К Тишину я пришёл сам, узнав через фей о его местонахождении. Нашёлся он у Ильича в трактире в отдельной комнатке, предназначенной для любителей тишины и уединения. Здесь могли разместиться с некоторым комфортом четыре-пять человек.
— Здравствуй, Киррлис, — первым приветствовал он меня.
— Добрый вечер, Алексей, — ответил я ему и сразу перешёл к цели прихода. — Ростовцева сказала, что у тебя какие-то планы по созданию армии из, — я на мгновение запнулся, вытаскивая из памяти нужное слово, — белоэмигрантов. Поделись, что придумал. А то в прошлый раз ты мимолётно упомянул их и идеи, где им найдётся место.
Тишин только кивнул в ответ на приветствие и сразу же приступил к рассказу:
— С Махиным я уже встречался дважды после того разговора. Во время последней встречи он рассказал про ещё одного нашего, который во Франции воюет против немцев в их Сопротивлении. Имя назвал, но для этого мне пришлось аккуратно воспользоваться ментальным амулетом. Тот человек в Сопротивлении — это полковник Пётр Писарев. Лихой солдат, даже я слышал о нём. За подвиги во время Империалистической был награжден золотым оружием. Он точно согласится встать на нашу сторону. Есть ещё во Франции старый царский генерал, который ещё с японцами сражался. Пётр Махров, так его зовут. В прошлом году немцы отправили его в концлагерь, из-за письма, в котором он просил советского посла во Франции взять его в Красную Армию хоть рядовым, лишь бы сражаться за свою Родину. В конце того же года немцы выпустили его по просьбе важных французов, работающих с оккупационной властью. Но заключение не лишило его желания сражаться против нашего общего врага. Все эти люди обладают широкими связями и готовы пойти до конца за возможность сражаться и победить. Вместе с ними к нам придут тысячи опытных солдат и десятки тысяч молодых людей, которые детьми уехали из России или родились ещё на чужбине.
— А ещё чего они хотят? — поинтересовался я у него. — Я знаю мало людей, которые желают просто погибнуть, лишь бы это случилось на родной земле. И таких разумных точно не наберётся несколько тысяч.
Тишин ответил не сразу. Пару минут молчал, опустив взгляд в тарелку и крутя пальцем за ручку стеклянную кружку с тёмно-красным напитком, который вполне мог оказаться не вином, а морсом или травяным чаем.
— Они хотят прежней жизни или похожей на неё. На чужбине они чужаки для всех. Даже те, кто женился или вышел замуж на иностранца, всё равно чувствуют, что их не принимают за своих. Некоторые даже в семье чужие, — наконец, сказал он. — Они боятся просто так приехать, так как слышали рассказы о том, как перед войной большевики пообещали прощение и свободную жизнь, если вернутся в страну, а потом почти всех таких поверивших пересажали по лагерям. Но сейчас надеются, что сумеют кровью заслужить право вернуться домой. Пусть не для себя, а для детей.
— Вряд ли меня сильно послушают в Москве. Максимум могу выпросить им разрешение поселиться в Белоруссии недалеко от Юррдурэ-Хак. Так смогу контролировать отношение властей к ним. Часть приму к себе, кто захочет.
— И так можно, — кивнул Алексей. — Такие желающие найдутся. Вернее, есть они, я разговаривал с генералом Махровым, и немного просветил о ситуации про нас и Советский Союз.
— А как он отнёсся к тому, что меня антихристом назвали?
— Не знаю, Киррлис. Эту тему я не поднимал. Он тоже. Скорее всего, даже не подозревал, что я один из твоих антиапостолов. — собеседник криво усмехнулся. — Могу сказать, что показался он мне человеком сильно верующим, поэтому немецкая ложь может принести нам проблем.
— Ростовцева уже ищет священников для церквей на моей земле. И сёла, где их построят или отремонтируют старые, закрытые при советской власти, — к богам я отношусь нейтрально, как и большая часть магов. Но не собираюсь чинить препятствие другим в вопросах верования и поклонения. Тем более что местная религия не требует жертв и прочих неприятных вещей. Правда, и никаких проявлений божественной сущности не нашёл до сих пор.
— Ага, я в курсе, уже с ней разговаривал. Это нам на пользу пойдёт. Потом можно будет провести руководителей эмиграции по ним, чтобы посмотрели, потрогали что захотят, с народом пообщались, — покивал он. — Но я вот что предложил им… извини, что без согласования с тобой, Киррлис, — его аура полыхнула чувством вины и опасения наказания. — Случайно вырвалось на эмоциях, а потом молчать было нельзя, не так бы поняли.
— Говори уже.
— Я им предложил создать собственное государство. Отбить часть территории у немцев и перевезти туда наших людей. Появится независимая республика, союзная и обязанная нам, малосвязанная с СССР.
— Хм.
— Правда, Махров высказался за то, чтобы забрать у СССР Бессарабию и часть территории у Румынии, как у немецкого союзника.
— Забрать?! Да Сталин быстрее лично приедет во Францию, чтобы засунуть свою трубку царскому генералу чуть пониже спины, чем отдаст кусок своих земель, — фыркнул я. — Мало ли что там немцы оккупировали, а раньше это принадлежало кому-то другому. Сейчас это часть СССР.
— Вот и я так подумал. Не стал говорить генералу ни да, ни нет. Потом посоветовался с Клавдией, и она предложила отвоевать Восточную Пруссию.
— Хм, — во второй раз хмыкнул я за время беседы. — Это где? Название знакомое, вроде бы.
Пришлось покинуть трактир и отправиться в магистрат, где имелось достаточно карт разного масштаба и назначения. От губернских и областных, до мировых. Там же к нам примкнула Ростовцева, принявшая самое живое участие в разговоре, который вскоре превратился в спор, где все стороны отстаивали свои аргументы до хрипа и ударов кулаком по столу и стенам.
Я изначально был против того, чтобы раскрыть рот на такой кусок. Восточная Пруссия — это не кусок морского побережья, где кроме скал, солёных озёр и цыганских таборов нет ничего. Эта часть Германии развита так, что за неё немцы будут биться до последней капли крови. А там и другие сильные государства решат встать на сторону фашистов, даже если будут находиться с ними во вражде. Просто ради того, чтобы не отдавать русским этот лакомый кус. Но тут Ростовцева принялась доказывать, что англичанам с французами и прочим туркам костью в горле стоит СССР, а не конкретно русская нация. И вполне могут пойти навстречу белоэмигрантам в их завоевательских стремлениях в надежде, что новая республика превратится в оплот борьбы с коммунизмом и станет плацдармом для прочих государств в этом деле. Отдавать-то они станут чужую территорию, ещё и принадлежащую сильному врагу, с которым сражались ещё двадцать лет назад. Мол, сразу двух зайцев убьют.
— Сталину сильно не понравится такое, — покачал я головой. — И договор наш я нарушу, если приложу руку к созданию такого места.
— Место будет нормальное, Киррлис, не беспокойся. Уж как-нибудь справимся и на виду оставим одно, то, чего хотят видеть все эти мировые крикуны. А под этой ширмой будет совсем другое. И со Сталиным договоримся, обещаю, — заверила меня наместница. — Достаточно будет пообещать ему место под военную базу или один из балтийский портов в аренду лет на тридцать, как он сам будет рад, что немцев придавят к ногтю чужими руками.
— Вот-вот, — поддержал её Тишин. — Неужели мы не подберём нужных людей в правительство республики?
— Так и другие захотят получить порты, — произнёс я и вздохнул. — И если всех задабривать уступками и своими землями, то самим ничего не останется.
В общем, эти двое смогли привлечь меня на свою сторону. Вот будто не хватает мне проблем со своей землёй, только-только полученной и требующей наведения порядка, что я решил влезть в ещё большие. С другой стороны, крайне сильно манит возможность заиметь марионеточное государство, где законами будут мои пожелания. А там и до официального поста правителя государства недалеко.
«Нужно будет слетать туда и поискать места с сильными Источниками. На каком-нибудь в следующем году поставлю новый Очаг», — пришла в голову идея. Над новой матрицей Колько Лорда я уже работаю. И через несколько месяцев, если не загадывая, то где-то после Нового года заклинание будет готово.
В этот же день состоялась беседа с московским послом.
— Аристарх Ильич, у меня для вас, точнее вашего руководства есть хороший подарок, — сказал я после взаимного приветствия. После этих слов указал на жестяные «банки» с киноплёнками. — Здесь признание Геббельса, в котором он рассказывает про ложь, озвученную на весь мир. И ещё кое-что интересное. Мне это не нужно, поэтому пользуйтесь.
— Так это вы с ним расправились?
Я молча кивнул.
— Вы совершили хорошее дело, товарищ Киррлис, — искренне поблагодарил он меня. На это указывал не столько его тон, сколько аура. В ней я увидел ещё кое-что.
— Что-то от меня нужно? — поинтересовался я у него.
— Да, — подтвердил он. — Командование хочет попросить вас об одной услуге. Нашей армии очень нужны такие сильные бойцы, как оборотни. Все помнят о вашем отношении к данному вопросу, но они очень нужны. В самом крайнем случае меня уполномочили попросить помощи от ваших бойцов-оборотней.
— Что нужно делать?
— Требуется захватить плацдарм рядом с Ленинградом…
*****
Младший сержант НКВД Сергей Инфазов взлетел с правого берега Невы и стремительно набрал высоту. Неподалёку от него летела пара его товарищей. Благодаря амулетам, как назывались странные устройства в виде металлических кругляшей, они видели ночью, как днём. Спустя минуту после взлёта он увидел под собой трубы и здания ГРЭС номер восемь. Дубровская ГРЭС год назад была оставлена персоналом, а чуть позже попала в руки врага. Почему её не подорвали, хотя собирались, сейчас уже никто не расскажет. Вместе со станцией немцы захватили посёлок Невдубстрой. Большая часть его жителей ушла ещё в августе сорок первого. Но кто-то остался и живёт там до сих пор. Среди этих людей нашлись те, кто был готов пожертвовать жизнью, но помочь советским бойцам всем, чем только можно. Благодаря им Инфазов с товарищами знал расположение постов и примерное число врагов на ГРЭС и в 1-ом и 2-ом городках.
В прошлом году отсюда, с крыш ГРЭС немцы вели убийственно-точный огонь и корректировали свои миномётные и артиллерийские батареи по десанту, который должен был захватить плацдарм для основных частей. Первое удалось, плацдарм красноармейцы создали, положив множество жизней за него. А вот с дальнейшими планами всё вышло хуже некуда. В апреле этого года плацдарм был оставлен, все живые были спешно и при этом незаметно переправлены на правый берег. Для немцев это осталось в тайне, так что они ещё два дня ожесточённо обстреливали пустые траншеи, пока их разведка не сообщила, что советских солдат там нет.
И вот сейчас в сентябре сорок второго командование решило повторить операцию. На этот раз переправе должны были предшествовать несколько диверсий и нападений на важные вражеские позиции. Две группы должны вывести из строя миномётные батареи, расположенные за ГРЭС, ещё одна, в состав которой входил Инфазов, захватить станцию или хотя бы сковать боем немцев на ней, чтобы те даже краем глаза не смотрели в сторону реки. И ещё одному отряду вменялось навести шороху южнее старого плацдарма, где немцы очень хорошо закрепились и установили несколько артбатарей сравнительно недалеко от берега реки.
Те, кто этой ночью первым ударит по оккупантам, не только полагались на невиданные ранее амулеты, но и на новые способности. Десять дней назад взвод бойцов отдельного полка НКВД был переправлен в Белоруссию в район Витебска. Из города пешком их отправили в леса, где их удивило наличие среди болот и озёр небольшого городка, где рядом с капитальными каменными и кирпичными зданиями соседствовали свежесрубленные бараки, избы и даже землянки. Но и это было меньшим из того, что вызвало удивление молодых мужчин. Летающие девушки размером в ладонь — вот что было чудом из чудес. А потом они прошли перерождение — как назвал данный процесс здоровяк с монгольскими чертами — в людей-птиц. После этого энкавэдэшники сильно изменились внешне и внутренне. Несколько здоровяков, почти былинных богатырей, заметно убавили в росте и весе, превратившись в поджарых молодцов. В тот же день взвод вернулся в Витебск, проделав путь всё также пешком. А потом на литерном эшелоне оказались в Подмосковье, где в течение нескольких дней демонстрировали новые возможности, проходили всестороннее медицинское освидетельствование, анкетирование, беседы с представителями особого отдела и Ставки. После этого им дали всего три дня на то, чтобы прибыть к месту проведения операции и ознакомиться с разведданными. Подчинялись они только одному человеку, некоему военнаблюдателю Чиркову. Это был немолодой мужчина с узким лицом и внимательным взглядом тёмно-карих глаз, носивший ботинки, галифе и тёмно-серый френч авто-бронетанковых войск без знаков различия с фуражкой со старой звёздочкой с плугом и молотом. Имеющиеся у него документы позволяли ему всё! Также бойцам взвода строго настрого запрещалось демонстрировать кому бы то ни было свои новые способности и рассказывать про них и про командировку в Белоруссию.
«Пора», — принял решение Сергей, рассмотрев сверху достаточно, чтобы начать действовать. Он сложил крылья и камнем рухнул вниз. Вслед за ним устремились его товарищи, рядовой Курочкин и младший сержант Хохлов.
Он бесшумно опустился на огромный кусок бетонной стены, отвалившейся от здания станции во время одного из обстрелов с советской стороны. В каких-то десяти метрах впереди него располагался немецкий сторожевой пост со станковым пулемётом, контролирующий подходы к ГРЭС с восточной стороны.
Один из трёх человек на посту резко обернулся и стал всматриваться в темноту, потом не удержался и щёлкнул кнопкой фонарика, что висел у него на груди. Узкая спица синего света пробежалась по округе, прошлась совсем рядом с неподвижным соколом и потухла.
Излишне внимательного и осторожного фрица окликнул его товарищ у пулемёта.
— Schien, — буркнул тот.
«Да нет, не показалось тебе, гнида фашистская», — со злостью подумал про себя Сергей. Дождавшись, когда его товарищи опустятся недалеко от него, он бесшумно спрыгнул с бетонного обломка и принял человеческий вид. Медленно достав «наган» с БРАМИТом, он прицелился в спины врагам и дважды нажал на спусковой крючок. Последнего противника прикончил кто-то из парней, опередив на долю секунды.
«Проверю», — показал жестом Хохлов.
Инфазов кивнул в ответ и сосредоточился на контроле окрестностей. Его товарищ бесшумной тенью подскочил к уничтоженному посту, и выстрелил каждому немцу в голову, чтобы уж наверняка никто не подал сигнал или не выстрелил в спину диверсантам. Перезарядив своё бесшумное оружие, бойцы двинулись к следующей цели. Таких у каждой группы оборотней было больше десятка.
Новая кровь пролилась уже через каких-то две минуты. Курочкин столкнулся нос к носу с офицером, вышедшим из-за угла. Враг светил себе очень тусклым фонарём с синим стеклом под ноги и даже не успел увидеть советского диверсанта, как тот молниеносно выбросил вперёд левую руку с ножом и вонзил клинок под козырёк фуражки, точно в глаз.
— Вот же сучонок, и откуда только выбрался, — шёпотом выругался парень, опуская убитого на землю.
— Проверим, — приказал Инфазов и первым шагнул за угол, откуда появился гитлеровец. Там в нескольких шагах чернел большой пролом в бетонной стене, который сверху и с трёх сторон закрывала маскировочная сеть, установленная на толстые жерди. Когда он к нему приблизился вплотную, то ощутил, что из пролома слабо тянет дымом. Он обернулся к товарищам и махнул рукой сначала Хохлову, а потом Курочкину. — Ты остаёшься здесь, а ты со мной.
Вдвоём они осторожно шагнули в пролом. К счастью, все обломки немцы убрали, завалили и засыпали все ямки на пути, что самим не переломать ноги. Натоптанная дорожка привела диверсантов к железной двери, в данный момент настежь распахнутой. Возле неё перетаптывался на одном месте и то и дело отчаянно зевал рядовой с карабином на плече.
Щёлк!
Револьвер негромко выстрелил, отправив пулю в лоб врагу. Тот в этот миг вновь зевнул, изменив положение головы, закрытой пехотным штальхельмом. Удар кусочка свинца в биметаллической рубашке о шлем прозвучал даже громче, чем сам выстрел. Отчего Инфазов сильно вздрогнул и напрягся в ожидании неприятных последствий. Между тем мёртвое тело тихо ударилось о стену и плавно сползло по ней на землю вместе с винтовкой. Шума при этом вышло меньше, чем от выстрела и пробития пули немецкого шлема.
Выждав с десяток секунд, Сергей переместился к двери. Рядом с ней запах дыма был сильнее. К нему прибавилась вонь нестиранной пропотевшей одежды и немытых тел, ружейной смазки.
За дверью находилось длинное помещение со следами демонтированного оборудования. Там же стоял ряд двухъярусных кроватей и дощатых нар. Почти все они были заняты спящими немецкими солдатами. У дальней от входа стены стояла печка из железной бочки и самодельной трубы из листового железа, уходящей в вентиляционное отверстие под высоким потолком. Сентябрьские ночи уже холодные, плюс, рядом река, вот и греются оккупанты ночами. Дрова, по всей видимости, подкидывает… подкидывал часовой у входа, чьё тело уже остывает. Шум от его убийства никого не потревожил, солдаты спали, как убитые. И вскоре им предстояло ими стать без «как».
Оценив картину беглым взглядом, Сергей отпрянул от входа и вернулся к напарнику. Там он прошептал ему в ухо:
— Зови Хохлова, втроем возьмём в ножи спящих. И офицера с тропинки уберите, чтобы никто не споткнулся о него.
— Угу, — угукнул тот и быстро ушёл. Вернулся он с младшим сержантом буквально через минуту. Сразу же доложил. — Коля уже сам сныкал фрица. Никого не было, тихо.
— Вот и давай, чтобы и дальше тишина стояла.
От того, что им предстояло зарезать несколько десятков живых людей, Инфазов не думал. Его это ничуть не смущало. Он боялся только одного, что кто-то из врагов проснётся и поднимет тревогу раньше времени.
— Командир, петли смазаны, дверь должна тихо закрыться. А с ней у нас меньше шума выйдет. И никто удрать не успеет, если что пойдёт не так, — прошептал Хохлов, успевший осмотреть дверь за те несколько секунд, пока не прозвучала команда «в ножи».
— Когда зайдём, то закрывай. И встань вот там, смотри за фрицами, чтобы проснувшиеся не дали нам жару, — сказал Инфазов, одновременно доставая финку из ножен. Потом посмотрел на Курочкина. — Ну что, Саня, поработаем?
— Поработаем, командир, — откликнулся тот.
*****
— Лейтенант, ко мне! — кто-то из-за спины окликнул лейтенанта Симохина. Обернувшись, он увидел в двадцати шагах от себя незнакомого старшего лейтенанта НКВД.
— Лейтенант Симохин, — козырнул миномётчик, быстрым шагом подойдя к энкавэдэшнику.
— Бери шестерых своих и ступай за мной.
— А вы кто, можно посмотреть ваши документы? — нахмурился парень. Всего час назад особист части устроил очередной разнос на тему соблюдения секретности и маскировки, пообещав за любую провинность не просто отправить в недавно созданные приказом Ставки штрафную роту, а расстрелять на месте.
Старлей чуть скривился, потом быстро достал из кармана удостоверение, раскрыл и поднял то на уровне глаз, давая собеседнику ознакомиться с его содержимым. Для этого на пару секунд он включил фонарик с маскировочной шторкой на стекле, чтобы издалека не выдавать светом своё местоположение.
«Трофейный, вот свезло же», — с лёгкой завистью подумал миномётчик, одновременно внимательно читая строчки и сверяя по памяти печати в чужом удостоверении.
— Всё? — поинтересовался у него незнакомец, оказавшийся Ильиным, командиром взвода отдельного охранного батальона НКВД.
— Да, товарищ старший лейтенант!
— Бери людей и за мной. И живее, лейтенант, живее.
Спустя несколько минут Симохин с шестёркой бойцов своей батареи стоял перед «полуторкой». Кузов был накрыт брезентом, под которым проглядывались угловатые очертания снарядных ящиков.
— Берёте три ящика и относите на свою позицию. Ящики с меткой в виде косой красной полосы на крышке. Мины из них использовать только после пристрелки и только после команды «Верба-Четыре», — принялся инструктировать миномётчика энкавэдэшник. — Стрелять по координатам, по которым пристреляетесь перед этим. Их вашей батареи передаст радист. Он будет один работать для вас и батарее Антюхина. Никакие другие приказы вас не касаются. Ясно? — старлей холодно посмотрел на собеседника.
— Да, товарищ старший лейтенант.
— Вот приказ, — энкавэдэшник достал из командирской сумки лист бумаги и передал его Симохину, затем достал ещё один и карандаш. — Здесь поставь подпись.
Проконтролировав получение боеприпасов миномётчиками, старший лейтенант забрался в кабину «полуторки» и укатил по своим делам.
— Что-то мало нам мин дали. Всего парочка на трубу выходит, — заметил рядовой Шухов, когда лейтенант с бойцами вернулся на позицию батареи, где стояли в ровиках три стодвадцатимиллиметровых миномёта. — И секретность такую развели, — Шухов понизил голос, боязливо огляделся и очень тихо добавил. — Неужто с особенной начинкой мины-то, а?
— Язык придержи, Шухов, — одёрнул его лейтенант. — Услышит тебя наш особист и всё — закопают тебя утром в воронке с дыркой в голове от его «нагана».
— Да я так, просто, — смешался тот.
Поздний вечер сменился ночью, потом часы показали полночь, ещё немного погодя стрелки показали четверть третьего.
Расчёты миномётов, стоявшие менее чем в километре от берега Невы, успели несколько раз перенервничать и перегореть в ожидании команды открыть огонь по вражеским целям на другом берегу.
«А каково пехоте, которая с лодками наперевес сидит недалеко от воды в оврагах, чтобы их немцы не заметили? — подумал Симохин. Тут ещё ему захотелось курить. Да так, что показалось, будто уши резко опухли. Но стоило ему потянуться за кисетом с табаком, как вдалеке в стороне ГРЭС и посёлка у неё, затрещали выстрелы из пулемёта. — Началось».
Курить ему мгновенно перехотелось.
Не прошло и пяти минут, как от радиста пришло сообщение с координатами, по которым следовало отстреляться как можно быстрее и точнее. Но раньше Симохина и его соседа лейтенанта Антюхина, командира второй миномётной батареи на этом рубеже, по немцам ударил кто-то южнее в паре километрах. Там почти одновременно подала голос батарея гаубиц калибром сто двадцать два миллиметра. А потом ещё одна и ещё. Всего Симохин насчитал около пяти гаубичных батарей и три или четыре миномётных, не считая его и артюхинскую.
Следующий промежуток времени Симохин пропустил, как в угаре. Пришёл в себя, когда его дёрнули за рукав. Оглянувшись, он увидел посыльного, который носился от радиста, засевшего в щели недалеко, до миномётчиков, передавая данные.
— Передали сигнал «Верба-четыре»! — крикнул он. Слова Симохин, давно оглохший от выстрелов, скорее прочитал по губам, чем услышал. И тут же повторил. — Верба-четыре, товарищ лейтенант! По тем же координатам!
Миномётчик кивнул и отвернулся к своим бойцам:
— Увалов! Увалов!
До заместителя сержанта Увалова лейтенанту получилось докричаться с четвёртой попытки.
— Что, Андрей Иваныч? — крикнул тот в ответ, подбежав к командиру.
— Раздай мины из ящиков с красной полосой, ну, тех самых! Стрелять по тем же целям!
— Ясно!
В этот момент на другом, немецком берегу что-то оглушительно взорвалось, залив небо ярчайшей огненной вспышкой. И тут же прогремел ещё один такой же взрыв.
«Ого, что это там рвануло? В склад боеприпасов кто-то влепил так удачно? Или лётчики сбросили пару мощных бомб?», — подумал лейтенант.
Увалов с ещё одним бойцом сноровисто вскрыли ящики и вручили заряжающим по две мины. Кажется, рядом на позициях Артюхина тоже стали вскрывать «особистские» ящики, которые лежали в стороне, чтобы не перепутать их в запарке боя с обычными.
Вскоре лейтенант узнал причину недавних взрывов, которые вызвали его удивление и радость, что под них попали враги. В том месте, куда улетели первые особые мины, по небу расплескалось знакомое зарево, и донеслись гулкие разрывы.
Через несколько минут похожая картина случилась на вражеском берегу за станцией, там, где у немцев стояли несколько батарей, огонь которых корректировался с труб и высоких крыш восьмой ГРЭС. Неизвестно, что за начинка была в минах, переданных ему старшим лейтенантом Ильиным, но точно не газ, про который подумал Шухов. И это очень хорошо, так как не хочется попадать под ответный удар немецкой ядовитой дряни.
«Эх, побольше бы таких мин и снарядов, — вздохнул Симохин, когда из миномётов улетели последние мины с крайне мощным зарядом, а вдалеке на немецкой территории всё пылало так сильно, что зарево поднималось до неба. — За час бы весь фронт снесли и освободили Ленинград».
*****
— Как показали мины и снаряды с рунами товарища Баранкина? — поинтересовался Сталин у Берии на очередном совещании, срочно собранном по результатам прорыва
— Отлично показали, — быстро ответил нарком. — По рассказам корректировщиков, разрыв стодвадцатимиллиметровой мины сравним с воздействием стокилограммовой авиабомбы, но даёт куда больше воздействия пламенем. Укреплённые огневые точки уничтожались в основном от такого огня, который выжигал воздух через амбразуры. Не попавшие под ударную волну или осколки вражеские солдаты получали ожоги, в том числе и дыхательных путей, глаз. В наших медсанбатах находится примерно тысяча сто пленных с такими ранениями. Красноармейцы воодушевлены результатами обстрела и молниеносным ударом. А вот пленные немцы сильно подавлены, есть такие, кто сошёл с ума при артобстреле.
Неожиданный удар зачарованными мощными боеприпасами, которому предшествовалаатака нескольких диверсионных групп, состоящих их оборотней-соколов, оснащённых амулетами, оказался по степени результативности сравним с наступлением полнокровной отдохнувшей и стрелковой дивизии опытных бойцов. Красноармейцы и морские пехотинцы не только заняли плацдарм, который пришлось оставить весной. Дополнительно под их контролем оказалась восьмая ГРЭС с посёлком, а так же деревня южнее плацдарма, которую немцы за более чем полгода превратили в мощный укреплённый пункт. Частью были уничтожены, а частью захвачены немецкие гаубицы в старом карьере к востоку от плацдарма. Ещё две гаубичных батареи попали под обстрел советских орудий севернее Московской Дубровки, за той самой деревенькой, из которой немцы создали неприступный опорный пункт с миномётами, танками, противотанковыми орудиями и пулемётными гнёздами. И которая пала под страшным обстрелом стодвадцатимиллиметровых миномётов, чьи мины уничтожали всё живое в радиусе десятков метров и калечили на сотни вокруг.
К сожалению, соединиться с Волховским фронтом не вышло. Удачное наступление со стороны Ленинграда и… разгром наступающих с востока им навстречу. В районе Синявино красноармейцы понесли страшные потери. Севернее триста шестьдесят второй стрелковой полк и сороковой кавалерийский полк смогли выбить немцев из Мишкино, но были отрезаны от своих контрударом гитлеровцев.
Сейчас советские войска спешно перебрасывали подкрепления на плацдарм, который протянулся по фронту на девять километров и почти на четыре вглубь. Выжившие оборотни-соколы продолжали наносить точечные диверсии, мешая немцам собрать силы для контрудара. Их целями становились штабы, склады с топливом и боеприпасами, колонны техники и живой силы, которые диверсанты блокировали подрывом головного транспорта или убийственно точечного обстрела командирских машин. Короткий удар длительностью в несколько минут, несколько десятков убитых и раненых врагов, смена облика на птичий и стремительный полёт дальше в поисках новой цели. К вечеру в строю из трёх десятков бойцов НКВД стояли всего четырнадцать человек. Остальные или погибли, или пропали, что было равносильно смерти. Да, командование понимало, что таких подчинённых стоит использовать сильно иначе и опыт иномирянина-шамана, засевшего в Белоруссии, тому доказательство. Киррлис уже давно использует соколов против вражеской авиации, в основном на земле, где личный состав и техника беззащитны против трёх-четырёх пернатых оборотней с взрывчаткой. Но по-другому поступить в Ставке не могли при захвате плацдарма и попытке снятия блокады. Диверсанты требовались на земле против живой силы, танковых и артиллерийских целей.
— В Севастополе немцы нанесли несколько ударов и серьёзно оттеснили наши части, — произнёс Шапошников, сместив акцент беседы на очень далёкую тему относительно той, ради которой было собрано совещание в кабинете Сталина. — Считаю, что нужно вновь повторить наступление с использованием амулетов и дополнительно усилить севастопольцев оборотнями, — последнюю фразу он произнёс легко, буквально на одном дыхании. А ведь ещё несколько месяцев назад большая часть высшего командования и советников Сталина запинались и сбивались с выбранного тона, когда начинали говорить про волшебные вещи и создания.
— Лаврэнтий, что скажешь на это прэдложэние Бориса Михайловича? — Сталин с ответом не стал торопиться и перевёл взгляд с маршала на наркома, который сегодня отдувался по многим вопросам.
— Амулеты мы купить можем и передать две сотни защитных и для ночного зрения в Севастополь. А вот оборотней пока не предвидится. Наш союзник Киррлис высказался категорично в ответ на просьбу создать ещё взвод таких бойцов. Отговаривается нехваткой маны и редких веществ, которые нельзя купить за золото и алмазы, только создать в Очаге.
— Слышите, Борис Михайлович? Нэ можем ми помочь во всём, только амулетами.
— И то хлеб, — кивнул он. — А если попросить помощи у шамана, чтобы он лично помог в наступлении со своей дружиной?
Тут взял слово Жуков.
— Разрешите, я отвечу, — он быстро посмотрел на хозяина кабинета, после чего повернулся к Шапошникову. — Он откажет, говорю за него. Вся его дружина или почти вся сражается с гитлеровцами на Витебщине. Без этой помощи мы бы не смогли удержать тот плацдарм и угрожать окружением немецкой группировке под Смоленском. И я хочу настоять, чтобы то направление было самым важным. Благодаря тому, что Киррлис уничтожил вражескую авиацию и не даёт ей резвиться в небе, у наших войск все шансы не только прочно закрепиться на новых рубежах, но и пойти в наступление.
— Нэ рано ли, товарищ Жуков? — Сталин, прищурившись, посмотрел на него.
— Я подразумеваю удар по Смоленску. Там мы зажмём несколько дивизий и за зиму либо заставим их сдаться, либо перемелем, как в жерновах. А если Киррлис поможет сражаться против них, как помог с наступлением, то справимся с немцами в смоленском «котле» до Нового год.
— Ми подумаем над этим вопросом.
— Я советую пока не надоедать Киррлису. Иначе получим разозлённого союзника, которого пытаются заставить чужие проблемы, когда у него своих полон рот. Напомню Озерова, чьи действия чуть не привели к серьёзному разладу между нами, — произнёс Берия, дождавшись, когда все умолкнут. — Пока достаточно того, что у нас есть свободный доступ к лавкам с амулетами.
— Ми считаем также, — поддержал своего наркома Иосиф Виссарионович. — Тэм более, он без всяких просьб помог решить часть тяжёлых вопросов с нашими другими союзниками, которых обманули нэмцы. Товарищ Молотов, что там с англичанами и амэриканцами?
— Премьер-министр Черчиль сказал, что пока не может оказывать помощь нашей стране из-за волнений в Ирландии, вызванных религиозными вопросами, — сказал тот. — На их решение потребуется несколько месяцев или больше.
— Не удивлён, — буркнул Жуков и с силой сжал кулаки. — Эта гнида спит и видит, как с нами разделаться чужими руками. И тут такой повод отойти в сторону.
— Товарищ Жуков, — покачал головой Сталин. — Вячеслав Михайлович, продолжайте.
— Американцы тоже юлят, но пока ничего категорически не заявляют. Кое-кто намекнул мне, что любые поставки начнутся сразу же в обмен на амулеты. Обещают даже то, что не предусматривается ленд-лизом. В том числе и провести переговоры с англичанами нам на пользу. Хотят они в первую очередь амулеты, которые лечат и защищают. Причём самого высокого качества.
— Дадим им их? — спросил его Сталин.
Молотов на мгновение смешался, ведь всё это было оговорено ещё раньше в приватных беседах, когда только глава правительства страны и её нарком внутренних дел присутствовали в кабине. Но растерянность продлилась только миг.
— Полагаю, что нужно дать. Только не лучшие, а то, что доступно нам самим в лавках Киррлиса, — произнёс он.
— Значит, дадим, — усмехнулся Сталин и вдруг в одно мгновение посерьёзнел. В кабинете будто похолодело, так показалось всем присутствующим. Дальнейшие его слова стали сродни разорвавшейся бомбы. — У нас для вас плохие новости, товарищи. У нэмцэв появился свой маг, способный создать армию сущэств, почти нэ уступающих оборотням.