Майская Гроза

1 мая 1941 года Москва

Парад подходил к концу. Как и предлагал Сталин, на этот раз никакой новой техники показано не было. Прогремели гусеницами по брусчатке Красной площади красавцы БТ-7, прошли тяжелые и неповоротливые пятибашенные Т-35, гордость Красной Армии прошлых лет. В небе над площадью проползли громадные и медлительные ТБ-3, сопровождаемые юркими "ишаками" И-16. Гордо промаршировали по брусчатке стрелковые батальоны, выставив вперед неизменные трехлинейки с примкнутыми штыками. Даже конницу показали. Андрею показалось, что на этот раз генералы переусердствовали в выставлении напоказ всего этого старья, но иностранные военные атташе, расположившиеся неподалеку от них, были довольны. Андрей только хмыкнул, если человек хочет обманываться, то он будет верить только в то, что соответствует его представлениям.

Их колоритная группа, состоящая из контр-адмирала флота, батальонного комиссара и капитана связиста в окружении нескольких штатских, вызывала поначалу заинтересованные взгляды, но затем интерес утих. Мало ли какая блажь большевикам в голову взбредет! Захотелось им во флотской форме покрасоваться, вот и одели. Тем более, что и вокруг них хватало военных с самыми различными петлицами — от летчиков и до военных юристов.

Андрей посмотрел на часы, на сегодня еще было намечено очень важное дело — контрольное тестирование первой пробной партии транзисторов. Конечно, работа уже идет, сотрудники института приступили к ней с самого утра, но ему хотелось посмотреть на испытание самому. Более чем полугодовая напряженная работа лаборатории полупроводников завершилась успехом. От первых пробных экземпляров, созданных еще в ноябре, удалось перейти к производству установочной серии. Работу с диодами завершили уже к марту, и сейчас их вовсю используют при разработке армейских раций. С транзисторами было труднее производство совершенно новое, в отличие от диодов, наработки которых уже существовали, правда, использовались для других целей. Основной трудностью было создание базового слоя, устойчиво работающего на всех режимах. Но все проблемы были решены к началу апреля, а дальше началась разработка технологии производства.

Смотрел на часы и Сашка. За прошедшее время, он из полуадьютанта, полунадсмоторщика превратился в очень хорошего инженера. И петлицы инженер-капитана носил по праву, а не только для маскировки. Под его руководством разрабатывали полупроводниковые диоды, и только благодаря его энергии и способностям работа была завершена в столь короткий срок. А сейчас директор института, профессор Берг, поручил ему налаживание производства транзисторов. И надо сказать, что и с ней Сашка управился за короткое время. Сталин, узнав об успехах лейтенанта НКВД на поприще науки, велел наградить его званием инженер-капитана и использовать в дальнейшем на новом месте, не лишая, впрочем, и предыдущего воинского звания.

Еще одним ценным итогом деятельности Андрея стало введение новой системы званий для начальствующего состава армии. Вместо громоздких дополнений в виде ранга военнослужащего технического и хозяйственного состава, по его предложению ввели более понятные сочетание должности и соответствующего воинского звания. Вот и ходит Сашка инженер-капитаном вместо воентехника первого ранга, как было до этого.

Андрей окинул взглядом трибуны. Ему не единожды приходилось присутствовать на различных, бессмысленных с его точки зрения, мероприятиях. Чаще всего по приказу Сталина, иногда об этом просил Берия. Андрей хотя и томился подобным времяпровождением, но всегда безропотно выполнял эти поручения. Он прекрасно понимал, что его используют в качестве живца. Слухи о необычном комиссаре распространялись во все стороны, и немалая часть из них выходила из недр НКВД. На подобную приманку слетались шпионы всех мастей, не подозревая, что их уже ждут старательно раскинутые контрразведкой сети. Иногда в них попадалась очень серьезная рыба, а один раз улов был такой, что даже Берия выглядел ошарашенным. В тот раз попались два крупных сотрудника НКИДа, сумевшие до этого благополучно пройти все проверки и допущенные к очень большим секретам. А военные атташе Италии и Румынии, проявлявшие излишнее любопытство к персоне батальонного комиссара Банева на одном из дипломатических приемов в Кремле, попались на элементарном воровстве. Желая проверить папку, которую данный комиссар носил с собой, они вместо документов обнаружили в ней несколько пачек английских фунтов стерлингов и поздравление с тем, что их только что сфотографировали за этим неблаговидным делом. Неизвестно какую выгоду получили от этого контрразведчики, но Андрей вволю посмеялся, наблюдая как меняются лица этих горе-карманников. Самой же большой загадкой для него было — как НКВД объясняло его присутствие на этих приемах.

Но сегодня ловля шпионов не задалась. Никто не проявлял к ним открытого интереса, что могло говорить о том, что глупые разведчики в иностранных посольствах попросту перевелись. А может и то, что найден другой путь проникновения в секреты их института.

Наконец, было объявлено об окончании парада. Сотрудники института потянулись к выходу с трибун. Большинство из них на сегодня было свободно и, с чувством хорошо выполненного долга, они отправились праздновать. Андрей же с Сашкой и директором института пошли к ждавшей их "эмке". В машине Сашка, как младший по возрасту, занял сиденье рядом с водителем, а Андрей с профессором Бергом устроились на заднем сиденье.

— А скажите, Аксель Иванович, отличался ли сегодняшний парад от предыдущих? — Спросил Андрей.

— Вы знаете, Андрей Николаевич, парад действительно отличается. — Ответил Берг. — Я, конечно, видел не все, но на этом, как мне кажется, и техники поменьше, да и качеством она хуже. Самое же удивительное, что ни одного нового образца! На всех предыдущих парадах старались удивить, а сегодня… Такое ощущение, что показать нечего.

— Или незачем показывать, товарищ контр-адмирал. — Отозвался с первого сиденья Сашка.

— Наверное, вы правы, Александр Ильич. — Согласился с ним Берг.

— Аксель Иванович, вы читали отчеты о последних испытаниях радаров? — Спросил Сашка.

— Да, получил сегодня утром как раз перед парадом. Испытатели в восторге! Передвижные локаторы уверенно опознавали цель за тридцать-сорок километров на высотах от полукилометра до четырех. Стационарные позволяют это делать с расстояния не менее семидесяти километров, а при благоприятных условиях и более ста. Работают и наши блоки помех, до семидесяти процентов ложных целей они отсеивают. Все ваши предложения, Андрей Николаевич, блестяще себя оправдали.

— Кажется, успели, — добавил к его словам Андрей.

— Вы правы, — согласился с ним Берг, — локаторы уже идут в западные округа, к концу месяца будет развернут первый рубеж.

— Дадут ли нам этот месяц? — бросил в пустоту Андрей.

— А меня больше беспокоит агентура Абвера. — Сказал Сашка. — Как бы чего-нибудь не разнюхали про локаторы.

— Не должны, Александр Ильич, — успокоил его Берг, — НКВД такой охраной их окружил, что даже меня допустили только после тройной проверки документов.

Эмка подъехала к воротам института, все достали пропуска, подошедшие охранники стали тщательно их проверять. Только удостоверившись в праве прибывших пройти за ворота, охрана открыла их. Выйдя из машины, они сразу отправились в лабораторный корпус, перед входом в который у них опять проверили пропуска.

Работа в корпусе была в самом разгаре. Молодые инженеры тестировали транзисторы, испытывая их на всевозможных режимах. Каждый двадцатый сжигали, определяя ток пробоя. Довольные лица инженеров лучше всяких слов рассказали о результатах. Кажется, и здесь успех. Можно запускать мелкосерийное производство и проектировать схемы уже не только для ламп, но и для их продукции. Андрей помнил, как узнав насколько легче станет самолетная рация, профессор Берг только недоверчиво покачал головой. Теперь же, девять месяцев работы директором института сделали его самым горячим сторонником использования полупроводников в радиотехнике. Хотя главной его страстью были радиолокаторы. Они были его детищем, и даже рекомендации Андрея он старался творчески осмыслить и применять их по-своему.

Не понимал он только необходимость в столь сложное время тратить большое количество средств на работу третьей лаборатории, занимавшейся разработкой элементов вычислительной техники. Но как убедила его работа в данном институте, всякое дело, проводящееся в нем, имело глубокий смысл и практическую пользу, если не сейчас, то в будущем.

Андрей с Сашкой подключились к работе, надеясь к вечеру закончить всю серию испытаний. Но спустя несколько минут в лабораторию вбежал испуганный дежурный по канцелярии. Задыхаясь от быстрого бега, он сообщил, что батальонного комиссара Банева срочно требуют к телефону. Выяснив что звонок из Кремля, Андрей немедленно отправился к телефону. На другом конце провода Поскребышев сообщил ему, что ему будет звонить сам Сталин. Сашка с удивлением услышал эту новость, вождь никогда не беспокоил его днем, тем более не отрывал от работы. Наконец на другом конце провода раздался мягкий голос Сталина, сдобренный уже привычным акцентом.

— Здравствуйте, товарищ Банев, как обстоят дела с производством нужной нам продукции?

— Здравствуйте, товарищ Сталин. Мы уже закончили все испытания, и с завтрашнего дня можем приступать к отработке технологии производства.

— Это хорошо, что вы опережаете график. Мы думаем, что ваш институт можно отметить Ленинской премией за успешную работу.

— Служим Советскому Союзу. — Отрапортовал Андрей.

— Скажите, товарищ Банев, а как у вас в институте обстоят дела с национальным вопросом?

— С национальным вопросом? — Опешил Андрей. — Как и везде. Есть люди разных национальностей. Я точных цифр не помню, но могу предоставить их через несколько минут.

— А сколько у вас в институте лиц еврейской национальности?

— Я могу предоставить полный отчет, товарищ Сталин.

— Хорошо, товарищ Банев. Мы будем ждать вас вместе с профессором Бергом через полтора часа с полным отчетом по всем работам, и национальному вопросу тоже.

Сталин положил трубку. Но по его голосу Андрей, хорошо изучивший вождя за эти месяцы, понимал, что тот доволен, и даже не пытается скрыть это. Причем вряд ли это касалось завершения работы по радарам, об их ходе он постоянно консультировался у профессора Берга. И, наверняка знал все тонкости гораздо лучше Андрея, основной работой которого была разработка транзисторов и работа над вычислительной техникой.

Андрей сообщил Бергу о вызове в Кремль. Профессор сразу начал отбирать нужные для доклада бумаги. Андрей же отправился в отдел кадров за справкой о национальном составе сотрудников института. Хотя численность евреев в институте он хорошо знал. На настоящий момент их было пятеро, четверо в отделе прикладной математики третьей лаборатории. И один в лаборатории радиолокации. Хотя Сашка, предупрежденный Берией о возможном интересе сионистов, и их покровителей англичан, к институту, безжалостно вычеркивал евреев из списка претендентов, и оставил только тех, за кого лично поручился Аксель Иванович. Впрочем, был еще один, шестой, но тот на вторую неделю работы стал проявлять излишнее любопытство к работе других сотрудников, за что и был немедленно уволен и переведен куда-то в Среднюю Азию. Начальник охраны института провел воспитательную беседу со всеми другими сотрудниками и отбил у всех желание не только спрашивать чем занимаются другие, но и даже смотреть на чужие столы.

К четырем часам они уже входили в приемную Сталина. Ожидавший их Поскребышев велел подождать и вошел внутрь, но почти сразу вышел и приглашающим жестом открыл перед ними дверь. Андрей постарался сосредоточиться, страха он давно уже не испытывал, убедившись в том, что Сталин прежде всего прагматик и, пока он будет верно служить стране, опасаться ему нечего, но волнение всегда присутствовало. В кабинете вождя они с Бергом обнаружили кроме самого Сталина еще четверых человек, сидящих за столом. Сам Сталин по своему обыкновению ходил вдоль кабинета. Увидев входящих, он указал им на стулья по другую сторону стола. Андрей с профессором сразу сели, указания вождя нужно было выполнять без задержек. Андрей посмотрел на другую сторону стола, изучая находящихся там посетителей вождя. Одного он узнал сразу, это был известный кинорежиссер Эйзенштейн, остальные были ему незнакомы. Хотя немного подумав, он сумел узнать еще одного человека, это был молодой, потому Андрей и не смог его сразу признать, профессор теоретической физики Ландау. Незнакомы были только двое, один с круглыми очками на утомленном лице, и другой, с длинными волосами, несмотря на лысину на полголовы, и умным взглядом, в котором сквозило превосходство и самоуверенность.

— Знакомьтесь товарищи, — сказал Сталин, — это делегация творческой интеллигенции, прибывшая по поручению Общества Еврейской культуры. Это кинорежиссер Эйзенштейн, профессор Ландау, поэт Фефер и актер Михоэлс.

Андрей удивился, делегация действительно была очень представительной. Каждый из них по отдельности имел немалый вес в предвоенном советском обществе, а все вместе представляли немалую силу, с которой необходимо было считаться даже Политбюро и Сталину. Хотя сразу было видно, что Эйзенштейн тяготится этой миссией, он даже отсел от своих товарищей подальше, насколько позволяла длина стола. Хотя про него Андрей и слышал, что он не еврей, но ничего документально подтверждающее или отрицающее эту версию ему найти так и не удалось. Приходилось поступать в соответствии с английской мудростью — "если что-то выглядит как утка, ведет себя как утка и крякает как утка, то скорее всего это она и есть". "Гениальный и непримиримый" по отзывам его поклонников (впрочем говорили они все это намного позже, когда всесильный НКВД потерял свои страшные зубы) Ландау отчаянно трусил, пытаясь скрыть это за рассеянным видом, но получалось у него плохо. Поэт был спокоен, как человек уверенный в своей правоте. Но все же главным в этой делегации был не он. По властному взору Михоэлса сразу было ясно, кто в ней руководит. Ясно это было и по внимательному взгляду, с которым он рассматривал Андрея. Он что-то знал и даже не пытался это скрывать.

Сталин тем временем представил и Берга с Андреем и перешел к главному вопросу, ради которого он и пригласил их.

— Вот товарищи из Общества Еврейском культуры жалуются на вас, товарищ Берг. Они утверждают, что в руководимом вами институте занимаются национальной дискриминацией. Что вы можете нам сказать по этому поводу?

— Почему они так решили, — удивился Берг, — и в чем заключается эта дискриминация?

— Они утверждают, — продолжил Сталин, — что в вашем институте очень мало работников еврейской национальности.

Голос Сталина был спокоен и ровен, но хорошо изучивший его за эти месяцы Андрей понимал, что вождь доволен. Понимал и причину. Столь открытое выступление обозначало, что проникнуть в тайны их института сионистам с англичанами пока не удалось, и они решили использовать последний способ. Хотя нужно быть очень самоуверенным, чтобы пытаться говорить со Сталиным с позиции силы, кажется товарищи никак не могут забыть свое всесилие двадцатых-тридцатых годов. За спиной еврейской делегации приоткрылась дверь и в кабинет тихо вошел Берия. Он присел на стуле, стоящем около стены и прислушался к разговору. Чувствуя, что кто-то вошел, напрягся Михоэлс, но оглянуться в присутствии Сталина не решился.

Андрей решил взять инициативу в свои руки и решительно поднялся, пока профессор Берг не решился сам отвечать на заданные вопросы.

— Разрешите мне ответить, товарищ Сталин? — Спросил разрешения Андрей, Сталин кивнул ему и Андрей продолжил. — Я являюсь представителем Политбюро при институте и подобные вопросы предназначены прежде всего мне, а не директору института. На данный момент среди сотрудников института, а их сто тридцать три человека без обслуживающего персонала, числятся. Украинцев шестнадцать человек. Белорусов семеро. Немцев пять человек. Один швед. — Он кивнул в сторону профессора Берга.

— Да какой швед! — Отмахнулся рукой Аксель Иванович. — Русский я, Андрей Николаевич.

— Два татарина, один казанский, один сибирский. — Продолжил доклад Андрей. — Один латыш. Поляков трое. Один армянин. Евреев пятеро. Остальные русские. Как видите, товарищи, полный интернационал. Не хватает только представителей Средней Азии.

— Это хорошо, что вы владеете информацией, товарищ Банев. — Сказал Сталин. — Но может быть, представителям еврейского народа досталась грязная, тяжелая, неквалифицированная работа? — В голосе Сталина сквозила откровенная издевка. — Что вызвало негативную реакцию товарищей из Общества Еврейской культуры?

— Никак нет, товарищ Сталин. — Андрей старательно вытянулся под взглядом вождя. — Все пятеро работают по специальности, инженерами.

— Так чем же вы недовольны? — Обратился Сталин к еврейской делегации.

Ландау испуганно дернулся от этих слов, скосил глаза на Михоэлса, но тот молчал. Вместо него поднялся Фефер.

— Товарищ Сталин, мы не жаловались, что представителям нашего народа предоставили работу не по квалификации. Мы вообще не знаем, чем они там занимаются. Все пятеро категорически отказались не только рассказать нам о работе, но и даже встретится с нами. И запретили членам своих семей общаться со своими еврейскими родственниками. Вы заметьте, только с еврейскими. С остальными, у кого они есть, конечно, они общаются.

— В вашей формулировке звучит, что ваших соотечественников "мало"? — Продолжил беседу Сталин. — Не могли бы вы пояснить эту формулировку?

— Конечно, мало. Мы все слышали, что их только пять человек на весь институт! — Удивился непонятливости вождя Фефер.

Андрей почувствовал, как внутри разгорается злость. Он посмотрел на Сталина и спросил:

— Может быть уважаемый поэт объяснит мне: а почему их представителей должно быть много?

— Но всей стране известны заслуги еврейских ученых в развитии советской науки! — С пафосом продолжил Фефер. — Мы думаем, что они могли бы принести пользу и в вашем институте. И малое количество представителей нашего народа в вашем учреждении говорит о том, что им не доверяют. А что это, как не дискриминация?

— В таком случае, в первую очередь нужно рассматривать жалобы узбеков и киргизов, представителей которых в нашем институте вообще нет. — Усмехнулся Андрей.

Кажется он угадал с фразой. Ибо Фефер обиделся и с не меньшим пафосом продолжил.

— Но мы ведь говорим о представителях культурных народов, а не каких-то дикарей! — Возразил ему Фефер, повернулся к Михоэлсу за поддержкой и поперхнулся своими словами, увидев лицо своего соратника. Выражение праведного гнева медленно сползало с его лица, он краснел, понимая что ляпнул лишнее.

— То есть вы хотите сказать, что есть культурные народы, которые должны иметь преимущество во всем, а есть необразованные дикари, достойные только грязной работы? — Дожимал его Андрей, не давая поэту вывернутся из ловушки, в которую он сам залез из-за своего несдержанного языка. — Так ведь, товарищ Фефер, и до фашизма договорится недолго.

За спиной еврейской делегации ласково улыбался Берия. Андрей даже пожалел их, сегодня кому-то из них, а может и всем сразу, не миновать содержательной беседы с наркомом НКВД.

Спасая своего товарища, поднялся Михоэлс.

— Товарищ Фефер неправильно выразился. Он не хотел обидеть представителей других национальностей нашей великой советской родины. Он имел в виду, что представители этих народов не имеют своих научных и инженерных кадров. И хотел сказать, что если дело, которым занимается ваш институт, такое важное, то еврейские ученые и инженеры, несомненно, ускорили бы его выполнение.

— Мы понимаем вашу озабоченность, товарищ Михоэлс. — Ответил ему Сталин. — Но выполнение этого дела в настоящее время не требует участия столь высококвалифицированных кадров. Но мы учтем ваше мнение. И если нам потребуется помощь еврейских ученых, мы их, конечно, привлечем к работе, в той форме, которая принесет наибольшую пользу делу.

В голосе вождя сквозила откровенная угроза. Понимая, что перегнули палку, Михоэлс с Фефером с самым верноподданническим выражением лица следили за Сталиным. Ландау уже не мог спрятать страха, губы у него мелко дрожали. А Эйзенштейн выглядел разочарованным, он понимал, что его ввергли в авантюру с непредсказуемыми последствиями, но ничего исправить уже не мог.

Сталин посмотрел на часы, висящие на стене, и добавил.

— Мы думаем, что представители Общества Еврейской культуры могут быть свободны.

Еврейская делегация поднялась и пошла к выходу. Навстречу им с ласковой улыбкой вышел Берия. Увидев его, испугались все, даже невозмутимый Михоэлс. У Ландау задрожали руки. Эйзенштейн с надеждой оглянулся на Сталина, но тот уже отвернулся от них.

— У меня будет несколько вопросов к товарищу Феферу. — Сказал им Берия. — Попрошу пройти его со мной. Остальные свободны, пока свободны…

И эта недосказанность подействовала сильнее любых угроз. Андрей видел, как дернулись плечи у поэта, как поник Ландау, раздраженно глянул на Михоэлса Эйзенштейн.

"Интересно, чего он им наобещал?" — подумал Андрей. Но делегация уже вышла и он повернулся к Сталину. Вождь был доволен. Враги проявили себя сами, не сумели добиться своих целей, и, самое главное, наделали ошибок, оправдать которые будет очень нелегко, если вообще возможно.

— Вы очень помогли нам, товарищ Банев, очень точно обозначив ошибки данных товарищей. — Поблагодарил его Сталин. — Но мы сегодня собрались не для того, чтобы разбирать мелкие националистические кляузы. Тем более, что товарищи уже осознали свои ошибки, а если нет, то органы НКВД помогут им это сделать.

Он подошел к своему столу и взял трубку. Андрей вдруг понял, что все это время вождь ходил без нее, впервые на его памяти. Раскурив трубку, Сталин повернулся к Бергу.

— А что нам скажет профессор Берг о работах с локаторами?

— Работы завершились полным успехом, товарищ Сталин.

— Таким ли уж полным, нет ли в ваших словах преувеличения, товарищ Берг?

— Товарищ Сталин, мы сравнивали результаты работы своих локаторов с данными разведки. Ни англичанам, ни немцам пока достигнуть таких результатов не удалось. — Ответил ему Берг. — А ведь у нас еще имеются возможности для модернизации этих образцов. И мы уже начали разработку более совершенных установок.

Берг открыл свою папку и начал читать отчет о результатах последних испытаний радиолокаторов. Сталин его внимательно слушал, пару раз задал уточняющие вопросы, подтвердив свою хорошую память на цифры. Отчет его удовлетворил. Обрадовало его и то, что подчиненный лаборатории завод уже начал выпуск радиолокаторов и в ближайшие дни первые расчеты, тренировки которых давно происходили на экспериментальных образцах, будут отправлены в Западный Особый военный округ. Выслушал он и сообщение о работе других лабораторий. О начале выпуска транзисторов он уже слышал. Остался он доволен и работами третьей лаборатории вычислительной техники. Математический аппарат был почти готов, существовали в металле и основные узлы вычислителя и оперативной памяти. Проблемы были только с магнитной памятью. Громоздкий магнитный барабан никак не хотел работать устойчиво, и каждое его включение было "уравнением с бесконечным числом неизвестных". Конечно, первые машины могли бы обойтись и без него, но Андрею хотелось сразу сделать если не шедевр, то хотя бы аппарат, на котором было б удобно работать.

Сталин во время доклада ходивший вдоль стола остановился напротив Берга и сказал.

— Мне также хотелось выслушать ваше мнение об использовании ученых еврейской национальности. — Видя как поморщился профессор Берг, Сталин спросил. — Вы не верите в их способности или просто не хотите с ними работать?

Берг, которому за последние годы не единожды приходилось опровергать "научные" утверждения этих "профессоров", сказал:

— Товарищ Сталин, вы прекрасно знаете мою позицию. Можно придумать и даже математически обосновать любой теоретический бред, но в большинстве случаев эти "гениальные догадки" невозможно реализовать практически. К тому же эти товарищи необычайно легко меняют свои "гениальные труды", стоит только доходчиво объяснить им их тупость.

— То есть вы против их использования? — Продолжил Сталин.

— Товарищ Сталин, я не возражаю против того, чтобы они работали. — Ответил ему Берг и, после секундного колебания, добавил. — Но как можно дальше от нашего института.

Андрей поспешил придти на помощь своему начальнику:

— Товарищ Сталин, разрешите мне сделать предложение? — Сталин благосклонно кивнул и Андрей продолжил. — Присутствовавшие здесь товарищи согласились на использование ученых еврейской национальности на благо нашей Родины на условиях, которые посчитает нужным применить правительство. Вот и нужно этим воспользоваться. Я думаю, что нужно организовать институты укомплектованные исключительно еврейскими учеными и дать им задание, которое будет предусматривать получение практического конечного результата, а не только теоретических разработок. Вот если они сумеют с этим справиться, значит докажут свою профессиональную пригодность. А если не смогут, то пусть пополнят ряды лесорубов, труд которых не менее важен.

— Откуда такой антисемитизм, товарищ Банев? — Сталин едва заметно усмехнулся и принялся выколачивать докуренную трубку, терпеливо дожидаясь ответа.

— Товарищ Сталин. — Андрей решил довести до логического конца, не единожды затрагиваемую тему. — Я не являюсь антисемитом, но я за оценивание пользы, приносимой человеком и в, частности, ученым, не по его национальности, а по реальному вкладу в общее дело. Сумеют еврейские ученые сделать что-либо практически полезное, я извинюсь перед ними в вашем присутствии. Но я также категорически против их присутствия в нашем институте. Создайте для них еще один институт с аналогичным заданием. Возможно, что они сотворят что-то другое, не менее полезное, если не сумеют повторить нашу работу.

Аксель Иванович удивленно посмотрел на Андрея, обнаружив в нем новые для себя грани, и сказал:

— Я могу добавить к сказанному Андреем Николаевичем, что подобная организация работы принесет намного больше пользы, чем простое собирание всех научных кадров в одном институте.

Выслушав все сказанное, Сталин вплотную подошел к ним и сказал:

— А ведь сегодня праздник, товарищи! Я думаю, что и нам не мешало бы отметить его, если вы не возражаете?

— Сочтем за честь, товарищ Сталин. — Быстро среагировал на его слова Андрей.

— Ну вот и хорошо, товарищ Банев. Сообщите товарищу Поскребышеву, чтобы он отдал распоряжение проводить вас к месту проведения праздничного концерта.

Андрей с профессором повернулись и вышли из кабинета.