пояснил Борька. Навыки, действительно, восстановились быстро, уже в третий раз Андрей уверенно держал машину, не рискуя только вертеть "воздушную карусель", но от него это и не требовалось. Главное, что он уверенно ориентировался в окрестностях на дальности заправки, безошибочно находя выходы к аэропорту с самых разных точек. Довольная Борькина морда говорила о его успехах лучше всяких слов. Спустя месяц тренировок, Борька, наконец-то сказал:

— Ну ладно, хватит, а то только испортим все. Клиента я тебе приготовил, только не пугайся.

А испугаться было чего! Ибо размеры кортежа впечатляли до самого охренения. Хозяйский "Мерседес", два джипа охраны, еще пара каких-то непонятных машин.

Андрей начал оглядываться, окидывая взлетную полосу внимательным взглядом. Заинтересовался его верчениями Борис, оглянулся сам.

— Ты чего выискиваешь? — спросил он.

— Да вот смотрю, где ты истребители сопровождения спрятал. — С абсолютно серьезной мордой ответил ему Андрей.

Борька заржал как жеребец на выгуле. Удивленные техники, готовившие самолеты к вылету, оглядывались по сторонам пытаясь найти причину его веселья, но ничего не обнаруживали. А Борис никак не мог остановиться, оглядываясь то на кортеж, то на взлетное поле, краснея от сдерживаемого смеха, ибо из переднего джипа уже выбралась охрана и начала с подозрением оглядывать окрестности.

— Ты хоть бы на моего Яшку пулемет повесил, убивец. — С нахмуренным лицом продолжал веселить его Андрей. — С одним наганом выпускаешь! — Андрей попытался изобразить всхлипывание. — На верную смерть!

Борька уже икал от попыток сдерживаться, по лицу текли слезы, будь у него такая возможность — он бы взвыл в полный голос, показывал Андрею большой палец в знак одобрения. Но профессионализм великое дело. Стоило только хозяину кортежа выйти из своего, бронированного, как проболтался потом Борис, мерса, как Борькино лицо мгновенно приобрело самое заботливое и услужливое выражение, какое только можно придумать. Андрею даже стало завидно — у него таких актерских способностей никогда не было.

Борис заспешил к клиенту. Как величайшую честь встретил протянутую руку, намного дольше положенного, но не настолько, чтобы надоесть своей привязчивостью, тряс еe, улыбался, даже изображал японские полупоклоны. Подвел того к Андрею, с самым серьезным видом, не забывая при этом подмигивать невидимым клиентом глазом, он представил Андрея как одного из самых опытных пилотов их клуба. А самое главное — по собственной инициативе, предложившего свои услуги столь уважаемому господину как…

Вот только нужно понять одну трудность — сейчас у господина Банева "черная полоса". Андрей тихо охреневал от словесных пассажей своего друга. Это же надо вплести "черную полосу", за которой, как он помнил из распространенной народной мудрости, превращенной со временем в анекдот, должна следовать "одна сплошная жопа". Но клиент тихо плыл, картинно кивал головой, раздувался от своей важности. Столь же неестественным, показушным жестом извлек чековую книжку, что-то чиркнул в ней, передал листок чека Андрею. Серьезным взглядом окинув свою охрану, заспешил переодеваться.

Борька облегченно вздохнул, как только тот отошел на расстояние, за которым не слышен тихий голос. Выхватил чек из рук Андрея.

— Двадцать процентов моих за идею! — Борис окинул чек взглядом, присвистнул. — И не дай бог, ты что-то о "пархатых жидах" ляпнешь. В рожу дам, и увеличу свою долю до тридцати процентов.

Андрей прыснул от смеха и почесал щеку. Все-таки один раз Борька выполнил свою угрозу, и удар у него был очень даже неслабый! Как признался Борис потом — только умение махать кулаками и позволило ему остаться в живых в той проклятой экспедиции, в которую он ввязался по дурости еще в середине девяностых. Хотя увидев сумму и Андрей присвистнул от удивления. За такие деньги ему горбатиться больше года в своем конструкторском бюро, выполняя реальную работу. А тут всего лишь за развлечение, правда в компании с человеком, о котором ничего не знаешь.

Летуном Борькин клиент оказался наихреновейшим. Всего и умел что взлетать и садиться, и то кое-как. А ориентироваться не умел абсолютно! В десятке километров от аэропорта мог потеряться. То-то Борис представил Андрея как инструктора по ориентировке. Впрочем напарником Андрея он был недолго.

Грянул очередной передел наворованной собственности и первый напарник Андрея испарился в неизвестном направлении.

А затем началась чехарда, которую он и сам смутно помнил. За шесть лет он поменял уже с десяток напарников. Кто-то был всего лишь пару месяцев, как третья по списку клиентка. Скучающая жена занятого банкира, воспринявшая летного инструктора, как посланное небом очередное любовное приключение. Чтобы отвязаться от нее понадобилось не только пара откровенных разговоров с вежливыми, и не очень, посылами в определенное место, в которое она, для еe оправдания, и стремилась изо всех сил. Но и столько же намеков еe мужу. После чего еe летная карьера прекратилась.

Были и откровенные удачи в лице шестого клиента. Довольно известный актер и намного более успешный шоумен очень даже неплохо летал. Единственным недостатком данного человека был "зеленый змий", сопровождавший его неотлучно, и не только на земле, но и в воздухе. К великой радости Андрея разбился он в то время, когда Андрей был в командировке. Как рассказывал впоследствии Борис, самолет врезался в землю из-за того, что артист пытался гонять по кабине "зеленых чертей", основательно прописавшихся в ней, и даже пытавшихся, судя по последним репликам рации, отвинтить крылья у Яка.

Больше всего повезло с последним напарником. Михаил Давидович был чрезвычайно интересным и очень умным человеком. Выбравшись наверх в конце второй волны, он не нахватался снобизма своих предшественников. Каждый шаг стоил ему пота и крови, чаще всего чужой, но один раз стреляли и в него. Ссаживать вниз придурков, вылетевших на вершину бизнеса в мутных девяностых, было нетрудно, но вот вразумлять их корешей из различной братвы и префектур приходилось с превеликим трудом. Впрочем, родственные связи, пусть и не слишком близкие, сыграли свое дело и помогли выползти на верхушку финансового Олимпа, пусть и не в первых рядах.

Летал с ним Андрей уже четыре месяца с новогодних каникул, после того как предыдущему клиенту — преуспевающему дизайнеру — врачи запретили даже подходить к самолету, а не то чтобы летать. Давыдыч чувствовал машину, мог находить ту малую толику поворота ручки, которая приводила самолет именно на тот угол атаки, который был необходим. Родись он лет на семьдесят раньше, быть бы ему летчиком, и не просто летчиком, а истребителем. Но техника меняется, и пытавшийся поступать в далеких восьмидесятых в летное училище Миша Брикман просто не прошел по здоровью. То что пригодно для поршневых самолетов, не всегда подходит реактивной авиации.

Свою мечту о небе он смог реализовать после того, как сумел разбогатеть на валютных спекуляциях. Родственник из министерства финансов в нужный момент времени делал соответствующий звонок и Михаил Давидович, в зависимости от коньюктуры рынка, покупал или сбрасывал доллары. Несколько лет такой незатейливой деятельности сделали из скромного бухгалтера одного из самых влиятельных игроков финансовой биржи. Ну, естественно, родственник тоже в накладе не остался.

Выбрал Андрея тоже именно он, а не Борька. Просто в один прекрасный момент подошел к финансовому директору и предложил ему, ну и Андрею естественно, сумму от которой Борис отказаться не смог. Дальше была пара недель уговоров, закончившихся успешно в силу того, что предыдущий клиент просто отпал по здоровью.

Впрочем, летать с Давыдычем было просто приятно, хоть и тяжело. Все-таки Андрей таких природных способностей не имел. Приходилось из кожи вон лезть, чтобы соответствовать предложенному уровню. Но за четыре месяца его уровень, как летчика, резко вырос именно благодаря способностям клиента.

Вот если бы Давыдыч еще не путал работу с отдыхом, было бы великолепно. Но единственное, что он мог четко обеспечить, это день полетов. Летали они с Андреем по "шахматному" графику — одну неделю в субботу, другую в воскресенье. А вот время полетов представляло собой одно большое неизвестное. Начинали, когда он сумеет освободиться.

Андрей, правда, сильно не возражал. За эти годы, а последние месяцы особенно, благодаря деловой хватке Бориса, он заработал вполне достаточно денег на то, чтобы обеспечить своему сыну, на счет которого он и переводил большую часть полученных денег, вполне неплохой стартовый капитал, если конечно родимое государство не устроит очередной "дефолт".

Вот только приходилось сидеть на аэродроме до тех пор пока клиент не освободиться от своих дел. Это во-первых.

А во-вторых, Давыдыч заимел на него, Андрея, свои далеко идущие планы, а вот это Андрею решительно не нравилось. За эти годы вольной жизни он привык распоряжаться собой полновластно, и любые попытки поставить его под контроль пресекал самым жестким образом, даже со стороны родителей. А тем более со стороны постороннего человека, пусть и платящего ему неплохие деньги.

Нужно сказать, что Борис сильно сдал за прошедшие два года. С тех пор как залетные бандюки убили его отца из-за несуществующего гранта. Борька тогда месяца два не мог осознать этого факта, ежедневно ездил на кладбище, подолгу стоял у могилы, не понимая, как такое могло произойти. Ну а после того, как следствие выяснило, что наводчиком был сослуживец отца, и один из его самых лучших друзей, пытавшийся таким образом избавиться от конкурента на получение этого гранта, Борис сорвался и запил.

Пил долго, тяжело, муторно. С битьем витрин и опрокидыванием столов в ресторанах. С ночлегами в вытрезвителях и ночевками у случайно снятых шлюх. С драками в милицейском "обезьяннике" и долгими философскими беседами о смысле жизни с интеллигентными бомжами.

Но все рано или поздно кончается, как хорошее, так и плохое. Пусть и с посторонней помощью.

Когда Андрею надоело отлавливать Бориса по помойкам и притонам, он собрал аэроклубных мужиков, связал, с их помощью, сорвавшегося финансового директора и отвез в клинику на лечение.

Через месяц из больничной палаты вышел совсем другой человек. Он, как прежде, вел финансовые дела, договаривался с клиентами, разговаривал и даже шутил с друзьями. Вот только взгляд был абсолютно пустым, даже во время дружеского застолья.

Борис погрузнел, раздался вширь и уже ничем не напоминал того стройного парня, которого Андрей когда-то знал. Развелся с женой, оставив ей свою большую квартиру и перебрался в однокомнатную на окраине, зато недалеко от любимого аэроклуба. Все больше времени проводил на работе, которая, похоже, окончательно заменила личную жизнь. И даже деньги не вызывали в нем прежнего азарта. Нет он не отказывался извлечь их из подходящего клиента, но уже не делал из этого процесса прежнего шоу.

Да и пить стал намного больше, вот только в запои больше не срывался.

— Так что решил? — Борька покачивал на пальцах ключи от офиса, вроде бы отсутствующим взглядом из-под ресниц оглядывая Андрея.

— А ты что посоветуешь? — согласно давней еврейской мудрости ответил вопросом на вопрос Андрей.

Борис достал их холодильника бутылку водки, нарезанное мелкими ломтиками копченое сало, свою любимую закуску после памятного им обоим вечера, извлек из стола два стакана. Смахнув в сторону какие-то бумаги, он поставил все это на середину стола и кивнул Андрею на стоящий с другой стороны стола стул. Налил две стопки, себе почти полную, а Андрею едва на донышко.

— Будь это предложено мне, — Борис выпил свой стакан, зажевал, продолжил свою мысль, — я бы может и согласился.

— Ну так и предложи себя!

Борис покачал головой.

— Куда мне лезть в политику с моей мордой. Вон Давыдыч сам тоже не рискует, а ищет прикрытие.

Андрей согласно кивнул головой. Был этот разговор уже третьим за прошедшие две недели. А началось все с приглашения на день рождения Михаила Давидовича, неожиданного не только для Андрея, но и намного более информированного Борьки.

Обсудив предложение клиента, Борис посоветовал все-таки съездить. Андрей тоже решил что ничего не теряет. Вот только неясно было, как ему вести себя на данном сборище, среди людей из другой плоскости бытия, с которой ему приходится пересекаться только в нескольких не самых важных точках.

Промучившись всю дорогу Андрей, когда уже машина въезжала на территорию дачи Михаила Давидовича, решил что надо, как советовал Борька, быть самим собой и перестать забивать голову всякими политесами.

К его великой радости на празднике было столько народа, желавшего выразить почтение хозяину, что затеряться среди них никакого труда не представляло. Охранник, представившейся Мишей, сыграл роль гида, показав Андрею все основные достопримечательности вечеринки, и куда-то исчез, хотя Андрей был уверен, что появиться он может в любой момент времени. Именно это и произошло, когда Андрей, забравшись в бар, пытался элементарно напиться, так как уже полтора часа его пребывания на этом "шабаше" ничего не происходило.

— Вам не стоит много пить, — сказал он и отобрал очередной "дринк" из рук Андрея.

Андрей тогда раздраженно подумал, что его "пастух" зря старался — "убить" русского мужика заморскими дозами невозможно. Больше всего его возмутило то, что отобранный стакан Михаил немедленно влил в себя.

— Да не обижайся ты, — сказал Миша, — хозяин уже десять минут ждет тебя у себя, и настроен на очень серьезный разговор!

— А тебе не приходило в голову, — начал закипать Андрей, — что я не знаю, где его кабинет?

— И вправду, — удивился Михаил своей недогадливости, — ты то ведь не знаешь, ну тогда пошли.

Кабинет Михаила Давидовича представлял собой выставку новейших достижений дизайнерской мысли. Огромный, изломанный под разными углами стол, окружали не менее удивительные стулья. Остальная мебель также не избежала активного творческого поиска, поражая своей необычностью, оригинальностью и непрактичностью. Все это довершали: странная люстра, состоящая из одних острых стеклянных углов и рваных металлических осколков, и ковер дичайшей расцветки, состоящей из пятен всех цветов радуги. Дополняя картину, на стенах висели несколько полотен, состоящих из чередования разноцветных треугольников и квадратов — полнейший разгул абстракционизма. Насладившись удивлением своего гостя, хозяин кабинета сказал:

— Не обращайте внимания, Андрей Николаевич, предназначение этого кабинета впечатлять и расслаблять деловых партнеров. Оценив этот модерновый изыск, они приходят к выводу, что имеют дело с идиотом и ведут себя соответственно. А бизнес недооценки противника не прощает. Я сам этот дурдом терпеть не могу и больше необходимого здесь не нахожусь.

— А мне зачем это демонстрируете, — поинтересовался у него Андрей.

— Хочу, чтобы между нами не было недомолвок. — Ответил тот. — К тому же все это сотворил сын моей сестры и мне не хочется еe расстраивать, выкидывая этот хлам на помойку, чего он несомненно заслуживает. Бедный парень вбил себе в голову, что он гениальный дизайнер, а его мама, конечно, это заблуждение всемерно поддерживает.

— Так пусть "черные квадраты" рисует, раз Шагала из него не получается, — усмехнулся Андрей.

— Да вам палец в рот не клади, — рассмеялся Михаил Давидович, — но достаточно любоваться этим художественным бредом, пойдемте в мою комнату отдыха.

Он взял Андрея под локоть и провел в дверь, прикрытую портьерой не менее дикой чем у ковра расцветки. Комната же отдыха представляла собой полнейшую противоположность кабинету. В ней не было ничего и отдаленно напоминающего модерн, продемонстрированный в кабинете. Стены и занавеси желто-песочных тонов успокаивали, настраивая на философский лад, удобные кресла классической формы вокруг невысокого круглого столика обволакивали тело. Книжный шкаф был бессистемно заставлен различными книгами, верный признак того, что книги в нем стоят для чтения, а не для красоты. На стенах висела пара классических Левитановских пейзажей с березками. Единственным модерном в комнате был громадный плоский телевизор на стене. Усадив гостя в кресло, хозяин нажал кнопку на боковой панели стола. Тут же один их охранников, виденных Андреем в доме, вкатил столик с чайным прибором, быстренько сервировал стол и удалился. Собственноручно налив в чашки чай, Михаил Давидович сказал:

— Угощайтесь, Андрей Николаевич, у нас с вами предстоит достаточно сложный разговор, и я не хочу, чтобы мой гость умер с голоду от моей болтливости.

Благодарно кивнув, Андрей съел пару бутербродов, есть действительно хотелось, и насладился ароматным чаем. Чай был его слабостью, и он никогда не отказывал в себе в хорошем чае, даже если приходилось ограничиваться в чем-то другом. Михаил Давидович в это время меланхолично помешивал чай в своей чашке, задумчиво разглядывая давно знакомую картину, наверное, выстраивая в голове последовательность беседы, хотя подготовку к ней Андрей оценил по достоинству. Продемонстрировав ему свой кабинет с идиотским дизайном, он действительно расслабил и успокоил своего собеседника. Дождавшись, когда Андрей оторвался от чашки, Михаил Давидович спросил:

— Может немного коньяка или водочки.

— Спасибо, Михаил Давидович, но перед деловой беседой не употребляю, — ответил Андрей и поставил чашку на стол, — если вы действительно хотели со мной поговорить на серьезные темы.

— Да, конечно, просто я не знаю с чего начать.

— А вы начинайте сразу с самого главного, я постараюсь понять правильно.

— Скажите мне, Андрей Николаевич, устраивает ли вас ваше место в жизни? — Взгляд Михаила Давидовича приобрел твердость.

Андрей усмехнулся. Воистину риторический вопрос. Полностью довольных можно по пальцам пересчитать, по крайней мере среди его друзей и знакомых таких нет. А вот желающих что-либо резко менять?… Можно точно так же по пальцам пересчитать!

Доволен ли он своей жизнью? Пожалуй больше да, чем нет.

Есть не самая плохая работа. Есть хобби, которое доставляет истинное удовольствие. Есть, пусть однокомнатная, но своя, отдельная от родителей квартира, доставшаяся в наследство от деда. Есть даже машина, если можно так назвать старую еще дедовскую "шестерку". Можно, конечно, было еe поменять на что-то более престижное. А зачем? Использует он еe раз в неделю для поездок в аэроклуб. А в обычные дни пользовался Андрей машиной редко, после того как пару раз несколько часов постоял в пробке. Конечно, на метро приходилось вставать раньше, но зато гарантированно доберешься до места.

Нет семьи, но одного неудачного эксперимента ему еще надолго хватит. Хоть и утраивает мать ему периодические смотрины с дочерьми и племянницами своих многочисленных подруг, но ни одна из них не вызвала у него желания продолжить отношения.

Нет возможности сделать карьеру. Так он и сам не желает вешать на себя эту обузу!

Нет много денег. Так счастлив не тот у кого много, а тот кому хватает! Ему вполне хватает!

Нет еще много чего, но нет и желания к этому стремиться.

— Не могу сказать что очень доволен. — Решился наконец-таки ответить Андрей. — Но и сумма недовольства критических пределов за последние годы не достигала.

— Вот именно. — Отмахнулся рукой Михаил Давидович. — Рутина втягивает и человек перестает стремиться к большему, а со временем приходит к выводу, что он просто на это самое — большее — не способен. Кстати, я бы мог вам предложить намного более престижное место, чем то, которое сейчас занимаете. Как вы смотрите на должность одного из учредителей вновь образуемой партии. В ней как раз требуются новые, не примелькавшиеся на экране, лица. Нынешний политический бомонд опротивел избирателю до такой степени, что вызывает только блевотный рефлекс. Кстати какие у вас политические взгляды?

— Ну, у меня сложные взгляды. — Рассмеялся Андрей. — Я бы назвал их — левоцентристский нигилизм.

— Это как? — удивился Михаил Давидович.

— Нынешним левым я просто не верю, ну а правые вызывают у меня жгучее желание немедленно повесить их на ближайшем фонарном столбе.

— Ну вы не одиноки в таких чувствах. — В свою очередь рассмеялся Михаил Давидович. — Могу успокоить вас тем, что новый блок будет как раз левоцентристский. Наши правые ничего кроме вашего приговора не заслуживают и обязательно до него допрыгаются, идиоты. С решением я вас, конечно, торопить не буду. Но и особо затягивать не советую.

Хозяин опять нажал кнопку. На этот раз вошел Михаил.

— Миша, доставь нашего гостя домой. — Сказал Михаил Давидович. — До свиданья, Андрей Николаевич, мы с вами еще непременно вернемся к этому вопросу.

— Так что ж ты решил? — Спросил Борис повторно.

— Ты знаешь Боря, — Андрей остановился, старательно подбирая слова, — у меня нет никакого желания лезть в это дерьмо.

— Мне, кажется, что ты сделал правильный выбор. — Борька налил еще по одной, взболтнул бутылку, посмотрел на Андрея и убрал еe со стола, на удивленный взгляд того, добавил. — Хватит на сегодня, тебе возможно еще летать придется.

Борис покачал стакан, медленно выцедил его и занюхал рукавом, как заправский алкаш.

— Видишь ли Андрюха. Я не очень хорошо знаю этого Брикмана. И тем более не представляю, что он на самом деле задумал. Но я тоже не думаю, что тебе стоит лезть в это дерьмо.

Загудел пароходный гудок, это сработал мобильник. Борька был большим любителем оригинальных звонков, и менял их еженедельно. Борис коротко переговорил, отбился.

— На сегодня ты свободен. Звонил Давыдыч. Он сегодня приехать не сможет. Но если есть желание, можешь слетать сам. Мужики все приготовили.

Андрей кивнул, засунул книгу за пазуху и направился к выходу.