Ветер милосердно отогнал штормовые тучи с пути и корабль смог без труда пришвартоваться в оживлённом порту. Трап тяжело ударился о камень пирса, с судна попрыгали матросы с толстыми канатами, сноровисто пришвартовали. Попрощавшись с капитаном и забрав гонорар за рейс, я спустился на берег. Даже лёгкое похмелье не смогло перебить удовольствие от надёжной опоры под ногами. Криво улыбаясь, бодро зашагал в сторону ближайшей таверны, навстречу уже спешит остроухий бюрократ, в сопровождении охраны в лёгких кольчугах.
Завидев меня, чинуша коротко кивнул и условным знаком спросил о происшествиях. Я показал один палец и провёл по горлу. Эльф улыбнулся, показал большой палец и поспешил к спустившемуся капитану.
Выйдя с пирса, я вклинился в поток снующих туда-сюда грузчиков, матросов и прочего портового люда. Среди них явно есть карманники и мелкие бандиты, но наученные горьким опытом на мой кошель не зарятся. Краем глаза отметил, как пара человек завидев меня свернули в обратную сторону и начали поспешно удаляться.
Дверь таверны с трудом поддалась на толчок, заскрипела петлями будто матерясь. В нос ударил плотный перегар, смешанный с дрянным табаком и смрадом жареной в старом масле рыбы. Многочисленные и разношерстные посетители разом скрестили на мне взгляды, но быстро потеряв интерес вернулись к созерцанию выступления.
В центре зала седеющий бард с пузатой лютней, отвратным голосом напевает похабную песенку про морячка и вдовушку с дочкой. Рядом с ним вытанцовывает, жонглируя разноцветными вязаными мячиками девочка лет тринадцати в шутовском колпаке. Девочка одета в вызывающе обтягивающий, пёстрый наряд, будто сбежала из цирка. Из-под колпака пробиваются грубо остриженные рыжие волосы, а в полумраке по кошачьи поблёскивают зелёные глаза.
Подыскав свободное место, плюхнулся на стул и жестом подозвал официантку. На зов откликнулась сама Дора, огромная женщина, как ростом, так и весом. Она прошла меж столов, как фрегат меж лодок, на три головы выше самого рослого из орков и вдвое тяжелее. Иногда мне становится интересно, не родня ли она Джаггернауту, с которым схлестнулся пару лет назад. Других сравнимых здоровяков за все странствия я не встречал.
Дора нависла надо мной, как сторожевая башня над мышью, смерила полупрезрительным взглядом и прогудела раздражённым китом:
– Вина и рыбы Зим?
– Вина покрепче и мяса, от рыбы меня наизнанку вывернет.
Она величаво развернулась, едва не опрокинув столик задом, широким как корма военного галеона и пошла на кухню. В ожидании заказа я опёрся локтем о стол, с профессиональным интересом наблюдая за движениями девочки жонглёрки. Девочка начала выплясывать, жонглируя одной рукой, сделала заднее сальто. Фигурка детская, едва-едва начавшая оформляться, значит она может быть моложе или просто недоедает, что часто бывает с бродячими артистами. Но в движениях чувствуется отточенность и почти кошачья грация. Нет, не просто кошачья, скорее молодой пумы.
Оглядев зрителей, заприметил, большинство люди матросы, но также много эльфов из города и пара залётных орков. Взгляд зацепился за пару сомнительных личностей, смотрящих на девочку, как на кусок мяса. Ладонь легла на рукоять ножа и одёрнувшись вернулась на стол.
«Нет. Смотреть не значит делать. Тем более ни Дора, ни портовая стража не обрадуется, если я снова кого нибудь убью.»
Официантка вернулась с широкой тарелкой и бутылкой, небрежно поставила передо мной.
– А кружка где?
– Будто она тебе нужна. – Фыркнула толстуха и пошла обратно. – Как закончишь, свистни, я принесу ещё вина.
– Справедливо. – выдохнул я и присосался к бутылке.
Пойло дрянное, но крепкое, отдающие виноградом и сливой. Мясо недожарено, почти сырое в сердцевине, недосолено и без приправ.
Всяко лучше рыбы.
Девочка, непринужденно жонглируя одной левой рукой пошла меж столов, держа в правой шляпу. Посетители со смехом кидают внутрь медные монетки, когда очередь дошла до меня, порывшись в карманах бросил ей серебряный. Девчонка поймала левой рукой, не прекращая жонглировать, низко поклонилась.
Вернувшись к барду, поставила шляпу на пол и жестом фокусника достала из-за пазухи огромный нож. Под дружный вздох посетителей подбросила к мячикам, длинный клинок грозно сверкнул в тусклом свете. Кажется ещё немного и нож выскользнет из тонких пальцев или при очередном броске улетит в зрителей.
Я зацепился взглядом за клинок, широкий, чуть изогнутый и расширяющийся у острия, с круглой выемкой у рукояти. Таким можно рубить кости непринуждённо, как камыш.
Откуда оно у малолетки?
Я откинулся на стуле, постепенно хмелея. К опустевшей бутылке добавилась свежая, а артисты продолжают выступать. Репертуар барда скудный, а лютня просто умоляет о новых струнах или смерти.
К третьей бутылке в таверне остался только я, Дора и артисты. Девочка, поймав нож сунула за пазуху, а мячики сложила в стоящую рядом сумку. Потянулась к шляпе… Бард грубо оттолкнул и ухватив шляпу начал хватать монеты горстями и запихивать в карман. Девочка оскорблённо вскрикнула, глядя на барда расширенными от страха и возмущения глазами:
– Мы так не договаривались!
– Отвали шабо… учись жизни!
– Ты же почти ничего не делал!
– За то я сильнее! Проваливай.
Он пнул девочку в живот, бедняжку кубарем покатило по полу, сбив стул и ударив о стол. Дора вскрикнула и бросилась поднимать, что-то лепеча. Я, зарычав поднялся изо стола, пошатываясь пошёл к барду, крикнул едва ворочая языком:
– Эй… ты…
– О, пьянь решила в героя поиграть? – оскалился певун, вытащил нож. – Ну давай, я тебе щас в пузе пару дырок понаделаю, всё винцо выльется!
Официантка хохотнула, поднимая девочку и прижимая к груди. Бард бросил на неё недовольный взгляд.
– Так… ты новенький… тут? – проикал я, стараясь совладать с языком. – Ну… это… отдай девочке её долю и.... уходи, отпускаю.
Бард захохотал и коротко пырнул меня в живот, злобно шипя:
– Протрезвей пьянь…
Я перехватил руку, вывернул в обратную сторону, до сочного хряста в локте и плавным движением направил нож в подбородок. Глаза барда расширились, он глухо забулькал, силясь открыть рот, но челюсть пришпилена ножом, вошедшим по рукоять, как булавка. Я отступил, позволяя трупу мешком помоев рухнуть на пол и застыть без движения. Дора охнула, закрыла девочке лицо ладонями, но там раздвинула пальцы, глядя на мертвеца со смесью отвращения и жалости.
– Вот… – пробормотал я, отступая, развернулся к официантке. – Дора, ты это… извини, как-то само… Ты ведь уберешь?
Девочка вывернулась их хватки Доры, подскочила к трупу и пнув, рухнула на колени, принялась обшаривать карманы, выгребая горсти мелочи. Внутри меня что-то щелкнуло и ударило в голову. Подойдя к девочке, опустился напротив на корточки и спросил, наблюдая, как она обшаривает мертвяка:
– Тебе есть куда пойти?
Она покачала головой, не поднимая взгляда и продолжая вытаскивать медные монетки из карманов. Я пьяно обернулся на Дору, икнул указывая пальцем в потолок:
– Дорогуша, комнату нам, а на утро мне как обычно.
– А кто сказал, что я пойду с вами?! – окрысилась девочка, вскинув голову, зелёные глазки опасно сверкнули, будто у кошки.
Я развёл руками, сказал миролюбиво:
– Да никто, воля твоя. Но ты тут новенькая, а ночью в порту, не зная местности будет туго, особенно девочке. Или ты не видела, как на тебя смотрели?
Личико дрогнуло, она медленно кивнула и через силу выдавила:
– Хорошо. Но если что, я вас ножом пырну.
Губы растянулись в пьяной улыбке, я покачнулся на корточках, едва не грохнувшись на спину, поднялся.
– Договорились, кстати, как тебя зовут?
– Криста.
На первых звуках имени моё лицо дрогнуло и застыло, я поспешно развернулся, почти упав ухватился обеими руками за стол и пошёл к лестнице на верх. Судя по звукам за спиной, Криста пошла следом, медленно, опасаясь, что я упаду на неё.