LitPamiatniki

— И я точно знаю решение, — сказал Альяш. — Мы найдем длинную палку и засунем его поганую голову под воду. Лживый сын шлюхи! Ему удалось предать нас в последний раз. Арунис сейчас может быть где угодно.

— Как ты собираешься это выяснить, если убьешь мальчика? — спросил Кайер Виспек.

Но боцман внезапно отвлекся.

— Посмотрите вверх, — пробормотал он.

Послышались приглушенные ругательства: над головой свисала огромная масса переплетенных лоз, настолько густо заросших, что они выглядели почти как вторая лесная подстилка. И на нижней стороне каждой поверхности висели летучие мыши. Крошечные, не больше колибри — но их было несчетное множество. Большинство из них неподвижно болтались вниз головой, их крылья обволакивали тела, как капустные листья. Но некоторые вытягивали шеи, чтобы посмотреть на путешественников. Их глаза мерцали фиолетовым в свете факелов.

— Они! — внезапно воскликнула Неда. — Это они задули факел! Но зачем им сжигать себя, нападая на огонь?

— Свет, похоже, здесь враг, — сказал Болуту. — Или, скорее, наш вид света. Если они живут за счет гриба, возможно, они тоже оказывают ему услугу. Свечение бассейна привлекает существа поближе; жидкость ловит их. И летучие мыши — они едят что-то, что растет здесь, вокруг этого бассейна.

— Они утяжеляют виноградные лозы, — сказал Альяш.

И, действительно: что-то заставляло виноградные лозы свисать низко; и они были туго натянуты, словно находились под каким-то сильным напряжением.

— Дело не в летучих мышах, — сказал Пазел, — они слишком малы, даже если там, наверху, их десятки тысяч. Вы могли бы построить особняк на этих треклятых лозах, мистер Альяш.

— Есть кое-что еще, — сказала Энсил, прикрывая глаза рукой. — Что-то широкое и гладкое. Я не могу толком разглядеть его, но оно огромно — намного шире, чем эта поляна.

Герцил отошел от остальных. Косым взмахом Илдракина он отсек ярд или больше извивающихся щупалец. Другие конечности корчились в отчаянии, а летучие мыши дрожали и пищали (еще больше просыпалось; несколько порхало вокруг). Герцил поднял меч повыше. «Смотрите под ноги», — сказал он остальным. Затем он молниеносно ударил, и V-образный кусок стенки бассейна вывалился наружу. Герцил отскочил назад. Студенистая субстанция начала просачиваться через щель, и Фулбрич, плывущий, как плот, тоже заскользил к ней.

В странном свете они нащупали палки и с их помощью протащили обмякшего юношу через разрез, подальше от самой густой растекающейся тины. Кончиком Илдракина Герцил зацепил уголок тряпки во рту Фулбрича и приподнял. Тряпка вылезла наружу; Фулбрич подавился, и его вырвало.

— Мастер Герцил, — прохрипел он, и его голос был слабой насмешкой над тем, который на короткое время пробудил мечты в сердце Таши. — Мастер Альяш. Это действительно вы, так? Клянусь Благословенным Древом, вы не иллюзии, не призраки.

— Ты уверен, Фулбрич? — спросил Альяш. — Я думаю, нам лучше доказать тебе это.

Лицо симджанина казалось утонувшим: не в веществе бассейна, а в безграничном ужасе.

— Я не чувствую своих конечностей, — сказал он.

— Ничего страшного, пацан, — сказал Альяш. — Они тебе не понадобятся.

Фулбрич беспомощно уставился на боцмана.

— Он не причинит тебе вреда без моего согласия, — сказал Герцил, — и я не дам его, поможишь ли ты нам или откажешься. Ибо я оказал тебе плохую услугу, Фулбрич.

Таша и большинство остальных в шоке посмотрели на него.

— Очень плохую услугу, — продолжал Герцил. — В эти последние дни путешествия у меня была некоторая возможность поразмыслить над своей ошибкой. Я никогда не узнаю, как ты стал созданием Аруниса. Был ли ты так безумно амбициозен, как кажешься? Или так слаб, как соблазненный мистер Драффл? Быть может, ты ослабил свою защиту и Арунис сделал из тебя марионетку, колонизировал твой разум? Пока не говори! Я не поверю ничему из того, что ты скажешь. Но дело в том, что, когда я догадался, чью работу ты выполнял, я решил оставить тебя в его лапах на несколько недель. Это был единственный способ, который я смог придумать, чтобы найти убежище Аруниса на «Чатранде». Но при этом я обращался с тобой как с пешкой, точно так же, как Арунис. Я мог бы заключить сделку с Оттом, надежно тебя запереть и попросить Чедфеллоу и леди Оггоск попытаться спасти твою душу.

— Ты не знаешь, нуждался ли он в каком-либо спасении, — сказала Таша, кипя от гнева. — Ты не знаешь, хотел ли он спастись.

— И никогда не узнаю, — сказал Герцил, — если мы не сбежим из этого места. Тогда, Фулбрич, я обращусь к тебе за помощью — снова, независимо от того, поможешь ли ты нам сейчас или нет.

— Черт возьми, Герцил! — взорвался Пазел. — Почему бы тебе не сделать его своим гребаным наследником и не покончить с этим?

— Пазел прав, — сказал Нипс. — Ты заходишь слишком далеко.

— Ташисик! — внезапно воскликнул Ибьен. — Я слышу голоса. Из черной воды под корнями.

Герцил повелительно махнул рукой, призывая к тишине.

— Ты должен понимать, Фулбрич, — спокойно продолжал он, — что, если ты нам не поможешь, мы не сможем победить. И тогда ты будешь обречен. Твое тело погибнет здесь, а душа... что, по его словам, с ней будет, парень? Он тебе что-то пообещал, верно?

— Они зовут меня, зовут прочь, — прошептал Ибьен.

Болуту бросил на него быстрый рассеянный взгляд:

— Ты в нухзате, парень. Сядь на землю, успокойся, и это пройдет.

Ибьен опустился на землю, обхватив руками колени. Таша присела на корточки и обняла его, шепча, умоляя замолчать. Что бы ни пытался сделать Герцил, она не осмеливалась прерывать его.

Язык Фулбрича скользнул по бескровным губам.

— Я не знаю, чего вы хотите, мастер Герцил, — сказал он.

— Я хочу ответов, — сказал Герцил, — хотя знаю, что ты не сможешь их дать, если все еще служишь магу. Если это так, мы должны потерпеть неудачу и погибнуть здесь, вместе. Но даже тогда я тебе помогу.

— Как?

— Чистой смертью, — сказал Герцил, — и, если уличу тебя во лжи, я сделаю это немедленно, потому что у нас очень мало времени. — Затем, словно повинуясь внезапному порыву, он добавил: — Я тоже сделаю это по слову мистера Ундрабуста. Возможно, ты этого не осознаешь, Фулбрич, но у него нюх на ложь. Лучший из всех, с кем я когда-либо сталкивался.

Нипс молча уставился на него, потрясенный, в свою очередь. Пазел протянул руку и сжал его плечо. Смелее, приятель. Герцил приставил острие Илдракина к горлу Фулбрича.

— Скажи немного правды, — сказал он.

Фулбрич лежал там, моргая и дрожа. Он снова облизнул губы.

— Арунис может использовать Камень, — прошептал юноша. — Он уже делает это. Через тол-ченни, который мы привезли из Масалыма. Теперь у него ужасные способности, хуже, чем все, что вы когда-либо видели.

— Тогда мы опоздали, черт побери всех богов, — прошипел Большой Скип. Но Энсил, сидевшая у него на плече, быстро заставила его замолчать.

— Он держит лес темным, — сказал Фулбрич. — Он говорит, что здесь всегда полно света — его создают существа, растения и грибы, — но не такого, который могут видеть наши глаза. Только светлячки дают обычный свет, но он загнал их в укрытие. И он… создал это место вокруг себя. Как ловушку, на случай, если вы зайдете так далеко.

— В чем опасность? — спросил Герцил. — Летучие мыши? Сам бассейн?

Фулбрич слегка покачал головой:

— Он сказал, что если я не буду знать, то не смогу вам сказать. Это правда, клянусь всеми богами. Но я знаю одно: у него есть сила от Камня, но нет контроля — пока. Этот идиот действительно безумен — опасно безумен. И, чтобы использовать Камень, Арунис должен проникнуть в его разум и заставить идиота увидеть то, чего он хочет.

— Как много он знает о нас, мальчик? — внезапно спросила Лунджа. — Наша численность, наше расстояние от него? Он наблюдает за нами даже сейчас?

— Нет, — сказал Фулбрич. — Он видел вас лишь мельком, хотя, казалось, с каждым днем все яснее — возможно, по мере того, как вы становились ближе. Когда мы стояли на берегу ледникового озера, он внезапно закрыл глаза и воскликнул: «Ваду́! Ваду́ вытащил свой нож где-то внизу, на равнине! Этот шут гонится за нами!» Затем снова, день спустя, он остановился и прижал руку ко лбу. Он был в ярости, и я услышал, как он прорычал: «Так вы приведете ее, да, советник?» Я думал, он имел в виду Макадру, волшебницу из Бали-Адро-Сити: в конце концов, мы сбежали, когда он узнал, что она придет за Камнем. Но теперь я думаю, что он имел в виду тебя, Таша, дорогая.

— Хватит этих разговоров, — рявкнул Герцил. — Где сейчас Арунис?

— Глубже в лес. Там, где Река Теней прорывается на поверхность.

— Нам это не поможет, — сказал Кайер Виспек. — В каком направлении и как далеко?

Фулбрич снова покачал головой:

— Я не знаю. Он мне не сказал.

Герцил и Нипс обменялись взглядами.

— Продолжай, — сказал воин.

Фулбрич закашлялся: это было похоже на хриплый хрип старика. Какое-то время он лежал неподвижно, странно глядя на Герцила.

— Ты закончил? — спросил наконец мечник. — Тебе больше нечего сказать?

— Хотите знать, как я оказался у него на службе? — внезапно сказал Фулбрич, и в его сорванном голосе прозвучала гордость. — Возможно вы думаете, что он воспользовался какой-то моей слабостью. О нет, Станапет, вовсе нет. Я сам подошел к нему. Из всей этой толпы на свадьбе Таши я один разглядел его маскировку, увидел, что он был силой, стоящей за этим зрелищем, церемониймейстером, тем, кто победит. — Он повернул голову, с вызовом глядя на них. — И, зная это, разве ты останешься на проигравшей стороне? Нет, если ты беден. Нет, если ты хочешь чего-то добиться в своей жизни, стать кем-то получше, чем клерк в захолустном королевстве на нудном острове.

— Ты бывал в разных местах, маленький ублюдок, — прорычал Альяш. — Мы об этом позаботились.

— Секретный Кулак, — сказал Фулбрич. — Жречество головорезов, поклоняющихся грубому каменному идолу по имени Сандор Отт. Я бы никогда не остался таким, как ты, Альяш, раболепствующим слугой. Когда я догадался, что Арунис манипулирует заговором Отта, я подошел прямо к нему, прямо там, на процессии. Я сказал ему, что я человек Отта и стану его человеком, если условия будут лучше.

— И они действительно были лучше? — спросил Болуту.

Глаза симджанина расширились, но они больше не видели тех, кто стоял перед ними.

— Выбор стороны, — сказал он. — Это был мой талант, мой единственный дар. Я говорил тебе, Таша: я полностью доверял этому дару, и я никогда не ошибался.

— На этот раз ты ошибся, гигант, — сказала Майетт.

Фулбрич не сводил взгляда с Таши.

— Вылечи меня, — сказал он. — Я знаю, что у тебя есть сила. Вылечи меня, исцели мои конечности, и я расскажу тебе о Реке Теней.

— Что ты знаешь о Реке? — спросила она.

— Не слушай его, Таша, — сказал Нипс. — Я сомневаюсь, что он знает больше нас.

— Вы знаете, что она выходит на поверхность здесь, в этом лесу, — сказал Фулбрич, — и вы знаете, что она соприкасается со многими мирами, что если вы упадете в ее глубины, вас может прибить к берегу где угодно. Но какая вам от этого польза? Я знаю кое-что — и Арунис не хотел, чтобы кто-нибудь об этом знал. Кое-что бесценное для ваших поисков. Я знаю, где Река соприкасается с миром мертвых.

Болуту внезапно бросил на него пронзительный взгляд.

— Да, — сказал Фулбрич, — я был там, когда Арунис обнаружил это; я видел его ярость и недоверие. Мир мертвых, Таша. Единственное место, которое может вас спасти. Место, которому принадлежит Нилстоун.

— Где находится это место? — требовательно спросил Герцил.

На белом лбу юноши пульсировала вена.

— Вылечи меня, — сказал он Таше. — Это маленькое дело для тебя.

— Грейсан, — сказала она, — ты ошибаешься насчет меня. Все ошибаются, клянусь Ямами.

— Не ври, — сказал он. — Исцели меня, Таша, позволь мне ходить. Я могу помочь тебе его победить. С твоей силой и всем, чему я научился...

— Я не маг, — сказала она.

В ее голосе прозвучала сталь. Фулбрич долго смотрел на нее, и Пазел увидел, как в его глазах вспыхнула вера, а затем появился новый, более холодный взгляд.

— Тогда ни у кого из вас нет ни единого шанса, — прошептал он. — Вы все — ходячие мертвецы. Он победил.

— Нет, пока один из нас дышит, — сказал Герцил.

— Вы мертвы, — повторил Фулбрич. — Вы никогда не знали, с кем сражаетесь. Вы думаете, что он просто зверь, чудовище, кто-то, кто ненавидит без причины. Но это не так.

— Тогда кто же он, Питфайр, такой? — спросил Пазел.

Глаза Фулбрича вращались, пока не остановились на Пазеле. На его лице появилась жуткая улыбка.

— Ты уже должен был догадаться, — сказал он. — Ну, он такой же, как ты, Паткендл. Прирожденный ученый.

Пазел выглядел так, словно ему внезапно поплохело. Улыбка Фулбрича стала шире:

— Таша много разговаривала на этой кровати, когда я ей позволял. Она рассказала мне, что ты любил в детстве. Книги, школа, хорошие отметки. Угощения за сообразительность от тех, кто лучше тебя. А кто был лучше тебя? Старина Чедфеллоу, конечно, и все те капитаны, которые позволяли грязному ормали ступить на их корабли. И, конечно же, сама Таша. Скажи мне, Пазел, оно того стоило? Ты когда-нибудь заслужил свое угощение?

Пазел прыгнул на него, совершенно потеряв рассудок. Нипс и Таша с трудом его удержали. Фулбрич радостно наблюдал за ними.

— Арунис ничем не отличается от тебя, — сказал он. — Он был студентом три тысячи лет.

— Сколько еще лжи тебе нужно, Герцил? — в ярости спросил Болуту. — Арунис мучает этот мир уже три тысячи лет. Север. Юг. Королевство за королевством, война за войной. Скажите мне, что он не ненавидит Алифрос, мистер Фулбрич. Скажите это, если осмелитесь.

— Он не испытывает ненависти к Алифросу, — сказал симджанин. — У него нет времени ни на любовь, ни на ненависть. Он ученик в школе, где создаются Боги. И эти войны, эти погибшие королевства, это последнее, полное истребление... — Тело Фулбрича затряслось от смеха. — Это его экзамены.

В последовавшей за этим потрясенной тишине Таша внезапно поняла, что внутри нее есть огромные области, куда ее разум не осмеливается проникнуть. В одном из них кричала женщина. Таша услышала крик, похожий на эхо из глубин пещеры.

— Он обещал взять меня с собой, — сказал Фулбрич. — Из Алифроса, в царство Богов. Он, конечно, солгал: это был лучший способ заручиться моими услугами. В этом никогда не было ничего личного. Как может такой старый разум испытывать чувства к таким, как мы? Мертвый мир. Это его дипломный проект. Ничего другого будет недостаточно. Видите ли, он должен предложить это для проверки тем, кто лучше его. Он назвал это трудной школой.

Илдракин выскользнул из пальцев Герцила. Никто не шевелился, кроме Фулбрича, хихикающего в своем безумии. Затем Ибьен подполз вперед на четвереньках, поднял меч и вонзил его вниз, через живот Фулбрича, в землю.

Фулбрич ахнул, но не закричал. Таша бросилась вперед, чтобы вытащить клинок, но Герцил остановил ее, подняв руку. Слишком поздно. Удаление клинка только ускорило бы смерть симджанина.

Конечно, из раны все равно хлынула кровь. Фулбрич попытался поднять голову, но безуспешно.

— Я ничего не чувствую, — прохрипел он.

— Но ты все равно умираешь, — сказал Герцил.

— И твоя душа проклята, — добавил Джалантри.

— Кто знает? — сказал Фулбрич, уже пуская кровавую слюну, но почему-то все еще забавляясь. Затем его глаза снова встретились с глазами Таши. Извергая отвратительную желчь и кровь, он сказал: — Ты будешь... сражаться?

— С Арунисом? — спросила Таша. — Конечно.

Внезапно Фулбрич закричал. Он забился в конвульсиях, его паралич заканчивался вместе с его жизнью. Но, несмотря на мучения, в его глазах вспыхнул внезапный вызов. С ужасным усилием, захлебываясь собственной жидкостью, он выплюнул последнее слово.

— Что это было? — спросил Болуту, делая шаг вперед. — Ты сказал Гуришал?

Фулбрич кивнул. Затем он поднял руку, дрожащую, как при параличе, и Таша взяла ее и держала, пока он умирал.

Больше никто не издал ни звука. Когда Фулбрич наконец замолчал, Таша повернулась и непонимающе посмотрела на Герцила.

— Ты просил правду, — сказала она.

Все это происходило при одном только свете из бассейна. Но странная жижа исчезала, и фиолетовый свет угасал.

— Через несколько минут мы снова ослепнем, — сказал Альяш дрожащим голосом. — Нам нужен план, Станапет.

— План не изменился, — сказал Герцил. — Вперед, мы уходим отсюда.

— Но, друзья! — воскликнул Болуту. — Разве вы не слышали его последнего слова? Гуришал! Река Теней соприкасается с миром смерти на Гуришале! Фулбрич дал нам ключ. Гуришал — это место, где мы можем навсегда отправить Нилстоун из Алифроса.

— И Арунис не знал этого, пока не пришел сюда, — сказал Дасту. Таша и Пазел повернулись к нему лицом, и на мгновение между ними не было ненависти, только удивление.

— Боги, — сказал Пазел, — должно быть, вы правы. Он делал все, что мог, чтобы доставить Шаггата туда, с Нилстоуном в руках. И все же это единственное место в Алифросе, куда мы хотим доставить Камень.

— Его использовали, — сказал Дасту. — Чародея Аруниса использовали.

— Неудивительно, что он был в ярости, — сказала Таша.

Ибьен поднял на нее глаза, смаргивая слезы.

— Возможно, Фулбрич и помог вам в конце, — сказал он, — но он предал вас за мгновение до этого. Он звал Аруниса, пытаясь привлечь его внимание, сказать ему, что мы стоим у этого бассейна. Он начал в то мгновение, когда вы заявили, что не можете исцелить его, Ташисик. Голоса говорили мне: «Уходите, уходите, вы обречены, вы в ловушке чародея».

— Ты хорошо сделал, что его убил, — сказала Неда. — Не плачь, в твоем поступке нет ничего постыдного.

Ибьен покачал головой.

— Я плачу не из-за моей клятвы, — сказал он, — но потому, что я ждал, надеясь, что кто-нибудь из вас сделает это за меня. Это еще хуже. Это еще подлее.

Герцил поднял голову: темнота опускалась, как черный туман.

— Больше никаких задержек, — сказал он. — Мы должны убраться отсюда, подальше от этих летучих мышей, прежде чем снова попытаемся зажечь факел.

Старший турах пристально посмотрел на него.

— А потом? — спросил он.

— Мы вернемся к тропе, которую отметили, — сказал Герцил, — и возобновим поиски.

— Возобновим! — засмеялся Альяш. — Начнем, вы имеете в виду! Только на этот раз мы все обоссались. Станапет, все кончено. Вы можете обманывать себя, думая, что сможете найти иголку в стоге сена — нет, в заброшенном сарае, — если у вас есть магнит, который можно таскать по сену. Но наш старый магнит нас обманул.

— Мы должны найти место, где Река Теней выходит на поверхность, — сказал Герцил. — Что бы вы еще посоветовали?

— Вернуться по нашему собственному следу к виноградной лозе, вот что! — воскликнул Альяш. — И по виноградной лозе к благословенному дневному свету.

Несколько солдат — как людей, так и длому, — одобрительно кивнули. Герцил с тревогой посмотрел на них.

— Вы понимаете, что уступить Нилстоун Арунису означает смерть для нас всех? — спросил он. — И Фулбрич, конечно, лишний раз дал это понять?

— Давай просто пойдем, — взмолился Большой Скип.

Внимание Таши привлекло скрытное движение: Джалантри сжимал руку Неды в своей. Она отстранилась. Джалантри прошептал что-то на мзитрини, что выбило ее из колеи еще больше. Но прежде чем он закончил, раздался громкий хлопок, похожий на выстрел детской игрушечной пушки, и Джалантри взвыл от боли.

Что-то черное и бесформенное ударило его по затылку. Он споткнулся, нащупывая его. Эта штука снова и снова выскальзывала у него из пальцев, и все же один ее конец, казалось, вонзился в кожу. Наконец он оторвал его, оставив рану размером с монету.

Хлоп. Хлоп. Таша почувствовала удар по руке и резкий укол. Там было точно такое же существо, оно извивалось, зарываясь в ее плоть.

— Пиявки! — закричал Дасту, когда еще одна ударила его по ноге. — Но они приближаются со скоростью пушечного выстрела!

Хлоп. Хлоп. Хлоп.

— Круглые грибы! — сказала Энсил, указывая пальцем. — Пиявки вырываются из них! Великая Мать, их могут быть тысячи.

Внезапно воздух наполнился отвратительными кусачими тварями. Таша почувствовала, как они снова ударили ее, в плечо, в шею.

— Вон отсюда! — взревел Герцил. — Убирайтесь за пределы шаров, за тот хребет, с которого мы спустились! Но там остановитесь и сгруппируйтесь, ради любви Рина!

Люди и длому разбежались во все стороны. Нипс споткнулся о Фулбрича; Джалантри, грудь которого была усеяна пиявками, на бегу звал Неду. Кроме всего прочего, Альяш размахивал своим пистолем. Затем Пазел поскользнулся в иле из бассейна и вскрикнул, когда подвернул раненую ногу. Таша нырнула к нему, схватила за руку и потащила его, вместе с пиявками и всем прочим, через заросли папоротника и под поваленное дерево, а затем… «Прикрой глаза!» …прямо вверх по склону, к стене взрывающихся грибов, и дальше, между высокими деревьями, пока она не убедилась, что больше ничто их не задевает.

В двадцати футах от бассейна царила почти кромешная тьма.

— Оторви их, Пазел! — крикнула она.

— Уже рву! Рву!

Боги, но это больно. Восемь, девять из них — и еще одна впилась в поясницу. Она все еще пыталась схватить пиявку, когда почувствовала пальцы Пазела. Он нащупал, сжал, оторвал: пиявка исчезла вместе с кусочком ее кожи. Затем где-то слева от них в темноте вспыхнула спичка. Она погасла, и Альяш взревел от ярости. Вспыхнула еще одна спичка, и на этот раз Альяшу удалось зажечь факел.

— Сюда, сюда, ко мне! — проревел он. — Вы слышали Станапета! Сгруппируйтесь!

Таша и Пазел, спотыкаясь, направились к нему. Другие, судя по всему, делали то же самое. Затем Альяш закричал, когда мерцающая, колышущаяся тьма схватила его за руку. Свет факела исчез. Таша уловила запах горящей плоти.

— Летучие мыши! — воскликнул Альяш. — Они напали на факел! Дьяволы во плоти, они самоубийцы!

— Зажги его снова! Зажги его снова!

— Осталось всего полдюжины спичек...

Вспыхнула еще одна вспышка: при ее свете Таша увидела безумные глаза Альяша — а затем внезапное движение и темноту.

— Черт бы побрал этих вонючих гадин! — воскликнул боцман. — Это невозможно! Они ныряют в пламя!

— Больше не зажигайте спичек, — внезапно раздался голос Герцила. — Мы должны убраться подальше от их гнездовья; их здесь слишком много. Не убегайте, не разделяйтесь! Но скажите мне, что вы здесь! Турахи! Где вы?

— Здесь! — крикнул младший из солдат. — Ундрабаст со мной. У нас все в порядке, мы просто...

— Виспек! — крикнул Герцил. — Джалантри! Неда Играэл!

Только Неда ответила ему — и на удивление издалека. Таша услышала испуганный вздох Пазела.

— Неда! — крикнул он во всю мощь своих легких. — Сюда! Скорее, скорее!

На этот раз ответа вообще не последовало. Летучие мыши кружили вокруг них, как вода. Ничего не было видно, кроме угасающего свечения от бассейна.

Шаги раздались ближе, и затем Нипс и младший турах нашли их, нащупывая слепыми руками. Издалека донеслись крики солдат-длому, приближавшихся все ближе.

— Но сфванцкоры! — воскликнул Пазел. — Я больше не слышу их голосов!

— Забудь о них, — сказал Альяш. — Они побежали не в ту сторону.

Разъяренный Пазел повернулся на голос Альяша.

— Она моя проклятая богами сестра! — крикнул он.

— Она фанатичка, чудовище с маткой!

Меч со свистом вылетел из ножен.

— Паткендл! Нет! — закричал Герцил.

— Ты наставляешь на меня клинок, Мукетч? — прорычал Альяш. — Давай, я оторву твою треклятую башку!

Раздался ужасный крик. Но он исходил не от Пазела и не от Альяша. Это кричал турах, и его голос доносился откуда-то сверху, поднимаясь каждую секунду.

— Это черви! — крикнул Пазел. — Я сражаюсь с вонючими червями!

Начался полный кавардак. Все голоса перешли в вой; никто никого не мог видеть; тела метались во все стороны; крики Герцил о порядке остались без ответа. Таша почувствовала, как щупальце задело ее руку, затем обвилось вокруг ноги. Она поднималась; затем сверкнул ее меч и перерезал усик, и она упала головой вперед, едва не погибнув от собственного меча. Она вскочила, спотыкаясь, кружась, слепая, как смерть. Голосов было уже меньше, и они звучали все дальше. Она звала Пазела, Нипса и Герцила, но никто не откликнулся. Откуда-то появился прерывистый свет; она повернулась к нему, к странному, пульсирующему, расплывчатому виду света, но в нем были фигуры, борющиеся: О боги. О, милый Рин.

Не сопротивляться. Заниматься любовью. Она увидела себя и Пазела, обнаженных под их кедром, ее руки на ветке над ними, ноги по обе стороны от его торчащих бедер.

Это были Сирарис и Сандор Отт. Конкубина внезапно посмотрела на нее поверх плеча убийцы.

— Дочь, — выдохнула она.

Таша упала на колени. Ненастоящая. Неправда. Но она плакала; это была физическая атака, от которой она страдала, это были споры, темнота, мир, который колол и колол снова. Она заставила себя подняться на ноги и двинулась дальше, в никуда, а потом услышала позади себя Альяша и Герцила, они дрались, и она повернулась и, барахтаясь, побрела к ним из последних сил.

— Идиот! Опусти это, опусти!

Это был Герцил. Таша попыталась ускорить шаг — и скатилась вниз по склону, обратно к пиявкам, не прекращая бороться с ними, не останавливаясь ни для чего. От бассейна исходило угасающее свечение. И там был Герцил, привалившийся к его краю, пытавшийся поймать Альяша — но боцман отпрыгнул вне пределов его досягаемости и возился со спичками и чем-то еще.

— Дурак! Ты не можешь стрелять в то, что находится там, наверху!

— Я чертовски хорошо умею пугать этих ублюдков!

— Не делай этого, Альяш!

Вспыхнула спичка. Летучие мыши тут же набросились на нее, но боцман оказался быстрее. Он загнал крошечное пламя в запальную камеру своего пистоля, направил его прямо вверх, сквозь массу существ, и выстрелил.

Летучие мыши несметным роем вылетели с поляны. Альяш стоял невредимый среди них, смеющийся, торжествующий... и тут раздался звук, словно огромный парус разорвался пополам.

Наводнение подняло Ташу, как спичку. Свет исчез, поляна исчезла; она беспомощно барахталась, уносимая натиском воды. Обезоруженная, едва не утонувшая, она кубарем катилась по грибам, пиявкам и тонущим летучим мышам, хватаясь за более крупные наросты только для того, чтобы обнаружить, что их сорвало — она проламывалась сквозь деревья, обламывая ногти об их корни. А вода по-прежнему с грохотом падала вниз, как будто в лес изливалось подвешенное озеро.

Пузырчатый гриб, нависающий над ними, чудовищный нарост. Ловушка захлопнулась.

Ее сильные конечности были бесполезны; ее тело ударялось об одно твердое как скала дерево за другим. Какая-то часть ее всегда задавалась вопросом, каково это — идти ко дну вместе с кораблем во время шторма. Это был ответ. Боль, слепота и резкие удары в темноте. Она подумала о Пазеле и пожалела, что они не занимались любовью задолго до этого.

Просто дай мне увидеть что-нибудь (она умоляла Рин, как школьница). Я могу умереть, мы можем потерпеть неудачу, но дай мне увидеть что-нибудь, что угодно. Так много способов, которыми они могли умереть раньше, но не так, в этой лесной яме, в этой невыразимой, темной дыре.... пронеслась через нее мысль. Она перестала сопротивляться, оцепенев от изумления. Безумная, бредовая идея.

Ищите меня... (Но надежда была такой же, верно? Бредом, который затуманил твой разум. Туманом, который защищал тебя от правды, на которую тебе было невыносимо смотреть. Пока что-то твердое не разорвало туман: пушечное ядро, риф, слова предателя, которому осталось жить считанные минуты.) ...когда наступит тьма, недоступная сегодняшнему воображению.

Именно в это мгновение ее рука нащупала что-то твердое и удержала. Это был один из червеобразных усиков, и хотя он ужасно напрягался, пытаясь высвободиться, поднять ее наверх, в листву, что означало бы другой вид смерти, стремительная вода была намного сильнее и стала спасательным кругом Таши. Одна слепая, драгоценная минута тянулась за другой, а потом ее слепоте пришел конец.

Логика подсказывала ей, что у нее снова галлюцинации, но сердце говорило обратное. На большом расстоянии в затопленном лесу забрезжила дымка света. Свет был широким и рассеянным, как свет звезды в безоблачную ночь, за исключением того, что эти звезды были голубыми и движущимися, и, приближаясь к ней, освещали лес так, как не мог бы осветить ни один звездный свет. Светлячки, и они разбились над ней голубой волной, вторым потоком поднявшись над водой, а перед ними летела большая темная сова. Она сделала круг над Ташей, затем унеслась в темноту, и буря светлячков унеслась вместе с ней. Но некоторые насекомые остались, кружась над Ташей, показывая ей огромное переплетение лоз и верхних ветвей деревьев, а также нижнюю сторону самого нижнего слоя листьев в трехстах футах над ее головой.

Потом вода стала уходить, и очень быстро, вытекая через корневую подстилку у нее под ногами. Грибы открывали поры, как опухшие губы, выплевывая воду и грязь. Когда вода опустилась ниже ее пояса, Таша выпустила усик и наблюдала, как он ввинчивается в тонкое отверстие-рот высоко в сочленении ветки над ее головой. Деревья с ртами. В некоторых из этих ртов были солдаты-длому. В другом — молодой морпех, ормали, посланный своим императором на дальний конец света с секретной миссией, чтобы сражаться (ему наверняка сказали) с врагами короны.

Темное или светлое, я ненавижу это место, подумала она.

Затем светлячки сблизились и опустились ближе к земле. Ошеломленная, она смотрела, как они освещают тропинку: ту, что начиналась прямо у нее над головой и уходила далеко в лес. Таша не смогла удержаться от улыбки. Как во сне, она начала идти, и тропинка исчезала у нее за спиной, а маленькие насекомые следовали за ней по пятам.

Прошло около десяти минут, прежде чем она снова увидела сову — та расположилась на вершине высокой кварцевой скалы, которая поблескивала в свете светлячков.

— Я вижу, ты потеряла свой корабль, — сказала сова. — И ты знаешь, что он твой, независимо от документов в Этерхорде.

Какое-то мгновение Таша смотрела на сову.

— Я не воображаю себе тебя, — сказала она и протянула руки.

Сова спикировала прямо на нее, и Таша не дрогнула. Прямо перед ее лицом сова внезапно резко взмахнула крыльями, почти остановилась, и на руки Таши упала черная норка.

Крик вырвался из глубины груди Таши, она подняла существо и спрятала лицо в его шерсти:

— Рамачни. Рамачни. Айя Рин, это было так давно.

— О, самая дорогая, это такой очаровательно человеческий способ считать время. Я-то думал, что это был самый короткий сон на моей памяти. Но ночь, безусловно, была насыщена событиями. Ну же, вытри глаза. Будет время для слез и многого другого, когда бой закончится.

— Не покидай нас снова!

Маг расслабился в ее руках. Он устремил на нее свои огромные черные глаза, и в них было в тысячу раз больше глубины и таинственности, чем в лесу, и все же они были, как всегда, добрыми.

— Мы с тобой не можем расстаться, — сказал он. — Даже если мы оставим мир живых позади — через минуты или годы, — мы сделаем это вместе. А теперь иди, Таша. Или, еще лучше, беги, если твои раны выдержат это. Многие страдают ради тебя.

Его слова были подобны пробуждению ото сна. Она побежала с магом на руках по освещенной светлячками дорожке и еще через пять минут добралась до небольшого возвышения, над которым светлячки танцевали в сияющей сети. На вершине холма, среди похожих на морские раковины грибов, сидело около полудюжины членов их отряда. Она бросилась к ним с сердцем, готовым выпрыгнуть из груди. Ибьен. Неда. Болуту. Большой Скип. Лунджа. И Нипс.

— Таша! — воскликнул он, вскакивая, чтобы обнять ее.

— Но где... где же...

Нипс указал вниз, на дальний склон холма. Там были еще две светлячок-дорожки, извивающиеся по лесу. Одна из них приближалась к ним, и на ней они увидели старшего тураха, Дасту и Кайера Виспека, который бежал, прижав одну руку к груди. Когда Виспек увидел Неду на склоне холма, он сделал то, во что Таша никогда бы не поверила: он зарыдал. Почти сразу скрыв свою реакцию, он вытянул руку, и на землю спрыгнула Майетт. Люди и икшель с удивлением смотрели на Рамачни.

— Маг-ласка, — выдохнул турах. — Клянусь Благословенным Древом, я думал, что Арунис тебя прикончил.

— Пока нет, — сказал Рамачни, оскалив зубы.

— Герцил говорил о тебе, — сказал Кайер Виспек, — о пробудившейся норке, обладающей способностями волшебника. Я не поверил ему, но теперь...

— Я норка только в этом мире, Кайер, — сказал Рамачни, — и даже здесь я могу время от времени принимать другие формы. Я знаю, вы верите, что это возможно, — вы, которые пересекли Неллурок как киты.

— И умерли как люди, некоторые из нас, — сказал Виспек. — Джалантри пал жертвой пиявок, Неда Играэл. Он ушел еще до того, как появилась вода.

Теперь настала очередь Неды сдерживать слезы. Таша потянулась, чтобы утешить ее, но Нипс поймал ее за руку, мягко покачав головой. Они вдвоем спустились с холма, направляясь к последней оставшейся тропинке светлячков. На первый взгляд она казалась совершенно пустой. Не говоря ни слова, они побежали по ней обратно в лес. Они могли видеть, где кончался свет, сразу за следующим деревом, а затем Герцил и Пазел, хромая, рука об руку, обогнули дерево, и к плечу Герцила прильнула Энсил. Увидев Нипса и Ташу, женщина-икшель указала на них и закричала от радости. Они бросились друг к другу, и Таша даже не пыталась скрыть своих слез.

Когда она сказала им, что Рамачни наконец-то пришел, Таше показалось, что ее друзья сами были близки к слезам.

— Он будет сильнее, чем когда-либо, — сказал Пазел. — Он сказал, что таким и будет, когда вернется.

— Однако некоторым из нас повезло меньше, — сказал Нипс. — Лунджа все еще жива, но другие солдаты-длому ушли, как и младший турах. Как и Альяш, я полагаю.

— Вот о ком я не сожалею, — сказал Пазел.

— Сожалей о том дне, когда он был по-настоящему потерян, — сказал Герцил, — хотя это было за десятилетия до твоего рождения и, возможно, не так давно после его собственного.

— Потерян для добра, ты имеешь в виду, — сказал Пазел. — Я понимаю. Я заглянул в разум его мастера, в разум Отта, знаешь ли. — Он на мгновение замолчал, его голос внезапно стал напряженным. — Я понимаю, но не могу простить. Разве я ошибаюсь, Герцил?

— Ты действительно кое в чем ошибаешься — ты уверен в том, что ты можешь и чего не можешь, — сказал воин. — Но пока очисти свой разум как от ярости, так и от страха. Наша работа еще не закончена. И вот еще один инструмент, который поможет нам ее сделать. — Он дотронулся до кожаного ремешка у себя на плече. Илдракин все еще был привязан к его спине.

— Кайер Виспек тоже сохранил свой меч, — сказал Нипс, — и у Неды все еще есть ее кинжал. Это все оружие, которое у нас осталось.

— Тогда радуйся, что я заставлял вас тренироваться с палками, — сказал Герцил, — и найдите их побыстрее. Поручите это дело Большому Скипу; он прекрасно разбирается во всем, что напоминает дубину.

Именно тогда они заметили стонущий звук над головой. Это был ветер: нечто такое, чего они ни разу не слышали в Адском Лесу.

— Это изменение произошло быстро, — сказала Энсил.

— Да, — подтвердил Герцил, — подозрительно быстро.

Ветер набирал скорость. Наклонившись к нему, они поспешили обратно к светящемуся холму. Еще до того, как они достигли вершины, Таша смогла увидеть, что происходит: светлячки уносились прочь и рассеивались, в лес возвращалась кромешная тьма.

Но на вершине холма Рамачни стоял прямо и спокойно, и светлячки вокруг него невозмутимо танцевали. Когда Таша и остальные приблизились, они внезапно оказались в тихом, безветренном воздухе, как будто прошли сквозь стенку перевернутого аквариума, с Рамачни в центре. Но это было крошечное пространство в темноте. Таше снова показалось, что она стоит на дне моря.

Герцил опустился на колени перед Рамачни.

— Любимый друг, — сказал он. — Теперь я знаю, что то, о чем я говорил другим, является истинной правдой: одно только отчаяние приводит к гибели. Даже с Нилстоуном в руках Арунис не смог предотвратить твое возвращение.

— Напротив, — сказал Рамачни, — я смог вернуться только потому, что у него в руках был Нилстоун — или, скорее, потому, что Камень держал его идиот. Они погружаются очень глубоко в Реку Теней, взывая к Рою, силе, которая положит конец всей жизни на Алифросе. Но когда вы открываете окно, вы не всегда можете быть уверены, кто или что может влететь в него. Я ждал за этим окном. Арунис не обрадуется, когда меня увидит.

Большой Скип, как оказалось, уже был занят поиском дубин. Он, Болуту и Ибьен прочесали местность и сумели собрать несколько тяжелых веток. Вскоре у каждого, у кого не было другого оружия, в руках был твердый кусок дерева.

— Арунис сейчас экспериментирует, — сказал Рамачни, — но мы еще не опоздали. Помните, что независимо от того, какие магические силы он приобрел, его тело по-прежнему остается телом мужчины. Он попытается помешать нам приблизиться к нему. Но мы приблизимся и нанесем удар, или погибнем вместе в этой попытке.

Пазел подошел к краю сферы спокойного воздуха. Он вытягивал руку, пока не почувствовал бушующий ветер.

— Он все еще усиливается, — крикнул он через плечо.

— Моя собственная сила тоже возросла, — сказал Рамачни. — Нам ничего не остается, кроме как проверить это. У вас впереди еще один переход, путешественники, но, по крайней мере, он не будет проходить в темноте. Таша, моя защитница, неси меня; мы должны перекинуться парой слов по дороге.

Выжившие начали спускаться с холма в направлении, указанном Рамачни, и шар неподвижного воздуха с множеством светлячков двигался вместе с ними. Таша шла впереди, но в стороне, а остальные держались на расстоянии, зная, что слова означают слова наедине. Она попыталась поймать взгляд Пазела, но заметила только, как он морщился, поднимая раненую ногу.

— Арунис точно знал, куда доставить Камень, — сказал Рамачни. — На протяжении многих миль Река Теней течет под кожей Алифроса: сначала под тем озером, которое вы пересекли, затем глубоко под Ансиндрой, один поток скрыт другим. Только здесь, в этом лесу, она выходит на поверхность. И именно в этот месте Ауру, первые справедливые представители жизни в этом мире, возвели сторожевую башню после Войны Рассвета — чтобы не дать злу вернуться на Алифрос. Теперь это всего лишь руины, потому что зло действительно вернулось, какое-то время торжествовало, и почти все великие башни пали. Но их руины до сих пор отмечают места, где Река Теней соприкасается с Алифросом. Большая часть странностей этого мира просочилась через такие промежутки. Споры, выросшие в Адском Лесу, — лишь один из примеров.

— И Нилстоун проник сюда тем же путем, не так ли?

— Да, дорогая, — сказал Рамачни.

Таша улыбнулась.

— Я думаю, ты, должно быть, в отчаянии, — сказала она. — Это был прямой ответ, клянусь Рином.

— Злая девчонка, — сказал довольный Рамачни.

— Ты собираешься дать мне еще что-нибудь? — спросила Таша.

— Не исключено, — сказал маг, — но мы на пороге битвы и должны поговорить о том, что может сохранить нам жизнь. В тебе есть сила, Таша Исик: мы оба это знаем. И Арунис тоже это знает и боится ее.

— Но эта сила не моя, верно?

— Конечно твоя. Чья же еще?

— Эритусмы, — сказала Таша. — Зачем ты притворяешься, Рамачни? Я не знаю, кто она, для меня — мать или кто-то совершенно другой. Но она пытается использовать меня, залезть ко мне в голову. Точно так же, как Арунис поступает с другими, за исключением того, что она использовала бы меня для добрых дел. Хотя, насколько я могу судить, в прошлом ей никогда не удавалось добиться многого хорошего.

Таша знала, как горько это прозвучало. Они шли дальше по мокрому лесу, и некоторое время Рамачни ничего не отвечал. Отрицай это, отрицай это! хотелось закричать Таше.

Но Рамачни сказал совсем другое:

— Именно тебя он боится больше всего с тех пор, как впервые понял, с кем столкнулся лицом к лицу на Ребре Дхолы. Твоя сила, твоя магия гораздо больше, чем моя.

— О чем ты говоришь? — закричала Таша, больше не заботясь о том, кто их слышит. — Я почти ничего не смыслю в магии, а всему, что я знаю, я научилась у тебя.

— Нет, Таша. Всему, что я знаю, я научился у тебя.

Она уставилась на него, потрясенная.

— Эритусма не твоя мать, — сказал Рамачни, — и она не пытается овладеть тобой, силой проникнуть внутрь. Потому что она никогда не была где-либо еще с момента твоего рождения — с момента твоего зачатия. Таша, дорогая, ты — Эритусма. У меня нет времени объяснять, но знай: ты можешь воспользоваться ее силой, если захочешь. Только если. Никто не может заставить тебя сделать это, никто не может требовать этого от тебя. Ты понимаешь?

— Нет, я не хочу! О чем, во имя Девяти Ям, ты говоришь? Я не Эритусма, я Таша Исик!

— Да, — тихо сказал Рамачни, — столько, сколько ты захочешь.

— Что он ей сказал? — прошептал Нипс, помогая прихрамывающему Пазелу. — Посмотри на нее, она плачет.

Пазел не смотрел; он боялся, что его собственное лицо будет слишком откровенным. Что не так с Рамачни? Зачем ему шокировать ее сейчас? Он чувствовал ярость на мага, хотя часть его знала, что должна быть причина. Всегда были какие-то дурацкие причины. Жизненно важные и жестокие.

— Твоей ноге хуже, да? — спросил Нипс.

— Не имеет значения, — сказал Пазел. — Ничего не говори об этом.

Внезапно Лунджа подняла руку.

— Слушайте! — сказала она.

По лесу разнесся звук: громкий, приглушенный стук... стук. «Сердцебиение», — сказал Ибьен. Звук нарастал очень быстро, пока, наконец, от него не затряслись сами гигантские деревья; более нежные грибы дрожали при каждом стуке.

— Мы почти на месте, — прокричал Рамачни, перекрывая шум. — Ничего не бойся. Ты сильнее, чем думаешь, а Арунис уже слишком многого добился с помощью ужаса.

— Да, добился, — сказал Герцил. — Веди, Рамачни. Мы больше не дадим ему легких побед.

Они пошли дальше, но не прошло и трех минут, как Пазел понял, что Нипс начал всхлипывать.

— Приятель? Что случилось, что не так?

— Ублюдок, — выплюнул Нипс. — Он делает это со мной.

— Делает что?

Нипс провел рукой по глазам.

— Показывает мне Марилу, — сказал он. — Захвачена в плен, ранена… обижена мужчинами.

— Это ложь, — сказал Пазел, крепко схватив его за руки. — Держи глаза открытыми. Смотри на нас, смотри на деревья, на что угодно, только не на то, что он тебе показывает.

— Я пытаюсь, черт меня побери!

Пазел собирался сказать что-то еще, но затем, без малейшего предупреждения, понял, как трудно следовать собственному совету. В его сознании возникла картинка, похожая на раскладную книжку сказок, но совершенно реальная. Он увидел, как съежился Арунис, как Таша взяла Нилстоун из его ослабевшей руки — и смерть поглотила ее, как какой-то ужасный лесной пожар…

Взбешенный, он посмотрел на своих товарищей. Все, кроме Рамачни, явно страдали, их лица были искажены тоской и страхом. В промежутках между ударами невидимого сердца Пазел слышал, как Кайер Виспек и Неда кричат на мзитрини. Голос его сестры звучал почти безумно:

— Она воспользуется Камнем, чтобы уничтожить нас, уничтожить Пентархию, закончить войны своего отца! Я вижу, как горит Бабкри, Кайер! Я вижу, как наших людей живьем бросают на костры!

— Ты видишь то, что он тебе показывает, а не то, что есть на самом деле. Они не наши враги, Неда Играэл. Мы уже не такие, какими были раньше...

— Но девушка! Она не та, за кого себя выдает! Она все это время скрывала от нас свое лицо! Так много раз нам лгали, обманывали...

Отпустив Нипса, Пазел бросился вперед и схватил Неду за локоть. Она развернулась, подняв кулак. Возможно, в тот момент она ударила бы по любому лицу, только не по его.

— Доверься мне, — умолял он. — Таша не сделает ничего подобного. Я обещаю.

Неда смотрела на него, раздираемая яростью и болью.

— Один арквали защищает другого, — сказала она.

Пазел, в свою очередь, пришел в ярость. Только не это снова. Ему хотелось выплюнуть ей в лицо с полдюжины ругательств, и он боролся со всеми ними, когда Болуту закричал:

— Вот, смотрите туда! Вы это видите?

Впереди них, высоко над светлячками, сиял свет. Это была луна, старая желтая луна, и вокруг нее Пазел увидел несколько тусклых звезд. «Разрыв! — сказала Лунджа. — Дыра в древесном покрове!» Так оно и было: зазубренный треугольный провал, уходящий прямо в открытое небо. Когда они подошли ближе, Пазел увидел, что в этой щели стоит нечто поистине чудовищное, указывающее вверх, как огромный зазубренный пень.

Лунный свет залил землю внизу. После стольких часов темноты это было почти как выйти на солнечный свет. Там была река, могучая Ансиндра, описывающая сверкающий изгиб. Там были широкие, поросшие травой берега, где не росли грибы. А по обе стороны реки и даже внутри нее лежали гигантские резные камни. Пазел с удивлением понял, что это кирпичи: каменные кирпичи размером с дом, покрытые травой и дерном, разбросанные по земле, как части детского конструктора.

Теперь Пазел мог видеть, как эта штука пронзает древесный покров. Это было то, что они приняли за холм, когда смотрели на лес с края кратера. Но это были остатки круглой башни, невообразимо огромной, изгиб которой был настолько плавным, что сначала он принял его за плоскую стену. От башни осталось очень мало: лишь разбитое кольцо из ограненных камней, составлявшее его основание. На большей части окружности высота кольца составляла всего шестьдесят или семьдесят футов. Но с одной стороны она все равно поднималась на головокружительную высоту, прорезая все четыре слоя деревьев и возвышаясь над самым верхним на несколько сотен футов. Башня немного вдавалась в Ансиндру, так что течение ударялось о нее и, ускоряясь, огибало стену. И теперь Пазел увидел, что уцелела еще одна деталь: прямо впереди была огромная каменная лестница, ведущая на плоскую поверхность, которая, должно быть, когда-то была площадкой у двери башни.

На этой поверхности находились Арунис и его безумец, спиной к реке. Идиот сидел сгорбившись, слегка согнув колени и скрестив руки на груди. Арунис стоял, вцепившись одной рукой в волосы идиота.

Рамачни посмотрел направо и налево на светлячков. Бесшумные, как туман, они уплыли прочь, и ветер снова окутал их: восхитительный, затем тревожно-прохладный.

Внезапно Арунис взревел, с большой силой встряхнув идиота.

— Оно там, животное! Взывай к нему, взывай к нему сейчас же!

Сердцебиение стало громче, быстрее. Идиот забился в конвульсиях, как от боли, — и, внезапно, река поднялась, бурля, вспениваясь вокруг основания башни. Волны разбивались о руины и берега, и в поверхности реки открылась темная дыра. Затем, так же внезапно, вода вернулась в свое обычное русло. Арунис ударил идиота по голове.

Взгляд Рамачни был прикован к чародею. Его темные глаза заблестели в лунном свете, обнажились белые клыки.

— Поставь меня на землю, Таша, — сказал он. Она повиновалась, и Пазел знал, что они все это чувствуют, силу, заключенную в этой крошечной фигурке. Рамачни медленно повернул голову, как гораздо более крупное существо, и те, кто был ближе всего к нему, расступились, освобождая место.

Пазел не знал, что задумал Рамачни: что-то смертельно опасное, он надеялся. Он посмотрел вниз на ветку, которую ему принес Большой Скип: прочную, но кривую и неуместно длинную. Палка, подумал он. После всех этих сражений я собираюсь наброситься на Аруниса с палкой.

— Сражайтесь сейчас, как никогда раньше! — внезапно воскликнул Рамачни. Затем он подпрыгнул в воздух и что-то в нем изменилось: он больше не падал на землю, а бежал над ней, и Пазел увидел, как вокруг него формируется призрачное тело. Это был чудовищный медведь, с грохотом мчавшийся сквозь траву и разбросанные деревья, и не успел Пазел опомниться, как он и все остальные помчались за ним, их враги наконец-то были загнаны в угол.

По мере того, как они бежали, медведь становился все плотнее и тяжелее, но крошечная фигурка Рамачни все еще была видна внутри него, он бегал и прыгал теми же движениями, что и окружавшее его огромное животное. Пазел бежал последним, как и предполагал. Он мог бы попытаться не обращать внимания на боль в ноге, но от этого лучше не становилось.

Как только Рамачни прыгнул на каменную лестницу, Арунис резко обернулся. Он схватил идиота сзади за шею.

— Убей их! — взвыл он. — Убей их всех!

Идиот повернулся, тупо глядя на них — и вот он, прижатый к его груди: черный шар, Нилстоун. Внезапно идиот закричал, как разъяренный младенец, и четыре высоких, тощих существа поднялись из камня перед ним и полетели вниз по лестнице. Они отдаленно напоминали людей, с большими копнами жесткой шерсти и клыками лесных кошек. Но в момент тошнотворного озарения Пазел увидел, что их лица были идентичны: у всех четверых было лицо одного из наблюдателей-за-птицами в Оранжерее, того, кто громче всех возражал, когда Арунис назвал идиота своим.

Рамачни встретил тварей на лестнице. Он сбил первого с ног одним ударом лапы, а на второго набросился, перекусил ему горло и оставил его труп там, где он упал. Герцил, Таша и Кайер Виспек уже были на лестнице и напали на других тварей прежде, чем те успели прыгнуть. Но наверху Арунис подстрекал идиота возобновить атаку, бил его по голове и кричал:

— Еще, гораздо больше! Убей их немедленно!

Идиот согнулся почти вдвое, и его спина вздымалась, как у собаки, которую тошнит. Одно движение, другое — и его вырвало, рвота хлынула вниз по ступенькам: невероятный поток черной нефти. Нефть помчалась вниз по лестнице к Рамачни, и, как только добралась до него, вспыхнула, образовав длинный язык пламени.

Рамачни выкрикнул слово команды. Пламя мгновенно погасло, нефть превратилась в воду и потекла по краям. Теперь весь отряд был на лестнице. Герцил и Кайер Виспек догнали Рамачни, и все трое были в двадцати шагах от колдуна и дурака. Затем идиот, склонив голову набок, начал судорожно махать рукой перед собой. На этот раз появились три существа и бросились в атаку. Они сильно отличались от ведьм, которых он призывал раньше. Это были создания из грязи и огня, но они также были зеркальными отражениями нападавших. Пылающий медведь, копия Рамачни, сделанный из грязи и огня Герцил и такой же Виспек. Столкновение было ужасным. Пазел не мог ясно видеть, что случилось с Герцилом и Виспеком, но огромный враг Рамачни налетел прямо на него, и два медведя покатились, как рычащий, пылающий валун, вниз по лестнице, сбив на ходу нескольких человек из отряда. Пазел почувствовал порыв ветра, когда они проносились мимо него. Подняв голову, он обнаружил, что лестница над ним пуста вплоть до самого Аруниса. С чувством, похожим на то, которое он испытывал когда-то в детстве, когда тянулся к горевшей соблазнительным красным светом сковородке, стоявшей на плите, он побежал прямо по разбитым камням.

Идиот продолжал размахивать руками и стонать, и вдруг Пазел увидел, как рука существа непристойно удлинилась, а затем гигантская волосатая рука со струпьями и черным обкусанным ногтем на большом пальце аккуратно поймала его, и, скорее рассерженный, чем испуганный (конечно, это произошло, конечно!), он почувствовал, как его бросили с лестницы через по залитую лунным светом траву и камни — и он, головой вперед, вонзился в воду.

Таша остановилась, чтобы помочь Кайеру Виспеку сразиться с его двойником. Двойник пытался задушить оригинал, завывая голосом Виспека, и, казалось, почти не чувствовал ее дубинки. Но когда она нанесла сильный удар, то почувствовала, как его рука слегка подогнулась, а затем Виспек, вырвавшись, закричал от ярости и разрубил его на куски своим мечом. Таша рывком подняла его на ноги. Виспек, потрясенный, указал мимо нее. Она обернулась — и увидела, как Пазел ударился о поверхность реки в сорока футах от берега.

Боги! Остался ли он вообще в сознании после такого падения? Таша вгляделась в реку. Слава Благословенному Древу, там была его рука, но река была бурной, его снова затянуло под воду, и добраться до него было бы самым трудным заплывом в ее жизни.

Затем она увидела, что Ибьен значительно опередил ее, уже сняв ботинки, и, как ныряющий баклан, прыгнул в Ансиндру. Сердце Таши было разорвано на части. Пазел нуждался в ней, но битва нуждалась во всех. Продолжая молиться за своего возлюбленного, она бросилась обратно вверх по лестнице.

Гигантская рука тол-ченни все еще била и размахивала, но теперь это был бронированный кулак. Он взмыл над ней и с оглушительным грохотом обрушился вниз. Она прыгнула; каменные ступени превратились в пыль. Теперь она катилась, пытаясь остановиться. Она поймала черный силуэт кулака на фоне луны, он снова стремительно падал, она не смогла увернуться от него... Рамачни с ревом прыгнул на нее, подставив свою медвежью фигуру под удар. Она запустила руки в его мех. О, Боги, удар был сокрушительным, смертельным. Медведь повалился на бок, и Рамачни с криком боли бросил его, выпрыгнув наружу в своем старом облике норки. Призрачное существо скатилось с лестницы и исчезло еще до того, как коснулось земли.

Рамачни был ошеломлен. Таша схватила его и снова прыгнула, и закованный в железо кулак ударил туда, где они лежали мгновение назад.

Их всех сбросило на землю; камни над ними теперь представляли собой скорее щебень, чем лестницу. Все еще держа левую руку на шее идиота, Арунис согнул пальцы правой, и кулак в кольчуге сделал то же самое. Он обрел контроль и ухмылялся, наслаждаясь этим. Он широко растопырил пальцы; ужасная рука идиота сделала то же самое. Затем пальцы начали расти, скользя вниз по разрушенной лестнице, каждый — змея толщиной с человеческое тело.

Герцил не стал дожидаться, пока они доберутся до земли. Он бросился вперед вместе с Илдракином прямо им в пасть, Виспек был рядом с ним, высоко подняв меч. Змеи оказались более неуклюжими, чем выглядели: с одной стороны ими управляли змеиные рефлексы, с другой — сознательный контроль Аруниса. Герцил танцевал между ними них; Илдракин изобразил восьмерку, и две головы упали. Клинок Виспека перерезал горло другой. Но рана начала затягиваться почти до того, как начала кровоточить, и на кровоточащих шеях уже формировались новые головы.

Затем Рамачни встряхнулся и вырвался из объятий Таши. Язвительное, яростное слово сорвалось с его губ. Оставшиеся змеи загорелись. Вся заколдованная рука дернулась назад и превратилась в ничто, а высоко над ними Арунис закричал от ужасной боли, прижимая к себе собственную руку.

Это была плата за силу, которую он захватил.

Затем Арунис снова встал, и его изможденное лицо обезумело от ярости. Он снова схватил идиота за руку. На этот раз ничего неожиданного не произошло; лицо колдуна стало спокойным; тол-ченни прекратил свои жесты и замер.

— Внимание, внимание! — внезапно закричал Рамачни. — Он готовит нечто худшее, чем все, что было раньше! Я не могу сказать, что это будет, но... О, Матрок! Разбегайтесь, бегите!

Бежать было слишком поздно. Вокруг них внезапно разверзлась круглая яма, глубокая и отвесная. У основания ямы торчали шипы — нет, иглы, иглы из полированной стали длиной пять или шесть футов. Отряд сбился в кучу; места, которое они занимали, едва хватало для всех. И тут край ямы — внутренний край, у их ног — начал осыпаться.

Рамачни закрыл глаза. Трещины в земле сразу же перестали расти, и послышались вздохи облегчения. Но маг оставался очень неподвижным и напряженным. Над ними Арунис и его раб склонили головы друг к другу, совершенно синхронно, как будто ими обоими руководил один мозг. Таша увидела, как Рамачни поморщился, а затем трещины снова начали расползаться.

В то мгновение, когда Пазел коснулся реки, он понял, что что-то не так. Он брыкался и размахивал руками. Он хорошо плавал, но самые отчаянные усилия едва поднимали его на поверхность; казалось, что вода наполовину состоит из воздуха. Под ним раздавался рев и возникало ощущение бесконечного, стремительного пространства.

Пазел посмотрел вниз, на Ансиндру, и подумал, что безумие спор снова заразило его: под ногами он увидел черный туннель, уходящий вниз и в сторону, туннель, окруженный циклоном. Это не иллюзия, с ужасом осознал он. Он видел Реку Теней, плывущую в воде над дырой в мире.

Сбежать было невозможно. Он еще не начал тонуть, но его отчаянные гребки ни на дюйм не продвинули его к берегу — и внезапно берега не стало, потому что Ансиндра унесла его вниз по течению, туда, где отвесная каменная стена выступала на пути реки. Пазел раскинул руки, когда течение ударило его о камень. Двадцать футов он пробирался по ее скользкому краю. Затем, каким-то чудесным образом, его руки нашли, за что ухватиться.

Это была всего лишь тонкая виноградная лоза, свисавшая из трещины в стене, и ее усики начали ломаться, как только он схватил ее. Но на мгновение она его остановила. Он в ярости судорожно вздохнул. Нелепая смерть. Даже не в бою. И будь проклята его глупость, он нес свинец! Дубинка мистера Фиффенгурта все еще лежала у него в бриджах, в специально вшитом кармане. Он не мог высвободить ни одной руки, чтобы ее выбросить.

Затем он увидел темную полоску под поверхностью. Это был длому, мчавшийся в его сторону. Мгновение спустя появился Ибьен, исступленно барахтавшийся в воде.

— Эта вода неестественная! — воскликнул он. — Даже я с трудом плыву!

— Лоза сейчас сломается, — крикнул Пазел.

Ибьен крутился на месте, отчаянно загребая воду, чтобы его не унесло течение.

— Мы поплывем обратно вместе, — сказал он.

Пазел покачал головой:

— Я недостаточно силен. Мне придется обогнуть башню ниже по течению.

Но в этой идее было не больше надежды, чем в идее Ибьена. Даже если бы ему удалось удержать голову над водой, река просто оторвала бы его от стены, как только он бы завернул за поворот.

— Ты все еще можешь это сделать, — крикнул он Ибьену. — Вперед! Позаботься о Нипсе и Таше!

Ибьен странно уставился на него.

— Я подвел принца, — сказал он, едва слышный из-за рева воды.

— Ибьен, лоза...

— Я нарушил данную ему клятву. И моей матери. Я плачу́ сейчас, как это сделал Ваду́.

Глаза Ибьена, как и у женщины в Васпархавене, были черными как смоль. Снова в нухзате. Осознавал ли он происходящее вокруг себя или находился в совершенно другом мире?

— Пазел, — внезапно крикнул он, — тебе придется взобраться на эту стену.

— Взобраться? Ты сошел с ума! Извини, я...

Виноградная лоза лопнула, как шнурок на ботинке. Пазел вцепился в камень, но течение уже несло его дальше. Он почувствовал, как Ибьен схватил его за плечи.

— Тогда вниз, — выдохнул мальчик. — Задержи дыхание. Ты готов?

Прежде чем Пазел успел сказать Нет! мальчик толкнул его под воду. Сильно ударив ногой, он отбросил их обоих вниз по стене. Спуск был быстрым и легким; но подняться будет практически невозможно. Но с каждым дюймом, который они преодолевали, воды оставалось все меньше, черного воздуха — все больше, и теперь Пазел чувствовал ревущий циклон, бушующий вдоль стены башни. Он поднял бы их и унес прочь, как листья. Но Ибьен продолжал сражаться, ударяя ногами с поразительной решимостью и силой, хватаясь за воду свободной рукой, все ниже и ниже.

И вдруг Пазел увидел свою цель. Река подорвала фундамент башни; два или три огромных камня были полностью оторваны, и сквозь щель пробивался тусклый лунный свет. Это был путь сквозь стену, в центр руин.

Но у них никогда этого не получится. Они уже миновали брешь, и теперь Река Теней почти полностью заменила Ансиндру: вода казалась тонкой, как брызги. Пазел еще раз мельком увидел у себя под ногами огромную продуваемую ветрами пещеру, уходящую в вечность. Там были стены, двери, окна. В некоторых из них горел свет. Он увидел горный пейзаж на закате; он увидел двух детей, прижавшихся носами к стеклу и наблюдавших за их борьбой. Он увидел себя и Ибьена, исчезающих в этом водовороте, навсегда.

Затем, откуда-то появился Ибьен, обретший еще большую силу. Его конечности расплывались, зубы были стиснуты, и с очередным приступом ясности Пазел нашел последний запас собственных сил. Им удалось продвинуться вверх по течению, на два-три ярда, не больше. И как раз в тот момент, когда Пазел понял, что дальше двигаться не может, Ибьен толкнул его в образовавшуюся щель.

Пазел вцепился в камень, нашел опору и потащился вперед. Ветер ужасно бил его, дикие порывы воздуха пытались затянуть его обратно в реку. Внутренне завывая, напрягая руки и ноги, как не напрягал никогда в жизни, он продвинулся еще на дюйм, еще на фут, затем повернулся и потянулся к Ибьену, который был крошечным мальчиком, уносящимся прочь по туннелю. Черный лист, тень в реке теней — уменьшающаяся, растворяющаяся, исчезнувшая.

— Герцил, — сказал Рамачни, — ты можешь перепрыгнуть эту яму?

Таша была ошеломлена напряжением в его голосе. Два мага сражались не на жизнь, а на смерть, и Арунис, казалось, был сильнее. Край ямы теперь был всего в нескольких дюймах от их кончиков их пальцев ног.

— Не так уж далеко, Мастер, — ответил Герцил.

— Неважно, я...

Рамачни замолчал, и его глаза открылись. Затем Таша услышала это: вращающийся, свистящий звук. В пяти футах над их головами появились клинки: длинные, тяжелые, похожие на скимитары лезвия, параллельные земле и вращающиеся с дьявольской скоростью. Таша не могла их сосчитать: может быть, дюжина, а может, и больше. Все в ужасе присели на корточки. Дотянуться до одного из этих лезвий означало бы потерять руку. И теперь, как она и предполагала, лезвия начали опускаться.

— Что ж, — сказал Рамачни, — он определенно овладел Камнем.

Его конечности были напряжены, маленькое тело дрожало, и Таша знала, что он пытается остановить как лезвия, так и продвижение ямы. И все же клинки опускались, очень постепенно.

— Вам лучше встать на колени, — сказал Рамачни.

Они встали на колени, но лезвия продолжали приближаться, почти невидимые из-за скорости, и сквозь них Таша увидела, как Арунис указал на что-то у себя под ногами, а затем...

— Берегитесь!

Несколько больших фрагментов лестницы двигались к ним. Не быстро, не прицельно и не с силой; казалось, что Арунис достиг пределов ужасов, которые он мог контролировать одновременно. Первый камень упал неподвижно, не пройдя и половины пути; два других упали и заскользили по земле, наконец упав в яму. Затем поднялся фрагмент побольше, шатающийся, раскачивающийся, как неуклюжий реквизит театрального фокусника. Наверху они услышали, как Арунис застонал от усилия.

Камень полетел в них — полетел прямо в нее, поняла Таша. Она подняла руки — но перед ней был Герцил, который оттолкнул ее в сторону, принимая удар на себя. Кусок, должно быть, весил больше воина, и ударил прямо в него. Верхний край задел одно из вращающихся лезвий; осколки камня и стали полетели между ними; раздались крики и болезненные звуки удара. И, прежде чем они поняли, какой вред кому причинили, клинки опустились еще ниже.

Герцил был без сознания, камень придавил ему руку; Илдракин свободно лежал в его руке. У Лунджи изо рта текла кровь. Земля осыпалась в яму, немного здесь, немного там. Среди скорчившихся и истекающих кровью тел Таша больше не могла видеть Рамачни. Но потом она услышала его голос в своем сознании.

Я не могу остановить его, госпожа. Если вы хотите помочь мне, сделайте это сейчас.

Госпожа? Помочь ему? Что она могла сделать? Он ошибается; Арунис одурачил его, как он одурачил всех остальных в тот или иной момент. Она не Эритусма и никогда ею не была. Она — обычная смертная девушка, попавшая в ловушку. Заплаканная, слабая, влюбленная в парня, который, возможно, уже мертв, втянутая в сражение, которое никогда не было ее собственной. Почему они расточали на нее свою любовь, свои усилия, свою веру? Она услышала голос Матери-Запретительницы из своей старой, ненавистной школы и поняла, что древняя женщина, в конце концов, знала ее лучше, чем она сама. Неудача — это не случайность. Не бандит, который хватает тебя в переулке. Это свидание в затемненном доме. Это выбор.

Они все лежали плашмя. Таша внезапно обнаружила, что Неда сжимает ее руку, увидела, что она и Кайер Виспек тоже потянулись к другим. Они молились, молились на мзитрини. Почему она не изучала язык усерднее? Пазел бы рассмеялся. Это было прощание, не так ли? Что-то о знании в последний час, о покое, когда битва закончилась.

Некоторые из них были ранены; кровавый туман окружал лезвия. Неда повернула голову к Таше.

— Я рада умереть вместе с тобой, воительница, — сказала она. — Я рада, что ты его любила, пока могла.

Что-то в голосе Неды изменило Ташу навсегда. Не было никаких признаков рассвета, но она была залита светом и уверенностью. Она знала, кто она такая и кем была раньше; и она знала, что Арунис был прав, боясь ее. Она могла бы смахнуть его, как пыль со своих ладоней. Она могла бы схватить Камень прежде, чем он пошевелил бы пальцем, вбить его тело на милю в землю, швырнуть его в облака и позволить ему упасть. Она могла чувствовать грани этой силы, почти ощущать ее вкус на своем языке. Сила дремала внутри нее, неиспользованная годами, отложенная, как дрова для костра, на зиму, на эту зиму, на этот момент нужды.

Глаза Таши наполнились слезами. Вся эта сила ждала, но не ее. Да, она была Эритусмой. И Таша Исик... эта девушка была выдумкой, маскировкой, укрытием, когда волшебница стояла, загнанная в угол своими врагами, ожидая, что ее убьют. Загнанная в угол (должно быть, так оно и было) очень близко к большому дому на Мейском Холме, в Этерхорде, где жила жена одного адмирала, Клорисуэла Исик, тосковавшая по детям, которых у нее никогда не могло быть. Таша могла представить себе сделку: дочь, родившаяся крепкой и здоровой, в обмен на один уголок ее разума, в котором можно спрятать мою душу. Договор между волшебницей и матерью, обе по своему отчаявшиеся. Знали ли они уже тогда, что создают пустую оболочку, ребенка, которого Эритусма постепенно заменит?

Но, как и большинство отчаянных планов, этот провалился. Ибо оболочка хотела жить, хотела дышать, танцевать, учиться и любить, и Эритусма была бессильна остановить ее. Год за годом разум смертной девушки становился сильнее, смелее, и великая волшебница отступила. Как и в случае с Заклинанием Пробуждения, Эритусма недооценила буйную силу жизни, ее привычку к бунту, ее неповиновение. Разум Таши воззвал к Рамачни, свирепый от отчаяния: Если бы только я увяла, умерла внутри, как ты хотел. Тогда у тебя был бы свой боец, тогда ты бы победил.

Он яростно ответил: Нет, Таша! Это никогда не входило в план!

Но, конечно, так оно и было. У Эритусмы было бы новое тело, точно так же, как Арунис однажды захватил тело тюремного охранника. И вся бессмысленная игра теней в жизни Таши, от ее первого вздоха в руках акушерки до радостной дрожи в объятиях Пазела, была бы вычеркнута, выплюнута, покрыта тьмой и забыта.

Мне так жаль, Рамачни. Я могу умереть в этом бою. Я не могу стать ею и жить иначе.

Таша, ты почувствовала ее силу; она твоя, и только твоя, если ты...

Нет!

Она заглушила его голос — и другой, женский. Они пытались отнять у нее все. Прошлое, будущее, любовников, жизнь. Хуже того, они пытались заставить ее отречься от этого. Может быть, она могла бы пожелать, чтобы ее душа умерла, оставив тело Эритусме. Но она этого не желала. Она здесь, пробудившееся животное по имени человек, и она будет жить, пока эти клинки не сразят ее.

— Держитесь крепче! — внезапно крикнул Виспек. — Мы с Недой собираемся встать. Наши тела могут остановить лезвия или отклонить их...

— Нет! — закричали остальные, пытаясь их удержать.

— Не вмешивайтесь! Нет никакого другого...

— Подожди, Кайер, — сказал Рамачни.

На вершине стены, позади Арунис и идиота, появилась третья фигура. Это был Пазел, выползающий из-за стены и неуверенно поднимающийся на ноги. Скрытность в движениях, дубинка Фиффенгурта в руке; и как только Таша почувствовала первый удар вращающихся лезвий, он шагнул вперед и нанес идиоту сокрушительный удар по голове.

Клинки исчезли. Яма исчезла. Идиот рухнул на стену, и Нилстоун выскользнул у него из пальцев. Арунис развернулся, бросился на Пазела и поднял его за шею — затем снова швырнул на камень, увидев, что его добыча медленно, неумолимо катится к краю стены.

Таша ахнула: ее отчаяние тоже ушло. Все замедлилось, кроме ее разума и бешено колотящегося сердца. Она увидела, как Арунис нырнул за Нилстоуном; увидела, как ее рука нащупала вывернутую руку Герцила, увидела, как маг схватил Камень и перевалился с ним через стену, увидела, как она бросилась ему навстречу, невесомая, почти смеющаяся. Она увидела, как шевелятся его губы, как чернеют руки там, где они сжимали Камень; увидела, как в реке открылась темная дыра и что-то, похожее на рыбу, прыгнуло в небо; видела совершенство в себе, когда она размахнулась Илдракином и отсекла голову Аруниса от его тела прежде, чем он ударился о землю.

Глава 32. ВОЗМОЖНОСТЬ СРАЖАТЬСЯ

8 модобрина 941

Когда они собрались вокруг нее, она ничего не сказала. Приближался рассвет; небо над башней сияло, словно свет лампы пробивался сквозь мускатное вино. Труп мага выглядел так же, как и любой другой. Нилстоун выглядел как дыра в мире, лежащий на траве между ее колен. Она чувствовала его притяжение, его приглашение. Когда-то это был ее слугой и мог бы стать снова. За определенную цену.

Герцилу помогли подойти к ней; он неловко наклонился и поцеловал ее в лоб. Остальные шептались, восхваляя ее поступок. Все, кроме Пазела, который все еще стоял на стене, то смотря на нее, то быстро отводя взгляд.

Следующим к ней подошел Рамачни. Его язык скользнул по ее руке, как крошечная кисточка.

— Самая дорогая, — сказал он, — неужели вы поверили, что я присоединюсь к какому-либо плану, направленному на то, чтобы заставить вас зачахнуть и умереть?

Она ничего не ответила, даже не взглянула на него.

— Имейте в виду, — сказал Рамачни, — то, на что я согласился, не доставило мне радости. И единственным человеком во всем этом мире, который смог убедить меня, были вы. Я думаю, теперь вы понимаете. Мы были в нескольких минутах от смерти. Арунис убил почти всех, кто противостоял ему, и ужасно нас ранил. Его мерзкие слуги гнались за нами по суше и морю и, наконец, загнали в угол в Этерхорде — на Мейском Холме, если быть точным. Они ходили от двери к двери, принюхиваясь, как ищейки, и он был среди них на пике своих сил. Нам пришлось думать быстро, госпожа, и у нас было мало вариантов.

Пазел дотронулся до горла и поморщился. Он все еще чувствовал пальцы Аруниса, сухие и жестокие, как когти, и знал, что маг был на грани того, чтобы свернуть ему шею. Он осторожно сел на стену. Они сделали это, они его убили. Он перестал верить, что этот момент настанет.

Первым, кто добрался до него, была Энсил. Она подбежала к нему, с усилием подняла его руку, поцеловала ладонь. Ему удалось выдавить короткую, усталую улыбку. Энсил перебежала через стену и посмотрела вниз.

— Внутренняя лестница! Так вот как тебе удалось подняться. Но Пазел, где Ибьен? Он что, утонул?

Пазел покачал головой:

— Его унесла Река. Он может быть где угодно, в любом мире. То же самое случилось бы и со мной, если бы он не втолкнул меня в эту дыру.

Энсил на мгновение замолчала, затем снова оглянулась через плечо.

— Ты убил идиота, — сказала она.

Пазел посмотрел на бледное, скрюченное тело. В смерти он казался настоящим человеком. Заключенный, с грязью и волосами заключенного.

— Диадрелу сказала, что в конце концов мы все станем убийцами, — сказал он. — Я всегда боялся, что она права.

— Странным образом этот идиот тебе помог, столкнув тебя в реку, — сказала Энсил. — Интересно, хотела ли этого какая-то его часть? Быть тол-ченни — это, несомненно, судьба хуже смерти.

Пазел вздрогнул. Он посмотрел вниз на Нипса, присевшего на корточки рядом с Ташей. Мы вылечим его. Мы должны. Невозможно было даже думать о том, что они могут потерпеть неудачу.

— Адмирал Исик был в море, — продолжал Рамачни, — а слуги ушли на ночь. Клорисуэла была одна. Вы быстро заключили сделку, госпожа. Вы предложили ей ребенка: того, которого она никогда не смогла бы иметь естественным путем. Но у вашей силы были пределы. Вы могли бы заставить тело Клорисуэлы сформировать нового ребенка в ее утробе, но вы не могли дать этому ребенку душу, как это делает Природа в своем всемогуществе. Единственная душа, которую вы могли предложить, была вашей собственной.

Но Клорисуэла не хотела иметь ничего общего с созданием такого существа — младенца с разумом женщины, прожившей двенадцать сотен лет, — и никакие мольбы с вашей стороны не тронули бы ее. Она сказала, что, возможно, пришло время вашей долгой жизни закончиться. «А если нет, — сказала она, — если ты действительно хочешь спрятаться в моей дочери, тогда ты должна стать ею. Измени свою собственную душу и сделай ее похожей на душу новорожденного. Спрячь свои воспоминания, свои чувства и свою магию не только от других, но и от нее самой, полностью. Дай ей шестнадцать естественных лет — и еще один год после этого, чтобы узнать правду. И, наконец, когда эти годы пройдут: позволь твоим воспоминаниям и разуму вернуться к ней только в том случае, если она этого захочет — без принуждения и сожалений». Таковы были условия Клорисуэлы. И вы, госпожа, назвали их справедливыми и согласились.

Таша уставилась в черноту Камня. Она смутно сознавала, что Нипс находится рядом с ней. Его покрытая синяками рука на ее плече, его лимонный запах, его испуганное лицо, повернутое к Рамачни. Она увидела, как подошла Неда, склонилась рядом с ней и прошептала короткую молитву. Она снова почувствовала на себе взгляд Пазела.

— Какова была твоя роль в этом соглашении? — спросил Герцил у Рамачни.

— Я поклялся присматривать за девушкой как можно лучше, — сказал маг, — и помочь, когда придет время ей узнать правду. Но как раз в тот момент, когда я произнес свое обещание, Арунис напал, и наше защитное заклинание вокруг дома рухнуло при его первом же приступе. Бревна задрожали; огонь в очаге погас. Мы больше не могли ждать. Ваш взгляд, госпожа, упал на старые морские часы Исика, и за считанные секунды вы сотворили безупречное заклинание. Когда вы открыли циферблат, я увидел свой путь к отступлению: туннель обратно в мир, который я покинул так давно, чтобы стать вашим учеником. С тех пор эти часы стали моей потайной дверью в Алифрос.

Дом снова затрясся, и вы повернулись ко мне в последний раз. «Рамачни Фремкен, путь в будущее темен, но мне кажется, я вижу, как вы ждете меня на нем, далеко впереди, сквозь войну и разруху, на поляне, которая все еще освещена солнцем».

Потом вы исчезли, а Клорисуэла ахнула и положила руку на живот. «Дело сделано, — сказала она, — во мне живет ребенок». Услышав это, я немедленно ушел.

— Значит, это правда, — сказал Нипс, обнимая Ташу. — Клорисуэла была твоей матерью. Ты меня слышишь? Таша?

Она молча прислонилась к нему. Ее рука все еще крепко сжимала Илдракин. На его лезвии все еще сохла кровь чародея.

— Почему эта девушка такая мрачная? — пробормотала Неда, перевязывая рану на руке тураха. — Мы вернули Нилстоун и убили величайшего врага как Севера, так и Юга. Это победа, так?

Лунджа взглянула на Ташу. Один из ее серебристых глаз был в синяках и налит кровью.

— Да, победа, — сказала она, — но, мне кажется, не последняя.

— Окончательной победы не бывает никогда, — с чувством сказал турах. — Во всяком случае, до тех пор, пока ты не повесишь свой меч на каминную полку и не начнешь толстеть. И даже тогда бой может прийти за тобой. Помните Великий Мир, мисс Неда?

Заклятые враги посмотрели друг на друга. Казалось, что любой из них мог бы рассмеяться, но ни один из них этого не сделал.

— В любом случае, — сказал турах, — не обращайте внимания на девушку Исик. Она только что срезала мохнатую маргаритку. Первый раз — всегда шок.

Кайер Виспек сидел неподалеку на траве, обнаженный по пояс. Майетт, стоявшая позади него, выковыривал занозы из его раненой спины.

— Нет, — сказала она, — еще не время праздновать. Арунис мертв, но он оставил нам бремя Камня. И, судя по тому, что я видела, злые создания слетаются на него, как мухи на пир.

— Есть кое-что еще, — сказал Кайер Виспек. — Темная тварь, которая выпрыгнула из реки и взмыла в небо. Что это было? Арунис смотрел в ту сторону даже тогда, когда падал — даже в момент своей смерти. У меня такое впечатление, что он улыбался.

Старый турах наклонился и сплюнул кровь на траву.

— Сейчас он не улыбается, — сказал он.

— Я сдержал свое обещание, — сказал Рамачни. — Я охранял вас втайне. Но когда Сандор Отт убил Клорисуэлу, я понял, что семья Исик гораздо глубже замешана в судьбе Алифроса, чем я подозревал. Я был дураком, что не заметил этого: ваш выбор, госпожа, вовсе не был случайным. Мы знали, что Арунис хотел заполучить Нилстоун, но вы видели гораздо дальше. Вы видели, как он использует Шаггата, использует Сандора Отта, использует саму империю Арквал. И, имея такого врага, вы видели, что никакой крепости в Алифросе никогда не будет достаточно, чтобы защитить Нилстоун. Когда вы вернетесь, вам придется завершить великую задачу своей жизни. Вы должны унести Нилстоун за пределы этого мира.

Я не знал всего, что вы задумали, и как это должно быть сделано. «Чатранд» был частью этого: ваше старое судно, с большой неохотой переданное в руки этой Торговой Семьи, так давно. И, конечно, это новое существо, эта Таша Исик, могло бы оказаться незаменимым. Поэтому я обратился за помощью к тем немногим, кому доверял: Матери-Запретительнице школы Лорг и свергнутой императрице Арквала, доблестной Маисе, чья сила и доброта так сильно напоминали мне ваши.

— И Маиса, — добавил Герцил, — отдала меня тебе на службу, Рамачни. Наконец-то! Наконец-то я знаю, кого я охранял, учил и ругал все эти годы. — Он посмотрел на Ташу, и, хотя в его голосе звучали любовь и даже юмор, в нем слышалась и осторожность. — Я мог бы сражаться с вами более мягко, волшебница, если бы знал, чем это грозит.

Рамачни вздохнул и склонил голову.

— Это история вашего рождения, госпожа. Под этим я, конечно, подразумеваю ваше второе рождение. — Он посмотрел на нее снизу вверх своими пронзительными глазами. — Но, кажется, я только подтверждаю то, что вы уже знаете. Ведь вы, конечно, вернули свои воспоминания? Разве вы снова не вы, Эритусма?

Он не видел этого; возможно, он не осмеливался. Но Герцил понял бы, если бы увидел, как она сразила Аруниса. Это была не магия, не заклинание волшебника. Спокойствие, сосредоточенность, четкий расчет времени бега и удара. Не на шаг, а полностью, как он ее учил. Она не использовала никаких инструментов, кроме его уроков.

Они были терпеливы с ней — она по-прежнему не двигалась и не произносила ни слова, — и она знала, что какое-то время должна будет терпеть их незнание. Кайер Виспек утащил тело чародея с глаз долой. Неда унесла окровавленную голову. Герцил взял Илдракин из ее рук и осторожно откатил Нилстоун в сторону. Тот оставлял за собой след из обожженной травы.

Нипс вскарабкался на вершину стены.

— Давай, спускайся, — сказал он. — Больше никаких шуток здесь, наверху.

— У меня кружится голова, — сказал Пазел.

— Тогда скользи на заднице, ступенька за ступенькой. — Нипс взглянул на Ташу сверху вниз и понизил голос. — Тебе нужно поговорить с ней, приятель. У нее не все хорошо. На самом деле, я не уверен, что с ней все в порядке.

Пазел долго смотрел на Ташу.

— Интересно, — наконец сказал он.

Нипс протянул руку, чтобы помочь Пазелу подняться. Но как раз в этот момент появился Рамачни, снова проворно взбежавший по последним ступенькам. Он сел на камень перед смолбоями и оскалил зубы.

— Отличная ночная работа, — сказал он. — Благодаря вам мы все еще находимся на пути, который выбрали вместе так давно. И теперь мне ясно, что вы не позволите ни страху, ни боли отвратить вас от этого. Держите головы высоко, дорогие друзья.

— Рамачни, — спросила Энсил, — что за существо выпрыгнуло из реки? Это было то, что искал Арунис перед тем, как мы напали?

— Да, — сказал Пазел прежде, чем Рамачни успел ответить. — Это был Рой. Все это время чародей хотел его выпустить. И ему удалось это сделать с помощью Нилстоуна как раз перед смертью.

Черные глаза Рамачни на мгновение закрылись.

— Я думал, — сказал он, — дать вам немного времени насладиться этой победой, так сказать, встать на ноги. Но я не стану вас обманывать. Пазел совершенно прав. Рой Ночи вторгся в Алифрос. Только крошечный кусочек, маленький сгусток тьмы. Но он не принадлежит этому миру. Он существует для того, чтобы охранять границы мира мертвых, чтобы помешать умершим вернуться. Смерть заставляет его становиться сильнее, больше, и к смерти он будет притянут. Но никогда не предполагалось, что он попадет в мир живых, и, боюсь, он уничтожит любую жизнь, к которой прикоснется. Растения, животные или пробудившиеся души.

— Как Нилстоун? — спросила Энсил.

— Более или менее, — сказал Рамачни. — Но разве вы не видите опасности? Рой одновременно убивает и питается смертью. Чем больше он убивает, тем больше он будет расти; чем больше он будет расти, тем больше он сможет убить, пока, наконец, не превратится в черный лесной пожар, который не сможет сдержать никакая сила. Возможно, Арунис и погиб, но его мечта о мертвом мире как никогда близка к осуществлению.

Остальные просто смотрели на него, слишком измученные, чтобы ответить. Пазел лишь смутно осознавал свои ноющие синяки, свои кровоточащие раны. И более глубокую боль в своем сознании: от нее он тоже оцепенел. Нипс с глубоким вздохом опустился на колени. Энсил положила ладони на ногу Пазела и оперлась на них, вытянув руки, как бегунья, подпирающая себя в конце забега. Но это был еще не конец, пока нет.

Рамачни переводил взгляд с одного на другого.

— Смерть получила преимущество, — наконец сказал он. — Но мужайтесь, потому что мы тоже кое-что приобрели. Арунис ушел, Эритусма вернулась. Та, кого ты называл Ташей, сделала свой выбор и открылась воспоминаниям и силам волшебницы.

— Она тебе это сказала? — спросил Нипс.

— Нет, она ничего не сказала. Я просто не могу объяснить наше избавление каким-либо другим способом. — Он посмотрел вниз на молодую женщину, распростертую на траве. — В ближайшие дни она покажет вам, что такое магия. И вы, кто заботится о ней, тоже должны давать. Давать ей свою веру и свою помощь. Без моей госпожи мы не сможем одержать победу — это правда, вне всякого сомнения. Но с ней у нас есть возможность сражаться.

— У меня больше нет сил сражаться, Рамачни, — сказал Нипс.

— Тогда поспи, — сказал Рамачни, — и не бойся зла этой ночью. Мечтай о своей Мариле и ребенке, которого ты однажды возьмешь на руки.

— Рамачни, — сказал Пазел, — я видел Рой в храме Васпархавен, во сне нухзата. Он был огромен, как циклон. Сколько у нас времени, прежде чем он станет таким большим?

— Это будет зависеть от того, сколько смертей он найдет, чтобы ими питаться.

Энсил посмотрела вниз, на окровавленную землю:

— И, возможно, именно поэтому Арунис так долго трудился, чтобы ввергнуть этот мир в войну.

Наступила тишина. Нипс и Пазел изо всех сил старались делать так, как хотел Рамачни, высоко держать подбородок, верить. Рамачни, со своей стороны, пристально наблюдал за Ташей, словно ожидая знака.

— Смерть кормит Рой, а война и ненависть кормят Смерть, — сказал он наконец. — Но на Алифросе есть другая сила, целительная сила, и она льется, как дождь на лесной пожар. — Он повернулся и уставился своими черными глазами на Пазела. — А теперь поднимайся на ноги, парень.

Она сидела в траве и смотрела, как они приближаются. Рамачни спускался первым, за ним Нипс с Энсил на плече. Пазел двигался медленно, но все же через мгновение она опустила глаза, потому что этот балбес искал их, а не безопасный путь вниз по сломанной лестнице. В этом был весь Пазел. Он прошел бы живым через Девять Ям и в конце все равно споткнулся бы о шнурки на ботинках. Если бы они у него вообще были.

Кайер Виспек затянул хвалебную песню на мзитрини, о ней, а Неда опустилась на колени и сказала, что они сестры, что их любовь к Пазелу сделала их такими, что у детей Таши будет крестная мать, когда они родятся. Таша не отрывала глаз от травы. Внизу по реке есть надежда, сказал Рамачни. Там есть место, которого никогда не касалось зло. Слова прозвучали искренне, а не как заученная речь, давая ей и остальным направление, выход, если они смогут его найти. Она почувствовала прикосновение его лапы, жгучую любовь, которую он испытывал к ней, застывшую в существе, которое никогда не смогло бы полюбить так, как она думала об этом: бессмысленная радость, уединенный смех, запах пота и кедра и шершавая кора дерева за спиной.

Светлячок замигал, как лампа, у ее ног. Она протянула руку: свет погас. Она слышала, как Рамачни говорил остальным, что ей просто нужно немного времени, и это было правдой. В конце концов, она пробыла здесь не так уж долго. Не столетия, не тысячелетия.

Где-то щебетали птицы. Нипс приходил и уходил, от него пахло лимонами. Герцил был далеко, на опушке леса, что-то искал, как всегда. Большой Скип говорил о строительстве плота. И, в конце концов, пришел Пазел, нервный, неловкий и боящийся сесть. Он ничего не говорил, он был в ужасе, и она подумала, что он понимает больше, чем кто-либо из них. Но это было не главное, поэтому, когда она была готова, она коснулась его ноги, посмотрела на него снизу вверх и улыбнулась. Эй, сказала она, это всего лишь я.

Notes

[

←1

]

Цитата взята из «1984», часть 3, глава 3.

[

←2

]

Цитата взята из рассказа «Сердце-обличитель».

[

←3

]

Пять склянок — в данном случае половина седьмого утра.

[

←4

]

Страна Снов. Эдгар По.

[

←5

]

В оригинале По слегка отличается первая строчка.

В переводе:

Оригинал По: Ее тайны...

Оригинал Редика: Тайны тьмы...