Малефисента. Сердце вересковых топей

Глава 25

Свет полной луны позволил Авроре и графу Алену скакать по знакомым дорогам до самой зари. Затем они ехали еще весь день, а над их головами нарезал в воздухе круги Диаваль. Ближе к ночи ворон опустился на плечо Авроры и ехал так, распустив крылья по ветру.

Ворон вел их все дальше на запад, и вскоре с окружающих вересковые топи влажных равнин они въехали в густой сосновый лес. Ближе к вечеру незнакомые дороги и усталость заставляли путников двигаться все медленнее.

– Мы уже близко, нет? – спросила Аврора у Диаваля. Хотя в последнее время они часто ненадолго останавливались, чтобы размяться самим и дать лошадям пощипать травки, она чувствовала, что наступает предел. – Если нам еще далеко, каркни один раз.

Ворон промолчал, и сердце Авроры тревожно забилось.

– Нужно остановиться на ночевку, – сказал граф Ален. – Мы должны хорошенько отдохнуть, потому что не знаем, что нас ждет впереди.

– Хорошо, только проедем еще чуть дальше, – настояла Аврора.

«Лошади еще держатся, луна освещает дорогу достаточно ярко», – подумала она.

– А вы очень решительная, – заметил граф Ален. – Не многие девушки стали бы вот так стремиться спаси убийцу своего собственного отца.

– Вас там не было, – возразила Аврора. – Поэтому вы не понимаете. Малефисента пыталась спасти его, но это было уже невозможно. Отец сам перешел эту черту. Сначала он любил Малефисенту, потом стал ненавидеть ее, и ненависть моего отца была ужасно разрушительной силой, которую подпитывала та давняя, но не забытая до конца любовь. Видите ли, отец отрезал Малефисенте крылья. Вы могли бы поступить так же с тем, кого любите?

Граф Ален как-то странно посмотрел на нее прежде чем ответить.

– Э-э... амбиции порой заставляют людей проделывать самые невероятные вещи.

– Мой отец король Стефан повесил отрезанные крылья на стену в своем кабинете словно жуткий охотничий трофей. Он разговаривал с ними так, словно говорил с Малефисентой – а может быть, с самим собой, не знаю. Слуги поведали мне об этом не так уж много. Думаю, что в конечном итоге именно то, что отец предал свою любимую, и свело его с ума.

– Феи очень хорошо умеют околдовывать людей, – заметил граф Ален.

– Нет, не думаю, что отец был околдован, – покачала головой Аврора. – Я видела, как он пытался всем внушить, что она была монстром, и сам от этого превратился в монстра. И несмотря ни на что, это не она убила его. И мне не важно, что там думают о Малефисенте люди, – мне хорошо известно, какая она на самом деле.

Ален ехал молча, опустив голову.

– Она добрая, – продолжила Аврора. – Больше чем просто добрая. Она любила меня несмотря на то, что я дочь Стефана. Не представляю, что бы я делала без этой ее любви.

– Что вы имеете в виду?

– Возможно, без нее я бы совершила те лее ошибки, что и мой отец, – ответила Аврора. – Только любовь учит нас тому, как нужно любить.

Граф Ален вновь надолго замолчал – вероятно, размышлял над словами Авроры.

– Хотя любовь принесла ей мало что кроме горя, – сказал он наконец.

– Вы безусловно правы, – нахмурилась Аврора. – Но это произошло по вине Стефана, а не по ее вине. Откуда ей было знать, что все так повернется? Она не сделала ничего неправильного.

Ворон неожиданно сорвался с плеча Авроры и, громко каркая, взлетел в небо.

Сосновый лес редел на глазах, показалась накатанная дорога.

– В чем дело, Диаваль? Мы уже на месте? – спросила Аврора, но, оглядевшись по сторонам, не увидела и не услышала ничего необычного.

Ворон каркнул, круто спустился на землю и принялся что-то клевать у себя под ногами.

Аврора спешилась и подошла к Диавалю. Ворон снова каркнул и принялся когтями разгребать землю.

– Где же она?! – воскликнула Аврора. – Ничего не понимаю! Ах, Диаваль, если бы ты мог превратиться в человека и толком обо всем рассказать!

Но в человека Диаваль не превратился, а после этих слов стал лишь еще яростнее подпрыгивать.

– Мы следовали за этим вороном ночь и целый день, – тяжело вздохнул граф Ален. – Но боюсь, что он и сам не знает, где сейчас его госпожа.

– Он знает, – уверенно возразила Аврора. – Просто не может сказать.

– Ну, а если он не может этого сказать, так какой от него прок? – И граф Ашен спрыгнул со своего коня.

Аврора походила вокруг того места, где танцевал ворон, затем топнула ногой и крикнула:

– Эй! Есть здесь кто-нибудь?

В ответ – молчание.

– Может быть, утром что-нибудь удастся рассмотреть. Давайте устраиваться на ночевку, – предложил граф Ален. – Я разожгу костер, неподалеку здесь течет ручей – напоим лошадей. Потом поедим сами и немного отдохнем.

Авроре хотелось продолжить путь, смотреть, искать, но куда смотреть, что искать – этого она не знала. Возможно, граф Ален прав – утро вечера мудренее.

– Я соберу хворост для костра, – предложила Аврора. Ее радовала возможность пройтись и немного размять ноги после целого дня езды верхом.

Собирать хворост она привыкла с детства, это ей было совсем не сложно. Между делом кроме хвороста она нашла несколько грибов и решила тоже прихватить их с собой. А набивая грибами карманы позаимствованного у Гретхен платья, она вдруг вспомнила другие грибы – на том памятном ей банкете – и слова, которые сказал ей в тот вечер Филипп.

Я люблю вас. Люблю ваш смех, люблю ваше старание увидеть в каждом человеке что-то хорошее. Люблю вас за вашу смелость и доброту и за то, что вы больше чем кто-либо думаете и заботитесь о других...

Ах, если бы у нее была возможность хоть что-то ему сказать перед тем, как он уехал!

Как только найдется Малефисента, нужно будет написать ему в Ульстед. Или еще лучше – организовать официальный визит на высшем уровне. Проще говоря, она все равно найдет способ увидеться с Филиппом. А встретившись, признается, что любит его. Что она просто боялась.

А теперь будет надеяться.

Когда она последний раз видела Филиппа он разговаривал с ее крестной. Это было в тот момент, когда сама она танцевала с Аленом. Аврора готова была поклясться, что при этом разглядела на лице своей крестной улыбку.

Аврора резко остановилась прямо посреди леса, неожиданно для себя по-новому поняв смысл этой сохранившейся в ее памяти картинки.

Был ли Филипп последним, кто видел ее крестную? Знал ли что-нибудь о ее исчезновении? Не похищен ли, в таком случае, и он сам?

Неуверенными шагами она возвратилась на лужайку, где граф Ален уже разжег и поддерживал маленький костерок. Аврора положила на землю принесенный из леса хворост и тяжело присела рядом.

Диаваля возле костра не было. И в небе он не кружил. Диаваль исчез.

– Вы не видели ворона, граф? – спросила Аврора.

– Нет, – равнодушно пожал плечами Ален. – Наверное, отправился за добычей. За мышью или червями – не знаю, чем они там питаются.

Аврора повернулась к костру и стала нанизывать на тонкие прутики, принесенные из леса грибы, чтобы жарить их на огне. Грибов было не так уж много, но заморить червячка хватит.

– Грибы будете? – спросила она.

– У нас найдется кое-что и получше, – улыбнулся граф.

Из притороченного к седлу его коня мешка он достал пирог с голубями, бутылку портвейна и большой кусок сыра.

– О! – удивилась Аврора. – Как это вы подумали о том, чтобы захватить с собой провизию? Ведь вы же не знали, что отправитесь в путешествие!

Услышав этот вопрос, граф вначале смутился, но потом рассмеялся:

– Это вы очень тонко подметили, ваше величество. Я действительно не знал, что отправлюсь в путешествие вместе с вами. Провизию я захватил потому, что собирался отправиться в свое поместье. Помните, я уже говорил вам, что хочу пригласить вас к себе в гости? Так вот, я собирался предварительно съездить домой и отдать необходимые распоряжения, чтобы мои слуги успели все приготовить к вашему приезду.

Аврора нахмурилась, не зная, что и подумать. Впрочем, хорошему ужину она была, разумеется, рада. И вскоре Аврора с набитым желудком уже сидела, завернувшись в одеяло возле весело потрескивающего костра.

– Это очень хорошо, что вы отправились вместе со мной, граф, – сказала она, глядя на огонь. – И далее удивительно, если учесть, что вы терпеть не можете мою крестную.

– Я люблю ее не меньше, чем она любит меня, – осторожно ответил он.

– Как вы полагаете, принц Филипп может быть вместе с ней? – спросила Аврора. – Конечно, его она тоже не слишком жалует, однако я их видела вместе, когда мы с вами танцевали. Это было перед самым ее исчезновением.

– С Филиппом? – нахмурился граф.

– Ваша сестра сообщила мне, что принц собирается вернуться в Ульстед – но что, если он только намеревался вернуться, а на самом деле его похитили и увезли вместе с Малефисентой?

Граф Ален помолчал, обдумывая слова Авроры, а потом ответил:

– Возможно, вы правы насчет Филиппа – и в то же время ошибаетесь. Лично я опасаюсь, что он может быть не тем, кого похитили, а тем, кто организовал похищение вашей крестной.

– Что вы хотите этим сказать? – не поняла Аврора.

– Видите ли, спустя примерно полчаса после нашего с вами танца я видел принца Филиппа – он направлялся к вашей крестной, и у него на лице было такое выражение... Я, пожалуй, даже не возьмусь точно его описать. Мрачная решимость, наверное. И при этом он что-то держал в руке. Довольно длинное, тускло блестящее, скорее всего, металлическое. Если он был тем – или одним из тех, – кто похитил Малефисенту, это легко объясняет тот факт, что они оба исчезли одновременно. Вы спросите, зачем принцу могло это понадобиться? Но исчезновение Малефисенты дает Ульстеду военное преимущество перед Персифорестом, не так ли?

Аврора слушала графа и с ужасом вспоминала железный нож, который нашел Хэммонд. Нет, этот нож не мог принадлежать Филиппу! Он не способен на такое злодейство!

Но разве не точно так же думала в свое время Малефисента про Стефана? Не в этом ли главная опасность, главная ловушка, которую расставляет нам любовь, делая тебя уязвимой для предательства?

А граф Ален тем временем продолжил:

– Если, к несчастью, я оказался прав, то Филипп, несомненно, должен был двинуться в сторону границы между Персифорестом и Ульстедом. Возможно, это объясняет и странное поведение ворона. Здесь, вблизи границы Филипп что-то сделал для того, чтобы запутать нас, и ворон потерял его след.

Аврора все пыталась придумать причину, по которой все это не могло быть правдой.

– Но Филипп... – начала она.

– ...всегда казался таким добрым? – продолжил за нее граф Ален, и в голосе его чувствовалась насмешка. – Но я много чего слышал об Ульстеде. У нас в стране люди относятся к феям с подозрением и боятся их, это так. Но там они фей презирают и ни во что не ставят, и это нельзя не принимать во внимание.

«Истории о феях, которые рассказывают у нас в Ульстеде, еще ужаснее тех, что я слышал здесь, и при этом рядом с нами нет волшебного народца, который мог бы опровергнуть эти слухи», – вспомнились Авроре слова принца. Филипп говорил, что его отношение к феям изменилось, – но так ли это на самом деле? Что, если он по-прежнему верит тому, что рассказывают у них в Ульстеде?

Аврора вспомнила ту ночь, когда она застала принца на вересковых топях. «Я должен был увидеть вас», – сказал он ей тогда. Но что, если тогда темной ночью он пришел на топи совсем не для того, чтобы увидеться с ней? А вдруг у него были иные, зловещие намерения? А если во время того памятного банкета он думал только о том, как ненавидит волшебный народец, с которым сидит за одним столом? А может, отказ Авроры стал последней каплей, переполнившей чашу?

И она невольно вспомнила слова лорда Ортолана, который предупреждал ее: «Я думаю, что принц ухаживает за вами только затем, чтобы завладеть вашей землей и, женившись на вас, присоединить Персифорест к своему Ульстеду. Остерегайтесь его!»

– Я вижу, что расстроил вас, – сказал граф Ален.

Аврора взяла ломтик сыра и, не отвечая, принялась жевать его.

– Мы сейчас недалеко от моего поместья, – сказал граф Ален. – Давайте утром отправимся туда, я дам вам своих солдат для охраны. Если Филипп похитил Малефисенту, мы найдем ее. А если вы решите объявить войну Ульстеду, то за вами пойдет вся ваша страна.

Аврора вспомнила, как она обнаружила запертые королем Стефаном в клетку крылья Малефисенты. Они бились о решетку так, словно существовали независимо от своей хозяйки. Вспомнила Аврора и тот ужас, который охватил ее, когда она увидела их – эти живые отрезанные крылья.

До этого Аврора как-то не задумывалась, не понимала, каким может быть настоящее зло. А оно было как цепи из холодного железа. Как король Стефан, швырявший Малефисенту по комнате, стремясь сделать ей еще больнее. Настоящее зло – это желание уничтожить то, что больше и важнее власти, денег, всего на свете...

Она попыталась представить себе маску настоящего зла на лице Филиппа – и с отвращением передернулась. Аврора просила Малефисенту вновь поверить людям, и Малефисента поверила – из любви к своей крестнице. Если бы она не любила Аврору, сейчас была бы цела и невредима.

Может быть, истинная любовь – это все же оружие, и кого вы любите, не имеет значения?

– Я спасу свою крестную, – твердо заявила Аврора.

– Я знаю, – ответил граф, беря Аврору за руку и заглядывая ей прямо в глаза.