Вскоре появился и Джон-весельчак. Один из его разведчиков наткнулся на место привала Авроры и Алена и прошел по их следам. Под только что выросшим деревом он обнаружил группу изможденных, отдыхающих под ним людей. Само же дерево было магическим образом согнуто так, что с одной стороны ствола оно образовало покрытую корой и мхом клетку, в которой сидела невероятных размеров сороконожка, а с другой – крепко держало корнями щиколотки лорда Ортолана, не давая ему пошевелиться.
– Моя королева, – с низким поклоном сказал Джон-весельчак. – То, что вы покинули место привала ночью, вызвало у нас панику. Мы поспешили сюда сразу же, как только получили сигнал от ворона, но... – он посмотрел вокруг и, не став произносить до конца свою тщательно заготовленную речь, сказал: – Я вижу, у вас все хорошо.
– Почему вы отправились искать ее? – подозрительно прищурив глаза, спросила Малефисента.
– Королева Аврора приказала мне следовать с большой группой солдат на некотором отдалении от нее и ожидать сигнала от птицы. Она сказала, что ее, по всей видимости, хотят заманить в ловушку, но не может сказать наверняка, кто именно ее устроил. Она подозревала графа, но считала, что единственный способ доказать это – пройти с ним весь путь до конца и своими глазами увидеть, кто предатели и что именно они замыслили. Я с королевой не соглашался, считал, что это слишком опасно, но в конечном итоге оказалось, что она была права.
– Так, значит, ты знала, какой опасности себя... – начала Малефисента с явным желанием устроить Авроре головомойку.
– Я знала, что ты в опасности, – остановила ее Аврора.
– В пути нас нагнал всадник, доложил, что леди Фиора обнаружила письма графу от лорда Ортолана, – продолжил Джон-весельчак. – Мы, если честно, очень испугались за вас, ваше величество.
Аврора вспомнила, как леди Фиора пыталась отговорить ее от путешествия вместе с графом Аленом. В тот момент она подумала, что леди Фиоре просто не хочется, чтобы Аврора покидала праздник. Ей и в голову не пришло, что фрейлина стремилась уберечь ее от своего брата.
– Вот этого я от нее никак не ожидала, – тихо, скорее для самой себя, заметила Аврора.
Люди Джона-весельчака уже хлопотали вокруг Филиппа – помогли принцу устроиться поудобнее, подбадривали его, говоря, что ему очень повезло, что рана оказалась не такой глубокой и удар пришелся именно в это место.
Филипп, в свою очередь, пытался уговорить Диаваля отдать ему мышонка-Саймона.
– Отдай мышонка! – твердил Филипп. – Немедленно отдай! Аврора, прикажи ему. Я официально заявляю, что это мой мышонок и мне поручено следить за ним до тех пор, пока твоя крестная не вернет ему прежний облик.
– Не веришь, что я его не съем? – приподнял бровь Диаваль, небрежно перебрасывая мышонка с ладони на ладонь и не переставая пристально – очень пристально! – следить за маленьким серым грызуном.
– Не верю, – твердо заявил принц Филипп.
– А между прочим, не так давно ты сам съел мышиное сердце, помнишь? Съел и не подавился, – усмехнулся Диаваль, поднося мышонка ближе к глазам. Бедный Саймон, кажется, даже дышать перестал от испуга. – Да-да, приятель, съел. Раз! – и нет.
– Тогда этого требовали обстоятельства, – возразил Филипп.
Малефисента позволила дворцовым стражникам пересадить лорда Ортолана из древесной тюрьмы в повозку. Взмахнула рукой – и от дерева отделилась и клетка, в которой сидел превращенный в сороконожку граф Ален. Охранники столпились возле нее, прикидывая, как бы им так взять клетку, чтобы случайно не притронуться к сидящей внутри нее твари.
– Что ж, ваше величество, поскольку вашей кареты здесь нет, может, вы позволите предложить вам одну из наших скромных повозок? – спросил Джон-весельчак. – К сожалению, нам пришлось передвигаться слишком быстро, так что более удобный экипаж взять с собой мы просто не могли.
– Не волнуйтесь, любезнейший, – успокоила его Малефисента. – Я сама верну их всех в замок.
Она указала рукой в сторону Диаваля, и на кончиках ее пальцев вспыхнуло золотистое пламя.
Диаваль выставил вперед руки, словно пытаясь защититься от волны магической энергии:
– Постойте-постойте, хозяйка! В кого это вы хотите превратить меня на этот раз? А спросить моего разрешения? Ой, только не в собаку, только не в собаку!
– Я думаю, на этот раз тебе понравится, – и Малефисента взмахнула рукой.
Диаваль стал раздуваться словно воздушный шар – и вот уже на том месте, где он только что стоял, появился огромный черный конь. Не простой конь, волшебный, с растущими из боков блестящими вороновыми крыльями. А за гриву коня, жалобно пища, держался мышонок.
Охранники смотрели на все это, глубоко вдохнув, но забыв выдохнуть – то ли вспомнили, как в свое время ворон превратился в дракона, то ли просто были зачарованы, наблюдая за тем, как действует магия. Малефисента с широкой, довольной улыбкой наблюдала за ними.
– Прежде всего, вы должны что-то сделать с Саймоном, – сказал ей Филипп. – Не думаю, что ему нужно лететь. Пусть возвращается с солдатами.
– Ладно. Стань мальчиком, – небрежно взмахнула рукой Малефисента.
Золотистая магическая волна окатила мышонка, и Саймон вновь стал человеком. Он скатился со спины коня и неуклюже поднялся с четверенек на ноги. Вспомнил наконец, как это делается. Затем Саймон огляделся вокруг и, увидев Аврору, низко ей поклонился.
– Исчезнувший парень! – воскликнул Джон-весельчак. – Так он, выходит, никуда не пропадал, просто фея его заколдовала!
От такого повышенного к нему внимания Саймон заметно засмущался.
– Нет, сэр, – сказал он. – Мышонком я был совсем недолго, только самое последнее время. Волшебная леди и принц Филипп освободили меня из клетки, в которой я был заперт много дней. Леди решила, что мне будет безопаснее путешествовать в кармане у принца, и превратила меня в мышонка. С сожалением должен признать, что быть мышонком мне совсем не понравилось, – он робко посмотрел на Малефисенту и добавил, немного помолчав: – Нет, я, конечно, очень благодарен за все, что вы для меня сделали, волшебная леди. Вы оказали мне огромную услугу, спасибо.
Джон-весельчак посмотрел на клетку с сороконожкой, затем перевел взгляд на Малефисенту:
– Надеюсь, его вы назад в человека превращать не станете?
– Станет. Обязательно станет, – ответила Аврора, опередив Малефисенту. – Сороконожки не могут давать показания в суде.
– Ты уверена? – недобро усмехнувшись, спросила Малефисента.
Аврора строго взглянула на нее.
– Тогда не раньше, чем мы вернемся во дворец. Договорились? – сказала Малефисента.
Взгляд Авроры остался прежним.
– Ну ладно, – сдалась Малефисента.
Она небрежно взмахнула рукой. Клетка распалась, и из нее вывалился граф Ален. Ошеломленный, но в своем прежнем виде.
– Джон! – воскликнул он, пытаясь стряхнуть с себя остатки клетки (труднее всего было вытаскивать их из волос). – Эта ведьма заколдовала меня, наложила проклятие! Надеюсь, ты понимаешь, что ее следует немедленно заковать в цепи!
Джон-весельчак покачал головой и сказал, обращаясь к Малефисенте:
– А ведь вы, похоже, были правы. Теперь нам придется выслушивать его болтовню всю дорогу до самого замка.
С этими словами он повел графа Алена к одному из своих всадников.
Ставший крылатым конем Диаваль опустился на колени, чтобы раненому Филиппу было удобнее забраться ему на спину. Филипп уселся, а следом за ним на Диаваля забралась Аврора.
Взмахнув мощными крыльями, Диаваль оттолкнулся от земли и поднялся в воздух. Он взлетал все выше и выше, а спустя несколько секунд к ним пристроилась и Малефисента. Она неслась на своих крыльях, на ее лице расплывалась широкая улыбка, а в глазах горел яркий веселый огонек.
Малефисента и по земле ходила очень грациозно, однако ее родной стихией все же был воздух. Она передвигалась в нем с легкостью и изяществом танцора, радостно взмывала вверх, пикировала вниз, нарезала круги – одним словом, наслаждалась полетом. За спиной у нее равномерно поднимались и опускались сильные крылья.
Филипп вцепился руками в гриву волшебного коня. Сидящая сзади Аврора одной рукой обхватила принца за талию – с той стороны, где у него не было раны, – и, запрокинув голову, с восторгом наблюдала за облаками. Ее золотистые волосы развевались на ветру.
В ту ночь, безмерно уставшая, Аврора спала крепко, но проснулась рано – когда над горизонтом только-только начинала разгораться золотая заря. Лежа в постели и наблюдая за восходом солнца, Аврора думала о том, что ей предстоит сделать сегодня, в этот начинающийся день. К тому времени, когда в ее спальню вошла Марджори и принесла на подносе завтрак, королева успела принять несколько важных решений.
Поставив поднос, Марджори бросилась к Авроре, обхватила ее ладони и воскликнула:
– До чего же я рада, что вы целы и невредимы! Я так боялась за вас!
– Временами я и сама за себя боялась, – призналась Аврора, сжимая пальцы Марджори.
Затем Аврора выпила чаю и съела бутерброд с маслом, а Марджори тем временем взахлеб рассказывала, как танцевала на празднике – даже прошлась с одним из эльфов пару кругов у «майского дерева», – и, покраснев, упомянула о комплиментах, которыми тот ее осыпал. Хотя, надо заметить, не обо всех комплиментах.
После завтрака Аврора накинула халат и поднялась по лестнице на следующий этаж, в комнаты принца Филиппа. Она решила, что если уж они могли посреди ночи встречаться у фонтана, то уж теперь, при ярком свете дня, можно обойтись без церемоний, тем более что ей не терпелось узнать, как чувствует себя раненый.
Войдя в спальню принца, Аврора застала его обнаженным по пояс – старенький доктор с буйными седыми волосами и длинными клочковатыми баками делал ему перевязку.
– О, доброе утро! – поздоровался Филипп, увидев Аврору, и заметно смутился.
Смутилась и Аврора – у нее моментально вспыхнули щеки.
– Я просто хотела убедиться, что с вами все в порядке, принц, – пробормотала она.
– Пару недель не смогу танцевать, – нарочито бодрым тоном откликнулся он. – Но швы мне наложили, и еще сегодня утром приходил огр-людоед с вересковых топей, принес пакетики с какими-то особенными травками. Их нужно заваривать и замачивать в этом настое бинты, чтобы рана скорее зажила.
Аврора посмотрела на доктора, предположив, что тот должен относиться к лекарствам фей с большим недоверием. Но доктор, прочитав скрытый во взгляде Авроры вопрос, с улыбкой ответил:
– Как только будет подписан договор, многие жители Персифореста с восторгом займутся торговлей драгоценными камнями, но для меня величайшим сокровищем являются удивительные целебные растения вересковых топей. Когда-то люди на протяжении веков успешно использовали их для лечения самых тяжелых болезней, даже тех, что считаются неизлечимыми.
– Я надеюсь видеть вас на сегодняшней церемонии подписания договора, – сказала доктору Аврора и добавила, с улыбкой взглянув на Филиппа: – Надеюсь, ваш пациент тоже сможет туда прийти.
Затем легкой поступью она отправилась в свою спальню, чтобы начать готовиться к церемонии подписания договора, но дойти до нее не успела, потому что на полпути ее перехватили тетушки-пикси.
У них было столько новостей, столько новостей! Больше всего они говорили о Нянюшке Стоут. Пикси наперебой рассказывали, какая она умная, и как они ею восхищаются, и как она привлекла пикси к работе, попросив с помощью магии сделать кое-что по мелочи возле замка. А уж какая вежливая эта Нянюшка Стоут, просто чудо!
– Вот видишь, – сказала Флиттл. – А лорд Ортолан никогда не понимал, насколько мы важны для этого королевства.
– Нам еще раньше следовало понять, какой он злой, – добавила Фислвит. – Как он мог не отблагодарить нас за нашу преданность?! И это после того, как мы столько принесли в жертву, столько принесли!
– Это уж точно, – улыбнувшись, согласилась Аврора.
Передали ей пикси и ходившие по замку слухи. После того как Малефисента доставила сюда Аврору и Филиппа, она уговорила Джона-весельчака вместе с ней отправиться к родителям Саймона и вернуть мальчика семье. Когда Саймон рассказал дома, как жестоко поступил с ним граф Ален и как принц Филипп и Малефисента спасли его, фею принялись потчевать чаем и джемом и осыпать комплиментами. Малефисента была настолько потрясена таким безудержным проявлением благодарности, что в ужасе поспешила улететь прочь.
– Хотя я не очень понимаю, почему все выделяют только ее одну, забывая о других, – тут же вставила Нотграсс. – Нас, например, почему-то никто не приглашает к себе на чай – хотя чем мы хуже? А на вид даже приятнее и милее, чем она.
– Действительно, уму непостижимо. Просто какая-то загадка, – пожала плечами Аврора.
В золотистом платье, короне и с улыбкой на губах Аврора вошла в тронный зал.
Представители волшебного народца были уже здесь. Впереди их делегации стояли Малефисента и Диаваль, за ними толпились древесные стражи, уоллербоги, эльфы, огры, феи-ежики, грибные феи, лесные феи и многие-многие другие. Малефисента была в длинном черном платье, с серебряными лентами на рогах и кончиках крыльев. Диаваль – в длинном черном плаще с манжетами на запястьях. Манжеты были украшены черными перьями – несомненно, своими, родными, вороновыми. Деловито жужжа яркими крылышками, сквозь эту пеструю толпу протискивались, расталкивая всех, пикси. Им очень хотелось занять места в самом первом ряду.
Люди тоже уже собрались в зале. Здесь были аристократы и придворные, старые и молодые, среди них – леди Сибил, леди Сабина и заметно нервничающая леди Фиора. Тут же, в окружении фермеров и простых горожан, стояла и Нянюшка Стоут. Пришел со своей семьей и гордо улыбающийся всем Саймон. Аврора подумала, что его история, несомненно, пользуется у слушателей большим успехом: ведь Саймон ее, конечно же, сильно приукрасил – ну, а как без этого?
Аврора прокашлялась и начала свою речь:
– Передо мной лежит документ, где изложены условия долгожданного мира, который, я надеюсь, сохранится в нашем объединенном королевстве до самого конца моего правления. Он будет подписан не только мной, но и полномочными представителями людей и фей. Могу я попросить представителей подойти сюда?
Подойдя, Малефисента и Нянюшка Стоут встали по обе стороны резного деревянного трона. Слуга поставил перед троном столик, на котором лежал длинный пергаментный свиток с условиями мирного договора.
– Многим из вас уже известно, что мой советник... мой бывший советник устроил заговор с целью сорвать подписание этого договора, из-за чего эту церемонию пришлось на время отложить, – сказала Аврора. – Если вам интересно, сообщу, что заговорщики разоблачены и посажены в тюрьму, где им предстоит оставаться еще очень-очень долгое время. Кроме того, все состояние лорда Ортолана конфисковано и будет передано в фонд, который займется бесплатной раздачей зерна всем нуждающимся как в Персифоресте, так и на вересковых топях. Когда-то лорд Ортолан заявил, что такая помощь окажется для королевской казны непосильной. Надеюсь, ему доставит большое удовольствие узнать, что эта проблема решается за его счет. Что же касается поместий и состояния графа Алена, то они переходят к его сестре, леди Фиоре. Мы надеемся, что наша дружба с ней окажется приятнее, чем с ее братом, и не собираемся предпринимать против нее никаких мер.
Леди Фиора с удивлением и благодарностью посмотрела на Аврору, а затем сделала глубокий реверанс и низко ей поклонилась.
– Теперь возникла необходимость назначить нового советника, – сказала Аврора.
Честно говоря, это было одним из самых трудных для нее решений. Ведь совершенно очевидно, что Нянюшка Стоут будет гораздо лучшим советником, чем лорд Ортолан – даже если не принимать во внимание его участие в государственной измене, – и Аврора уже была готова сделать этот выбор, но чем больше думала о нем, тем менее правильным казалось ей это решение. Никто, ни один человек не способен помочь ей найти верное решение любого вопроса, и никто не может представлять интересы всех, кто имеет отношение к той или иной проблеме.
– Отныне у меня будет не один советник, а Совет, члены которого помогут мне принимать решения государственной важности.
У Авроры уже было несколько кандидатов в члены этого Совета. От волшебного народца – это, само собой, Малефисента и Робин. От людей – Нянюшка Стоут и, пожалуй, доктор. Возможно, еще Джон-весельчак. Она понимала, что Совет, в котором будет представлен весь народ королевства, поможет ей принимать решения, позволяющие изменить жизнь в Персифоресте к лучшему.
– Но прежде всего, – сказала Аврора, – давайте подпишем этот договор и станем отныне не врагами, а добрыми соседями.
Малефисента протянула руку и выдернула из манжеты Диаваля блестящее черное перо. Он резко вскрикнул от боли, и Аврора поняла, что это его собственные перья – особенно когда увидела, что Малефисента подписала договор кровью, которая, высыхая, становилась буро-коричневой.
– Мы будем делать все как здесь записано, – торжественно заявила Малефисента. – Мы будем уважать ваши законы. Мы не станем делать так, чтобы у кого-то прокисало молоко, и не будем красть ваших детей. Правда, – тут глаза ее блеснули, – только до тех пор, пока кто-нибудь сам не попросит нас о чем-то подобном.
А подошедшая подписать договор Нянюшка Стоут сказала:
– Мы, люди, будем исполнять все законы, которые записаны в этом документе. Мы не станем ничего воровать на вересковых топях и больше не причиним вреда ни одной фее, которую встретим в Персифоресте. – Она внимательно посмотрела на Малефисенту и добавила: – Без каких-либо оговорок.
Малефисента театрально развела руками, а Нянюшка Стоут подписала договор заранее приготовленным пером, обмакнув его в чернила.
Затем настала очередь Авроры. Она подписала договор своим собственным пером и черной тушью, сделав в конце замысловатый росчерк.
– А я со своей стороны обещаю делать все для того, чтобы укреплять мир на всей своей земле, – сказала она. – Для этого половину своего времени я буду проводить здесь, в замке, а половину – во дворце, который построен для меня на вересковых топях. Но где бы я ни находилась, я всегда буду готова принять любого – и человека, и фею. Обещаю.
В зале раздались аплодисменты. Посыпались поздравления. Каждому хотелось подойти и поговорить с Авророй.
Леди Фиора, например, хотела попросить у Авроры прощения за то, что не поделилась с ней вовремя своими подозрениями насчет брата. Леди Сабина и леди Сибил хотели подробнее узнать о том, как Аврора отправилась спасать Малефисенту и Филиппа. Похоже, они считали это приключение невероятным и слегка романтичным. Тетушки-пикси хотели похвалить прическу Авроры, а вот платье, если она позволит, предлагали сделать для нее новое – с применением своей магии, разумеется.
Наконец народ начал расходиться.
Когда в тронном зале почти никого не осталось, к Авроре подошел Филипп. На нем был шерстяной дублет с рядом золотых пуговиц и разрезами, из которых выглядывала яркая подкладка. Один глаз принца закрыла длинная светло-каштановая прядь, на губах играла легкая улыбка. Если бы Аврора не знала, что он ранен, ни за что бы этого не заподозрила.
– Ты это сделала, – сказал он. – Обещала – и сделала.
– Я рада, что ты был здесь и все видел своими глазами, – улыбнулась она.
– Меня не покидает странное ощущение, – сказал Филипп. – Мне кажется, что, когда я истекал кровью, ты сказала мне то, что я мечтал услышать. Но может, я ослышался? Или это было сказано, чтобы утешить умирающего?
– Я хочу загадать тебе еще одну загадку, – перебила его Аврора. – Мое, но мне не принадлежит. Что это?
Она чувствовала, что ее щеки начинают краснеть. Не важно, что она уже говорила Филиппу, что любит его. Не валено, что при этом он сомневается, не подводит ли его память. Она все еще очень робела вновь произнести эти слова.
– Ну, это легко, – ответил Филипп. – Мое сердце.
– Нет, – улыбнулась Аврора. – Это мое сердце.
– Ты уверена? – очень серьезно, как о чем- то жизненно важном, спросил он: ведь для него так оно и было.
– Да, – кивнула она. – Хотя ты сейчас и не истекаешь кровью, лежа передо мной на полу, я повторю: я люблю тебя.
– О! – И Филипп посмотрел на Аврору так, словно это не она, а он сам вдруг очень сильно оробел и смутился. – Слава богу. Какое счастье! – Он тепло пожал ее руку и пошел в тот угол зала, где толпились оставшиеся здесь придворные.
Аврора хотела двинуться следом за ним, но сначала ей нужно было кое-что сделать. Она повернулась к своей крестной, наблюдающей за удаляющимся Филиппом. Малефисента тоже повернулась к ней, вопросительно приподняв брови.
– Ты больше не настаиваешь на том, что я совершаю ошибку? – спросила ее Аврора, подойдя ближе.
– Ты думаешь, что если принц Филипп проявил себя героем, то теперь я полюбила его? Ты сильно ошибаешься, – сказала Малефисента, но блеск ее глаз и улыбка в уголках губ заставляли усомниться в правдивости ее слов.
– А это значит, что ты по-прежнему остаешься моей дорогой злой крестной.
– А ты – моей горячо любимой козявочкой, – парировала Малефисента. – Моей бесстрашной королевой-козявочкой.