Люди Икс: Последняя Надежда

Глава 6

— Поверить не могу… — выдохнул Дэниел, когда они оказались за дверьми кабинета.

— А я знал, что он нас примет, — похвастался Тед, его рука уже почти не болела, и настроение у него было отличное.

— …поверить не могу, что он отправил нас на такое идиотское задание! — закончил свою мысль Дэн. — Это же просто… просто отстой! Мы — Люди Икс, а не частная охранное предприятие!

— Ну, это как посмотреть, — усмехнулась Мелисса и отправилась в свою комнату, у нее была куча дел поважнее, чем обсуждать приказы. Например, где найти два вечерних платья и две пары туфель для себя и Сайрин.

Ксавье хотел, чтобы они сопровождали Уорена Уортингтона III на благотворительном вечере, который он устраивал впервые без поддержки своего отца. Самому Уорену вряд ли могло что-то угрожать, Ангел был одним из лучших бойцов в команде Ксавье, но вот вечеру — вполне.

Совсем недавно Уорен окончательно рассорился со своим отцом, и посредством оравы кровожадных юристов они теперь увлеченно рвали компанию на части. Уорен оставил бы отцу все и ушел с одним чемоданом, гордый и нищий, но дело было не только в нем. Он хорошо понимал, какие возможности дают огромные деньги и слишком долго вращался в среде бизнесменов, чтобы не понимать, как их использовать в своей борьбе.

Он создал благотворительный фонд поддержки мутантов, но его собственных денег было мало — по всему миру были тысячи, миллионы мутантов, даже со своим огромным состоянием, помочь каждому он был не в силах. Нужны были инвесторы, связи, контакты… и этот прием.

Ангел прибыл в особняк Ксавье поздно ночью, когда все уже спали. Бросил сумку в комнате, в которой он намеревался жить в ближайшее время, и отправился на кухню. На кухне, однако, он быстро сообразил, что аппетита нет, хотя он не ел целый день, готовясь к завтрашнему приему. И вот все дела были окончены, приглашения разосланы и подтверждения получены, а Уорен все еще не мог успокоиться. И дело было даже не в предстоящем событии.

Стоило ему остановиться хоть на секунду, не двигаться, никуда не идти, ни о чем не думать и в памяти тут же всплывали слова Уортингтона-старшего:

«Ты — самое большое разочарование в моей жизни, Уорен! И самое страшное!»

Ангел оставил на столе еду и отправился в гостиную. Спать не хотелось, но и просто сидеть на месте он не мог.

— Вас что-то беспокоит? — тихий голос Сайрин прорезал полумрак, и Уорен вздрогнул. Он был слишком погружен в свои мысли, чтобы заметить, как она вошла. В последнее время он был слишком занят, чтобы следить за новостями Академии и о новобранцах услышал только тогда, когда Ксавье навязал ему их в качестве охраны.

Решение, надо сказать, было не таким уж плохим. Завидев рубиновый визор Циклопа, не сходящий с экранов новостей, многие инвесторы захлопнут чековые книжки, развернутся и уйдут, поскольку быстро припомнят, сколько их активов пострадало вследствие спасательных операций Людей Икс. И объяснить им, что Циклоп хотел, как лучше, конечно же, не удастся. Слишком много раз Уорен пытался… Но новобранцев не знал никто, и никто из них не отличался от людей достаточно сильно, чтобы это было заметно в толпе.

— Ты все равно не поймешь…

— Того, как тяжело приходится, когда твой отец находится по другую сторону баррикад? — проговорила она и Ангел почувствовал, как по спине пробежали мурашки. — Не разговаривать с ним месяцами и месяцами его не видеть? И не быть уверенным, что при следующей встрече он тебя не убьет?

— Откуда ты знаешь?

— Я умею слушать, мистер Уортингтон.

— Ты здесь всего пару недель.

— Я очень хорошо умею слушать, — девушка обошла небольшой диван и села на него, подобрав ноги под себя. Она внимательно смотрела на Ангела, хотя в полумраке комнаты перед окном был виден только его силуэт.

— Если ты думаешь, что я кинусь изливать тебе душу, — с раздражением проговорил он, — то ты слишком много о себе возомнила.

— Нет, наоборот, — качнула головой она. — Я хочу, чтобы вы послушали меня.

Ангел промолчал, может, он и хотел послать ее к черту и уйти спать, но что-то заставило его остаться.

— Там, откуда мы пришли, люди создали полуорганические устройства, способные контролировать не только силу мутантов, но и их разум. Мой отец был одним из лучших бойцов в отряде, но на одной из операций он попал в плен. С тех пор мы его больше не видели. Вернее… когда мы увидели его в следующий раз, это был уже не он. Его тело было сильно повреждено в бою, но люди решили, что такой ценный генетический материал пропадать не должен. Они заменили утраченные части тела механическими. Они сделали из него киборга, понимаете? — ее тонкие пальцы переплелись так сильно, что побелели костяшки.

— Отцу вживили чип. Мы понесли колоссальные потери, пытаясь победить его… Вернее то, что от него осталось. Но мы его отбили. Я думала, что как только мы вытащим чип, он вернется к нам. Но… — она расцепила руки и развела ими, будто извиняясь за собственную глупость, — ничего подобного не произошло, конечно. Он оставался орудием убийства, созданным людьми для борьбы с мутантами. Наш инженер сказал, что может его пере… — она разразилась сухим смехом, больше похожим на кашель, от которого у Ангела пересохло в горле, — перепрограммировать.

Девушка, видимо, ожидала какой-то реакции, но Уорен молчал, чувствуя себя беспомощным перед лицом чужого горя. Да и что он мог, в самом деле, сказать?

— Перепрограммировать… — продолжила она с явным трудом, — на защиту мутантов, вместо их уничтожения. Он сказал, что это единственное, что мы можем сделать, чтобы отец снова был нам хоть немного полезен. И чтобы хоть как-то оправдать потери, которые мы понесли из-за него. Он сказал, что у нас не хватает оружия, и папа будет отличной боевой единицей… — она сделала прерывистый вздох, но все равно продолжила: — Боевой единицей… У него ведь еще сердце билось, а инженер называл его «боевой единицей»!

Девушка всхлипнула и замолчала. Уорен выдохнул, словно сбросив с себя какое-то наваждение, было в ее голосе что-то гипнотическое, страшное. Но вещи, о которых она рассказывала, были еще страшнее.

— Скажите, мистер Уортингтон… Что я должна была сделать?

— Откуда мне знать, — прошептал Ангел, хотя для него ответ был уже готов. И пусть он не мог даже вообразить себе ситуацию настолько чудовищную, он разбился бы в пыль, но не позволил использовать родного ему человека, как марионетку. Другое дело, что он не знал как. — А что ты сделала?

Повисло долгое тяжелое молчание. Он слышал, как она дышит — ровно и спокойно.

— Взяла шприц с лошадиной дозой морфина и…

Следующая пауза была еще длиннее. Он мог бы догадаться, это был единственный выход, но одно дело — думать о такой возможности, как о чем-то отвлеченном, и совсем другое — смотреть в глаза человеку, который сделал это собственными руками.

— Я просто хотела сказать, — Сайрин закрыла лицо руками, и потерла его, — что Вы не понимаете, насколько Вы счастливы, мистер Уортингтон. Не беда, если Вы с вашим отцом не можете найти общий язык. Это все пустяки, если он Вас не понимает. Это все неважно, даже если он говорит, что Вы ему не сын. Это все не имеет никакого значения до тех пор, пока он жив.

“Да откуда, черт возьми?!” — Ангел скрипнул зубами, но заставил себя расслабиться. Любой может получить всю эту информацию, просто прочитав парочку желтых газет.

— И никто не знает о том, что ты сделала?

— Все знают, — опустив руки на колени, пожала плечами она. — Я сидела рядом с ним, пока меня не оттащили. Но никто не стал наказывать меня. Наверное потому, что никто не считал его живым человеком и, следовательно, то, что я сделала, не может считаться убийством. Но, по-моему, никакого наказания не может быть достаточно…

Сейрин вдруг забеспокоилась, пришло запоздалое раскаяние, ведь она должна была молчать, а она сейчас рисковала собственной жизнью, пытаясь получить отпущение грехов, которых, чисто теоретически, еще не совершала. Но это было для нее важнее всего. Даже важнее жизни.

Сайрин медленно поднялась и направилась к двери, но, взявшись за ручку, все же остановилась, чтобы довести дело до конца. Получить свой приговор.

— Как Вы думаете, если рай и все такое существует… — она намеренно выразилась так пренебрежительно, потому что в последнее время Сайрин больше не могла произнести слово «Бог» даже про себя, — отец, наверное, ненавидит меня?

Ангел вздохнул и прислонился к стене, крылья привычно мягко обняли спину. Вот в чем дело. Несмотря на то, что Сайрин убила своего отца собственными руками, он был для нее все еще жив. И, как ни парадоксально, она боялась, что он перестанет любить ее.

Девушка сделала неуверенное движение, чтобы уйти. Пришлось ее окликнуть.

— Сайрин?

— Меня зовут Кэтрин.

— Я думаю, он благодарен тебе, Кэтрин. Я бы был благодарен.

На ее лице отразилось слабое подобие улыбки, дверь осторожно закрылась, легких удаляющихся шагов не было слышно.

Ее звали Кэтрин. Что-то давно забытое проснулось в нем, когда она назвала свое имя. Так звали его мать, которую он почти не знал.

Сайрин не успела дойти до спальни, как Мелисса схватила ее и прижала к стене. Впрочем, после этого разговора Сайрин бы и Джаггернаута не заметила, в голове было пусто, но напряжение, наконец, оставило ее. Чего нельзя было сказать о Мелиссе.

— Ты просто дура! — Мелисса сжимала ее горло, не давая произнести ни звука, и шипела, как змея. Ее глаза зловеще светились в темноте. — Ты хоть понимаешь, что как только он сообразит, что речь шла о нем, у него будет выбор! Выбор — идти этим путем до конца или свернуть с него, чтобы не сдохнуть, как собака! Теперь он сможет выбрать другое будущее! Будущее — без тебя!

— И пусть, зато я знаю, что он… — просипела Сайрин, но Мелисса зажала ей рот рукой. Не хватало только, чтобы Сайрин применила к ней свой дар.

— Неужели ты не понимаешь, что правда может убить всех нас, не только тебя?!

Они простояли так еще минуту, и стояли бы дольше, но в какой-то момент Мелисса поняла, что не видит в глазах подруги даже тени раскаяния. Выругавшись, она отпустила ее и растворилась в темноте коридора.

Шельма больше не кокетничала, не дразнила, не кидала манящих взглядов — она просто устала. Она несла проклятье своего дара уже много лет и с каждым днем надежда все истончалась, становясь все прозрачнее, невесомее… И вот сегодня она перестала существовать вовсе.

Ласковый теплый ветер чуть тронул ее каштановые волосы, слезинка захолодила щеку. Странно, что она все еще способна плакать после десятков бессонных ночей в полном одиночестве… Четыре года! Подумать только, четыре года она на расстоянии вытянутой руки от мужчины, которого безумно любила и которого не могла коснуться и пальцем. Четыре года, как прокаженная, с протянутой к своему счастью рукой, в которую никогда не упадет монета ласки, сколько бы она не умоляла об этом судьбу…

Хватит. Так больше нельзя, невозможно! Нужно либо перестать надеяться на чудо, которого все равно не произойдет, и жить дальше, либо умереть от жажды под виноградной лозой, которую все равно не достать.

Это решение далось ей не легко, но она взяла Гамбита под локоть, вывела на балкон, подальше от любопытных глаз и сказала ему, что все кончено, что она больше не играет в эту игру, по жестокости превосходящую все известные средневековые пытки, что он может отправляться к любой женщине, которая его так или иначе заинтересует, что она… как-нибудь переживет.

Реми смотрел на нее спокойно, не пытался возражать. Очевидно, он ожидал чего-то подобного, ведь и он был в том же положении все четыре года с той лишь разницей, что у него была масса возможностей «отвлечься». И она никогда не была уверена, что он ими не пользовался.

— Кроме тебя, мон шер, меня здесь больше ничего не держит.

Он собирается уйти? Сейчас? Чудесно! Если он думает, что этим накажет ее, он сильно ошибается… Как бы она хотела, чтобы он не существовал вовсе: ни в прошлом, ни в настоящем — никогда!

— Да брось! — фыркнула она, одновременно чувствуя облегчение, — Ты же это не серьезно!

Гамбит сделал пару шагов назад, присел на массивные перила балкона и скрестил руки на груди. Стоит обмануть всего-то сотню-другую женщин и двести первая тебе уже не верит! Вдвойне обидно, если именно она тебе и нужна…

— Ты не поверишь, но ты — единственное, к чему я в своей жизни отношусь серьезно.

— Значит, найди кого-нибудь еще, — пожала плечами девушка и отошла к противоположному краю, только бы не встретиться с пронзительным взглядом его глаз, — для тебя это не проблема.

Развязку их маленькой трагедии не венчали сцены ревности и взаимные обвинения, как того можно было ожидать от обоих, вокруг стояла тишина летней ночи, густая и теплая. Шельма, глядя с балкона вниз, на ухоженные деревья, вспоминала, как все это начиналось: сначала она играла с ним, потом привыкла к нему, потом полюбила его и, наконец, возненавидела и ненавидела тем сильнее, чем сильнее любила.

— Почему ты не уходишь? — наконец бросила она через плечо. Неоконченный разговор затягивался, а ей скоро нужно было ложиться спать. Боже, она чувствовала себя столетней старухой! Но это лучше, честное слово, лучше, чем последние четыре года…

— Жду, пока ты поцелуешь меня на прощанье.

Шельма сжала кулаки и выдохнула в ночь:

— Не смешно.

****

Зал располагался почти под самой крышей небоскрёба — стеклянная башня пронзала вечернее небо Манхэттена, и отсюда, с сорок восьмого этажа, весь город казался ковром сверкающих огней. Панорамные окна от пола до потолка отражали не только огни мегаполиса, но и гостей — безупречно одетых, уверенных, с бокалами тонкого хрусталя в руках.

Свет исходил не от одного источника, а словно струился со множества уровней — потолочные светильники, подсвеченные колонны, узкие линии в полу. Всё — приглушённое, тёплое, дорогое. Стены отделаны светлым деревом и чёрным камнем с тонкими прожилками золота. Вдоль них — картины современных художников, абстрактные, но недвусмысленно дорогие.

В центре зала стояли высокие столики с закусками, оформленные словно витрины: миниатюрные тарталетки, икринки в ложечках из перламутра, сверкающие капли десертов…

Разумеется, они все получили инструктаж о том, как вести себя во время приема. Конечно же, Ксавье уделил внимание тому, чтобы они не выделялись из разномастной толпы гостей Уорена. Естественно, они постарались сделать все возможное. Но ничто из этого не отменяло того факта, что никто из новобранцев никогда в своей жизни не участвовал в подобных мероприятиях и не представлял, чем на них следует заниматься.

Первые полчаса Дэниел простоял у стены, как истукан. Он был абсолютно уверен, что прием провалится, потому что к назначенному времени не пришел никто, и только когда гости начали собираться с бесстыдным с его точки зрения опозданием в полчаса, немного выдохнул, сообразив, что тут так, кажется, принято. Оглядев зал, он направился к единственному человеку, которого знал.

— Мелисса, — очень серьезно начал Дэниел, но уголки его губ предательски подрагивали, — я, как говорится, солдат и не знаю слов любви, но твое платье… Это… это даже в страшном сне не каждому приснится.

Девушка сохраняла абсолютное спокойствие, как будто чудовищное бесформенное бежевое платье было выбрано специально для того, чтобы травмировать чувство прекрасного окружающих.

— Там было что-то еще более безвкусное? Спальные мешки? Пулеметные чехлы?

Дэниел не шутил. Он констатировал факты. Еще более неудачным выбор платья быть просто не мог. С худощавой невысокой Мелиссы свисало нечто отдаленно напоминающее по форме спальник, а по цвету… ему даже думать об этом не хотелось. Девушка казалась в нем старше лет на двадцать и тяжелее килограмм на тридцать… пять… с половиной.

И что самое возмутительное, она никак не реагировала на нападки! Пошутив еще о том, что ему не выпить столько, чтобы оценить всю прелесть этого костюма, и вновь не дождавшись реакции, он начал подозревать что-то недоброе…

Гости понемногу собирались, Ангел в безукоризненном строгом костюме обходил зал. Перья на его крыльях, казалось, светились изнутри и собирали на себе восхищенные взгляды со всех уголков зала. В перерывах между приветствиями он обращался к девушке-секретарю:

— Ричардс?

— Будет позже.

— Старк?

— Я связалась с его секретарем. Мистер Старк собирался прийти, но какой-то срочный вызов…

— Понятно. Жаль. Его присутствие оживляет любую вечеринку.

«А его отсутствие сокращает расходы на ремонт», — учтиво промолчала в ответ секретарь и обратила внимание хозяина вечера на следующих гостей.

Тед переживал самые ужасные минуты своей жизни. Он стоял отвернувшись от входа, чтобы не видеть, как войдет Сайрин, но его дар не оставлял ему выбора — он видел ее. В белоснежном платье, с короткой стрижкой (из-за излишней вспыльчивости Морриган светлые волосы Сайрин сильно пострадали, и их пришлось остричь), тонкая и изящная, она вошла в зал. Он бы назвал ее ангелом, если бы кое-кто уже не занял это имя.

И почему она не могла одеться как Мелисса? Взглянув на нее один раз и пробормотав «О, Господи!», гости старательно держались от нее подальше. Она могла оставаться незамеченной у всех на виду сколько угодно! Сайрин же это не грозило…

Вечер обещал быть чудовищно долгим.