Мама для императора

Глава 14. Император

Я сразу понял, что попался в ловушку, когда увидел её. И хотя эти чувства были давно забытыми, узнал их. Я едва сохранял разум в её присутствии. Видел только её, слышал только её, думал только о ней. Руки так и тянулись прикоснуться к нежной бархатной коже, к шелковистым волосам…

Юная совсем, чистая и светлая принцесса с первого взгляда свела меня с ума, околдовала своей невинностью и добротой. Ещё в родном дворце кинувшись защищать обычную служанку. А потом так тепло общаясь с моим сыном.

Невозможно было не заметить, как он тянется к ней в ответ, потому что впервые от кого-то кроме меня видит такую искреннюю заботу. И мне самому тоже хотелось зачерпнуть хоть немного этой её волшебной теплоты и уюта, которых наверное никогда и не ощущал.

Она выбирала из всего многообразия, что я приказал ей организовать, самые простые платья. Не кичилась перед служанками, и совершенно со всеми нашла общий язык, как-то разом для всех став привычной и «своей». И мне так хотелось говорить с ней долгими вечерами неважно о чём. Хоть иногда держать её руку. Видеть, как на её щёчках вспыхивает румянец смущения…

Но я заставлял себя остановиться.

Она слишком юна и хороша для такого, как я. Слишком для неё взрослого. Запретившего себе любить впредь, чтобы не испытывать того, что уже пришлось пережить. Самому себе поставившего запрет заводить хоть какие-то отношения. Без чувств это не имело смысла. А чувствовать я больше не хотел. И не имел права. Ведь всё ещё был женат…

До сих пор, вспоминая свою первую любовь – прекрасную, но такую жестокую Астрид, я едва не кипел от гнева и того унижения, что пришлось пережить по её милости.

Глядя на сына, видел её когда-то любимые черты. И призраки прошлого одолевали меня. Воспоминания, как однажды любимая сказала, что неверна мне и хочет уйти. Мои безуспешные просьбы, почти мольбы остаться с нами, обещания всё простить, несмотря на уязвлённое самолюбие. Её жёсткий отказ и ответ на вопрос, что я скажу всем и сыну – «Скажи, что я умерла»…

До этого я ещё пытался сохранить видимость, что у императорской четы всё хорошо, несмотря на то, что давно замечал – она ко мне охладела. Принял это с мужеством, оставаясь для неё после рождения сына больше другом и покровителем… Тогда думал, что хотя бы из благодарности за то, как я покрывал её многочисленные долги и исполнял желания, она станет хорошей матерью. Но этого не случилось.

С Тьеном она была довольно мила, и он просто обожал её. Да все при дворе её любили и уважали, на людях она умела произвести правильное впечатление. Даже мой тогда ещё совсем юный племянник смотрел на неё горящими глазами и считал идеалом.

Но как самый близкий человек, я видел, как она закатывает глаза на жалобы сына, как он изо всех сил старается заслужить её любовь, и она благосклонно ему это позволяет. Это заставляло меня сжимать кулаки, чтобы не причинить ей вред. Можно не любить меня. Но ребёнок тут не при чём!

А потом как снег на голову – её заявление. Желание просто избавиться от меня, от своего обременительного статуса императрицы (ведь приходилось курировать благотворительность в стране, проводить долгие деловые обеды и присутствовать на официальных мероприятиях) и матери…

– Мне надоело, Арттур! Я устала! Мальчик постоянно болеет! – она почти всегда называла моего Тьена «мальчик»… – Дела отнимают все мои силы! А я ещё так молода! Я хочу жить ради себя, а не ради других! И тебя я давно не люблю! Но ты и сам это знаешь…

А я уже не был уверен, любила ли хоть когда-то, или посчитала императора достойной партией… Её предательство не только разгневало меня, но и причинило ужасную боль. Не думал, что такое может произойти со мной. И не хотел испытывать этого вновь.

Ведь моя любимая когда-то женщина ушла, оставив мне нашего сына, потребовав, чтобы скрыть позор её неверности, даже ему солгать о её смерти. Себастьян замкнулся в себе, переживая это горе в своём детском сердце совершенно по-взрослому. А я ненавидел себя за то, что не мог ему помочь.

Объявить, что императрица сбежала с одним из стражников – значило поставить пятно на репутации страны и моего сына. Народ мог посчитать его недостойным или нагулянным… Пришлось всем лгать. Ведь я не только отец, но и император, долг которого сохранить доверие к правящей семье и не допустить скандала. А мой маленький, но такой не по годам серьёзный сынишка не проронил ни слезинки.

Только иногда всё же становился собой прежним, вдруг обнимая меня или хватаясь за руки. Но потом будто бы напоминал себе что-то и отстранялся. Его состояние ухудшалось с каждым годом, и я уже не знал, как вытащить его из этого, отодвинув на второй план собственные чувства и эмоции. Но как бы я ни пытался говорить с ним, каким бы лекарям не показывал, никто не мог помочь.

И вдруг в момент, когда уже готов был приволочь его непутёвую мать к нему силой, заметил, с каким аппетитом он ест на том приёме у правителя Средних земель (стоит ли говорить, что немедленно попросил продать мне повариху), а потом какими заинтересованными глазами смотрит на дочь правителя… По неведомой причине, юная принцесса сразу очаровала его.

И не только его.

Я даже не смог отказать себе, чтобы не коснуться её там. И почувствовав раз нежность её кожи на кончиках пальцев, впервые за тёмные предыдущие годы, пожелал вдруг оставить девушку при себе.

Нет, у меня не было плохих помыслов. Сразу было ясно, что между нами не может быть ничего. Я лишь хотел быть рядом… Думал, что необходимо вырвать её из лап жестокого отца. Уже был наслышан, как он поступил с другими дочерьми.* И не хотел, чтобы это прекрасное создание повторяло их судьбу.

Изначально я не собирался делать её служанкой и нянькой своему сыну. Но потом подумал, что это может помочь ему оправиться. И незаметно, он стал проводить время только с ней.

Просил её присутствовать на уроках, где она ему что-то подсказывала или объясняла то, что не мог донести учитель. Она гуляла с ним каждый день. Готовила ему завтрак, обед и ужин, а мой сын не отказывался ни от чего. Уплетал всё, что она приносила. Всегда лично. И только из её рук, мне казалось, он примет всё, что угодно…

Меня беспокоило то, что он привязывается к ней, но радовало, что он позабыл свою прежнюю печаль. И будь моя воля, Рамина осталась бы с ним навсегда.

Но я не имел права просить её продолжать быть здесь дольше названного срока. И сам уже жалел, что попросил всего год… Только разве ей, молоденькой, невероятно привлекательной принцессе нужны эти проблемы? Мой болезненный сын, которого только я один люблю так сильно, что сердце сжимается, и я… Для всех – вдовец. Который старше неё почти вдвое. На самом деле – женатый мужчина, которого бросила жена ради мимолётного увлечения…

Я старался избегать Рамину. Чтобы не позволить себе показать ей, как сильно хочу, чтобы она осталась в этом замке навечно. Неважно, в качестве кого. Пусть моей пожизненной гостьи. Или гувернантки для сына. Я был готов даже ввести для неё какую-нибудь специальную должность… Или… Этих мыслей старательно избегал.

Но осознавал, что проведи я с ней бок о бок чуть больше времени, не смогу отпустить её вовсе. Никогда. Просто заставлю остаться.

Когда во дворец прибыл племянник, первое чувство, что испытал, была жгучая ревность. Никогда прежде я не злился на то, что он являлся по собственному желанию без предупреждения. Но не теперь.

Я понимал, что он захочет провести время с Тьеном, который тоже очень его любил. А значит, и с Рами. И он, конечно, покажется ей привлекательным и интересным…

Мне хотелось выставить его прочь. Хотелось запретить ему вовсе приезжать сюда.

Но вместо этого я сам отвёл его к ней. И наблюдал, как теперь она краснеет от его совершенно неуместного поведения… И неважно, что сам хотел бы тоже вести себя так с ней…

Я видел, что ей нравится мой племянник. Видел и то, какими глазами он смотрит на неё. И уговаривал себя, что это даже к лучшему. Если всё сложится, то она останется в моём дворце его женой. Она будет рядом… С Тьеном. И со мной. Я смогу помогать ей. Поддерживать. Направлять…

Внутри всё противилось этим мыслям. Я не мог больше спать и есть ничего, кроме пищи, приготовленной ею… Старался забыться в делах. Но то и дело посылал слуг узнать, где сейчас их компания и чем они заняты. Моё сердце требовало идти туда и сразу заявить на неё права. Обещать ей место на моём троне. Отдать ей все мои богатства. И положить к её ногам всю мою страну…

Вот только всё это было ей не нужно. Милая Рамина не обращала внимание на статус и положение. И уж точно она достойна большего… Настоящей, юношеской любви, что заставит трепетать её сердце от счастья. Лёгкости в своих первых отношениях. А не того груза, что имел за плечами я…

Я не имел права забирать у неё это. И решил сохранить свою тайну. Принять эту неизбежность с достоинством. Лишь украдкой сделать всё, чтобы эта нежная девушка была счастлива. Там, где захочет, и с тем, с кем пожелает сама… Но не выдержал, когда застал её в объятьях племянника. Понял, что не смогу.

На том балу собирался рассказать ей правду. О моей сбежавшей жене, о своих чувствах, несмотря на которые, поддержу любой её выбор. Говорить раньше было нечестным и неправильным, ведь она была под моей опекой и могла бы не отказать по этой причине. Я же хотел дать ей возможность выбирать. Хотя прекрасно отдавал себе отчёт, что она может принять моё предложение даже из благодарности, или просто не решится сказать мне «нет», поэтому собирался сделать всё как можно мягче. Мне не нужны были жертвы, ведь хотел видеть её счастливой.

Но уже отправил гонцов найти Астрид, чтобы потребовать подтвердить развод, несмотря на любое решение Рами, и не догадываясь о том, что это разозлит мою всё ещё супругу и подтолкнёт к решительным действиям.

Оказалось, я совсем не знал её. И моя прежде любимая женщина стала властной и чёрствой, готовой наплевать на чувства сына ради трона, богатств и моего очередного унижения. А ведь когда она явилась во дворец сразу после гонца и попросила о разговоре, даже не заподозрил ничего, и спокойно повернулся к ней спиной, когда на меня напали…

И теперь я ходил по камере, надеясь только на то, что она не доберётся до Рами. Не догадается, кто именно стал причиной моего решения. Не захочет отомстить ей.

Я чувствовал себя слабаком, неспособным защитить свою любимую и сына. Воспоминания о нашем случайном поцелуе грели душу и разъедали её осознанием, что не следовало этого делать. Я должен был прогнать Рамину, убедить бежать из дворца, а я увидел такие родные черты и забыл обо всём на свете… Потерял голову от радости, что с ней и Тьеном всё в порядке.

Я знал об их договоре с Альвиссом о ненастоящей помолвке. Слышал их в библиотеке во время прощания. И уже тогда решил, что тоже стану по-своему бороться за неё (раз уж она не влюблена в него), хотя и подыгрывал их спектаклю. Поэтому теперь жалел не о поцелуе (таком желанном), а о том, что возможно он станет для неё поводом снова рисковать.

На днях меня должны казнить. Украдкой, без официальных объявлений. И каким бы отличным воином я не был, одному было не справиться со всеми её сообщниками. А моя стража, как только меня взяли в плен, сдалась сама под угрозой моего убийства. И теперь всё, о чём я мог молить – чтобы мой сын и моя Рамина не пострадали, пожиная плоды моих таких глупых ошибок.

Лучше бы я во всеуслышанье рассказал о побеге императрицы и объявил о нашем разводе тогда, подорвав доверие к правящей семье. Чем теперь подвергать угрозе самых любимых людей…